Читать книгу Флора и разные истории - - Страница 9

После смены не очень устала. Утро вовсю развернулось, но сон был потревожен желанием. Ни о чём не думала, кроме него. Луна, что ли, так действует. «Так хочется к тебе», – она вспомнила строчки из «Памяти героев». Когда же настанет день и барьеры между нами перестанут существовать? Вот кажется иногда: всё плохое пройдёт, нужно только ждать, а потом резко понимаешь, осознаёшь, переживаешь, что этого не будет никогда. Как палкой перешибёт. Книга моя любимая тебе не понравилась, и пьесы будут тебе не интересны. Никогда не будет такого, чтобы мы пошли гулять ночью по пустоши. Я просто повторяю всё это по многу раз, чтобы жизнь реальная вконец не опротивела. Я вот думала о силе мысли, но почему ничего, ничего из того, чего бы я возжелала, не происходит. Даже случайно или само собой. А ближе ты так и не подходишь. И имя моё, настоящее, не эти проклятые условности, тебе не интересно. Не хочется такой любви, легче вовсе не любить. Больше переносить всё это не могу, уже любые мечтания мучают. Наверное, это самое мучительное, когда в тебе есть что-то хорошее, но поделиться не с кем.

Щенок подбежал и старался затеять игру, но Ларе не стало радостнее. Она подошла к столу и стряхнула две хлебные корки на пол. Пускай щенок съест. Нужно убрать в доме, основательно убрать.

Она почувствовала, замерев, гулкую тишину, такую, что становилось тяжело дышать. Поняла, что тихо уже не первую минуту, и удивилась. Тревога пошла по телу. Что могло случиться, почему так? Но догадалась: все ангары и ремонтные гаражи не работают, остановились почему-то.

Она вышла во двор. Стояло мягкое утро. Точно – повсюду тишина. Одна листва шелестит, да слышно, что люди бродят. Лара пошла на шум, к парку мотоциклов. По дороге ей встретилась знакомая с работы, Лара.

– Здравствуй. А что такое, почему всё остановилось?

– А, здравствуй. Говорят, мусор какой-то из посёлка сегодня выносят, накопился, – ответила знакомая.

Сказав это, она пошла в сторону главных ворот. Лара, немого подождав, направилась за ней. Она замечала, что многие покинули свои дома и направляются туда же. В утреннем воздухе, чем ближе она подходила к главным воротам, тем больше летало мелких бумажных ошмётков, словно кто-то разорвал на куски целую библиотеку. Необычно как, думала Лара, откуда взяться тут книгам. Она предположила, что кто-то свалил около их посёлка ненужную стопу книг и теперь все их рвут на части. Она заторопилась.

У ворот Лара увидела, что книг нет, только кучи мелкой порванной бумаги дрожат и взметаются на ветру. Похоже, как общипали стаю цыплят. Она подошла и взяла в руку целую жменю – лёгкая, как пух. И тёплая.

Тогда она поняла, что из посёлка выбрасывают обрывки ивлевца.

Из ладони бумага выпала на землю и рассыпалась: какие куски упали камнем, какие отнесло ветром.

Лара быстро отошла от этих кучек и направилась домой.

Понятно теперь: его разорвали на куски. Разорвали, растерзали, разодрали. Но зачем, почему он – козел отпущения? Что он этим отпустил?

Мимо неё прошла девочка с направленным в землю взглядом. Но когда заметила тень Лары, подняла взор и испугалась. Лара не увидела этого и продолжала идти спокойно.

Ей стало немного легче, словно убили страшного зверя, пугавшего всю округу.

В тишине рядом с домом думалось легче. Она стала понимать яснее некоторые моменты: Эрл не идёт на сближение из-за одного случая. В этом виноват тот путник и то, что потом случилось. Путника прогнали, и никто другой, – конечно, никто другой, – кроме Эрла, не мог поступить так великодушно, что решил отнести ему арбуз. Я ведь тогда могла это понять: у него на столе были ягоды и фрукты к завтраку. Но потом благородство, пока он нёс арбуз, потерпело поражение от солидарности с остальными, и это заставило его разбить арбуз. Из-за этого случая окончательно восторжествовало зло и равнодушие в его душе. Оно, это равнодушие, победило, стало сильнее. Я теперь поняла: у меня такой большой шанс сблизиться с ним. Ему в действительности я не противна, ему всё равно. Чтобы Эрл был со мной, мне нужна эта фикция – быть частью всеобщего целого. Мне нужно быть не Елизаветой и не Серафимой, а именно Ларой, одной из всех, тогда он станет ближе. Жалко, что отдала настоятелю книгу, вот сейчас бы перечитать. Если бы она меня не тронула, то я бы точно решилась.

Её сильно взволновали эти мысли. Вспомнила, как в детстве спрашивала у Лии, своей воспитательницы-матери, зачем она ходит в какой-то непонятный храм. «Чтобы тебя Всевышний мог записать в летопись века. Ты же перед Вратами Рая какое имя назовёшь?» – объясняла Лия. Но это воспоминание не разубедило её и не успокоило. Выходит, сегодня единственный день, когда смогу отказаться. Нужно попробовать.

Настоятель понимал, что она приехала сегодня, в неприходской день, не просто так. Он разговаривал с ней нерешительно.

– Но твоё имя тогда будет стёрто со скрижали храма. Это временно?

– Думаю, да. Пускай. – Лара старалась держаться твёрдо.

– Я сотру, раз ты хочешь. Но сможешь ли ты потом к нам вернуться? Не втянет ли тебя это навсегда?

– Нет. Сотрите, – сказала она с нажимом на последнее слово.

– Меня пугает мысль, что раз отказавшимся почти невозможно вернуться к нам. Труднее, чем тем, кто тут ни разу не был. Я волнуюсь всё же.

– Нет, не втянет, – тщательно выговаривала Лара.

Настоятель слышал обдуманность и решительность, почти невозможно было сопротивляться.

– И почему ты так уверена?

– Я поняла кое-что. Они сегодня утром разорвали одного жителя… – Лара прервалась, чтобы угадать реакцию настоятеля. Он замер.

– Ивлевца, – продолжила она, – он собрал себя сам из пары десятков других. Они не могли бы разорвать этого несчастного, если бы они были единым целым, настоящим. Он же тоже был с ними. Я поняла, это обман. Коллективного сознания не существует.

И, помолчав, подытожила:

– Вот как.