Читать книгу Дети Богов и Воинов - - Страница 5

Гормлат

Глуниарн восседал на троне в дублинских чертогах и попивал вино, откинувшись на спинку из тонких ровных деревянных опор.

Трон у него был так себе. Ему весьма далеко до парижского, принадлежащего Карлу Великому, украшенного шелками и золотом, который я знала по рассказам матери. Впрочем, Глуниарн – король Дублина, а королям не пристало сидеть на обычных стульях, пусть даже его подобие трона и вырезано из того же дерева, что и скамьи, на которых пируют остальные.

По крайней мере, вино он пил из серебряного кубка, а его роскошная мантия и вовсе не знала равных. Норвежские купцы рассказывали Глуниарну, будто она сшита из шкуры такого крупного медведя, что ее даже не пришлось кроить. Заплатить пришлось немало, но Глуниарн охотно расстался с золотом. Его грудь украшал мастерской работы крест из чистого золота, усыпанный драгоценные камнями. Через два года после ссоры Глуниарна с Амлафом из-за крещения короля в реке Лиффи, Глуниарн и сам последовал примеру отца. Разумеется, не из любви к Христу – не настолько он был тупым, – а из пристрастия к торговле. Английские, французские и испанские владыки не желали вести дела с ирландскими викингами, пока те не присягали на верность их Богу, которого сами чужеземцы называли Иисусом Христом. Чтобы доказать искреннюю приверженность новой религии, Глуниарн и нацепил роскошное украшение, которое мог себе позволить именно благодаря торговле с христианами.

Да, стоило признать: его драгоценности и великолепная одежда производили впечатление. Благодаря им Глуниарн походил на короля, пусть и сидел совсем не по-королевски. Подняв бокал, я одарила его мимолетной улыбкой. Он ответил тем же, и мы смотрели друг другу в глаза чуть дольше, чем дозволяли при- личия.

Ситрик плюхнулся на скамью рядом со мной. В одной руке он сжимал кружку с элем, а другой держал за талию молоденькую рабыню. Девица хихикнула, уселась ему на колени и наклонилась вперед, прижимаясь к нему полными грудями.

– Брат знает о твоем набеге, – шепнула я на ухо сыну.

Ситрик покачал головой:

– Нет, не знает. Ты слишком мнительна.

Откусив медового хлеба, я ущипнула рабыню за руку.

– Принеси мне еще вина.

Девица вспыхнула и вскочила, но вновь ухмыльнулась, заметив, что Ситрик провожает ее жадным взглядом. Я вздохнула.

– Серьезно, Ситрик?

Он пожал плечами:

– Я делаю то, что и пристало мужчинам моего возраста.

– Только не забывай, что вы все это делаете с одной и той же женщиной.

Ситрик закатил глаза, но тем не менее перевел взгляд со смазливой рабыни на золотой обруч, висящий на его запястье. Обруч Амлафа.

Я положила руку на плечо сына:

– Забудь о ней. Сегодня у нас есть дела поважнее.

Ситрик кивнул и посмотрел на королевский стол, за которым сидели Глуниарн, его жена Мор и их дети. Самому старшему мальчику, Гилле, уже исполнилось двенадцать. Ростом и силой он напоминал Ситрика в том же возрасте – правда, Глуниарн нещадно его разбаловал.

В отличие от меня Ситрик неотрывно смотрел только на короля, приходящегося ему сводным братом.

– Эгиль уже говорил с Глуниарном после возвращения? – прошептал он.

– Нет, но он мог отправить королю весточку.

Ситрик промолчал с недовольным видом, и я понимала причину его раздражения. Это я предложила сыну напасть на женский монастырь, а он отнюдь не сразу согласился.

Впрочем, я не собиралась извиняться. Ситрику было необходимо набраться опыта в роли предводителя и понять, кому из воинов можно доверять, а больше всего он нуждался в золоте. За последние месяцы он успел ограбить несколько торговых кораблей. Это было опасно, поскольку обычно их охраняют опытные воины, но, по крайней мере, в нападениях можно было легко обвинить независимые шайки викингов, рыскающие по побережью в поисках новых рабов.

