Читать книгу Курсант. Назад в СССР 10 - - Страница 6

– Слушаю, Горохов! – шеф поднял перемотанную тканевой изолентой красную трубку. – Так… Угу. Что-что? Срочно? Поясните, Павел Алексеевич, не пойму, что за срочность? По телефону не можете? Хм-м… Ну, хорошо, едем.

Шеф положил трубку и окинул нас задумчивым взглядом:

– Мытько звонил, просил срочно в морг к нему заехать. Что-то нам показать этакое хочет.

– Всей группой поедем? – уточнил Катков.

– Да… Неизвестно, что он нам там показать хочет. Собирайтесь, товарищи.

Мы вышли из здания УВД и уселись в новенький 41-й «Москвич» сочного красного цвета. Булкин, как и обещал, выделил нам автомобиль. От водителя мы отказались, сами с усами, да и если куда-то всем «табором» выехать – водила лишний получается. Иначе не влезем.

За руль меня посадили, никто не решился вести переднеприводного диковинного коня, а мне приходилось, конечно, когда-то на таких рассекать.

До места добрались быстро, дорога знакомая. Взобрались по ступенькам и уперлись в деревянную дверь, на которой красовалось объявление. Выведено красным фломастером на сером листке, припечатанном канцелярскими кнопками: «Граждане, будьте бдительны! Услуги морга оказываются бесплатно. О всех случаях взимания денег сообщайте по телефону…».

Вошли внутрь. Все, как и везде в подобных заведениях – по-казенному аскетично и немного мрачно. Унылый кафель, запах формалина и дохлых кошек.

Мытько бродил по пустынному коридору в длинном халате. Чуть пошатываясь и переваливаясь. Если бы не его осмысленный взгляд, то Павла Алексеевича в такой обстановке и в таком настроении можно было бы принять за зомби.

– Павел Алексеевич! – окликнул его Горохов. – Здравствуйте. Рассказывайте, что случилось?

– Много чего, – загадочно проговорил судмед. – Пойдемте со мной.

Мы вошли в прозекторскую, а по-простому – в секционную. Тесновато внутри, всего два смотровых стола вмещает. На одном лежала сморщенная старушка, на втором – распотрошённый безногий мужчина, в котором все сразу узнали Черпакова.

– Вот, посмотрите, – Павел Алексеевич пригласил следователя к микроскопу, приютившегося в углу на неказистом столике.

Горохов недоуменно пожал плечами и сел. «Накинул» глаз на окуляр.

– Вы видите? – склонился над ним судмед.

– Инфузорий? – нахмурился Горохов свободным глазом.

– Да каких инфузорий? Вот, смотрите внимательно, это препарат белого вещества под корой больших полушарий, налицо базофильная дегенерация.

– Замечательно! – крякнул шеф и встал. – Только я здесь при чем? Вы для этого нас позвали?

– Нет, конечно, но раз уж приехали, то хотел все вам показать.

– У нас мало времени, Павел Алексеевич, – сжал губы Горохов, голос его стал тихим, и казалось, вот-вот сорвется на фальцет. – Расскажите, зачем мы здесь?

– Все по порядку, – Мытько изобразил жест «стоп» открытой вперед ладонью. – У трупа Черпакова отек легких. И вот этот цитологический микропрепарат, который вы только что созерцали, доказывает, как, впрочем, и отек, что смерть наступила в результате отравления монооксидом углерода.

– Чем? Чем? – нахмурился Горохов.

– Угарным газом, – вмешался всезнайка Катков. – Как на пожаре.

– О как! Интересно… Ожогов ведь нет? – Горохов уже сам, добровольно уселся за микроскоп.

– В том-то и дело! – всплеснул руками Мытько. – Признаков термического воздействия на теле не обнаружено, но имеет место слущивание альвеолярных макрофагов в просвет альвеол и деструктивный отек белого вещества с формированием острых микрокист. Хотите взглянуть? Я поменяю микропрепарат.

– Ух… – выдохнул шеф. – Нет, спасибо, доктор, то есть, Павел Алексеевич, мы вам на слово верим… Это что получается? Черпакова сначала отравили угарным газом, а потом ногу отрезали?

– Да…

– Мертвому?

– Скорее всего, еще живому. Имеются признаки, что он еще жив был, когда ампутацию проводили.

– Ну, да-а… – протянул Никита Егорович. – Вот и объяснение, почему он не сопротивлялся. Скорее всего, был без сознания. Я слышал, что человек «засыпает» при отравлении угарным газом.

