Читать книгу Рада, наследница заклинателей - - Страница 2

Глава 2

Оглавление

Прошло много времени до тех пор, пока проделанный в потолке люк не открылся, впуская слабый лучик в царство вечной тьмы. Вниз спускался человек в чёрной рясе, нёсший в одной руке светильник, в другой – похожую на вчерашнюю корзинку. В тусклом свете медленно хлебающего масло огонька узница узнала недавнего посетителя. Беззащитная перед лицом новой угрозы, бедняжка задрожала; одинокая слеза скатилась по вмиг побелевшему лицу.

– О, мой Гожо, возлюбленный мой, неужели ты так и не придёшь за преданной тебе одному Радой?.. – горестно прошептала малютка, почти лишаясь всякой воли к сопротивлению.

Люк с грохотом захлопнулся, стоило Михелю Буша ступить на влажный земляной пол.

– Что ещё вам нужно от меня?.. – спросила несчастная, не в силах даже подняться на ослабевшие от страха ноги.

Пропустив вопрос мимо ушей, настоятель небрежно поставил рядом с пленницей снедь, аккуратно подвесил фонарь на высокий крюк и повелительно произнёс:

– Ешь.

– Не буду! – запальчиво возразила заключённая.

И тут же новая страшная мысль о цели визита мелькнула в голове, отразившись на вмиг переменившемся личике. Священник, вперивший в приговорённую жадный взгляд, не мог не заметить выражения ужаса, и уголки тонких губ чуть заметно дрогнули в горестном подобии хищного оскала; глаза полыхнули болезненной страстью.

– Ешь, или я накормлю тебя насильно, – Михель угрожающе шагнул вперёд, и испуганная Рада покорно потянулась к корзинке.

Впрочем, едва аромат свежеиспечённой сдобы достиг ноздрей, аппетит и в самом деле проснулся. Когда узница почти утолила голод, священнослужитель неспешно заговорил:

– Поскольку основным обвинением в твоём деле было убийство офицера королевской гвардии, а он, как выясняется, жив и быстро идёт на поправку усилиями своей наречённой, – глаза бедной пленницы увлажнились при этих словах, и кусок больше не лез в горло, что, видимо, вызвало некоторое удовлетворение мучителя, – так вот, в связи с этими обстоятельствами я попросил суд пересмотреть дело, дополнив свидетельствами жертвы, едва та будет в состоянии дать показания.

– Мой Гожо! – радостно воскликнула заключённая, вскакивая; лицо озарила счастливая улыбка. – Значит, он придёт, он спасёт меня!.. Я знала, знала!

– На твоём месте я бы так не радовался, красавица, – поморщился Михель, глаза которого сверкнули яростью, выдавая сильное волнение и гнев. – Это я заступился за тебя, но вряд ли похотливый солдафон сделает то же самое. В лучшем случае выдумает что-нибудь на тему того, как его околдовали, коварно обольстили и заманили, а потом пытались убить – это не поможет тебе спастись от казни. Хотя, полагаю, Лайош предпочтёт вовсе не появляться в суде, а в письменной форме подтвердить все обвинения. Понимаешь, дитя, если подобный скандал вскроется, это может самым печальным образом сказаться на помолвке. А породниться с богатым семейством Штефан ему сейчас совершенно необходимо: Гожо из рода заклинателей драконов – нищий, не привыкший, однако, отказывать себе в выпивке и развлечениях, так что удачный брак – единственный способ быстро поправить прискорбное финансовое положение.

– Лжёшь, презренный святоша, ты всё лжёшь!.. – в совершеннейшем отчаянии прокричала Рада, пытаясь убедить саму себя, что не верит ни единому слову; зарыдав, она в исступлении набросилась на посетителя.

Ослабевшая после потрясений, пыток и заточения, бедняжка не представляла для гостя ни малейшей опасности. Провокация достигла цели: душевная боль заставила юную и страстную бродяжку совершить необдуманный поступок. Буша невольно провёл параллель между этой вспышкой и его ударом кинжалом – что ж, пусть и она узнает жгучую пытку ревностью!