Набег на монастырь был испытанием совсем иного рода. Многих воинов воротит от мысли о хладнокровном убийстве женщин, но Ситрик не мог позволить себе такой щепетильности. Он обязан был последовать по стопам отца, а уж Амлаф за свою долгую жизнь перебил немало женщин. Он не ведал жалости до конца своих дней и совсем не случайно оставался на дублинском троне, даже когда ему минул восьмой десяток.

Ситрик не знал, что я проследила за ним. Какому сыну захочется, чтобы мать наблюдала, как он обагряет руки кровью? И тем не менее я последовала за ним. Я видела, как Ситрик и его воины пронзали клинками беззащитных монахинь, а после разграбили монастырь и предали его огню.

Именно так мне стало известно, что за нападением наблюдал еще кое-кто – Эгиль, по неизвестной мне причине скрывавшийся в близлежащем лесу. Интересно, Глуниарн надоумил его проследить за Ситриком или это обычное совпадение? Так или иначе, сыну грозила серьезная беда. Эгиль – ублюдок Рагналла, погибшего сына Амлафа, он верно служит дяде. Он обязательно расскажет Глуниарну о произошедшем: вопрос в том, как скоро это произойдет. Жаль, что я не успела перемолвиться с Эгилем словечком до того, как его окружила шумная компания приятелей.

– Нет, – наконец произнес Ситрик. – Глуниарн еще ничего не знает.

– Отчего ты так в этом уверен? – полюбопытствовала я. Ситрик был смышленым малым, но и умные мужчины иногда становятся жертвой собственной самоуверенности.

Он провел большим пальцем по золотому обручу.

– Я лучше тебя знаю нрав брата. Знай он о нападении, он бы так не веселился.

Я поджала губы:

– Возможно, ему весело оттого, что он выдал Муире за верховного короля. Все провинциальные короли мечтали, чтобы Шехналл женился на их сестре или дочери. Дела Глуниарна идут в гору. У него хватает поводов радоваться жизни.

Ситрик пожал плечами:

– Глуниарн и верховный король – сводные братья. Мой брат выдал за Шехналла свою единокровную сестру – тоже мне, достижение.

– А разве это не так? – возразила я. – Мать Муире – дочь обычного торговца. Шехналл прекрасно знал, что она из простой семьи, и все равно на ней женился. Даже верховный король не может устоять перед богатством Дублина.

Внимательно посмотрев на брата, Ситрик покачал головой:

– Нет, я с тобой не согласен. Глуниарну по нраву сила и власть, но больше всего он любит ставить на место твоего сына. Прознай он о нападении на монастырь, он бы сейчас размышлял, как унизить меня посильнее.

Я отхлебнула вина. Еще несколько лет назад у меня не было бы поводов для беспокойства. Руки самого Глуниарна тоже запятнаны кровью монахинь. Но вместе с блестящим золотым крестом на шее король Дублина обзавелся и новыми обязательствами: христианский правитель не может допустить, чтобы рядом с его столицей безнаказанно нападали на монастыри. А раз подвернулся столь удобный повод, устоит ли Глуниарн перед искушением казнить законнорожденного младшего брата, который давно засматривался на его корону?

– Возможно, ты прав, Ситрик. Так или иначе Эгиль видел ваш набег. И если Глуниарн не знает об этом сейчас, то обязательно узнает совсем скоро.

Ситрик побледнел и стукнул кружкой о стол.

– Ну и глупец же я был, что внял твоему совету. Стоило выбрать цель поближе к берегу.

– Я дала здравый совет, поэтому ты ему и внял. Я не виновата, что ты не послал разведчиков осмотреть окрестные холмы.

