Читать книгу Секс, любовь и фонтаны. Провинциальные прибамбасы - - Страница 4

Зайкина любовь

Завоняловских журналюг Дарья не уважала. Она давно потеряла к ним интерес. Мимолетные интрижки ее не удовлетворяли. Три месяца – и вспыхнувшая страсть угасала. Местные журналисты были, по ее мнению, неграмотные хамы. С лучшими из них она давно уже пофлиртовала, и осталось… да почти ничего не осталось.

Как-то случай свел ее с известным местным писателем Зайкиным, прозванным Зайкой. Зайке уже было за шестьдесят, ему не везло в жизни. В молодости он познал славу. После первых повестей, рассказывающих о пациентах психиатрической больницы, где работал врачом, Зайкин обрел почти всероссийскую известность. Но слава вскоре показала хвост. После московских изданий ныне приходилось перебиваться завоняловскими издательствами, выпускавшими не то, что он хотел и мог писать, а то, что нравилось председателю Застарьеву Да и книжки выходили не тридцати-, а пятитысячными тиражами.

Фалалею Никодимычу были чужды психологические изыски молодого коллеги. Он весьма далек от этих тонкостей, ему ближе военная или деревенская тематика.

Сначала Алик Зайкин в угоду суровому Никодимычу строчил романы о русских бабах и мужиках, оказавшихся в городе и растерявшихся в урбанистическом хаосе. Это было интересно, своеобразно… но …Фалалею не понравилось. Тогда Зайка переквалифицировался на другую тему. Описал с щемящей нежностью свое послевоенное детство. Нарисовал картину столь трогательно и возвышенно, что вызвал зависть старика. Застарьев втихомолку организовал серию статей в местных печатных средства (которых всего-то было два: «Засранский рабочий» и «Засранский комсомолец»), да пару передач на радио, где он вел собственную передачу «Встречи с Застарьевым». Маститый писатель обвинил молодежь в искажении исторической правды, в буржуазном индивидуализме, отходе от классического соцреализма. В 80-е годы это было равносильно политическому убийству. Началась травля молодого писателя. А результате вскоре о Зайкине забыли. Он прочно выпал из обоймы. На банкеты, партсобрания не приглашали, тонких книг не печатали. Как жить?

Ничего другого, кроме словотворчества, избалованный писатель уже не хотел делать, психиатрическую клинику ненавидел. Пришлось стать репортером. В редакции бывший психиатр писал на любые темы: социальные, экономические, культурные, о трудовых достижениях заводчан.

Тогда Дарья познакомилась с ним в редакции «Засранского рабочего», «Засрабе», как сокращенно называли издание. Александр Фетисович вначале не обращал на коллегу внимания. Он в принципе был равнодушен к женщинам, а Дарье очень нравился этот моложавый кудрявчик с глазами ангелочка, и она безудержно кокетничала, но не добилась никакого результата. И вдруг, через восемь лет их знакомства, когда она совсем потеряла надежду соблазнить писателя, у того открылись глаза.

Как-то Дарья столкнулась с Зайкиным в театре. На ней вместо обычных синих джинсов и серого пиджака в полоску было надето вечернее платье. Алый чрезвычайно шел к черным волосам и смуглой коже, декольте снизу и сверху обнажало все прелести, и немолодой писатель Зайкин вдруг увидел перед собой необыкновенно свежую и красивую женщину. С тех пор старец начал оказывать Дарье знаки внимания, – но, увы! – у журналистки уже перегорели все чувства к кудрявыми седовласому ангелочку. Видимо, слишком долго ждала. Внезапно вспыхнувшая страсть теперь ее только раздражала. Она всячески отделывалась от навязчивого поклонника, а Алик сходил с ума. Вот уж правда: седина в голову – бес в ребро. Влюбленный старец всюду сопровождал Дарью, где бы она ни появлялась, оказывался рядом, за одним столом. Такое преследование отнюдь не льстило журналистке. Девушка была достаточно известна в своих кругах – на них обращали внимание, могли пойти сплетни. Надо было как-то развязаться с настойчивым ухажером. Ей хотелось чего-то свежего. Зайкина нужно было обогнать если не более известным, то более молодым конкурентом. И Дарья начала лихорадочно выискивать жертву. Первым попавшимся стал американец.