Без всяких усилий перехватив изящную кисть, потерявшую былую ловкость за дни страданий, холода и голода, а потом и вторую, священник быстро развернул извивающуюся узницу и слегка заломил руки. Приглушённо всхлипнув и инстинктивно нагнувшись, Рада замерла, чувствуя, как каждая попытка пошевелиться отзывается в вывернутых плечах болью. Внезапно пленница ощутила прикосновение к запястьям чего-то шершавого; миг спустя осознав, что проклятый священник намерен её связать, объятая паникой Рада вновь затрепыхалась. Напрасно: новая боль, не сильная, но продолжавшаяся до тех пор, пока узница покорно не затихла, лишь вынудила склониться ещё ниже.

– Теперь можешь кидаться на меня, сколько угодно, – заключил мучитель, отпуская руки жертвы.

– Мерзавец, – всхлипнула та, разворачиваясь и с ненавистью глядя в неподвижное лицо со сверкающими неприкрытым вожделением, расширенными зрачками.

– Да, – Михель порывисто притянул извивающееся тело безуспешно пытающейся высвободить руки узницы, крепко обняв за талию и нежно касаясь щеки. – А ещё похотливое животное – так ты меня вчера, кажется, назвала?.. Всё правда, девушка, так и есть. Но это ты сделала меня таким, ты разбудила необоримую тягу к греху!

Чуть откинув голову Рады впившейся в тёмные волосы рукой, визитёр припал горящими губами к трепетной шейке, спустился до ключиц, нежно прикусил мочку уха…

– Бедная малютка, – невнятно пробормотал Буша, беспорядочно одаривая отчаянно сопротивлявшуюся прекрасную пленницу жестокими ласками, – как бы ты ни билась, тебе не порвать сплетённой мною паутины… Теперь уже нет.

Священник порывисто поднял заключённую на руки и бережно опустил на тюфяк, после чего устроился рядом.

– О, моя Рада, – шептал он, скользнув рукой под задравшуюся рубаху и благоговейно поглаживая мягкое бедро. – Как ты прекрасна, как я люблю тебя…

В этот момент узница, изловчившись, дотянулась коленом до живота мучителя. Из-за неудобной позы удар получился несильным, но всё же чувствительным. Взревев, Михель рывком задрал длинную рубаху – единственное препятствие, отделявшее от вожделенного тела – до самой талии и навалился на Раду всем весом, лишая всякой возможности к сопротивлению.

– Маленькая колдунья, – гневно прошипел Буша в самое ухо, беспощадно сминая нежную кожу проникшей под жёсткую ткань рукой. – Зачем не даёшь любить себя, зачем заставляешь быть грубым, когда я хочу подарить наслаждение нам обоим?.. Рада, если бы ты только знала, сколько бессонных ночей провёл я в одиноком домике при храме, терзаясь бесконечными видениями твоего гибкого тела в моих жарких объятиях… Ты видишь, я не могу без тебя. Не заставляй причинять боль, ответь на мою страсть!..

– Никогда! – яростно ответила пленница. – Можешь овладеть моим телом, утолить терзающую похоть, но большего ты никогда не добьёшься!.. Я всегда, всегда буду презирать тебя!

И снова злые слова привели в чувство обезумевшего от вожделения священника. Тяжело вздохнув, он скатился с пригвождённого к лежаку тела. Надрывно всхлипнув, одним рывком опустил рубашку Рады, скрыв наготу.

– Ты вправе думать, что мною движет только плотская жажда. Её ведь так легко утолить, – грустно произнёс Михель, отворачиваясь от самого большого искушения и пытаясь усмирить не желавшее потухать пламя. – О, если б это действительно было так, всё стало бы гораздо проще. Я бы мог взять тебя хоть вчера, хоть сейчас, а после – забыть о твоём существовании, как это принято у некоторых мужчин.

Язвительная горечь наполнила дрогнувший голос. Через мгновение настоятель продолжил более спокойно:

– Нет, девушка, я люблю тебя. Я не хочу брать тебя силой – хочу получить взамен хоть каплю нежности. Не прошу уже о любви, об искренности – дальнейшей искренности я просто не вынесу – но позволь мне хоть ненадолго ощутить тепло. Отдайся мне по доброй воле, не заставляй падать ниже, чем я уже пал… Распутный священник, поправший данные Дракону обеты – с этим я уже смирился. Не делай же из меня насильника, как едва не сделала убийцу!

