Читать книгу Путь Сумеречницы - - Страница 7

1526 г. от заселения Мунгарда.

Веломовия, Белоземье

Лайсве очнулась, когда ей на лицо брызнули противной холодной водой. Корсет уже не давил, сверху ее укрывала лишь мягкая простынь.

Раздался неразборчивый лепет:

– Да, милорд. Простите, милорд.

Темный суженый? Он ли это?

Что-то звякнуло. Похоже, отец отсчитывал монеты из кошеля.

– Ступай. И ни слова о том, что тут было!

Прижимая к себе простынь, Лайсве приподнялась с кушетки, но увидела лишь, как закрылась дверь.

Может, почудилось?

– Простолюдины совсем обнаглели. Никакого уважения к знати, – сетовал отец, а затем обернулся к дочери: – Ты как?

Лайсве легла обратно, натянув простынь до самого подбородка. Глаза резало от света. Бешено колотилось сердце, голова отяжелела, напоминая о недавнем обмороке. Надо было больше отдыхать.

Отец нахмурился и сунул дочери под нос походную флягу с восстанавливающим силы зельем. Но оно действовало только на рыцарей с даром.

Лайсве недоуменно потупилась.

– Выпей – полегчает, – отец влил ей в рот ядреный напиток. В нос ударил резкий привкус мяты и базилика. От кашля она согнулась пополам. Отец отставил флягу и провел вокруг дочери руками, внимательно вглядываясь во что-то, доступное лишь ему. – Скажи, ты ведь не была с мужчиной?

Лайсве подскочила с кушетки. Как он мог такое подумать?!

Нянюшка надавила ей на плечи, заставив лежать неподвижно, и ответила сама:

– Она чиста, как в день своего рождения. Это и без дара видно!

– Я не Вейас, – устало прохрипела Лайсве и отвернулась. Гадко даже думать об этом! Она бы никогда не отдалась мужчине вне брака.

– Вижу, прости. Все происходит слишком быстро: помолвка, церемония… – отец потрепал ее по волосам, поцеловал в висок и пробормотал: – Так некстати. Хотя следовало ожидать, учитывая обстоятельства. – Он приподнял ее подбородок кончиком пальца и заставил взглянуть в глаза. – Ты ничего не слышала перед обмороком?

– Все превратились в свиней, – измученно выдавила она. Видение с пира оживляло кошмар о поглотившем мир Мраке. Лайсве почти забыла о нем, но теперь смятение и страх навалились на нее с утроенной силой.

– Свиней? – кустистые брови отца сошлись над переносицей. – Интересные у кого-то фантазии. Найду и голову оторву!

Лайсве отвернулась, кожей ощущая его негодование. От чужих эмоций становилось больно. Хотелось закрыться и ни о чем не думать.

– Отдыхай. На людях тебе сегодня показываться не стоит. Я пойду к гостям и все объясню. – Он удалился, еле слышно затворив за собой дверь.

Лайсве прижала колени к груди и обхватила их руками. Казалось, будто ее отгородил ото всех мерцающий кокон. Только мысли прогнать не удавалось. Липкий страх щекотал нервы. «Как же ты хороша, принцессочка! Принцессочка… принцессочка…»

По телу пробежала волна мелкой дрожи.

– Нянюшка!

Старушка сидела у изголовья, с тревогой изучая ее лицо. Видимо, Лайсве выглядела куда хуже, чем себя чувствовала.

– Что значит, если тебе постоянно снится один и тот же сон?

– Твоя жизнь скоро сильно изменится, вот ты и волнуешься. – Нянюшка гладила ее по волосам, прямо как отец, однако от нее исходило теплое спокойствие и умиротворение. Становилось чуть легче. – Порой мы сталкиваемся с бедами, с которыми не можем справиться. Они не оставляют нас даже ночью. Тогда во сне боги приходят на помощь: говорят, объясняют, показывают. Как только поймешь, что тебе пытаются подсказать, все решится само собой. Хочешь, подумаем вместе? Что тебе снится?

– Суженый.

– Хороший сон!

– Да.

Думать вместе не хотелось. Да и чего тут гадать? Все было яснее белого дня. Это предупреждение, что нельзя нарушать божественные законы. Нужно принять доставшегося ей мужа, даже если он совсем не тот, о ком она мечтала. А любовь с первого взгляда – нянюшкины сказки. В жизни такого не бывает.

