Читать книгу Изменить будущее - - Страница 2

– Ты знаешь, Михаил, каратэ под запретом. А я думаю, что за бокс такой? Запрещено, да… Как и культуризм. Особым указом.

Я погрустнел. Мне казалось, что не было запрета, ведь в 1978 секции выросли, как грибы. Откуда столько инструкторов тогда появилось?

– Жаль. А самому можно? Хоть ката и связки покручу.

– Самому? – Эс Эс потёр пальцами не очень бритый подбородок. – А почему нет? Я тебе ключ дам от зала и крути своего кота. Только окна надо забелить. Давно хотел, да руки не доходят. Чтобы народ не глазел.

«Ага», – подумал я, – «Не вам хватает тренерской для оргий. Хотя… Какие там оргии? Из-под двери, что на улицу ведёт так ветер свищет, аж сугробы надувает. Колотун зимой в зале дикий».

– Забелю. Легко, – пообещал я. – Только надо с директрисой согласовать.

– Надо, – удивлённо согласился физрук. – Ты такой, разумный стал. Сильно за лето повзрослел. А ты где каратэ освоил?

– Я же за Динамо выступаю. Вот иногда вместе и тренируемся. Подглядел кое-что… Распечатки дали.

– Ну-ну. Покажешь.

– А то! Сегодня можно? У меня САМБО сегодня нет.

– На соревнование летишь?

– Лечу.

– Ну, смотри не пролети, – съюморил физрук домашнюю заготовку.

Я сморщился.

Пока мы разговаривали, пацаны натянули сетку. Играли в волейбол плохо. Кроме меня и Грека толком никто играть не умел. Да и ростом почти все мальчишки были мелкие. Я же был метр семьдесят шесть ростом и шестьдесят восемь килограмм вес.

Грек слегка прихватывал мяч, но кто его в этом возрасте осудит, зато хорошо навешивал. Я неплохо резал. У меня получалось «дожимать мяч» кистью и он попадал в площадку, а не в аут. А сегодня ещё стали «получаться» и приём, и подача. Вот мы с ним и «спарились».

– Здорово, у тебя получается кисть доворачивать, – Сказал он, качая головой. – Да и вообще ты за лето… раскабанел.

У Грека все похвалы имели какой-то уничижительный подтекст. Вообще… Это у него всё было самое лучшее, самое новое, самое фирмовое. И об этом он говорил с чувством такого превосходства и так брезгливо кривил при этом рот, что когда-то меня это сильно бесило, но не сейчас.

– Играй давай, а то заменю, – сказал я и пошёл подавать.

В команде были и девочки, естественное слабое звено. Подавай в неё, она сама убежит, или съёжится. Кроме Наташки Терновой. Это была моя соперница по спринту и вообще – прекрасная спортсменка. Я не помнил, занималась она чем-то или нет, но физкультура у неё шла отлично.

В младших классах мы с ней по физкультуре шли ноздря в ноздрю с моим небольшим превосходством. Потом окреп я и покрупнела она. Приняв женские формы, она стала отставать от мня в спринте.

Когда я бежал рядом, я специально задерживался на старте, чтобы её обогнать и посмотреть. Её грудь ей очень мешала, мешала и мне. Когда я увидел это колыхание в первый раз, я забыл бежать и что надо обогнать. А бежали на результат.

– Я перебегу, – сказал я тогда Эс Эсу, и он меня понял.

И вот я пошёл подавать на Наташку Терновую.

Один профессор химии нашего политехнического как-то научил меня подачи «сухой лист». Вернее, я у него её подсмотрел, потому что никак не мог ей принять. Она мне ещё понравилась тем, что удар по мячу проводится почти как при прямом ударе открытой рукой и мяч летит без вращения. А если летит без вращения, значит упирается в воздух и начинает вилять. Куда он вильнёт не знает никто. То есть целься в игрока, а мяч сам вильнёт в сторону.