Рада не проронила ни слова, а Михель боялся даже повернуться к ней, вновь прочитать на любимом лице одно лишь отвращение.

– Я даю время на размышление: приду за ответом завтра днём. Как уже говорил, в моих силах вытащить тебя из этого каменного мешка. Я знаю немало доводов, которые убедят Гожо Лайоша явиться в суд и поклясться, что ты не имеешь отношения к ранению, что напал неизвестный, прервавший ваше свидание. В сравнении с прочими распутными похождениями этот невинный эпизод, возможно, и не приведёт к разрыву помолвки, поэтому офицеришке придётся согласиться с убедительными доводами. Что же касается судей… Да, церковники очень неохотно разжимают когти, но и здесь, сдаётся, я найду нужные слова: у каждого есть слабости. Тебя оправдают. Взамен же прошу только одного: выйдя из темницы, ты отправишься со мной. Мы проведём вместе две ночи, после чего будешь свободна. Ты сможешь уйти со вторым рассветом, если захочешь, или остаться жить в том доме. Я не посмею впредь докучать своим присутствием, стану лишь оставлять деньги на кров и пищу. Ты будешь жива, свободна, сыта и согрета, тебе не придётся больше танцевать на улицах и ютиться среди нищих. Всё, чего прошу взамен, – две ночи счастья.

– Развяжи меня, – послышался за спиной сердитый голосок, до сих пор чуть трепетавший.

Едва руки оказались свободны, Рада вскочила с тюфяка и отпрыгнула к противоположной стене, насторожённо глядя на визитёра. Наконец ответила на выжидающий взгляд:

– Я уже говорила: можешь надругаться над телом, но ты никогда не получишь мою невинность по доброй воле, подлый святоша! Я скорее умру!

– О да, тут ты права, – задетый за живое настоятель хищно ухмыльнулся. – Как мы только что выяснили, красавица, так или иначе я овладею тобой!.. Это произойдёт или здесь, в тёмном подземелье, на тонком тюфяке, в компании крыс, после чего тебя ждёт петля и камень на шее, или в освещённой ароматными восковыми свечами спальне с мягкой постелью, тонко благоухающей розами, после чего ты будешь вольна, как и прежде. Либо ты познакомишься с грубой мужской силой, способной причинить немало боли, либо познаешь самую трепетную нежность, какой может одарить лишь безнадёжно влюблённый. Сжалься надо мной, девушка: я прошу не больше, чем ты готова была предложить грубому солдафону, понятия не имеющему о том, какое сокровище ему достаётся. Подумай хорошенько. Я приду за ответом завтра. Тебе нужно только согласиться… Если же вновь отвергнешь мою любовь, думаю, эта верёвка придётся весьма кстати.

При этих словах узница ощутимо вздрогнула. Михель подобрал так пугавший её предмет и, спрятав под рясой, удалился, не произнеся более ни слова.

В изнеможении Рада рухнула на тюфяк, уже пропитавшийся сыростью подземелья. Жизнь!.. Ей предлагали выкупить жизнь, но какой ценой?.. Уж лучше было бы кончить все страдания сегодня же! Да, стоило холодному дыханию смерти отступить на пару шагов, и леденящая душу утренняя тоска оказалась позабыта.

Что же делать?.. Завтра этот ужасный человек снова явится сюда, и некому будет защитить её честь… Приговорённая содрогнулась, вспоминая угрожающе нависшего мужчину, беззащитность перед ним… Нет, никак не получится пойти на это по собственной воле! Всё существо Рады противилось подобному союзу.

«Прошу только две ночи счастья… – проплывали в голове безжалостные слова и сладкие обещания. – После будешь вольна, как прежде…» Свобода!.. Жизнь!.. Нет, она не сможет, только не с ним! Этот человек заколол её возлюбленного и бросил Раду в темницу, из-за него ей грозит смерть. Нет, невозможно, немыслимо!.. Пусть делает, что вздумается, но она не собирается принимать в этом участия. Любит? Вот и пусть мучается презрением, терзается ревностью: если вздумает взять её силой, она будет звать Гожо – кажется, это имя действительно причиняет святоше боль.