Лайсве обидела Йордена пренебрежением, и поэтому он ушел. Его место тут же занял Мрак, Мрак в ее сердце. Она не должна была поддаваться, иначе сама станет Мраком. Отныне она будет по-настоящему кроткой и ласковой, не как раньше – притворяться, а в мыслях дерзить. Надо разыскать Йордена и вручить ему вышивку. Он сразил уже сотню демонов и убьет еще, а если даже нет, то для Лайсве все равно будет самым могучим и доблестным воином. И плясать она его научит. Это гораздо проще, чем вышивать. А потом он увезет ее в благодатный степной край, подальше от убогой сырости Белоземья.

Лайсве повернулась к нянюшке.

– Есть хочется. Принеси чего-нибудь, а то я совсем без ужина осталась.

– Конечно, милая, я мигом, – спохватилась старуха и ушла.

Лайсве встала на негнущиеся ноги и осмотрелась по сторонам. Да это же гардеробная – вот удача! В сундуке нашлось мамино свадебное платье. На стене висело большое зеркало в ажурной позолоченной оправе. Лайсве оделась, заплела распущенные волосы в косы и взглянула на свое отражение. Несмотря на бледность и синяки под огромными, лихорадочно блестевшими глазами, она выглядела мило и трогательно, так, как ей и хотелось. Теперь духи обязательно помогут обрести счастье.

Она выглянула за дверь. Коридор пустовал. Оставалось только разыскать Йордена.

Отец обучал близнецов использовать заклинания замка: открывать потайные ходы, прятаться, проверять, не замышляет ли кто дурного, или отыскивать нужного человека. Последнее было самым простым. Правда, Вейас все делал спустя рукава, будто нарочно злил отца. А вот у Лайсве все получалось легко.

Она сосредоточилась на внешности Йордена, его движениях, голосе, запахе. В голове возник план замка со всеми винтовыми лестницами, петляющими узкими переходами, длинными коридорами и уединенными комнатами за глухими дверями. Мыслеобраз Лайсве плутал между пульсирующими жилами, силуэтами людей. Не то, не то, не то. Ну где же он? Ей почудился запах – кислый, не слишком приятный, щедро смешанный с потом. Йорден, тут ошибки быть не могло. В восточном крыле, парадные гостевые покои, третья дверь по коридору слева.

Лайсве отпустила концентрацию. Ее колени дрожали. Она оперлась спиной о стену и съехала на пол. Из носа потекла кровь, а на губах ощущался солоноватый привкус. Перестаралась. Ничего, как сказал отец, не сахарная – не растает. Надо отдышаться и действовать.

Через холл она идти не решилась: если заметят и нажалуются отцу, то он никуда ее не отпустит. Рядом находился потайной ход. Там точно никого нет. Отец был с гостями, Вейас наверняка сбежал с очередной служанкой, а остальные про ход знать не знали.

Слабость отступала с каждым шагом. Лайсве торопилась, поднимаясь по лестнице на третий этаж. Показался портрет прапрапрадеда Войшелка Добродушного, за ним – рычаг в виде круглой ручки. Лайсве приложила к ней ладонь с запекшейся кровью. Заговоренное железо отозвалось теплой вибрацией, плита с портретом отъехала в сторону и пахнуло затхлостью и плесенью. Крутая винтовая лестница уходила вниз, во тьму.

Сняв со стены факел, она ступила внутрь, и плита за спиной со скрежетом встала на место. Спускаться пришлось долго: пригнувшись, переходить по змеящемуся тоннелю в другое крыло, потом подниматься по еще одной лестнице на сотню ступеней. Когда Лайсве выбралась из потайного хода, она запыхалась, но в голове все окончательно улеглось. Без посторонних глаз ей будет легче поговорить с Йорденом, объяснить свои сомнения и страхи, убедить, что она сможет стать ему хорошей женой – просто понадобится чуть больше времени. Но она будет стараться изо всех сил!

Лайсве очистила платье от налипшей паутины и постучалась. Ей никто не ответил, но дверь оказалась не заперта. Она вошла в комнату. Внутри царил полумрак – лишь узкая полоса света лилась из коридора. Просторная, аккуратно убранная спальня пустовала. Створки шкафа были открыты. Окна занавешены плотными гардинами. Возле широкой кровати с балдахином стоял дорожный сундук. Чем таким важным был занят Йорден, что даже не успел разобрать вещи?

Снаружи донеслись шаги, голоса. Торопливый лающий говор Йордена и протяжный, с мурлыкающими нотками – Бежки. Служанка рассмеялась, кокетливо и мелодично. Они совсем рядом!

Лайсве юркнула в шкаф и затворила дверцы, оставив лишь маленькую щелку.

Йорден в обнимку с Бежкой ввалился в комнату.