Я специально подгадал нужную расстановку и отправлял мячи Наташке.

– Наташка, лови, – говорил я и бил по мячу.

Она правильно вставала на приём, но мяч в последний момент вилял в сторону.

В конце концов она расплакалась и ушла с площадки. Блин! Я не хотел этого! Я просто шутил. И тут я понял, что пацанские гормоны превращают меня в пубертатного идиота. Я даже «гыгыкать» стал, как все. Охренеть, подумал я, и побежал в девчачью раздевалку, но она была закрыта на щеколду.

Немного поскулив и поныв за дверью, прося прощение, я вернулся в зал, но в игру не вошёл. Как-то всё вдруг надоело. Прошёл азарт. Со мной так часто бывало.

– Посвисти-ка, – сказал физрук Греку и отдал ему стальной свисток.

Присев рядом со мной на скамейку, он спросил:

– Ты волейболом не хочешь заняться?

– Так я и занимаюсь, – удивился я, понимая, что он имеет ввиду.

– Не… Серьёзно.

– Не-е-е… Серьёзно не хочу. Не разорваться же мне? Я и так… Даже альпинизм не бросаю, хорошо, что он летом, когда времени полно. Но вот хочу дайвингом заняться, придётся завязать.

– Чем заняться? Дайвин… Чего?

– Нырянием с аквалангом.

– Водолазом, что ли, хочешь быть?

– Ну да… Это по-английски.

– Это в ДСААФ, – махнул рукой физрук. – Ты у кого планирующую подачу «слямзил»?

Я дёрнул щекой, а потом головой.

– Понятно, – сказал Эс Эс. – Там же где и каратэ…

– В Динамо подсмотрел.

– И сам разобрался?

Я снова дёрнул угол рта.

– Объяснили.

– Понятно…

В спортзал заглянула директор и окликнула физрука:

– Сергей Степанович!

Эс Эс вздрогнул и посмотрел на дверь. Он боялся директрису, как огня. «Светлана» была правильным директором и разгоняла посиделки физика, трудовика и физрука неоднократно.

– Сергей Степанович, – она всегда выговаривала отчество учителей мужчин правильно, – отдайте мне Шелеста.

Валерка Лисицын поймал летящий в него мяч и оглянулся. Оглянулись все.

– Шелест у нас сегодня нарасхват, – весело и задорно прокричала Людка Фролова.

Совсем недавно мне сообщили, что Людки не стало. Я посмотрел на Наташку Дыбу, сообщившую мне об этом и помрачнел.

– Иди, – тихо сказал физрук. – Не дрейфь. Напортачил?

Я пожал плечами и встал со скамьи.

– Мне с вещами, Светлана Яковлевна? – Спросил я громко.

– Да, пока, вроде рановато, – усмехнулась директриса. – Переоденься и ко мне. Разговор есть.

В кабинете директора сидела историчка и представительный молодой человек, комсомольской наружности. Ну как, молодой? Лет тридцати пяти.

– Вот, Павел Николаевич, это Шелест, про которого мы…

– Понятно. Кто у тебя родители? – Спросил он.

– Папа – сварщик на ТЭЦ-2, мама – преподаватель в институте. А что?

Павел Николаевич удивлённо вскинул брови.

– Ты смотри-ка… Не тушуется. Знаешь кто я? – Спросил он, неожиданно подав ко мне лицо и улыбнувшись.

– Наверное из райкома, – буркнул я.

– Партии… – добавил он. – И не страшно?

Я усмехнулся и спокойно сказал:

– А чего бояться? Что вы, не человек что-ли? Такой же, как и я…

– Шелест! – Едва не выкрикнула директриса.

Историчка отступила к столу. Павел Николаевич откинулся в кресле и засмеялся.

– А мне он нравится, – сказал он. – В резерве стоит? – Спросил секретарь райкома историчку.

– Нет, товарищ секретарь, но секретарём ячейки был.