Вечером тьма снова ненадолго рассеялась: принесли ужин. Странно, но это оказалась нормальная еда, а не жалкая корка хлеба с пустым остывшим супом. Праздник ведь прошёл, почему же?.. Неужели церковник?.. Узница постаралась отогнать эти мыли, невольно зарождавшие в добром сердечке крохи благодарности. Даже если и так, движут Буша исключительно нечистые помыслы, а вовсе не сострадание и уж никак не раскаяние!

Насытившись, прелестная пленница свернулась клубком на мягком тюфяке, укуталась тёплым одеялом и постаралась уснуть. Однако долго ещё в юной головке роились туманными образами странные мысли и застланные пеленой ощущения и предчувствия, которые она даже не пыталась облечь в слова.

…На следующий день мучитель явился не один. Высокий, очевидно тощий человек в чёрном балахоне со знакомой уже корзиной в руках замаячил на лестнице. Неизвестный не произносил ни слова и не показывал скрытого в тени одежд лица до тех пор, пока не захлопнулась крышка люка. В тот же миг незнакомец откинул широкий капюшон, и узница, радостно вскрикнув, бросилась ему на шею. Стоявший рядом настоятель с силой сжал факел и резко отвернулся.

– Пэтро!.. – по щекам заключённой заструились быстрые счастливые слёзы. – Ты здесь! Как же это?..

– Да, Рада, твой непутёвый названый братец наконец-то пришёл проведать тебя, – смущённо отозвался гость, покосившись на стоявшего к ним спиной священнослужителя. – По правде сказать, без мэтра Буша мне бы вряд ли это удалось… Как ты здесь? Надеюсь, все эти несчастья не сломили тебя?.. Посмотри, что я принёс.

С этими словами неудавшийся философ и миссионер, а ныне уличный музыкант, извлёк из плетёной корзинки несколько сальных свечей.

– Их запах, конечно, может привлечь крыс…

– Ах, Пэтро, – грустно перебила Рада, – в этом нет большой беды, поскольку мыши и без того чувствуют себя здесь полноправными хозяевами.

– …зато тебе больше не придётся коротать дни в кромешной темноте, – с этими словами посетитель запалил от факела одну из десятка свечей.

– Спасибо! – искренне поблагодарила пленница и чмокнула в щёку довольно улыбающегося братца.

Последний жест был обращён скорее к Михелю: от узницы не укрылась реакция священника на её первый радостный порыв. В юной красавице взыграло детское желание отомстить мучителю, заставить хоть немного страдать.

Услышав звонкий «чмок», Буша развернулся со скоростью атакующей змеи и обжигающим взглядом пригвоздил к месту перепуганного Пэтро – нерадивого ученика, которому некогда давал уроки теологии, риторики и философии.

– Мэтр, вы не могли бы оставить нас одних? – вызывающе спросила Рада, сжав холодными пальчиками ладонь названого братца – этот жест придал ей мужества.

Настоятель побледнел от негодования: дикая ревность, желание проучить наглую девчонку, боязнь вновь испугать её взрывом ярости – смесь эмоций туманила разум; слова комом застревали в горле. Да как она смеет!.. А этот остолоп?.. Разве для этого разыскивал бывшего наставника и умолял помочь – чтобы сжимать теперь маленькую ладошку?! Ради звонкого поцелуя, подаренного другому, священник, рискуя всем, протаскивал непутёвого ученика в темницу?!

– Мэтр Буша, – самым беспечным тоном, на какой только был способен под прожигающим взглядом учителя, заговорил Пэтро, опасаясь, как бы реакция на выходку сестрёнки не сгубила их всех, – мне в самом деле нужно поговорить с Радой, вы помните?.. Думаю, четверти свечи нам вполне хватит. Если вы будете столь любезны…

Священник, поколебавшись несколько мгновений, молча направился к лестнице, перед этим на секунду с такой силой сжав запястье ученика, что тот невольно поморщился. Понять красноречивый взгляд ревнивого влюблённого было несложно.

– Ох, Пэтро, что же мне делать?.. – пленница сокрушённо прошлась по тесной камере. – Если бы Гожо… Постой!.. Ты ведь можешь найти его? Скажи, что меня ждёт смерть, если только он не явится и не расскажет, как всё случилось на самом деле!.. Гожо, конечно, спасёт меня!

