Читать книгу Красная луна - - Страница 2

Вдоль дороги стали постепенно появляться дома. Старые, одноэтажные, с маленькими и узкими оконными рамами, металлическими листами на крышах. Каждая вторая постройка имела выбитые оконные стекла, выглядела заброшенной. Улица заканчивалась тупиком в виде сплошной, бетонной двух метровой в высоту стеной какого – то предприятия. С обеих сторон дороги, прямо друг напротив друга находились два обшарпанных, двух этажных домовладения. Они были выполнены в стиле архитектуры времён Великой Отечественной войны, но как не странно, на балконе одного из них висела бельевая верёвка. И на ней даже сохла одежда. Значит, люди тут всё еще живут. Саша стал притормаживать, так как ему нужно было повернуть налево. Никаких дорожных знаков на перекрестке не было. Обзор в обе стороны был очень плохой, а дома почти вплотную прилегали к дороге. Он стал постепенно трогаться после остановки и посматривать в основном на правую часть дороги, туда, где тот должен был уступить в случае движения там транспорта. То самое чувство, когда ты по максимуму осторожничаешь, но подсознательно всё равно готовишься к столкновению. Полицейский резко отпустил сцепление, и «восьмёрка» уже начала движение, сопровождающееся свистом передних шин. Как вдруг, раздался громкий гудок и нарастающий, приближающийся звук торможения автомобиля. Саша утопил педаль тормоза в самый пол, обернувшись налево и увидев «Газель» скорой медицинской помощи. Она, даже толком не затормозив, объехала его хэтчбек, заглохший на встречной полосе, так как полицейский в смятении случайно отпустил педаль сцепления. Ни сирены, ни проблесковых маячков, ничего:

–Тут ещё и, оказывается, правила дорожного движения не действуют. Идиоты! Мне уже просто хочется развернуться и уехать отсюда на хрен. Так это я ещё в отделе не был! – нервничая, и чуть ли не криком произнёс он, уже раз третий точно поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина завелась, и тот, пробуксовав со свистом шин передних колёс, свернул на полосу своего движения. Спустя всего лишь пару минут езды ему навстречу показался ещё один микроавтобус с красными полосами, наклейками «03», и ревущей на всю улицу сиреной. Стоило Саше проехать ещё один перекрёсток, и ему на встречу уже неслась полицейская «Нива». Окна домов вдоль дороги переливались ярко – синим цветом от проблескового маячка, который был на крыше той машины. И мчалась она, подлетая на всех лежачих полицейских. Александр подъехал к отделу полиции. Здание, покрытое краской тёмно – бирюзового цвета больше было похоже на какой – то музей Ленину. Обычный дом на несколько семей, построенный в годах так где – то 50 – х, только сейчас на окнах блестели металлические решётки, и над входом развевается флаг Российской Федерации. Все места рядом с отделом МВД были заняты автомобилями, и тот, недолго думая, загнал своё «зубило» прямо на участок земли весь заросший пожелтевшей травой и находящийся под плакучей ивой. Он обратил внимание на открывшуюся дверь отдела, откуда в очень быстром темпе вышли четверо сотрудников органов внутренних дел, экипированные в защитные шлемы и бронежилеты. Автоматическое оружие было у всех, кроме полицейского, что спешно прыгнул за руль «буханки»4. «Утро начинается!», вздохнув, Саша ещё несколько секунд провожал недовольным взглядом тот отъезжающий от парковочной площадки «УАЗ».

В свои двадцать восемь лет он имел звание старшего лейтенанта полиции и служил в должности участкового уполномоченного уже пятый год. И вся эта спешка, вечная суета, горы просроченных материалов, свинское отношение начальства настолько уже стояли комком в его горле, что при первой возможности свалить куда угодно в командировку, Саша не думал ни минуты. Внутри проходной отдела тот остановился своими чёрными туфлями на кафельной бежевой плитке перед дверью в виде металлической решётки на магнитном замке. Справа, рядом с окном, выходящим в комнату дежурной части, висел синий телефон. Участковый снял трубку и поднёс её к голове, пытаясь связаться с оперативным дежурным или с его помощником, которые в рассеянности бегали от одного угла к другому. И один и второй периодически смотрели на стоящего перед окном Сашу и держащего трубку телефона, но, делая вид «нам сейчас некогда!», продолжали заниматься своими делами: дежурный, сев на стул, что – то печатал на компьютере, а его помощник в суете выносил бронежилеты и складировал их на полу дежурной части. Сомкнув от злости свои скулы, смотря на этих двух никак не реагирующих товарищей, со словами «Да вы вообще охренели что – ли?», полицейский стал громко бить носком одного из своих туфлей по металлической решётке. Помощник дежурного, услышав грохот, уже через десять секунд стоял с другой стороны решётчатой дверцы. Этот младший сержант с детским, тупым и неуравновешенным взглядом, не большого роста, с пухлыми от переизбытка веса щеками, стал кричать как не нормальный: «Больной что – ли на голову? Ты видишь? Ты стоишь перед дежурной частью, и никто тебе не открывает. Может, потому что все заняты?».

Александр терпеть не мог выскочек, которые не исполняли или попросту делали вид исполнения своих служебных обязанностей, так ещё и при этом пытались его чему – то учить. Простоять перед закрытой дверью десять минут, потому, что кому – то принципиально трудно нажать кнопку под столом, тем более, когда с другой стороны стоит сотрудник, одетый в форму, да ещё и старше по званию.

– А я что, на статую похож? Или ты, сидя на жопе, переработался? Кнопку один раз нажать не можешь? – снова ударив в решётку ногой, крикнул ему громко в ответ Саша.

Послышался скрип деревянной двери за спиной помощника дежурного, из которой вышел мужчина не высокого роста, в рубашке светло – голубого цвета с погонами подполковника полиции. Широкоплечий, коренастый, крепкого телосложения начальник с короткой стрижкой и русой, еле видимой чёлкой над своим широким лбом, был всего на пару сантиметров пониже участкового. Тот спокойно и с улыбкой на лице спросил у старшего лейтенанта: «Вы к нам в командировку? Я так понимаю? Приехали?».

– Так точно, товарищ полковник. Временно, на место участкового, прибыл из межмуниципального отдела «Днепропетровский»» – уверенно и спокойно ответил Александр.