– Наконец-то одни! – счастливо выдохнул он. – Ты бы знала, как меня достала эта бледная поганка со своими расспросами. Будто намеренно унизить хотела. Как и ее демонов отец.

Возмущение накатило на нее. Лайсве просто хотела завести беседу, а отец – проявить уважение к жениху и ордену. Они вовсе не желали никого унижать.

– Не бухти, – проворковала служанка, покрывая поцелуями поцарапанную щеку. – Меня все равно не отпускали с кухни. А тебе надо было политесы соблюсти, чтобы эта дурочка не заартачилась. Знаю я ее. Это с виду она лань трепетная, а на деле сумасбродка та еще. С детства было: как стукнет в голову блажь, так ни няньки, ни даже отец отговорить не смогут.

Конечно, заартачится! Потребует, чтобы Бежку вышвырнули, и с собой уж точно не возьмет.

– А по-моему, она обычная избалованная отцовская дочка. Только родит мне наследника, подсыплю ей волчьей травы в еду, а тебя хозяйкой сделаю. И никакой орден мне указывать уже не сможет.

Бежка шепнула что-то в ответ. Йорден засмеялся и повалил ее на кровать.

Лайсве с грохотом затворила дверцы и заткнула уши руками, но все равно слышала скрип кровати и громкие стоны, мерзкие до тошноты. Она сосредоточилась на обиде и отчаянии. Надо только дождаться, пока Бежка с Йорденом заснут, и осторожно выбраться, иначе ее убьют прямо здесь. Остальные пребывали на пиру, и ее крики никто не услышит. Тело выбросят в овраг, а родным сообщат, что Лайсве сбежала, испугавшись свадьбы.

Посреди густой черноты, в белесом мерцании, застыл знакомый силуэт. Суженый из сна! Во Мраке он стал светом. Лицо озарилось, словно грозовые тучи разошлись и из-за них хлынули яркие солнечные лучи. В разноцветных глазах сквозили нежность и забота. Благородный и любящий, он был ее настоящей судьбой, не то что эта подделка!

«Мы вдвоем против всего мира. Мы выстоим».

Привычным жестом он протянул руку.

Лайсве улыбнулась и переплела с ним пальцы, шепча сокровенное спасибо.

Раздался храп, шаги, зашелестела одежда.

Лайсве приоткрыла створки и выглянула наружу.

Стояла глубокая ночь. Сквозь не зашторенное окно лился лунный свет и укутывал стоявшую боком к шкафу женскую фигуру зыбкой дымкой. Бежка натянула платье и спрятала волосы под чепец. Скользнула взглядом по шкафу, отчего Лайсве отпрянула. Хорошо, что Йорден храпел так громко, иначе ее точно услышали бы. Бежка подмигнула непонятно кому и вышла из комнаты, оставив дверь распахнутой. Ну точно, слышала. А может, и видела. И все-все поняла!

Лайсве вылезла из шкафа. Йорден дрых без задних ног. Мерзавец! Осторожно переступая, она выскользнула из спальни. В темном коридоре было пусто. Видимо, гости давно разошлись по приготовленным для них покоям и улеглись в постели. Ух и влетит теперь от отца: ее наверняка уже обыскались. Она направилась к парадной лестнице. Там хотя бы шею не свернет в темноте – часть светильников оставили зажженными для любителей полуночных прогулок.

За поворотом первого же пролета Лайсве нос к носу столкнулась с разъяренным родителем. В его руке уже догорала свеча, в лице ни кровинки, а глаза посверкивали молниями от гнева. Лайсве вжала голову в плечи. Отец никогда на нее не кричал, журил, бывало, за то, что покрывала шалости Вейаса, но всерьез не злился.

– Тебя где носило? – грозно прошептал он.

Лайсве едва не лишилась чувств от накатившей вдруг слабости.

Отец подхватил ее и заговорил куда более ласковым тоном:

– Посмотри, до чего себя довела. Велено же лежать! И зачем ты снова напялила эти жуткие тряпки?

Волновался за нее? Или о гостях переживал? Лайсве уткнулась в его расшитый серебряным позументом камзол и закрыла глаза. Теплые пальцы скользнули по волосам, испуская волны тягучего спокойствия. Он снова использовал дар. Ее куда-то понесли: она не следила за дорогой, пока отец не поставил ее на пол перед белой дверью, оплетенной кружевом колдовских орнаментов.

Святилище.

Лязгнул навесной замок, дверь отворилась, и отец подтолкнул Лайсве вперед. Внутри на полу лежала пуховая перина с подушками и шерстяным одеялом.

Отец достал из-за пазухи платок и принялся отирать лицо дочери от крови.

– Поспишь здесь ночь, и все как рукой снимет.