– Златоокая моя малютка, понимаешь, – осторожно начал посетитель, зная, что придётся ранить чувства сестрёнки, и желая хоть как-то смягчить удар, – боюсь, Лайош не захочет фигурировать в этой истории… Его имя будет запятнано скандалом, что может повредить военной службе…

– Что значит какая-то служба в сравнении с жизнью невинного?! – воскликнула узница, а через мгновение сникла и без сил опустилась прямо на холодный пол тюремной камеры. – Он говорил то же самое, этот треклятый святоша… Что Гожо не придёт за мной. Что он… скоро женится…

К концу фразы голос несчастной перешёл в едва различимый шёпот, после чего она горько разрыдалась. Смущённый Пэтро неловко обнял сестрёнку и утешительно погладил по тёмным волосам.

– Знаешь, Рада, – осторожно начал он, – мужчинами зачастую – если они, конечно, не музыканты или философы – движут самые низменные побуждения. Боюсь, многим из них высокие чувства не знакомы в принципе. В этом нет ничьей вины, так уж устроен мир. Думаю, в момент вашей встречи Гожо был искренне влюблён в тебя. Но любовь такого мужчины подобна мотыльку: летит на любой отсвет, мгновенно отзывается и так же вмиг гаснет. Для тебя этот офицер – первая взрослая любовь, он важнее жизни; но вряд ли ты для него больше, чем короткий эпизод солдатской удали.

При последних словах красавица разрыдалась пуще прежнего.

– Ох, перестань же плакать! – совсем растерялся названый брат. – Дело вовсе не в тебе. Глупо ожидать встретить под мундиром военного глубокое чувство. Люди грубые, как правило, по природе не способны к нему. Однако не все мужчины таковы. Когда выйдешь из темницы и снова станешь свободной, обязательно встретишь человека, который оценит по достоинству твою тонкую душу и хрупкое сострадательное сердце…

– Нет-нет! – запальчиво перебила Рада, пытаясь унять всхлипы. – Если мой Гожо не любит меня, к чему мне жизнь?.. Пусть уж меня поскорее утопят. Уверена, это не так больно, как твои слова!.. К тому же, если, как ты говоришь, Гожо не придёт, у меня и выбора не остаётся…

– Но, как я понял со слов мэтра Михеля, тебя можно спасти?.. – визитёр аккуратно перешёл к интересующей его теме.

– Ах, Пэтро, если бы ты знал, что он просит за помощь… – трепещущим голосом тихо произнесла узница, вспыхивая.

– Думаю, я догадываюсь. Зная учителя, сам бы не поверил этому предположению, однако… Сколько же глупостей совершается в мире по вине женщин иногда даже самыми рассудительными из мужчин. И всё же будет лучше, если ты подтвердишь или опровергнешь мою догадку.

– Он… Он хочет взамен мою невинность, – едва слышно прошептала Рада, сгорая от стыда. – Я должна буду провести с ним две ночи. Грязный, похотливый церковник!..

Голос вновь задрожал – теперь уже от негодования.

– Две ночи, а после ты будешь свободна? Всего-то?! – беспечно воскликнул музыкант. – Только представь, ты вновь сможешь танцевать и петь на улицах Старой Рутны, вернёшься в каморку на улице Мэлало, где полон дом знакомых, к старому Баро, который так соскучился, ко всему, что тебе дорого! Мы снова заживём в нашей уютной маленькой комнатке. Но это, конечно, временно. Вот увидишь, однажды я стану знаменитым музыкантом и подарю тебе настоящий дворец!..

– Но, Пэтро, я не смогу, – тихо проговорила малютка. – Как я могу добровольно отдаться святоше, когда он не внушает мне ничего, кроме отвращения и ужаса?!

– А ты закрой глаза и представь на его месте Гожо, – посоветовал брат. – Прости, но, как по мне, если в тёмной комнате с мэтра Буша снять сутану, а с красавчика-офицера – штаны, едва ли разница окажется существенной…

– Что ты такое говоришь!.. – вскричала рассерженная Рада. – Нет-нет, никогда!

– Златоокая моя красавица, поверь, когда петля начнёт сжиматься на шее, когда каменная глыба неотвратимо потянет на дно, а лёгкие наполнятся водой и вспыхнут нестерпимой болью, ты так сильно захочешь жить, что будешь готова отдаться хоть самому духу зла, если это спасёт тебя. Но тогда, по моему разумению, будет слишком поздно. К тому же, возможно, суровый председатель церковного суда в конечном счёте окажется не настолько ужасен, как ты себе воображаешь.

