Читать книгу Необычайно умные создания - - Страница 9

Сегодня вечером упаковкой в “Шоп-Уэй” занимается новый сотрудник.

Това поджимает губы, когда он ставит банки с клубничным и апельсиновым джемом в пакет бок о бок. Они с нехорошим звоном стукаются друг о друга, пока он запихивает туда же остальные покупки: кофе в зернах, зеленый виноград, замороженный горошек, мед в баночке в форме медведя и коробку салфеток. Мягких, ароматизированных. Дорогих. Това начала покупать их Уиллу, когда тот лежал в больнице, где салфетки были как наждачная бумага. Теперь она слишком привыкла к ним, чтобы выбирать более доступную марку.

– Да не надо, дорогуша, – говорит Итан Мак, когда Това предъявляет ему свою скидочную карту. Этот болтун с сильным шотландским акцентом – кассир в магазине и заодно его владелец. Он постукивает согнутым мозолистым пальцем по морщинистому виску и ухмыляется: – У меня тут все хранится, и твой номер я ввел, как только ты вошла.

– Спасибо, Итан.

– Пожалуйста. – Он протягивает ей чек и одаривает ее кривоватой, но доброй улыбкой.

Това изучает чек, чтобы убедиться, что джемы по акции он пробил правильно. Вот и они: купи один, возьми второй за полцены. Нечего было сомневаться, у Итана всегда все под контролем. В “Шоп-Уэй” дела пошли в гору с тех пор, как несколько лет назад он переехал сюда и купил этот магазин. Он быстро обучит новенького, как правильно укладывать товары в пакет. Она прячет чек в сумочку.

– Вот же июнь выдался, а? – Итан откидывается в кресле и скрещивает руки на животе. Уже одиннадцатый час вечера, очередей в кассы нет, и новенький переместился на скамейку рядом с прилавком в кафе-кулинарии.

– Моросит постоянно, – соглашается Това.

– Ты меня знаешь, дорогуша. Я как гусь. С меня вся вода стекает. Но, черт побери, я уж и забыть успел, как солнце выглядит.

– Да уж.

Итан раскладывает чеки аккуратными белыми стопками, и его взгляд задерживается на круглом следе от присоски на запястье Товы – лиловом синяке, который почти не побледнел за несколько дней, прошедших с тех пор, как осьминог схватил ее за руку. Он прочищает горло.

– Това, я соболезную по поводу твоего брата.

Това опускает голову, но ничего не говорит.

Он продолжает:

– Если тебе что-нибудь нужно, только скажи.

Она встречается с ним взглядом. Она знает Итана уже несколько лет, и он никогда не чуждался сплетен. Това в жизни не встречала мужчину за шестьдесят, который бы настолько обожал слухи. А значит, он наверняка знает, что они с братом давно не общались. Ровным голосом она говорит:

– Нас с Ларсом мало что связывало.

А связывало ли их с Ларсом что-нибудь хоть когда-то? Това не сомневается, что связывало. В детстве уж наверняка. В юности – уже меньше. На их с Уиллом свадьбе Ларс стоял рядом с женихом, оба в серых костюмах. На банкете произнес прекрасную речь, от которой у всех, даже у их несгибаемого отца, на глазах выступили слезы. В течение многих лет после этого Това и Уилл встречали Новый год у Ларса в Балларде, ели рисовый пудинг и чокались бокалами в полночь, пока маленький Эрик спал под вязаным одеялом на диване.

Но после смерти Эрика все изменилось. Время от времени кто-нибудь из Крючкотворщиц допытывался у Товы, что же произошло у них с Ларсом, и Това отвечала: “Ничего не произошло”, и это правда. Все развивалось как-то постепенно. У них не было никаких серьезных ссор, никто не потрясал кулаками и не орал. Просто однажды в канун Нового года Ларс позвонил Тове и сообщил, что у них с Дениз другие планы. Дениз была его женой – по крайней мере, какое-то время. Когда они приходили в гости, Дениз любила стоять у Товы над душой, пока та, по локоть в пене, мыла посуду, и повторять, что она рядом, если Тове когда-нибудь понадобится поговорить. “Она о тебе заботится, это не преступление, даже если вы мало знакомы”, – ответил Ларс, когда Това ему пожаловалась.