Сын нахмурился и сжал кулаки так, что побелели костяшки. Его рассудком завладел страх. Я обязана показать Ситрику, что нельзя добиться желанных целей, не отринув его. Поглаживая бокал с вином, я окинула зал взглядом и очень быстро нашла подходящего человека.

– Ситрик, смотри. Видишь Вульфа?

Ситрик послушно отыскал его в толпе.

– Что ты думаешь о том, как он прожил свою жизнь?

– Зачем мне думать о жизни Вульфа?

– Потому что я – твоя мать, и я задала тебе простой вопрос.

Заслышав строгие нотки в моем голосе, Ситрик нехотя повиновался:

– Он беден, но выглядит счастливым.

– Да, он счастлив, – кивнула я. – Он хорошо зарабатывает резьбой луков, кубков и блюд, чтобы на его столе всегда была еда. Жена его любит и уже родила ему пятерых сыновей. Кто-то даже скажет, что Вульфу благоволят боги.

Ситрик неискренне улыбнулся:

– Он достойный мужчина, и я за него рад.

– Я тоже рада. Но, знаешь, ведь и через год он будет сидеть в этом зале или продавать товары на рынке. Его жизнь так и не изменится до самой смерти. Да, Вульф – свободный человек, но он обязан во всем повиноваться Глуниарну. Для истинной свободы необходима власть, а чтобы ее обрести, нужно стать королем.

Ситрик не сводил с меня задумчивого взгляда.

– Чего же ты желаешь, сынок? Либо ты хочешь стать королем Дублина, либо нет. Знай: как только ты выступишь против Глуниарна, дороги назад уже не будет. Если тебе по нраву жизнь Вульфа – пожалуйста, но у тебя есть и другой путь. Пора выбирать.

– Ты знаешь, чего я хочу, мама, – тихо молвил Ситрик, снова глядя на обруч. – Мне не нужно это повторять.

Я наклонилась и провела пальцем по золотому украшению, которое обрамляло его запястье.

– Перед смертью твой отец настоял, чтобы я передала тебе этот обруч – первый из завоеванных им. Амлаф знал, что тебя ждет великая судьба.

Ситрик покраснел.

– Итак, – продолжила я, поднося кубок к губам, – теперь ты знаешь, что ответить брату, когда он спросит про монастырь.

Не переставая теребить обруч, Ситрик наклонился и положил локти на стол.

– Признать, что это был я?

– Да. Лгать бессмысленно. Лучше воспользоваться случаем и показать дублинским воинам, что ты не боишься брата.

– Если он узнает об этом сегодня, схватки не избежать, – молвил Ситрик, не сводя взгляда с Глуниарна. – Он пьян. Он вызовет меня на бой на главной площади.

– Сумеешь победить?

Ситрик опустил голову и напряг мускулы. Несмотря на юный возраст, он обладал силой быка и умело владел мечом и секирой. Глуниарн тоже был могучим воином, но воинской жизни он предпочитал королевскую, подтверждением чему служил его растущий живот. Я нисколько не сомневалась, кто возьмет верх.

Однако Ситрик выглядел не столь уверенным.

– Возможно.

– Ты быстрее его и лучше сражаешься. Так говорили твои наставники.

– Да, – кивнул Ситрик, – но на его стороне опыт. И удача.

Мое сердце отчаянно забилось. Быть может, исход схватки и впрямь не был предопределен? Даже Амлаф говорил, что любой воин может пасть, если развернется не в ту сторону или пропустит внезапный удар. И все же Ситрику нельзя и дальше сидеть сложа руки. Он пользовался популярностью у дублинских воинов, и Глуниарн уже это заметил. Лучше честно сразиться на площади, чем получить кинжал в спину.

Я погладила руку сына:

– Как знать: дело может и не дойти до драки. Сначала надо выяснить, что затевает Эгиль. Ступай. Поговори с воинами, пирующими снаружи у костров. Пусть они заметят тебя. Стань их другом.