Начальник громко и резко крикнул: «Да открой ты дверь уже!» стоящему рядом младшему сержанту, который после её открытия, развернулся и ушёл в дежурную часть с недовольной рожей (потявкал как собака и залез к себе в будку обратно). Подполковник взял из рук полицейского командировочную документацию, и внимательно рассматривая несколько листков с оттисками светло – голубых печатей, стал бормотать себе под нос: «Токарев Александр Владимирович, ясно!». Затем он протянул ему ладонь для пожатия со словами: «Добро пожаловать в наш очень при очень скромный отдел полиции! Меня зовут Литвинов Анатолий Александрович. У нас ни следователей, ни участковых… Короче, не хватает всех и сразу. А чего опаздываем, времени уже половина десятого утра?».

Старший лейтенант в растерянности начал объясняться тому, что как только он сменился с суток, сразу бросил свои вещи в машину и отправился в путь. Короче, как отпустили там, так сюда и приехал. Но, Анатолий Александрович смотря тому в глаза, молчал. Понимая, что объяснять что – то начальству бесполезно, Саша с недовольным голосом выдавил из себя: «Виноват, товарищ полковник, исправимся, больше такого не повторится!». Участковый и начальник шли по коридору рядом с дежурной частью и разговаривали. Не смотря на то, что вокруг в жуткой суматохе бегали сотрудники в бронежилетах, а у дверей оружейной комнаты стояла очередь на получение пистолетов, Литвинов с полным спокойствием и улыбкой на лице говорил Саше о том, что в отделе им требуются ответственные люди. Тем более на должности участкового уполномоченного полиции. О том, что ему выделят на время командировки комнату в общежитии, а на первом этаже есть столовая, и готовят там отлично. Токарев всё это слушал, кивая головой, то и дело повторяя: «Аааа…, я понял…» и так далее. Но, по сути, он пропускал всё это мимо ушей. Ему уже было это не интересно. Участковый был уверенно настроен на то, что после этой командировки он, наконец – то, поставит дату в нижней части, написанного уже как пять месяцев назад, рапорта на увольнение и отнесёт его в тот кабинет, куда приходил пять лет назад, чтобы поступить на службу. И какую бы «лапшу» ему не вешал на уши этот подполковник, Токарев очень хорошо знал одно – пока ты новый человек в данной структуре, то начальство начинает интересоваться, чем ты живешь, с кем поддерживаешь дружеские отношения, большая ли у тебя семья? А когда ты не делаешь показатели для «родного отдела» в тех, иногда реально не выполнимых количествах которые требует начальник, то тебя каждое утро как последнего ублюдка поднимают на планёрке, поливают грязью, высмеивают твою личную жизнь и все твои человеческие качества. И в такие моменты ты теряешь статус человека, а становишься никем – сотрудником, который может стать самым крайним в вопросе о том, почему начальник отдела остался без премии в этом месяце.

Темперамент Токарева не давал ему спокойно нести службу и терпеть всяческие насмешки. Тяжело принимать всё близко к сердцу, когда ты по своей натуре очень ответственный человек. Литвинов подвёл разговор к своему логическому завершению: «А главное – у нас здесь тихо и спокойно, но только вот сегодня обрушилось много вызовов, такого я вообще не помню!». Саша снова вздохнул и сомкнул свои челюсти, думая о числе и месяце которые он допишет в том самом рапорте на увольнение. Даже уже язык жизненных обстоятельств: «Твою мать, всё было тихо, пока я не приехал в этот замечательный городок!», говорил ему о том, что пришло время завершать эту служебную деятельность. Не успел он войти в отдел, началось: вызов за вызовом, какое – то ЧП, не хватает сотрудников, всё печально, как всегда. Тут стали слышны чьи – то крики из помещения дежурной части: «Пошёл ты на хрен! Я туда один не сунусь… Ты умный такой? Ну, поехали на вызов со мной, раз такой умник!». Подполковник попросил участкового подождать рядом с тёмно – серой металлической дверью дежурки, и тот несколько минут стоял и слушал маты и прочие наборы нецензурных выражений. Вышел Анатолий Александрович и позвал Сашу зайти к оперативному дежурному. Как оказалось, старший участковый Евгений Минаков ругался там потому, что его отправляли одного на вызов, где по информации невменяемая женщина кидается с ножом на членов своей семьи.

Начальник отдела полиции Литвинов показал дежурному на Сашу рукой со словами: «Почему один? Вот, напарник, знакомьтесь, Александр Владимирович!». А затем подполковник сказал Токареву, чтобы тот отдал ему все командировочные документы, и что он сам лично передаст их сотрудникам кадров. Оперативный дежурный подал Александру полицейский бронежилет «Модуль»5 в чехле чёрного цвета с надписью на спине большими, печатными, белыми буквами на чёрном фоне «ПОЛИЦИЯ».

– Ну, а дубинку вы мне хотя бы выдадите? – серьёзным голосом задал вопрос Саша оперативному дежурному, посмотрев на того с удивлённым взглядом исподлобья.

– За тобой ещё ничего не закреплено, поэтому, хватай бронежилет и беги в машину! – мешая ложкой чай в кружке и даже не подняв на того глаза, спокойно, размеренно ответил оперативный дежурный.

Минаков Евгений, который уже был в точно таком же бронежилете, сел на водительское сиденье своей трёх дверной «Нивы» и из под солнцезащитного козырька достал пачку сигарет, закурив одну из них. Саша, стоя рядом с пассажиркой дверью машины, быстро накинул на себя средство индивидуальной защиты, отрегулировав ремень и правую плечевую лямку. Когда он сел на пассажирское сиденье, Минаков посмотрел на него и резко поинтересовался: «Как тебя хоть зовут? А то мне эти два петуха из дежурной части всю голову забили, даже не услышал твоего имени».

Александр назвал свою фамилию и имя, протянув ему правую ладонь для рукопожатия.

– Женя! Добро пожаловать в отдел мечты! Тут, настолько мало людей… Ну, я имею ввиду сотрудников, что некоторых наказывают выговорами в день по два раза. А тебе пистолет хоть дежурный выдал? – рассказывал Минаков, пока не задал Токареву вопрос.

– Нет, кроме броника вообще ничего не дали. Да и на самом деле смысл? Ремнём штаны оттягивать? Оружие если даже и ты по нашему закону применишь, то если не дай Бог, преступник жив останется, то ты ему ещё и платить будешь до конца своих дней за то, что прострелил ему какую – ни будь почку и тот остался инвалидом. Только потом станет вопрос – а чем платить то? Со службы после такого случая сразу уволят. Пистолет – это так, для красоты, положено с ним ходить и делать серьёзный вид. Всё на этом! – закончил свой диалог Саша и замолчал на несколько минут.