После того неудачного Нового года были еще пропущенный пасхальный обед, несостоявшаяся встреча в честь дня рождения и рождественский ужин, который так и не продвинулся дальше стадии “надо будет собраться”. Годы растянулись в десятилетия, превратив брата и сестру в чужих друг другу людей.

Итан вертит в руках серебряный ключик, свисающий из ящика кассового аппарата. Его голос звучит мягко, когда он произносит:

– А все же семья есть семья.

Он морщится, неуклюже опускаясь на вращающийся стул рядом с кассой. Това случайно узнала, что от этого стула у него не так болит спина. Конечно, Това не то чтобы специально интересовалась сплетнями, но иногда невольно что-нибудь да подслушаешь. Крючкотворщицы любят болтать о таких вещах.

Това напрягается. Семья есть семья. Она знает, что Итан желает ей добра, но какая же это нелепица. Конечно, семья есть семья, что же еще? Ларс был ее последним оставшимся в живых родственником. Ее семьей, хотя она и не разговаривала с ним двадцать лет.

– Мне пора идти, – наконец отвечает она. – Ноги разболелись после работы.

– Ну да. Ох уж этот твой океанариум. – Итан, похоже, благодарен за смену темы. – Передавай привет гребешкам.

Това серьезно кивает:

– Я передам.

– Скажи им, что там не жизнь, а сказка, не то что у их родичей вон в той витрине. – Итан кивает в сторону отдела свежих морепродуктов в задней части магазина, где, помимо всякой всячины местного улова, продаются замороженные продукты. Весело глядя на Тову, он опирается локтями на прилавок.

Ее щеки вспыхивают: она слишком поздно уловила его шутливый тон. Эти гребешки в морозильной камере, полупрозрачные белые кружочки… хорошо, что Соуэлл-Бэй слишком провинциальный городок, чтобы в местном магазине торговали осьминогами. Она поднимает пакет с покупками. Как и следовало ожидать, его содержимое скатывается в один угол и банки с джемом снова звякают друг о друга.

Иногда бывает так, что просто надо сразу все делать правильно.

Бросив многозначительный взгляд на нового упаковщика, который лениво развалился на скамейке в кафе-кулинарии и тычет в телефон, Това опускает пакет на пол и переставляет один джем по другую сторону от винограда. Так, как это и нужно было сделать изначально.

Итан следит за ее взглядом. Потом встает и рявкает:

– Таннер! А что, проводить учет товара в холодильнике уже не надо?

Мальчишка засовывает телефон в карман и уходит вглубь магазина.

Итан выглядит настолько довольным собой, что Това прячет улыбку. Когда он замечает это, то проводит ладонью по короткой жесткой бороде, которая теперь уже почти седая, но с рыжеватым оттенком. Скоро он отпустит ее в преддверии праздников. Итан Мак очень убедительно изображает шотландского Санта-Клауса. В декабре он будет каждую субботу надевать костюм из полиэстера, приходить в культурный центр и, сидя в кресле, фотографироваться с местными детьми, а иногда и с какой-нибудь маленькой собачкой. Дженис каждый год приводит Роло в гости к Санте.

– Молодежь нужно время от времени подталкивать, – говорит Итан. – А впрочем, думаю, нам всем это нужно.

– Пожалуй, да. – Това снова берет свой пакет и поворачивается к двери.

– Если тебе что-нибудь понадобится, что угодно…

– Спасибо, Итан. Я очень признательна.

– Езжай осторожно, дорогуша, – кричит он под звон колокольчика.

* * *

Дома Това расшнуровывает кроссовки и включает телевизор, четвертый канал. Новости, которые идут в одиннадцать часов, терпимы только на четвертом. Крейг Морено, Карла Кетчум и метеоролог Джоан Дженнисон. На седьмом канале какая-то низкопробная белиберда, а на этого балабола Фостера Уоллеса с тринадцатого просто смотреть невозможно. Четвертый – единственный приличный вариант.