– Но ведь это кощунство. Боги рассердятся. Ты сам говорил.

– Тогда я хотел научить вас дисциплине, но сейчас все это неважно. Богов нет, или они давно умерли, а цель у святилища одна: подпитывать наши силы. Тебе это нужно.

Лайсве уселась на перину, разглядывая знакомые надписи на стенах. «Богов нет, или они давно умерли». Веломри никогда не поклонялись Ветру, лишь заманивали в ловушку, чтобы использовать его могущество. Благоговение, добронравие – все, чему ее когда-либо учили – обман. Так, может, и отцовская забота – просто зыбкий морок, который исчезнет, стоит ей ступить за порог отчего дома?

– Я искала Йордена, – неожиданно для себя разоткровенничалась Лайсве.

Отец пристально осмотрел ее, словно стремился прочитать.

– И как, нашла?

Легкий мыслетолчок, и слова будто сами собой вырвались наружу:

– Он был со служанкой. До сих пор слышу эхо их стонов, перед глазами – их развратные ласки. Это гнусно! А еще он говорил, как убьет меня и сделает хозяйкой свою любовницу, – она умолкла, истощенная речью. Ее лицо раскалилось от стыда. И зачем отец заставил ее чувствовать себя ханжой…

Его голос вывел из задумчивости:

– Ты узнала служанку? Скажи имя, и я тотчас выгоню ее, даже найму душегуба, чтобы избавиться от нее наверняка.

Он снова полез в мысли дочери.

По платью служанки растеклось кровавое пятно, померкла сверкающая улыбка, а прежде смуглая кожа стала мертвенно-бледной. Остыли длинные ловкие пальцы, густые темные волосы спутались и облезли с оголившегося черепа.

Нет! Не нужно никого убивать!

– Зачем? – Лайсве рванулась из нитей внушения. Отец опустил взгляд, разрывая мыслесвязь, и говорить сразу стало легче: – Йорден легко найдет себе другую, а об этой даже не вспомнит. Лучше отмени помолвку. Он унизил нас в нашем же доме и недостоин чести родниться с тобой.

Отец пробежал пальцами по впадинам, изучая надписи на стенах и бормоча под нос выученные еще в детстве имена великих предков.

– Боюсь, ничего не выйдет. – Он устроился рядом с ней на перинах. – Этот мерзавец нравится мне ничуть не больше, но так решил орден. Мы не можем противиться его воле. Единственное, что мне под силу, – припугнуть Йордена гневом Совета. Наглец не посмеет причинить тебе вред, иначе я вызову его на поединок чести и вспорю его гнилое брюхо.

– Какое мне будет дело до брюха Йордена, когда я отправлюсь к Тихому берегу? Я хочу жить, любить и быть любимой. Разве я многого прошу? – Лайсве стиснула зубы и глубоко задышала. Только не плакать!

Отец приложил ладонь к ее щеке, снова успокаивая внушением. За прошедший день она ощущала его дар на себе чаще, чем за всю жизнь.

Ну сколько можно? Она ведь не кукла, а человек!

– Ты любил маму? – ей с трудом удалось держать голос ровным.

– Конечно. Хотя наш союз тоже был сговорен в ордене, Алинка с первых дней в этом доме стала солнцем моей жизни. Когда она ушла, мое солнце померкло.

Лайсве тоже хотела быть солнцем для своего мужа, чтобы он был благородным и сильным, прямо как отец. Для такого она стала бы мастерицей и красавицей, лучшей из жен.

– Ты не изменял ей?

– При жизни – никогда, – он слабо улыбнулся, но в его голосе улавливалась едва заметная неискренность. Должно быть, мыслесвязь обернулась против него, и читающей стала Лайсве.

– А после смерти?

Отец вздрогнул и попытался отнять руку, но Лайсве успела ее перехватить.

– Ты ведь не нарушал свадебных клятв и не брал в постель служанок?

Отец отвел взгляд и ссутулился.

– Прошло слишком много времени с ее смерти. Мужчинам иногда надо…

Лайсве представила его с Бежкой в постели, в той самой, которую он делил с мамой. Ей стало гораздо больнее, чем от коварного плана Йордена. Она так старалась делать все идеально, хотя это никому было не нужно. Значение имели лишь наследник с даром, честь рода и влияние в ордене. Ее используют и выбросят, как хлам, который всем мешает. Сначала отец с Вейасом, а потом и муж. Быть может, и не стараться вовсе? Поступать неправильно, так, как хочет она сама. Вот только чего она желает? Не замуж уж точно! Мужчины! Верность для них – пустое слово, любовь к супруге, видно, тоже.