– Нас и так люди ненавидят, а если ещё и стрелять разрешат, то, я думаю, потом они в нас стрелять станут. А чего ты так говоришь, есть печальный опыт? – с моментально возникшим интересом после услышанного, спросил Минаков.

– Полтора года назад прихожу на планёрку… Всё начальство, ну и все остальные в парадных кителях. Объявляют, что вчера на вызове погиб сотрудник – мой коллега по службе и очень хороший знакомый. Он оперуполномоченным был. Там ситуация такая вышла: поступило сообщение в дежурную часть о том, что мужик с ружьём в руках угрожает физической расправой своей жене. Приехала следственно – оперативная группа, заходят сотрудники в дом, а тот на диване сидит пьяный, на его коленях двустволка, горизонталка лежит. Полицейские сразу руки на кобуры с пистолетами положили, и кричат ему, чтобы оружие на пол бросил. А мужик стал им говорить, что ничего бросать не будет, мол, только с охоты приехал. Выпил дома сто грамм. И сейчас собирался оружие в сейф после чистки положить, а сотрудники полиции ему препятствуют. Да и кто вообще их впустил в частный дом, принадлежащий ему на всех правах. Сказал им, что не желает, чтобы те находились на территории его собственности. Тут ещё и ситуация такая… Супруга… Его жена, она то закрылась в туалете и к следственно – оперативной группе вышла только потом. И от неё же стало известно только позже, что на самом деле тот дядя ей и не угрожал ружьём, из сейфа достал и просто с ним сидел пьяный. Но, жена решила сотрудников поторопить, придумав, что её бедную тут сейчас завалят. Сам понимаешь, у нас в стране за заведомо ложный донос в телефонном формате никакой ответственности не предусмотрено. Она же после случившегося потом плакала и всё это сотрудникам полиции рассказывала – Токарев размахнул ладонью правой руки сигаретный дым перед своим лицом и продолжил:

– Так вот. Дядя с ружьём вроде как пошёл на контакт, согласился на переговоры и тот опер сказал ему, что они вдвоём дойдут до сейфа в соседней комнате, он положит двустволку в сейф и все спокойно сядут на кухне, разбираясь в ситуации. Мой знакомый сотрудник и этот мужик пошли в комнату с сейфом и через пару секунд раздался выстрел. Очень громкий и глухой хлопок. Никто вообще понятия не имел, как такое могло произойти. Когда оперуполномоченный остался с тем мужчиной вдвоём, то тот резко развернулся и выстрелил ему прямо в лицо из дуплета. Жена того мужика сразу после выстрела выбежала из туалета и ломанулась в помещение, где всё произошло. Вслед за ней мгновенно бросился один из сотрудников группы. А что самое интересное, тот ублюдок убил полицейского, бросил двустволку на пол, поднял руки над собой и последние его слова, которые услышали жена и сотрудник были такие: «Да сдаюсь я, сдаюсь!». В тот момент он улыбался. Правда та улыбка на его лице исчезла после следующего выстрела. Сотрудник следственно оперативной группы, увидев тело опера на полу, недолго думая, выстрелил из пистолета Макарова тому ублюдку прямо в живот. Тот товарищ с простреленным пузом очень долго мучился, согнувшись, лёжа на полу в собственной растекающейся луже крови. Никто из стоящих там полицейских даже не пытался помочь ему и остановить кровотечение. Они просто смотрели как тот мужчина отходит в мир иной и кричит на них матами. Затем нецензурной бранью, истерически, со слезами на глазах на них стала кричать жена того стрелка, когда уже скорая забирала его труп, положив на носилки…

Евгений резко закашлял так неприятно, как будто у него несколько лет не проходит туберкулёз, и перебил участкового: «Ситуация конечно… жуткая, тут сказать нечего. Но, а с тем сотрудником, который стрелял из пистолета, что стало?».

– Так вот, слушай дальше. Жена того стрелка написала после того происшествия во все возможные инстанции, наняла адвоката, который неоднократно выигрывал резонансные дела в судах. И всё это длилось месяцев шесть точно. Ситуация была неоднозначная. В итоге всё закончилось так: одного похоронили в закрытом гробу, потому что после выстрела в лицо из двух стволов двенадцатого калибра от его головы остались фрагменты черепа и рваная, перекошенная, нижняя челюсть. Ни мозгов, ни носа, ни глаз – всё осталось в той комнате на потолке и стенах. Второй полицейский сейчас сидит в тюрьме, после долгих судебных процессов. А суд пришёл к выводу, что нужно было произвести задержание без применения огнестрельного оружия, но, ни в коем случае, не выстрел на поражение. Поэтому, тут мало того, что людей научили нас ненавидеть, так и ещё закон работает не в нашу пользу. Вот так! А вот теперь и задумайся! Если случится какая –ни будь чрезвычайная ситуация в стране, по какой строгости нас потом будут судить теми законами, которые мы защищаем? Когда свои жизни будем пытаться сохранить? – завершил повествование Токарев и посмотрел с таким пронзительным, суровым взглядом на Женю, что тому стало даже не по себе.

– Это жесть, конечно! Чем дальше в этой структуре работаешь, тем страшней становится, – сказал Минаков, сделал затяжку и опустил ещё ниже стекло водительской двери, выкинув окурок.

– Ты вот рассказал мне сейчас эту историю, и у меня прямо перед глазами теперь стоит мрачное помещение, на полу которого лежит тело в полицейской форме и голова накрыта белой, пропитанной багровыми пятнами тряпкой. Это страшно! – и Евгений резко перевёл тему, взяв в руку мобильный телефон: «Что – то из дежурной части не звонят, сейчас сам наберу. Нужно узнать, нет ли по данному адресу оружия. А то окажется, что у этой дамы, есть какой – ни будь брательник, который ружьё по этому адресу хранит. Я так всегда делал, имею ввиду, всю информацию значимую собираю. Не от того, что твоих страшилок наслушался!».

Минаков стал набирать на старом, кнопочном, служебном телефоне номер дежурной части. После не продолжительного разговора с дежурным, Женя положил телефон в нагрудный карман и, посмотрев на Сашу, произнёс: «Охотников и владельцев прочих пушек по данному адресу не проживает, женщина, лет тридцати пяти, вдова, живёт с матерью пенсионного возраста и малолетней дочерью. Но, тут странно знаешь что? Эта девушка тоже работает на ветеринарной станции. Сегодня ещё до этого был вызов, похожий. О том, что мужик с ума сошел, на всех кидается и даже кусает! Вызвали полицию, чтоб сопроводить в больницу. Так тот мужчина невменяемый тоже врачом на ветстанции работает!».