– Совершенно верно.

– Вот только он образуется от пожара. Это же надо было дыма нагнать в помещение, чтобы отравить. Как убийца с этим справился?

– Не обязательно пожар устраивать, – снова вмешался Катков. – В выхлопных газах автомобилей содержится достаточное количество СО для летального исхода в закрытом помещении.

– Например, в гараже, – поддержал я Алексея.

– Угу, – следователь ослабил узел галстука, – Возможно, у преступника есть гараж. Уже кое-что. Только как он отравил Черпакова? Вместе с ним сидел внутри, а автомобиль работал? Так, что ли?

– Явно не вместе с ним, – Мытько, махнул нам, чтобы мы ближе подошли к трупу. – Взял его за руку прямо без перчаток и показал на ребро ладони. Оно было слишком синюшным, по сравнению с остальными кожными покровами.

– Видите? – торжествующе обвел он нас взглядом.

– Рука? – хмыкнул Федя.

– Трупное пятно? – спросил Алексей.

– Видим, и что? – раздражался Горохов.

– Это гематома, – раскрыл интригу судмед.

Сегодня он казался мастером игры из шоу «Форт Боярд», все загадки нам загадывал.

– Дрался, что ли? – хмыкнул Федя.

– Нет, скорее всего, стучал кулаками, – ответил Мытько, – когда его заперли.

– Где заперли? – не понял Горохов, очевидно, ожидая, что экспертные познания Мытько раскроют и такие подробности.

– Ну, это уже вам устанавливать, – пожал плечами Павел Алексеевич. – Вы же милиция, а я так… Эксперт.

Ответить на это было сложно, и мы промолчали, снова слегка рассеявшись по залу.

– С одной стороны, логично, – стал размышлять вслух Горохов. – Черпакова заперли в гараже, отравили угарным газом, а когда он отключился, отрезали ногу и выпустили кровь. Но почему, скажите мне на милость, Черпаков, пока был в сознании, не выключил зажигание у работающего автомобиля?

– Может, был привязан? – предположил Мытько. – Одни следы на запястьях от веревки оставлены прижизненно. И теперь мне ясна природа красных трупных пятен, которые так удивили меня на месте происшествия и не вписывались в картину смерти от обильной кровопотери. Такие пятна как раз образуются при отравлении угарным газом.

– Ага, все сходится… – потер ладони Горохов. – Зверский, конечно, способ умерщвления, вырубить человека смертельной дозой газа, а потом выпустить ему кровь. Так-с… – он внезапно пытливо, даже как-то с пристрастием уставился на эксперта: – С этим все ясно, а как с Морошко дела обстоят? В вашем заключении написано, что смерть наступила в результате причинения травмы, несовместимой с жизнью, а именно – отделение головы острым режущим предметом. Про угарный газ ни слова.

Мытько ткнул пальцем в воздух.

– Вот! Об этом я и хотел с вами поговорить, для этого я вас и позвал, Никита Егорович. У Морошко схожая цитологическая картина, но я только сейчас это перепроверил и установил, сохранились у меня образцы его тканей, не все отправил на гистологию и биохимию. Ведь первоначально казалось, картина предельно ясна была. Голова с плеч – и смерть, никаких вопросов о причине смерти. Ни алкоголя в крови, ни других сильнодействующих веществ не обнаружено. А тут вот нога… Хитрый случай, еще и пятна на коже нетипичные для кровопотери. Все досконально исследовал и вот нарыл, – Мытько махнул на столик с микроскопом, будто приглашал снова взглянуть на результаты его «инфузорных» изысканий.

Но при этом эксперт виновато поджал губы.

– Погодите, – нахмурился Горохов. – Это что получается? Что заключение по первой жертве, по Морошко, неверное?

– Отчасти, – прижал руки к груди эксперт. – Все же, отсечение головы в приоритете, как причина смерти.

– И что теперь? – продолжал хмуриться Горохов. – Назначать повторную экспертизу? Или дополнительную. Или как?

– Лучше не надо, – Мытько заискивающе посмотрел на шефа и чуть улыбнулся. Просто имейте это в виду, про угарный газ, держите в уме.

– А почему вы не хотите это документально зафиксировать? – с подозрением спросил Катков.

Точность он любил, а вот тонкости понимал не всегда. Я заметил, как Мытько поморщился, будто ему на мозоль встали.