– Почему был? – Удивился гость.

– Спортсмен я… Времени на комсомольскую работу не хватает, – за неё ответил я.

– Спортсмен-международник? Оригинально! – Он засмеялся. – Кто просветил по поводу международного положения?

– Динамовец я. Там и просветили. Мы в походы ходим по местам боевой славы – бросил я коротко. – На Даманскую заставу.

Потом поправился:

– Ходили… Раньше… Вот пограничники и рассказывали. Полковник из Москвы приезжал, из погрануправления.

– И что же вам рассказывали пограничники? – Ещё больше удивился секретарь райкома.

– То, что… Враги… Внешние. Были, есть и будут. Одни и те же на все времена. И Родину от них защищать надо постоянно, а не время от времени.

– Это кто же и когда… – Поперхнулся райкомовец и закашлялся.

Директор школы быстро налила ему воды. Он хлебнул из стакана и пару раз кашлянул.

– Это про царей говорилось. Сейчас-то да. А раньше…

Историчка порозовела и задышала громко. Павел Николаевич оглянулся на неё. Она развела руками.

– Да… Михаил… В комсорги школы пойдёшь? Потом в партию и к нам? Или по другой линии?

– По какой? – Спросил я, вроде как не понимая, о чём он. – Времени у меня в обрез. На соревнования вот улетаю через две недели. Зачем я вам такой?

– Ну да, ну да… Всё понятно. Очень приятно было с вами, Михаил, познакомиться, – вдруг перейдя на «вы» произнёс секретарь и поднялся из кресла. – Думаю, ещё увидимся. Нам тоже такие кадры нужны. Политически грамотные.

Павел Николаевич подошёл и пожал руку.

– Молодцы чекисты, – сказал он. – За нас нашу работу делают.

Я пожал плечами и вышел.

Я понял, чем буду заниматься в этой жизни, раз уж выдалось проживать её второй раз. Кем я был, тем и буду, только постараюсь не терять времени. Я слишком много его потратил на учёбу и подготовку к работе, но переворот девяносто первого года прервал мою карьеру. И все заготовки и весь мой багаж пропал всуе.

Поэтому, я решил заняться, так сказать, изучением теоретической и материальной части предмета: спорт, а именно получение высокого спортивного разряда по самбо, обучение этого тела восточным единоборствам, получить разряд по альпинизму. В той жизни я его забросил, а потом пришлось навёрстывать.

Вот со специальной подготовкой пока ещё не имелось ясности. Кружков юный разведчик-нелегал в СССР официально не существовало, но с этим я решил разобраться завтра на уроке НВП.

– Класс, равняйсь, смирно! – Скомандовал я. – Товарищ военрук, капитан второго ранга! Девятый «а» класс построен для прохождения военной подготовки.

Николай Семёнович улыбнулся, заметив моё добавление его звания, и скомандовал:

– Вольно. Разойдись. Займите свои места.

– Вольно. Разойдись. Займите свои места, – продублировал я.

Я действительно и в той жизни был выбран учениками командиром. Я не помню почему. Наверное, больше никто не хотел? Или стеснялся… Отнекивался, когда спрашивали: «Кто хочет?».

Помнится, я сразу влюбился в АК-47, как только взял его в руки. И только ради того, чтобы чаще держать его в руках, сразу согласился на «должность». Потом я занял призовое место на районных сборах по его разборке и сборке. Наверное, занял бы первое, но решил это делать с закрытыми глазами.

Была у меня такая нехорошая черта, как «зайчизм», как говорил тренер по самбо. Он часто одёргивал меня, когда я начинал «танцевать» на ковре, крича: «Не зайчись!». Ещё он называл меня «танцор», но это потом, когда я в десятом классе пошёл на бальные танцы и стал выхаживать во время схваток с прямой спиной.