– Сегодня, я так понимаю, вызов за вызовом, поэтому скорей всего так совпало, город тем более маленький, – не придав этому абсолютно никакого значения, с уверенностью ответил старший лейтенант Минакову.

– Да у нас максимум… МАКСИМУМ! Это один вызов в день бывает. И то, это чаще всего, какой ни будь старый дед забыл в магазине свой кошелёк. И мы к месту ещё приехать не успеваем, как в дежурную часть звонят люди и говорят о том, что нашли уже его портмоне. «Приезжайте и забирайте ребята»! А сегодня все взбесились просто. Странное совпадение с этой ветстанцией. Ладно, мы почти уже приехали, – закончил свои догадки Минаков, достав с заднего сиденья чёрный планшет, набитый пустыми бланками с объяснениями.

С левой стороны от асфальтированной дороги показался спуск, ведущий на грунтовку, состоящую из грязи и частично встречающейся щебёнки. Перед полицейскими был двух этажный старинный дом из кирпича красно – коричневого цвета времён социалистической революции. Во дворе не было ни одной машины, повсюду виднелись натыканные постройки из шифера и досок, беседка из дерева с обшарпанной краской и рядом с ней старая, металлическая, советская колонка, с которой подтекала вода и создавала огромную, блестящую лужу между сараями. Солнце зашло за тёмно – серые тучи. На фоне такого неба деревья с пожелтевшими листьями выглядели неестественно красиво. Минаков взял на заднем сиденье «ПР-73М»6 и передал его Саше. Выйдя из полицейского внедорожника, участковые быстро побежали в сторону подъезда. Рядом с входной дверью, стеклянное окошко которой было полностью залеплено разноцветными бумажными объявлениями, стояли две молодые девушки. Они накинули свои куртки прямо поверх коротких, домашних халатов, и по – видимому, дожидались сотрудников МВД. Когда Минаков и Токарев приблизились к ним, то одна из них резко заговорила: «Здравствуйте! Вы только Оксану не наказывайте, пожалуйста, она уже успокоилась!».

Вторая девушка моментально перебила рядом стоящую и произнесла: «Она спокойная, хорошая женщина, ну, с кем не бывает?».

Минаков и Токарев культурно поздоровались с ними и настойчиво в быстром темпе стали подниматься по бетонной лестнице на второй этаж дома. Дверь в квартиру № 8 была немного приоткрыта. В прихожей их встретила женщина пенсионного возраста, которая и была матерью той самой Оксаны. На руках та держала маленькую девочку лет пяти – шести на вид, которая крепко обнимала мягкую игрушку – оранжевого плюшевого медведя, в лапах которого была большая и красивая ромашка. Ребёнок был напуган, и правильней даже было сказать – что в медведя она вцепилась от страха. Мать Оксаны сказала сотрудникам, что всё уже хорошо, а её дочь сидит на кухне. Пожилая женщина стала извиняться перед участковыми из-за этого вызова. Александр подошёл к дверному проёму, ведущему на кухню, где увидел и саму Оксану. Девушка была одета в спортивном стиле: светло – синие трико с белыми полосками обтягивали её стройные бёдра, а выше виднелся серый, короткий топик. Она сидела за столом, наклонив голову, смотрела на чашку, что стояла перед ней и не шевелилась даже. Её мать начала им рассказывать о том, что Оксана вернулась с работы уже ближе к часу ночи. Задержалась она конкретно, а такое бывало очень редко. Причём, её постоянно домой возил сам директор ветеринарной станции. Когда дочь вошла на порог квартиры, то её мать обратила внимание на то, что правая рука была измазана кровью. Она была вся мокрая от пота и трусилась. Оксана быстро влетела на кухню, начала греметь шкафами, какими – то упаковками с ампулами и лекарствами. А затем забежала в туалет, где и закрылась.

Когда её мать вошла на кухню, то она обнаружила следующее: на кухонном столе валялась куча пластин разных таблеток, выброшенных из аптечки, в мусорном ведре были использованные шприцы и открытые ампулы от каких – то лекарств. Пожилая женщина взяла градусник со стола, которым дочь мерила свою температуру. На нём столбик ртути почти достиг отметки «40».

– Оксан, да у тебя под 40 температура! Я стала ей говорить о том, что сейчас вызову скорую помощь, ушла в прихожую за своим мобильным телефоном. Взяла его в руку, разворачиваюсь, а она стоит передо мной, вся мокрая, с кухонным ножом в руках и кричит какую – ту ерунду: «Что я ничего не понимаю, что прошло уже много времени!», в итоге вырвала мой мобильный телефон из рук. Что она имела в виду? Стала опять орать о том, что нужно вызвать такси и ехать обратно на работу… Я так от неё и не добилась, внучку напугала, села за стол на кухне и сидит вот в такой позе уже час. Я девочку на руки схватила и побежала к соседке. Только от неё смогла на «102» позвонить» – испуганно, в смятении и дрожащим голосом рассказывала мать Оксаны.

– Женщина, подождите, не так быстро, мне нужно сейчас отобрать от вас объяснение! – вставил своё предложение резко Минаков, доставая из офицерского планшета чёрного цвета пустой       бланк объяснения.

Саша стоял в дверном проёме, ведущем на кухню, и смотрел на Оксану. Она продолжала сидеть точно в таком же положении, с опущенной вниз головой. Вдруг Александр подпрыгнул на месте, когда та громко и не естественно стала кашлять. Через минуту её вырвало на стол рвотой, которая была перемешана с кровавыми сгустками.

– Тут что – то не то! Вызывай скорую быстрей, она вообще никакая, может таблеток наелась? – закричал Токарев, глядя на Минакова, который достал служебный телефон и стал вызывать скорую помощь.