Дождавшись, когда Ситрик выйдет наружу, я встала и тут же услышала, как воины, собравшиеся возле уличных очагов, приветствуют его громкими возгласами. Они тоже защищали честь Дублина, но оказались недостаточно состоятельными для приглашения на пир в королевских чертогах. Ситрику понадобится их поддержка, если Глуниарн вызовет его на поединок. По меньшей мере они проследят, чтобы бой прошел честно.

Я перевела взгляд на Эгиля, в одиночестве сидящего на скамье возле очага в противоположной части зала. Все его друзья уже ушли. Наверняка мне есть что предложить ему в обмен на молчание. Я пошла к нему, минуя королевский стол. В центре его сидел Глуниарн, по правую руку от него – его жена Мор. Завидев меня, они улыбнулись. Я промолчала, хотя по лицу Глуниарна заметила, что он хочет поговорить.

– Эгиль. Не правда ли, дивный вечер? – произнесла я, подойдя поближе к его скамье.

Эгиль, краснолицый и изрядно подвыпивший, сплюнул на пол.

– А я ждал, что ты придешь.

– Правда? – Я широко распахнула глаза, хихикнула и села рядом. – Надеюсь, хочешь поделиться со мной чем-нибудь интересным?

Он нахмурился, и я заметила, как дрожит его челюсть.

– Я… пытался спасти… – Он сбился на неразборчивое бормотание и с размаху опустил руки на скамью.

Злоба в его голосе застала меня врасплох. Переживать из-за убийства христиан совсем не в духе Эгиля. Я прекрасно помнила, как он с младых лет отправлялся в набеги с Амлафом. Как хохотал, когда король убивал епископа Глендалоха.

Наклонившись, я взяла его за руку:

– В чем же дело, Эгиль?

– Ситрик напал на женский монастырь в Ласке. Его воины перебили всех монахинь. Всех до единой. – Его кулак обрушился на стол, опрокидывая кружку. – Зачем?!

На шум обернулись несколько гостей, но я как ни в чем не бывало жестом подозвала одну из рабынь и приказала убрать пролитый эль, а сама принялась стирать пятна с туники Эгиля. Ну посмотрите, как набрался. Любопытные взгляды скоро сошли на нет.

– С чего это ты вдруг печешься об убитых монашках? – тихо спросила я. – Все же знают, что там живут одни лысые старухи со зловонными ртами.

В глазах Эгиля стояли слезы.

– Все, кроме одной.

Он завалился вперед и едва успел подпереть голову рукой, чтобы не удариться лицом о стол.

– Ты знал кого-то из монахинь? – Я порылась в памяти. Иногда в монастырь отправляли девушек, рожденных в смешанных браках. Ирландские родители отчего-то считали, что христианский Бог охотнее прислушается к молитвам, если одна из их дочерей навсегда останется девственницей. Впрочем, до сего дня я не знала, что Эгиль положил глаз на кого-то из них.

– Такая добрая… такая красивая… Не то что другие монашки. – Кое-как выпрямившись, Эгиль посмотрел мне в глаза. – Ситрик не имел на это права. Глуниарн запретил нападать на христианские святилища. Я думал, ей ничто не угрожает.

Нахмурившись, я подлила эля в его кружку.

– Ты уж прости, Эгиль, но эта твоя влюбленность какая-то странная. Что за жизнь такая? Внуку короля не пристало тайком соблазнять монашек, когда он может заполучить любую женщину.

– Она мне так и сказала. – Эгиль снова спрятал лицо в ладонях. – Три месяца назад велела больше не приходить. Найти другую женщину. А я не смог. Думал только о ней. Вчера я пришел в монастырь, чтобы предложить ей выйти за меня, и увидел, как воины Ситрика убивают…

Эгиль глотнул эля, его лицо вновь исказилось пьяным отчаянием. Я терпеливо выслушивала сдавленные рыдания, прерываемые икотой, пока он не успокоился.