– Понимаете, мне еще квалификацию подтверждать скоро. За ошибочные выводы меня по головке не погладят.

– Ладно… – кивнул Горохов. – Оставим пока так. Хватает доказательств эти два эпизода объединить. Трупы в лесу привязаны. Веревка схожая из пеньки, частей тела у каждого не хватает. Кровь слита. Картина схожая и без угарного газа. Но вы сохраните биоматериал Морошко на всякий пожарный случай. Мало ли что… Возможно, все-таки придется назначать повторную экспертизу. Но, думаю, обойдемся.

– Спасибо, – Мытько истово пожал руку следователю. – Я в долгу не останусь.

– А вы мне и не должны, – вскинул на него бровь Горохов. – И вообще, что за бардак у вас в морге творится? Судя по объявлению на входной двери, у вас тут незаконная торговля трупами организована?

– Ну что вы! – всплеснул руками Мытько. – Это патологоанатом Лешка Вязовскин калымил. Людям лапшу на уши вешал, мол, вскрытие и прочая помывка трупов – платная. Но с ним уже беседу провели, проверкой из ОБХСС пригрозили. Исправился, паскудник, вроде.

– Тогда объявление почему не снимете?

– Так сказать, для устрашения. Решили, пусть пока повисит – и Лешке наука будет.

Дверь лаборатории распахнулась и внутрь ворвалась Лена. Моя старая знакомая. Медсестра, которая меня выхаживала с ножевым, а ныне – супруга и помощница Мытько. Легкое летнее платьице ладно сидело на фигуре, которую я сначала не узнал.

При виде меня девушка расплылась в улыбке:

– Петров?! Ты, что ли? Ух, какой ты стал. Видный мужик. Ну ниче се-е…

– Смотрю, ты похудела, – немного удивился я, созерцая Лену по габаритам на пару размеров меньше прежней.

– Похудеешь тут, – медсестра зло зыркнула в сторону Мытько, тот поежился и чуть втянул голову в плечи.

– Кобелина! – прошипела Лена, пепеля его взглядом.

– Зайчик, – пролепетал в ответ Мытько, пятясь и сворачивая за стол с Черпаковым. – Я на рыбалке был. Я же уже рассказывал.

– Не ври, скотина такая! – Ленчик наступала и напоминала танк. – Я звонила Михалычу, он сказал, что позавчера в глаза тебя не видел.

Злая супружница бегло огляделась, будто ища, чем бы запульнуть в Павла Алексеевича, но на стеллажах, кроме формалиновых банок с почками и прочим ливером, ничего не было. Тогда женщина решила действовать без метательного оружия, врукопашную.

Коброй кинулась вокруг «разделочного» стола и попыталась изловить бессовестного прелюбодея.

Но не тут-то было. Мытько прыгучим тушканчиком ловко уворачивался от «кобры» и кружил вокруг секционного стола, на котором ни в чем не повинный Черпаков раздражённо потряхивал единственной ногой.

– Ну Лена, зайчик, ну, перестань, люди же кругом, – канючил беглец.

– Где ты был позавчера ночью? Говори! – взвизгнула Лена, не обращая на присутствующих никакого внимания.

После нескольких безуспешных попыток изловить Мытько она остановилась и, чуть отдышавшись, глянула на меня:

– Андрей, будь другом, прострели этому кобелю ногу, не могу его догнать, и хвост заодно прострели, чтобы больше рыбку не ловил.

– Ну, мы, пожалуй, пойдем, – Горохов отчаянно боролся с улыбкой, которая настырно лезла на его, казалось бы, невозмутимое лицо. – Большое спасибо, Павел Алексеевич, успехов вам в семейной жизни. Гы-гы-гы…

Наши потянулись к выходу за шефом, а я чуть задержался:

– Я, смотрю, Ленок, у вас весело. Не скучаете.

– Заскучаешь с ним, – сдалась Лена и отошла от «бегового» стола. Ты-то как? Женился?

– В процессе, – уклончиво ответил я.

– В процессе он, – фыркнула медсестра уперев руки в бока. – Все вы, мужики, одинаковые…

Мы обменялись с Леной еще парой любезных фраз, она чмокнула меня в щеку на прощание, велела заходить в гости и вытеснила меня из секционной, сказав, что дальше будет серьезный разговор с мужем. Вот только бы изловить его, паскуду, как-то.