Но, Оксану продолжало рвать прямо на стол, её лицо стало ещё бледней. Саша, подойдя сзади, взялся руками за её плечи и попросил потихоньку вставать. Девушка еле поднялась, так как её жутко лихорадило. Она бормотала себе под нос одно и тоже: «Вы не понимаете, нет, не понимаете». Александр, придерживая Оксану за локти и стоя у неё за спиной, помог той выйти в прихожую. Маленькая девочка, увидев свою маму, стала громко плакать. Минаков, держа телефон в своей правой руке, сказал всем присутствующим, что скорая будет через пару минут. Им повезло, машина как раз едет с заправки. Оксана с трудом засунула ноги в женские ярко – бежевые босоножки и вышла на улицу вместе с участковыми. Около входа уже стоял медицинский УАЗ «буханка». Две девушки в куртках и домашних халатах продолжающие стоять около подъезда, замолчали и внимательно наблюдали за происходящим. Женщина – фельдшер помогла девушке с жутко болезненным видом сесть в машину скорой медицинской помощи. Саша со словом: «Чёрт!», отбежал от автомобиля и вернулся в квартиру № 8, забрав с комода в прихожей свою резиновую дубинку. Он спешно объяснил матери Оксаны, что её дочь сейчас уже повезут в больницу и поспешил на улицу. Став своей правой туфлей на металлический порог микроавтобуса, тот кинул взгляд на Минакова: «А мы зачем с ними вместе поедем? На чём потом добираться до твоей «Нивы»?». А Женя, ехидно улыбнувшись и наклонившись к Саше, прошептал: «Да, в больнице пока потрёмся! Чем раньше приедем с вызова, тем быстрей на новый нас отправят. Ещё, бензин выкатывать! Его и так не выдают толком. Садись! Я тебя научу работать «старшим» участковым!». Буханка белого цвета с красными крестами двинулась с места и направилась в сторону городской больницы. Сзади в машине находились Токарев, Минаков, Оксана и фельдшер. Девушка сидела на носилках, облокотившись на один из медицинских шкафчиков. Медработник стала проверять глаза Оксаны, оттянув её нижнее левое веко одним из своих пальцев. Глаза той просто были налиты кровавым цветом. Сотрудница скорой стала спешно открывать большой пластиковый чемодан, после чего набрала в шприц жидкость из ампулы, помазала вены спиртовым раствором на сгибе левой руки бедолаги, и попросила её быстро сжимать и разжимать кулак руки. Но, та сидела с закрытыми глазами и никак вообще не реагировала: «Господи! Откуда у тебя такие раны глубокие на правой руке? Кто же тебя покусал всю?».

Токарев, положив дубинку позади себя и опустив голову вниз, прикрыл обеими ладонями своё лицо. У него безумно сильно болела голова. В левую височную часть будто воткнули раскалённую иглу. Раздался пронзительный женский крик. Саша моментально подхватился, увидев, как Оксана вцепилась своими зубами в шею фельдшеру. Минаков схватил ту за руки, пытаясь оттянуть от сотрудницы скорой помощи. Он быстро оттолкнул девушку, но в стиснутых зубах Оксаны остался зажатым рваный кусок плоти, который она откусила от шеи медработника. Машина скорой резко подпрыгнула на неровности, и Минаков, потеряв равновесие, вместе с сошедшей с ума дамочкой упал на сложенные носилки. У женщины – фельдшера разорванные куски кожи висели почти до правого плеча. И та, схватив себя ладонью за место, откуда красным фонтаном брызгала кровь во все стороны, упала головой к боковой двери машины, издавая громкие хрипы. Александр подхватился, чтобы помочь Минакову, но «УАЗ» резко затормозил, после чего Токарев упал, ударившись затылком о заднюю дверь. Встав на ноги, он оцепенел, наблюдая как сумасшедшая девушка выдрала своими зубами целый кусок мяса из руки Евгения. Ниже правого запястья того находилась огромная, рваная рана, из которой наружу торчали брызгающие алой жидкостью вены, а от ладони и до пола салона тянулись багровые струи, образующие под ногами старшего участкового растекающееся пятно такого же цвета. Саша схватил Оксану за волосы обеими руками и потянул на себя. Но сам он упал и оказался уже лежащим спиной на полу. Та же в этот момент времени уже находилась поверх него, вцепившись зубами в середину чехла бронежилета. Полицейский, схватив Оксану обеими руками за горло, с трудом отодвинул её голову от себя. Быстро убрав свою правую руку с шеи девушки, тот схватил резиновую палку и нанёс один очень сильный удар в верхнюю часть черепа. Но, Оксана продолжала извиваться как змея и пытаться вцепиться в Токарева своими челюстями.

Лицо было жутко бледным, как у покойника. А её мимику будто перекосило, огромные чёрные синяки под глазами, подбородок же весь был измазан алыми разводами. Он стал один за другим наносить удары резиновой палкой, попав несколько раз в область глазницы. Левый глаз девушки лопнул и стал стекать по щеке, но даже это не остановило Оксану. Токареву всё – таки удалось её скинуть с себя при очередном торможении автомобиля, и он подбежал к Минакову. Расстегнув кобуру на его ремне, тот вытащил пистолет Макарова7, а машина снова резко затормозила. Пошатнувшись, участковый присел на левое колено, взяв на прицел встающую Оксану. Он произвёл выстрел в правую ногу, но та, немного дёрнулась и всё равно побежала в его сторону. Водитель скорой медицинской помощи покинул своё водительское место и подбежал к задним дверям. Внутри машины раздался глухой хлопок. Мужчина в замешательстве несколько секунд не решался открывать двери после услышанных им выстрелов, криков и прочих звуков борьбы. Он схватился за обе ручки дверок, открыв их, быстро отскочил назад. Перед его ногами на асфальтированную площадку из микроавтобуса вывалилась Оксана, и в центре её лба было видно входное отверстие от пули. На одной из задних дверей с внутренней стороны растекались брызги крови. Из дула пистолета, что находился в руках у Александра, тонкой струйкой тянулся дым к потолку салона: «Надеюсь, теперь она мертва!». Позади Токарева на полу лежало тело фельдшера, а справа на сложенных носилках находился Минаков, тоже без каких – либо признаков жизни. Только его правая нога периодически дёргалась.

Водитель – мужчина в возрасте просто потерял дар речи. Молчал и смотрел на тело девушки. Саша поставил пистолет на предохранитель и поместил его теперь уже в свою кобуру, которая до этого была пустой. Пристав в полный рост, участковый подошёл к открытым задним дверям скорой помощи и его взгляд не отрывался от простреленной головы Оксаны, пока он не услышал голос водителя: «Сынок… ты как?». Крикнув: «Чёрт!», он развернулся и подбежал к Минакову, что лежал на сложенных носилках. Полицейский осмотрел одну из его конечностей, с которой на пол до сих пор стекала кровь из разорванной раны. Токарев развернул левую, не повреждённую руку напарника, и положил свои два пальца на запястье, в место, где проходила лучевая артерия. Пульс его еле ощущался, а удары были не очень ритмичными. Понимая, что тот ещё жив, участковый подбежал к лежащей женщине фельдшеру. Но, наступив туфлей в тёмно – красную лужу, что продолжала вытекать из её шеи, тот понял, признаков жизни сотрудник скорой помощи больше не подаёт. После чего он вернулся к задним дверям машины.