– Я так сочувствую твоей утрате, Эгиль, – прошептала я ему на ухо. – Но прошу, не говори об этом Глуниарну. Ему хватит малейшего повода, чтобы убить моего сына. А ведь Ситрик просто хотел пойти по стопам отца. Амлаф никогда не брал его с собой в походы, в отличие от тебя.

Эгиль утер очередную слезу, но я все еще не понимала, сумела ли его убедить.

– Чего же ты хочешь, Эгиль? – Я проникновенно взглянула ему в глаза. – У меня сердце разрывается, когда тебе плохо. Знаешь, ты ведь всегда напоминал мне об Амлафе. Ты так на него похож.

Эгиль одним глотком осушил кружку и вытер подбородок рукавом.

– Жену. Семью. Уважение. Любовь. Я уж думал, что нашел все это…

Схватив его за руку, я прижалась к нему теснее.

– Все это легко найти снова, Эгиль. Не нужно тайком шастать по монастырям, чтобы найти себе женщину. Многие девушки Дублина мечтают оказаться в твоей постели. – Я указала на рыжеволосую рабыню Ситрика, собирающую со стола пустые тарелки, пусть я прекрасно понимала, что услышу в ответ.

– Рабыня? – презрительно фыркнул Эгиль, с силой опуская кулак на стол. – Я внук короля и заслуживаю большего! Но Глуниарн не желает подыскать мне достойную пару.

– Потому что он боится тебя.

Эгиль хлебнул еще эля, и его тяжелые веки чуть поднялись.

– Конечно боится, – продолжала я. – Ты ведь так похож на отца. Глуниарн не хочет, чтобы воины увидели в тебе настоящего лидера, но это ведь легко изменить, не правда ли?

Я налила в его кружку вина из кувшина, стоящего в центре стола: оно куда крепче эля, который он хлестал весь вечер. Потом подняла повыше собственный кубок.

– Да обретем мы то, чего достойны.

Подперев голову рукой, Эгиль залпом осушил кружку. Я села рядом и немного подождала: вскоре он обмяк и уткнулся лицом в стол.

Настала пора уходить. Утром я собиралась вернуться и разбудить Эгиля. Пригласить его отдохнуть в моем доме, который совсем неподалеку… А уж там убедить его будет совсем не сложно. Я удостоверилась, что мой уход с пира заметили все, даже помахала на прощанье дальним родственницам Амлафа, и отправилась восвояси.

В моей жалкой лачуге стоял холод. Закрыв дверь, я сразу же закуталась в меха (большую часть которых вскоре после смерти Амлафа прибрала к рукам жена Глуниарна) и провела рукой над очагом, в котором уже лежала растопка. Из пальцев вырвался волшебный огонь, и хворост вспыхнул. Я не нуждалась в его тепле, поскольку никогда не чувствовала холода. Мать говорила, что виной тому горячая фоморская кровь, текущая в наших венах. Дождь и ветер раздражали меня не меньше, чем смертных, но не заставляли дрожать осиновым листом с наступлением зимы. А вот пламя… О, я любила, когда оно почти целовало мою кожу. Улыбнувшись, я села на кровать и зажгла свечу.

Танец огня отогнал прочь усталость, я завороженно глядела, как всполохи пламени и дым порождают причудливые образы. Дав свече догореть до середины, я вновь поднялась и открыла дверь.

Веселье в чертогах затихло, на смену ему пришли возгласы воинов, толпящихся вокруг очагов. Я часто слышала голос Ситрика. Кто-то решил устроить борцовское состязание. Такие турниры всегда пользовались популярностью, и, судя по крикам, на исход поединков сегодня ставили немало золота.

Я вышла из дома на цыпочках, обернув вокруг головы платок, и заглянула в открытые нараспашку двери королевских чертогов. Мне показалось, что зал опустел: я смогла разглядеть лишь очертания Эгиля, по-прежнему спавшего лицом в стол. Я подкралась поближе, прячась от непрошеных взглядов за соседними домами. Когда у костров закончилась очередная схватка, воины вознаградили победителя громкими воплями, и я воспользовалась случаем, чтобы выскользнуть из теней и взбежать по ступеням.