Сейчас, я, наверное, не пойду в танцевальный кружок, Светланы то у меня нет, а ходили мы с ней вместе. Хотя… Танцы мне дали многое. Я смог станцевать вальс на выпускном вечере с мамой. Пойду… Да и Светлана училась в соседней школе. Можно и на танцульки к ним сходить. Но тогда я точно огребусь от её ухажёров, как чуть не случилось однажды в той жизни. Девочка яркая и умная… Да-а-а… Я снова поймал себя на том, что встал на распутье.

После урока я подошёл к Николаю Семёновичу.

– Разрешите обратиться?

– Ты, Шелест, вроде бы и не шутишь? Урок закончился, расслабься.

Он всегда боялся, что над ним будут шутить ученики.

– Захотелось приблизиться, так сказать, к реалиям службы.

Военрук вскинул на меня взгляд из-под очков. Он был ниже меня и шире в теле, но не толстый. Седые волосы, коротко постриженные, слегка торчали на месте соприкосновения с фуражкой, которую он держал в руках.

– Хочешь служить? – Спросил он с надеждой.

– Да вот, думаю. Мне нравится, когда ставятся чёткие и понятные задачи.

– Хех… – произнёс военрук. – В армии не все задачи чёткие и понятные… Что спросить хотел?

– Меня, Николай Семёнович, заинтересовали военные карты. В книжках встречаются, а что там обозначено, не ясно.

– Это в каких книжках ты встречал военные карты?

– В мемуарах.

– Ты читаешь мемуары? – Удивился военрук.

– Пока только просматриваю, – махнул рукой я. Военрук облегчённо вздохнул.

– Будем, будем проходить картографию, ориентирование на местности.

– Я занимался спортивным ориентированием до восьмого класса. Мне нравилось.

– Получалось?

– Конечно. Я даже по стрелкам часов определяюсь.

– Молодец. А я уже и забыл… Ну так, что же ты хочешь.

– Нельзя факультатив организовать? Для углубленного изучения…

– НВП? – Удивился военрук.

– Не начальной, а обычной военной подготовки. Там же и тактика и огневая, и инженерная.

– Ты достаточно начитан.

– У нас большая советская энциклопедия есть, – сказал я и скривился. – Была…

– Факультатив по военной подготовке как-то не звучит. Кто в него пойдёт? А это время…

– Но это же и деньги за внеклассную работу.

– Какие там деньги? – Рассмеялся военрук. – Слёзы. Да мне и пенсии хватает.

Я поскучнел и Николай Семёнович, увидев мою реакцию, быстро-быстро заговорил:

– Нет-нет, Миша. Если вам интересно, мы что-нибудь придумаем…

Я помолчал и выдал козырь.

– Знаю, чем привлечь пацанов. Надо ввести и специальную физическую подготовку. Ведь она же входит в военную?

– Входит, – нерешительно согласился военрук. – Только я…

– Да мы много и не будем давать. Я самбо знаю, первый взрослый, всё-таки. Кое-что из боевого самбо нам дают, для отработки показательных выступлений. От ножа, от ударов. Военный альпинизм введём. У меня почти разряд есть. Сдать надо только. Но основы я знаю. Можно в спортзале «лазалку» на стену примострячить.

Военрук стоял и нерешительно моргал.

– Ты, как-то это так… Просто у тебя получается. Что за «лазалка»?

– Да, к стене прикручиваются такие… искусственные камни, за которые можно хвататься и наступать на них. Для отработки вертикального перемещения.

– Но… Это же… Можно упасть…

– Со шведской стенки тоже можно упасть. Я знаю, как сделать съемные и страховка будет.

– Вот ты озадачил. Всё продумал, что ли?

– Даже план учебный написал, – я сунул ему в свободную руку тетрадь, и он её взял. – Вы ознакомьтесь, а я пошёл на урок.

Я убежал, думая о том, что лет через пять он и двое его учеников взорвутся прямо в кабинете НВП, очищая мину от ржавчины. Но это будет не в нашей школе.