– Да никак… пришлось пустить ей в голову пулю, она загрызла насмерть, скорей всего, вашу медработницу, но напарник вроде жив ещё. Что с ней случилось? – говорил ему Токарев, спрыгивая из машины, и обратив свой взгляд на правую руку покойной, где ниже её локтевого сгиба имелись следы от укусов.

Увидев бегущих к машине медсестёр, тот заорал: «Тут один живой ещё, он крови много потерял! А вторая, не знаю, жива она или нет!». По своим формам укусы были похожи на те, что остаются после собаки. Пока Александр внимательно осматривал повреждения на правой руке Оксаны, краем уха он услышал за своей спиной разговор водилы и одной из медсестёр, которые с криками: «О Боже!», подбежали к «Уазику».

– Девчат… да она еле на ногах стояла, даже сама в машину не могла залезть, ну и как… как смогла напасть на кого – то?

– Главное, спокойно себя вести, не задавать человеку лишних вопросов, мы сейчас уже звоним в полицию… – шепотом объясняла водителю одна из медсестёр и тут её моментально перебил Саша: «Полиция уже тут. Зачем ещё раз звонить в полицию? Я сейчас буду делать звонок в следственный комитет, потому, что мои полномочия на этом закончились. К машине никого вообще не пускайте, мне с лица кровь смыть надо, где у вас тут вода?».

Та, кого он перебил, повела его за собой через приёмное отделение. И выглядела медсестра очень напуганной. Токарев попросил у неё обезболивающее, так как височная часть с левой стороны продолжала жутко болеть. Медсестра оставила Александра в приёмном отделении на проходной и попросила пару минут подождать. Затем вернулась вместе с доктором, которая ничего не спрашивала и сказала идти за ней. Они оказались в каком – то помещении больше похожем на подсобную комнату. Женщина попросила участкового присесть на стул, и с её слов стало понятно, что та ушла за обезболивающими. Странно было то, что доктор даже не спросила у него о том, ранен он или нет? И когда она снова вернулась, то в одной из рук был стакан с водой, а в другой согнутой на половину ладони находилась горсть разных таблеток. Токарев закинул эту горсть себе в рот, запив быстро целым стаканом воды. Сказав: «Спасибо!», тот резко встал со стула и настойчиво пошёл в сторону двери. Доктор стала в дверном проёме и сказала, чтобы полицейский посидел и пока подождал, ведь его нужно было ещё осмотреть, добавив пару предложений касательно того, что волноваться не стоит: «Там наши девчонки из больницы рядом с машиной скорой остались, никого не подпустят, а вас осмотреть нужно». Женщина в белом халате как – то странно и спешно покинула это помещение, а за хлопком деревянной двери послышались тихие щелчки. Токарев не придал этому никакого значения, так как осматривал внимательно комнату и глазами искал рукомойник. Но только его здесь не было. В правом дальнем углу от двери находилась кушетка, обшивка которой была сильно рваная, и наружу торчали жёлтые куски поролона. Почти в каждом углу имелись пустые, мятые коробки от разных лекарств, старые, громоздкие мониторы от компьютеров, металлические подставки и медицинская аппаратура. Это была кладовая.

Александр с криком: «Я же объяснил им, что мне умыться нужно, я весь измазан чужой кровью!», пошёл в сторону двери. Но та была закрыта снаружи. Немного занервничав, участковый стал стучать кулаком по ней. Мало того, что его просто на просто заперли тут, так Саша ещё и стал ощущать слабость в ногах. Достав свой смартфон из кармана, тот стал искать номер дежурной части в телефонной книге, чтобы его соединили со следственным комитетом. Зрение не получалось сфокусировать, надписи и цифры на дисплее стали расплываться всё сильней и сильней. Онемевшие кончики пальцев рук, ватные ноги, он с трудом дошёл до кушетки и присел на неё: «Чёрт… это всё на нервной почве, надо же попасть в такую ужасную ситуацию? Ещё видно и переутомление после долгой дороги». Сам не понимая, каким образом, полицейский уже лежал своим правым боком на кушетке. Правая его нога продолжала касаться пола, но поднять её он не мог, так как уже не чувствовал. Веки стали такими тяжёлыми и ему казалось, что если он их опустит ещё раз, то потеряет сознание. Саша попытался на несколько секунд закрыть глаза. Но когда их открыл, то увидел яркое солнце, пробивающееся своими лучами сквозь лобовое стекло автомобиля. Повернув голову направо, перед его глазами стали пролетать бесконечные полевые пейзажи: поля с растущими на них ярко – жёлтыми подсолнухами чередовались с полями светло – зелёного цвета. Ярко – салатовый плюшевый зайчик болтался в салоне на зеркале заднего вида. Около двух лет назад такой брелок был самой модной игрушкой у детей. Все маленькие мальчики и девочки вешали их на свои портфели и сумки. И эти плюшевые комки с огромными ушками во весь рост и еле видными маленькими глазками чёрного цвета сметали целыми коробами с прилавков.