– Всё равно я не смогу, Пэтро, – прекрасная узница печально покачала заплаканным личиком. – Пустой разговор. Я обречена.

– Но подумай, – собеседник решил идти до конца, даже если придётся быть безжалостным, – ведь ты сейчас в любом случае во власти мэтра Буша! И, если он только пожелает, может похитить твою целомудренность в любой момент, ничего не предлагая взамен. Тебя обесчестят, будто уличную девку, и в итоге всё равно отправят на казнь! Не разумнее ли уступить требованиям настоятеля, не таким уж, к слову, непомерным?

– Знаю-знаю!.. О, всё это так несправедливо! Он уже пытался овладеть мной… Пэтро, я так беспомощна!

– Бедная… Канарейка в лапах изголодавшегося чёрного кота… Слушай! – в конце концов музыкант решил прибегнуть к последнему аргументу. – Ты должна согласиться на все условия. Не перебивай!.. Я предупрежу об этом уговоре Баро. Приёмный отец нежно любит тебя и наверняка попытается вырвать из рук священника. Сказать по правде, сразу же после суда он сообщил мне о намерении поднять весь сброд нашего квартала и отбить тебя у стражи по пути к месту казни. Вот только Баро боится, что в холодной сырой темнице без горячей пищи и чистой воды до весны ты можешь не дожить, поэтому стоит попытаться вырваться отсюда как можно раньше. Возможно, даже не придётся расплачиваться за услугу мэтра Михеля. Ну, красавица, не правда ли, твой братец блестяще всё придумал?

Сомнения Рады длились не более минуты. Баро, конечно, как она сама не подумала!.. Приёмный отец никогда не позволит нанести любимой воспитаннице подобное оскорбление! Она снова будет свободна, а глупый церковник останется ни с чем. А ещё… Непременно нужно разыскать обманщика Гожо и прямо спросить, почему он оказался так жесток к маленькой плясунье. И в этом тоже наверняка сможет помочь священник.

…Когда нетерпеливо расхаживающий наверху настоятель вернулся, Рада мечтательно улыбалась. Михель пожирал горящим взором каждый дюйм обнажённой кожи, не в силах произнести ни слова; однако сердце мучительно сжималось в томительной и приятной истоме: на лице узницы явственно читался долгожданный ответ на мольбы.

– Я согласна, – просто сказала пленница, поднимаясь с пола вслед за названым братом. – Но прежде вы должны выполнить одно моё условие.

Оба мужчины воззрились на Раду: Пэтро – удивлённо, Буша – требовательно:

– Что ещё за условие?

– Приведите ко мне Лайоша. И вы, и мой братец – оба утверждаете, будто он меня не любит и не спасёт. Если Гожо подтвердит эти слова, скажет, что я ему больше не нужна, тогда я согласна на сделку.

Михель заколебался. В выводах касательно офицера королевской гвардии священник был уверен. Другой вопрос – как заставить Лайоша явиться сюда, на свидание с несостоявшейся любовницей. В конце концов Буша принял решение и, вцепившись в тонкое запястье, хрипло произнёс:

– Поклянись! Клянись самым дорогим для тебя, девушка, что не обманешь!..

– Клянусь жизнью моей, – поколебавшись, ответила пленница; она не считала, что хоть чем-то обязана этому сумасшедшему, и всё-таки раздавать обещания, которые не собиралась исполнять, казалось низким.

После этих слов хватка ослабла. Священнослужитель прерывисто вздохнул, на секунду нежно приложился тёплыми губами к заметно дрогнувшим пальчикам и знаком показал ученику, что они уходят. Пэтро ободряющим жестом сжал маленькую холодную ладошку и последовал за учителем.

Спасена!.. Эта счастливая мысль билась в голове девушки, вселяя в сердце радость. Радость?.. Неужели она ещё способна радоваться, зная, что Гожо не любит её? Но, возможно, он всё объяснит при встрече, может быть, это просто чудовищная ошибка. Главное – она будет жить и снова увидит его! Рада рассмеялась от облегчения и тихонько запела. Жажда жизни вновь брала верх в юной, цветущей душе.

Рада, наследница заклинателей

Подняться наверх