Очаг в центре зала почти угас: в столь поздний час чертоги освещались лишь свечами на стенах. Как я и рассчитывала, внутри остался только Эгиль, громко храпящий за столом. Решив, что пригласить его к себе лучше без свидетелей, я затворила двери. Не хватало еще, чтобы ему предложил ночлег кто-то другой.

– А, Гормлат, – промурлыкал знакомый низкий голос. – Я все думал, заглянешь ли ты к нам.

В дальнем конце зала показался Глуниарн, который вышел из коридора, ведущего к покоям. Проклятие. И чего ему не спалось? Неужели он узнал?

Дразня меня широкой ухмылкой, Глуниарн неспешно двинулся к трону.

– Правда? – спросила я, подходя поближе. – Даже интересно почему.

Он прижал палец к моим губам:

– Я рад, что ты здесь, но ты ни за что не угадаешь почему.

– Как интригующе.

Усевшись рядом с ним, я налила себе кружку вина. Другую предложила Глуниарну, но он отказался. Я молча указала на баранью ногу, оставшуюся на столе, и Глуниарн кивнул в ответ. Взяв лежавший рядом острый нож, я отделила от кости кусок мяса.

– Тебе пора снова выйти замуж, – сказал он.

Отрезав лакомый кусок, я пронзила его острием ножа и положила в рот Глуниарна. Ручеек розового сока стек из уголков его губ прямо в бороду.

Я не ожидала, что он снова заговорит об этом. Много лет назад Глуниарн уже предлагал мне выйти за него, но тогда он напился и наутро напрочь забыл сказанное, а я не собиралась напоминать. Что же ответить сейчас? Возможно, не помешало бы держать его под каблуком, пока Ситрик не наберется опыта.

Глуниарн проглотил кусок мяса:

– Торна, дядя короля Улада, попросил твоей руки, и я согласился.

Выйти замуж за чужака? Я с трудом сдержала крик. Нельзя показать Глуниарну, насколько я задета – к тому же, может, он просто дразнит меня.

– Ну нет, я не могу выйти за Торну из Улада. Я стану слишком скучать по Ситрику.

– Ситрик уже взрослый мужчина. Ему нужна жена, а не мать.

Я ухмыльнулась и вскинула брови:

– Значит, ты уже и моему сыну пару подобрал? И кого же он осчастливит?

– Сигрид, дочь Видара.

– Видара… Торговца мехом?

Глуниарн кивнул:

– Достойная пара.

Это было настолько откровенной ложью, что я поразилась, как Глуниарн умудрился не рассмеяться. Видар – скверный купец, владеющий одним-единственным кораблем со стареющей командой. Значит, он все знал. Знал, что натворил Ситрик, и хотел сначала избавиться от меня, а потом убить моего сына.

Я отрезала еще кусок мяса. Вновь проткнув его острием ножа, на этот раз я отправила его себе в рот. Пока я жевала и глотала, с лица Глуниарна не сходила улыбка.

– А как же ты сам? – спросила я. – Поверить не могу, что ты так легко меня отпустишь.

Король расхохотался:

– Ты красивая женщина, Гормлат. С тобой хорошо, но сейчас мне нужны новые союзники, чтобы отвадить короля Манстера от набегов на наши земли. Торна должен прибыть в Дублин завтра, а на следующий день сыграем вашу свадьбу.

Резкий тон Глуниарна подтвердил серьезность его намерений. Ублюдок. Он желал разлучить меня с сыном. Без моей защиты Ситрик погибнет еще до конца года, и я не собиралась этого допустить.

– Скажи, а этот Торна богат? – приторно спросила я, а затем отрезала еще кусок мяса и с ножа скормила его Глуниарну. – Твой отец приучил меня к роскоши: вдруг он не сможет дать мне то, в чем я нуждаюсь? Бедность мне не к лицу.