Оля – жена Токарева работала профессиональным фотографом. И на многих семейных фотосессиях, где она фотографировала детей, видела, как детям нравится, когда в кадр попадают их «зайчики». Однажды, в один из осенних вечеров во время просмотра фильма, Ольга принесла свой ноутбук, и, положив его на колени, стала показывать мужу фотографии, где дети позировали со своими любимыми игрушками. Она сказала, что это очень милая игрушка, и что в детстве у неё таких не было. Детство Оли на самом деле было ужасным: вся юность в глухой деревне, междоусобицы матери и свекрови, а от первой к тому же и не было никакого внимания к маленькой девочке вовсе, так как дочь родилась не в подходящий момент у молодой мамы. Выпивающий отец, запои которого заканчивались неоднократными попытками суицида, безмозглые одноклассники, которые с первого и по одиннадцатый классы возненавидели девчонку, потому что интересы других школьниц не сходились с интересами Ольги и чаще всего разногласия заканчивались настоящей девичьей дракой на кулаках за какой – ни будь школьной курилкой. И та почти всегда проигрывала, так как была миниатюрной, хрупкой и вежливой по сравнению с кобылами, которым она дышала в грудь. Для тех девчонок, кто трахался в пятнадцати летнем возрасте на блат хатах с ровесниками своих отцов было не нормально просто хорошо или хотя бы как – то поддерживать общение со школьницей, которая копит деньги, полученные от бабушек, на автобусные билеты для того, чтобы хотя бы раз в неделю доехать до города и какой – то час побыть на кружке рисования. Скорей всего, где – то в глубине души, она пыталась и не вспоминать прошлое, а создать новые воспоминания о своём детстве и верить в то, что так и было на самом деле. Саша всегда прекрасно понимал насколько это было важно для неё, для её настроения, для её чувств, с которыми она каждое утро просыпалась в обнимку с ним. Поэтому тот очень часто устраивал ей сюрпризы, море подарков в виде красивых шкатулок для украшений и плюшевых игрушек. Всё для того, чтобы увидеть ту самую искреннюю улыбку на лице самой при самой счастливой девушки на всей этой планете. Иногда Токарев просыпался на пол часа раньше, и лёжа рядом с Олей, смотрел на её спящее лицо.

Как – то она сильно заболела гриппом и слегла с зашкаливающей температурой. Саша взял отгул, так как в таком тяжёлом состоянии он не мог оставить одну свою супругу. Оля выпила жаропонижающие лекарства с антибиотиками и уснула во время просмотра своего любимого сериала. Тот закрыл квартиру на ключ и бегом направился в магазин с цветами и мягкими игрушками, что был внутри городского универмага. Погода на улице в тот момент выглядела так: не то, что сильный, а действительно не на шутку ураганный ветер, и нескончаемый ливень. Полицейский забыл взять зонт, но возвращаться не стал. Он всё – таки купил того салатового плюшевого зайчика, от которого тащилась любимая жена. Когда тот вернулся в их квартиру, то по всей прихожей за ним тянулись мокрые отпечатки от его ног. Вода с волос капала так интенсивно, будто он только что вышел из душа. Переодевшись в сухую одежду, Александр лёг рядом с Олей на диван, а игрушку положил ей аккуратно под левую руку. Он весь промок и промёрз до костей. Почувствовав лёгкий озноб, Саша на пару секунд закрыл глаза, и тут послышался красивый женский голос: «Не спи!». Токарев открыл глаза, и солнце снова продолжало пробиваться своими лучами сквозь лобовое стекло машины. Плюшевый зайчик всё также болтался в салоне на зеркале заднего вида. Слева от него за рулём сидела Ольга и вела автомобиль. Эта девушка была великолепна: тёмные как ночь, короткие волосы, с красивой чёлкой, зачёсанной на правую сторону; ярко – зелёные глаза; длинные, чёрные ресницы; красивый и острый нос; аккуратные, маленькие губы с оттенком любимой помады кораллового цвета и та самая неповторимая улыбка на её лице. На мочке правого уха блестели золотые серёжки с разноцветными камнями. Взгляд Оли, улыбка – она счастлива как никогда. Салатовый, спортивный топик, который по длине не доходил даже до её пупка, тёмно – бирюзовые, обтягивающие шорты. На стройных, худых коленях супруги сидел трёх месячный щенок немецкой овчарки.

– Тебе Берта на коленях не мешается? Хочешь, я её к себе заберу?

– Нет Саш, не надо… она уснула.

Оля посмотрела на мужа и на пару секунд отвлеклась от дороги. Он улыбнулся, глядя в её ярко – зелёные глаза и услышал громкий сигнал грузовой машины. Тот мгновенно повернул голову на длинномер, который ехал по своей полосе им на встречу. На ровне с ним неслась и чёрная «БМВ», пытаясь до последнего обогнать грузовик и летела прямо на Сашу и Ольгу. Когда он закричал: «НА ОБОЧИНУ!», то расстояние между ними и той «бэхой» было уже не больше трёх – четырёх метров. У каждого в жизни были такие моменты, когда ты теряешься где – то между сном и реальностью. Это скорей всего происходит за счёт того, что сам сон кажется настолько сильной явью, что открыв глаза, ты долго ещё не можешь прийти в себя. В подсознании Токарева часто детально воссоздавалась та ситуация с аварией, мучая его чаще всего двумя концовками: либо это так, как было в действительности. Либо это так, как хотелось ему. Третьего не дано. А его психика говорила о том, что переживая ту аварию снова и снова, он всё глубже и глубже рыл себе яму из которой было психологически уже очень трудно вылезти. Полицейский застыл в прошлом, в той самой глубокой яме, отгородившись от окружающего мира и сидя в которой, постоянно пытался придумывать всякие действия. Которые, по его мнению, могли повлиять на исход произошедшего. На итог уже случившейся ситуации. В действительности Саша не видел ту машину, которая вылетела им на встречу, из – за которой и произошла авария. Он не кричал Оле о том, чтобы та съезжала на обочину. А последнее, что помнил полицейский – то, как она, улыбаясь, посмотрела ему в глаза. То действие Ольги продлилось не больше секунды. И не известно, сыграла ли какую – либо роль та одна и единственная секунда.

Уже прошло два года с того трагического происшествия, и каждое утро он просыпался и винил в этом себя. Каждую ночь Токарев пытался уснуть и при этом также продолжал винить в этом только одного себя. Винил себя в том, что не сел за руль потому, что не спал целые сутки после смены и сильно клевал носом в дороге; винил себя в том, что не нужно было им тогда спешить домой, а следовало выехать позже; винил себя в том, что не забрал щенка с её коленей, тот винил себя во всём. Есть вещи, которые никак от нас не зависят и в своё время Саша допустил ужасную ошибку – загнал себя морально в так называемый «тёмный угол» своим же чувством вины. Родные, друзья, знакомые, говорили ему только о том, что если бы Оля была жива, то она хотела бы только одного – чтобы Токарев был счастлив и прожил эту жизнь счастливым, потому что очень сильно его любила. На целый год парень замкнулся в себе, и случилось это сразу после похорон жены. Каждый день он приходил на работу, которую ненавидел и каждый день уходил с неё самым последним, потому что, как он думал, идти уже было некуда. Там, в квартире, всё напоминало об Ольге, но только её самой в этом мире больше не существовало.