Мелодия из телевизора доносится до кухни, где Това выгружает продукты. Она купила немного, холодильник и так набит запеканками, оставленными у нее на террасе на прошлой неделе Крючкотворщицами и другими доброжелателями, которые хотели утешить ее после смерти Ларса.

Но уж лучше запеканки, чем бесконечные слезливые банальности и жалостливые взгляды, которыми одаривал ее весь город, когда умер Эрик. Това уж лучше съест сотню картофельных гратенов, чем станет выслушивать эти утешения, произносимые вполголоса, которые преследовали ее не один год после смерти Эрика. Сейчас люди хотя бы просто оставляют свои соболезнования в виде завернутой в фольгу формы для выпечки у нее на террасе.

– Ох ты ж господи, – говорит она, наклоняется и шуршит в забитом холодильнике, пытаясь хоть как-то расчистить место для винограда рядом с огромной картофельной запеканкой с ветчиной и сыром, которую вчера привезла Мэри Энн.

Раздается какое-то царапанье. Она вздрагивает и выпрямляется.

Звук доносится с террасы. Еще одна запеканка? Так поздно? Она проходит мимо гостиной, где надрывается телевизор: идет реклама страхования жизни. Она оставила входную дверь незапертой после того, как вернулась с продуктами, поэтому теперь вглядывается через сетку, ожидая увидеть на коврике очередное подношение, но там пусто. И машины на подъездной дорожке тоже нет.

Дверь скрипит, когда она открывает.

– Здесь кто-то есть?

Снова царапанье. Енот? Крыса?

– Кто здесь?

Пара желтых глаз. Потом укоризненное мяуканье.

Това выдыхает – она и не заметила, что задерживала дыхание. По округе бродят бездомные кошки, но она никогда не видела этого серого кота, который сейчас сидит на ступеньке ее террасы, как король на троне. Кот моргает, пристально глядя на нее.

– Ну? – Она хмурится, машет рукой: – Кыш!

Кот наклоняет голову.

– Я сказала, кыш!

Кот зевает.

Това упирает руки в боки, но кот неторопливо подходит к ней и трется худым тельцем о ее ноги. Она чувствует щиколоткой каждое ребро его грудной клетки.

Она цокает языком.

– Так, у меня в холодильнике есть запеканка с ветчиной. Тебя устроит?

В мурлыканье кота звучат пронзительные нотки. Отчаянные.

– Тогда ладно. Но если я увижу, что ты используешь мои клумбы в качестве лотка… – Она проскальзывает обратно в дверь, а Кот – Това решает, что будет называть его именно так, – остается подглядывать сквозь сетку.

Вернувшись с полной тарелкой, она садится на качели на террасе и наблюдает, как Кот поглощает холодную ветчину, сыр и картошку. Потом, отдавая блюдо Мэри Энн, Това не скажет, кому на самом деле понравилась ее стряпня.

– Жаль, если вся эта еда пропадет зря, поэтому я с радостью поделюсь с тобой, – обращается она к Коту. И говорит совершенно серьезно. Сколько, по мнению подруг, она вообще в состоянии съесть? Мысленно отметив, что утром надо забрать тарелку, она возвращается в дом и закрывает дверь.

В гостиной кончилась реклама и снова вернулись новости.

– В общем, Карла, я уже жду не дождусь нормального лета в Сиэтле, – хихикает Крейг Морено из гостиной.

– А я-то как жду, Крейг! – Смех у Карлы Кетчум бесцветный. Потом она положит локоть на стол, улыбнется в камеру и повернется к своему соведущему. Она наверняка в синем, так как, по-видимому, считает, что этот цвет идет ей больше всего. А поскольку сегодня дождь, ее светлые вьющиеся волосы не будут выпрямлены и уложены в каре. Конечно, с кухни Това ничего этого не видит, но она уверена, что так и есть.

– Посмотрим, что по этому поводу скажет Джоан. После перерыва!

А сейчас камера вернется к Крейгу Морено. Его голос станет чуть выше, когда он произнесет имя дикторши, зачитывающей прогноз погоды. Это длится уже несколько недель. Предположительно с того момента, как у них с Джоан начались отношения.

Това не остается слушать прогноз. Ей это и не нужно – будет облачно и дождливо. Снова июньская серость.