Рассмеявшись, Глуниарн принялся жевать мясо.

– Как же ты меня забавляешь, Гормлат. Вот почему ты мне так нравишься – ты столь же алчная, что и я.

Положив нож на стол, я скользнула губами по его шее.

– О нет. До моей алчности тебе далеко.

Он положил правую руку на мою икру и медленно повел ее выше, к бедру. Когда его пальцы скользнули по волосам у меня между ног, снаружи послышались громкие возгласы. Воины жаждали поскорее увидеть следующую схватку. «Ситрик!» – кричали они, призывая на площадь моего сына.

Приласкав шею Глуниарна, я нашла губами его рот и страстно поцеловала. Он протянул свободную руку, чтобы снять платок с моей шеи и развязать сарафан. Я отпихнула ее и положила на другое бедро, а платок развязала сама.

Поняв, что я задумала, он кивнул и молча наблюдал, как я раздеваюсь. Я слезла со стула и уселась на короля верхом, обвивая его ногами. Когда наши губы встретились вновь, Глуниарн прикрыл глаза.

Я набрала в грудь воздуха и скомкала платок в левой руке, а правой незаметно обхватила нож, которым резала мясо.

В предвкушении наслаждения Глуниарн тяжело дышал, не поднимая век.

Одним резким движением я всадила клинок ему в шею. Затем проткнула глаз. Потом – горло. Заткнув ему рот платком, я колола ножом снова и снова. Прижавшись к Глуниарну всем телом, я заглушила его предсмертные вопли плотной шерстяной тканью, и вскоре в чертогах воцарилась абсолютная тишина.

– Что ты натворила?

Я развернулась. Ко мне ковылял Эгиль, при виде окровавленного трупа своего дяди выпучивший заспанные глаза.

– Ах ты, подлая сука.

Он захромал к дверям, путаясь в ногах. Я выбросила руку вперед. Угасший было очаг внезапно ярко полыхнул, ожившие угли выплюнули огненную стрелу, которая вонзилась Эгилю прямо в лицо. Он беспомощно рухнул на четвереньки.

Выхватив из ножен меч Глуниарна, я подбежала поближе и всадила его в бок Эгиля, направляя клинок вверх. Когда он рухнул на пол, кровь полилась не только из раны, но и изо рта. Эгиль лишился жизни прежде, чем успел что-либо осознать.

– Прости, Эгиль, – прошептала я и дрожащей рукой вложила окровавленный нож для мяса в его ладонь. – Но если чего-то хочешь, нужно брать это как можно скорее, пока тебя не опередил кто-то другой.

Его тело обмякло, словно парус во время штиля. К счастью, нож остался в его ладони. В Вальхалле его наверняка встретит отец, ведь Амлаф всегда любил ублюдков Рагналла, а Эгиля – больше прочих.

Шагнув назад, я прижала руку к груди. Что же я натворила? И король, и бастард его брата мертвы. Зато я спасла сына.

– Папа? – позвал сонный голос из покоев, расположенных возле большого зала.

Я окинула мертвецов быстрым взглядом. Да… Они поссорились после пира… Обозленный, завистливый Эгиль… Опрометчивый, вспыльчивый Глуниарн. Никто не видел, как обстояло дело на самом деле, а Ситрик уже несколько часов сражался на площади. Даже последний глупец не заподозрит его.

Я швырнула окровавленные платок и сарафан в камин, дождалась, когда до них доберутся языки пламени, а затем поплотнее закуталась в плащ и помчалась к дверям, ведущим наружу.

– Папа! – На сей раз детский голос прозвучал куда громче.

Выскользнув на улицу, я услышала очередной торжественный возглас. Воины повторяли имя Ситрика: значит, мой сын взял верх в поединке. Теперь его жизнь принадлежит только ему. Больше можно не ждать коварных ударов в спину.

Улыбнувшись, я спустилась по ступеням и тайком добралась до дома.