Переступив порог родного дома, тот скидывал форму участкового как зря на стул, ставил чайник на газовую конфорку и просто сидел в зале перед телевизором. Который уже несколько месяцев не включался. Пока чайник закипал, Саша опрокидывал полулитровую бутылку коньяка или портвейна примерно за 10 – 15 минут. Как – то раз он заливался алкоголем сидя перед огромным плазменным экраном и открыв глаза, за своим сидящим на диване отражением, тот увидел, что сзади него кто – то лежит. Полицейский действительно увидел очертание лежащей человеческой фигуры прямо за его спиной. Саша подпрыгнул, и его аж зазнобило от страха, понятное дело, что когда тот обернулся, диван был пустым. Спал он всю неделю с открытыми глазами, а точнее и вовсе не спал, когда после того случая сидя на кухне, услышал как за стеной где – то в зале послышался отчётливый, тихий и спокойный голос Оли: «Иди ко мне…».

Токарев начинал сходить с ума, плюс алкоголь в больших количествах вперемешку с антидепрессантами каждую его ночь превращал в ад: он просыпался в холодном поту очень часто, а перед его глазами ещё долго стояли обезображенные до ужаса чьи – то лица, мелькающие в темноте замкнутых помещений. Олю похоронили в закрытом гробу, пока Саша лежал в больнице с полученными травмами. За пару недель беспрерывного употребления алкоголя дошло до того, что полицейский мог буквально подскочить ночью с кровати и бежать к ближайшему выключателю, чтобы включить свет. Он просыпался от того, что чувствовал как рядом кто – то лежит, а самое интересное, участковый часто стал слышать чьё – то дыхание. И ни одна вещь в комнатах не сдвинулась за несколько месяцев: системный блок компьютера также стоял под столом в разобранном состоянии; за дверью в зале стояли пакеты с вещами, которые также не разбирались; завернутые в полиэтиленовый материал их совместные с покойной супругой картины как стояли в углу, так и продолжали пылиться там дальше. Единственное, что менялось в квартире, так это количество пустых бутылок из – под коньяка. И в мусорном ведре их становилось всё больше и больше. Он каждый вечер сидел с бутылкой спиртного и держал их совместную с Олей фотографию со свадьбы. И пил.

Саша слегка приоткрыл левый глаз и увидел одну из своих ладоней, которой стал пытаться шевелить. Но она была будто онемевшая. Губы пересохли, и очень сильно хотелось пить. Самочувствие у Токарева было такое, будто тот пытался встать с кровати после долгого запоя. Полицейский стал собираться с мыслями, но не мог понять одного: «Почему их с Олей диван стоит в другом углу? И что это вообще за комната такая?». Спустя минуты три участковый включился в действительность после очередного сна с фрагментами тяжелых для него воспоминаний. А он лежит сейчас также в той самом подсобном помещении больницы. Саша попытался резко встать на ноги, но почувствовав сильное головокружение, плюхнулся с грохотом на кушетку обратно. Он не был дураком, и знал, что находился в отключке после того, как женщина – доктор дала ему целую горсть разных таблеток: «Идиоты, они мне не верят. Думают, видно, это я всех пристрелил в той машине скорой помощи. Ну да, кто поверит, что одна маленькая хрупкая девушка пыталась загрызть двух человек? Причем, у меня на глазах». В данной ситуации Александр сам понимал, что эта версия подходит для окружающих больше всего, нежели женщина – людоед. В его голове забурлили мысли о том, что теперь писать в рапорте о происшествии, но чёрт подери, если бы не выстрелил, то уже бы лежал в той машине скорой вместе с теми двумя. Высохшими губами тот быстро произнёс: «Точно, следственный комитет!». Смартфон Александра был полностью разряжен, поэтому сделать звонок в другой следственный орган не получилось. Он быстро посмотрел на циферблат своих часов хронографов и ужаснулся: «15.25. Вот это я замечательно поспал!».

Саша всё – таки кое – как встал на ноги, ощущая до сих пор слабость во всём своём теле, и подошёл к двери. Он нервно и быстро стал дёргать ручку, пытаясь всячески её открыть, но ничего не получалось. Участковый был в полном бешенстве и просто стал стучать обеими кулаками в дверь с криками: «Вы вообще тут что – ли с ума сошли? Сейчас же откройте дверь… вы сотрудника полиции заперли, недоноски!». Послышались шаги и они доносились с другой стороны. Топот был похож на то, будто кто – то пьяный волочит свои ноги, и стих он прямо за дверью. Токарев выждал несколько секунд и со всей дури ударил кулаком по дереву. Но с другой стороны послышались странные звуки: кто – то будто бы стал царапаться ногтями с таким упорством, что у Саши мурашки пробежали по телу. Раздался грохот стекла в конце больничного коридора. Шаги моментально стали отдаляться от дверного проёма и тут раздался крик, жуткий и неестественный. То – ли мужской, то – ли женский, было не понятно. Да вообще, человеческий ли он? Полицейский понимал, что за закрытой дверью происходит что – то странное, но всё равно вернулся к кушетке и стал внимательно осматривать помещение, проговаривая себе под нос: «Я же ей в ногу выстрелил, а она даже не пошевелилась. Пистолет Жени!».

Резко положив руку на кожаную кобуру тёмно – коричневого цвета, Токарев извлёк из неё пистолет Минакова. В магазине тот насчитал всего пять патронов. Быстро отодвинув назад затворную раму, он увидел, как из выбрасывателя вылетел ещё один девяти миллиметровый патрон, который упал на кушетку. Токарев добавил его в магазин, вернув в полицейский пистолет, как тут он услышал, что по коридору теперь уже кто – то бежит. Звук был уже очень близко. За дверью кто – то звенел связкой ключей, перебирал их, пытаясь вставлять в замочную скважину. Раздался щелчок дверного замка и скрип открывающейся двери. В помещение влетела медсестра, резко захлопнув её за собой. Участковый в этот момент времени отошёл за металлический сейф, прижавшись к стене, справа от которой находилась дверь. Он сжимал своими обеими руками рукоятку пистолета, удерживая его перед лицом и направив стволом в потолок. Тот уже ничему не был удивлен и не знал чего теперь ожидать. Девушка, вообще не смотря по сторонам, закрыла замок на ключ изнутри. В своих аккуратных, небольших губах она сжимала какой – то металлический предмет. Дрожащей правой ладонью, положив ключи в карман медицинского халата, она той же рукой достала из сомкнутых губ железку. Вздохнув, медсестра упёрлась лбом в дверь и опустила руку, в которой блестел ампутационный медицинский нож8 с огромным лезвием, что по своей длине было не меньше двадцати сантиметров.