Я пожелал Лене удачной охоты, Павлу Алексеевичу – никогда не сдаваться и поспешил за нашими. Нагнал их уже на крыльце.

Они что-то обсуждали. А вернее, выглядело это так, будто Погодин выступал с речью.

– А я еще вчера говорил, что Мытько мог убить, ну, теоретически, – вещал Федя. – Получается, что время смерти Черпакова – позавчерашняя ночь. Как раз, когда Мытько не ночевал дома.

– Да отстань ты уже от Павла Алексеевича, – хмыкнул Горохов. – Если бы он был этим Мясником, то зачем бы нас сегодня вызванивал? И сообщал подробности об отравлении угарным газом. Он тогда должен нам работу усложнять, а не помогать.

– А затем, – Федя по-гороховски поднял указательный палец вверх, – чтобы жопу себе прикрыть.

– Не понял, – шеф даже остановился.

– Ну, смотрите, – пользуясь всеобщим вниманием, Федя выражался уже немного степенно и снисходительно. – Вот, допустим, Мытько скрыл этот факт про угарный газ в деле Морошко специально. А по второму убийству – понял, что шило в мешке не утаишь. Ткани на химическое исследование пошли, там вскроется факт отравления. Ведь так? Вот и выставил он это, будто сам диагностировал воздействие оксида углерода на ткани по цитологическим признакам.

Мы раскрыли рты и уставились на Федю.

– Ты где таких слов нахватался? – брови шефа встали елочкой.

– Передачу «Здоровье» мама регулярно смотрит, в отпуске был, тоже приходилось с ней созерцать, – отмахнулся Федя. – Ну, так вот, получается, он сделал себе алиби. Будто обнаружил, признал ошибку и покаялся.

– А по первому трупу почему тогда не боялся скрывать? – впился в Федю взглядом Горохов.

– Так он по первому биоматериал химикам и не отправлял даже, возможно. Ну, там, провел-таки общие анализы. На алкоголь, на наркотики, по-быстрому. Типа, раз голова отрублена, значит, вопросов не будет. А тут нога, пришлось по полной исследование проводить. Вот и всплыл факт отравления угарным газом. Вернее – всплывет, а пока Мытько форсировал ситуацию. Сделал ход на упреждение. Логично же? Ну, что молчите? Ведь так?

– Опасный ты человек, Федор Сергеевич, – покачал головой шеф.

– Это почему?

– Любого под монастырь можешь подвести. Логикой этой своей.

– Андрей, ты хоть скажи, – Федя умоляюще повернулся ко мне. – Рабочая это версия? Да?

– Вполне, – кивнул я. – Вот только не совсем приятная…

– Я и говорю, – оживился Федя. – Мытько надо проверять. И резать он умеет, и, наверняка, машина с гаражом у него есть.

* * *

Проходная фабрики музыкальных инструментов встретила знакомыми, но уже подзабытыми запахами лака и растворителя.

На «калитке» дремал дедок-вахтер. Блин, тот же самый, что работал, когда я еще здесь был в семьдесят восьмом. Судя по его безразличному взгляду, он меня узнал и, наверное, думает, что я до сих пор здесь работаю. Моя рука потянулась за ксивой в карман, но старик махнул, мол, не нать пропуск, проходи, не задерживай очередь, хотя за мной никого не было.

Я не стал спорить да светить корочками и просто прошел через скрипучую вертушку. Направился прямиком к основному корпусу.

– Бабкины пассатижи! – раздался престарело-хриплый голос. – Андрюха! Штангель те в ухо! Ты, что ль?

Я обернулся, и на душе потеплело. Фронтовик Петрович сиял вставной челюстью, выставив вперед заскорузлые ручищи. Незаменимый мастер гитарных дел до сих пор был жив. Да что жив, он по-прежнему пахал на заводе. Вот было же поколение! И фашистов били, и трудовые подвиги совершали…

– Петрович! Привет, дорогой! – я шагнул и принял встречные объятия своего бывшего наставника. – Ты когда на пенсию-то свалишь уже?

– Три раза провожали, – отмахнулся мастер. – Все как положено, с водкой, баяном и Машкой из бухгалтерии. Та, как выпьет, так на столе под баян такие кренделя отплясывает, что юбка до ушей задирается. Да только не ушел я, вот все работаю. Не могут мне замену найти. Слушай, Андрей. А давай на мое место! Зарплата под триста, да и Машка с бухгалтерии в придачу. А? Она девка молодая, видная, а я ствол на полку давно сложил.