– Уходи! – потребовала Лайсве, отодвигаясь от него как можно дальше.

– Ты слишком юна и идеалистично смотришь на жизнь, хотя совсем ее не знаешь. – Отец покачал головой.

Ну и пусть!

Он тяжело вздохнул и захлопнул за собой дверь.

Ее лицо уже жгло от слез, а тело ломило от усталости. Лайсве распласталась на перине, разглядывая звезды через окно в потолке. Пускай темный суженый заберет ее от злых равнодушных людей в страну, где мужчины не изменяли своим женам и любили их до конца своих дней. Так она и уснула, моля Мрак поглотить ее.

Сон продлился недолго.

Сердце затрепыхалось, словно хотело выскочить и умчаться прочь от грядущего ужаса. Лайсве задыхалась, глотая ртом воздух, и никак не могла унять дрожь.

Луна проникла в окно и затопила святилище серебристым светом. Багровая вуаль наползла на светило, вдоль подпиравших небо стен хлынула кровь. Толстый ее слой покрыл Лайсве с ног до головы – только это смогло унять боль.

Грянул раскатистый рык, но не угрожающий, – зовущий. Вниз по стене спустился Огненный зверь и лег на пол, прижав к мощным лапам голову. Завороженная красотой танцующего пламени, Лайсве погладила косматую морду. Зверь отозвался басовитым мурлыканьем, почти кошачьим, если бы кошки вырастали размером с лошадь. До чего же он был красив! Пламя не обожгло, а лишь согрело и наполнило легкостью негнущееся от кровяного панциря тело.

Ободренная, она вскарабкалась на широкую спину и вцепилась в лохматую гриву. Зверь плавно поднялся и взмыл вверх по стене к звездам. От стремительного полета захватило дух. Лайсве вскричала, упиваясь неведомой доселе свободой. Рядом со Зверем ничего не страшно! Она воздела руки к небесам, окуная пальцы в темные облака. Холодный воздух обжигал горло, но не пробирался под кожу. Зверь поднимался все выше и выше, мимо хрустальных дворцов небожителей, мимо застывших изваяниями бессмертных героев, мимо пасших тучные стада бородатых пастухов в остроконечных шляпах. Они приветствовали странников и махали руками на прощание.

Весь мир представлялся гигантским голубым шаром на плечах у дремлющего исполина, между ног которого катила черные воды Сумеречная река душ. Зверь нес туда багрянец рассветного шлейфа.

Именно этого Лайсве хотела на самом деле: повидать белый свет, узнать жизнь и обрести себя настоящую.

Его спозаранку разбудил конюх, деликатно коснувшись плеча. Они везде были добрые, видно, лошади смягчали горячий нрав.

– Вам велено собирать вещи. Мастер Йорден отбывает сегодня, – бесстрастно сообщил слуга, пока Микаш тер не желавшие открываться глаза.

– А охота, турнир, увеселения для гостей? – удивился он, вынимая из волос солому и стряхивая пыль с одежды. Празднества должны были продлиться до конца недели, а потом еще несколько дней позволялось погостить, чтобы отойти от обильных попоек.

– Лорд Веломри велел возвращаться в Заречье, чтобы подготовить свадебную церемонию, достойную его дочери. Говорит, мастеру Йордену для этого придется прыгнуть выше головы.

Надо же, сколько презрения к будущему зятю можно выразить всего несколькими чопорными фразами. Лорд Тедеску будет недоволен, впрочем, без разницы. А вот принцессу жалко. Если бы только можно было ей помочь, но и дар, и воинская удаль против заведенных порядков бесполезны. Боги, Микаш даже себе помочь не в состоянии!

– В торцевом деннике племенной жеребец – подарок лорда Веломри. Сбруя висит на двери, твой хозяин непременно на нем ехать захочет, – конюх махнул рукой.

Микаш поднялся и пошел посмотреть. Поджарый караковый конь с густой длинной гривой и вправду был хорош. Почуяв человека, он высунул в проход точеную морду, покосился недобрым сорочьим глазом и ударил в дверь копытами.

– Горячий! – подмигнул конюх.

Великолепный подарок! Чтобы свернуть себе шею…

Собрав вещи в тюки, Микаш отправился в гостевые покои поговорить с хозяином. Дверь была нараспашку – слуги тащили к лестнице дорожный сундук. Внутри находился Йорден с друзьями, уже полностью одетыми и готовыми к отбытию. На Микаша никто не обратил внимания.

– Это непочтительно и нарушает все законы гостеприимства. Я буду жаловаться в Совет! – причитал Йорден.

Похоже, миловидная служанка послала его в дальние дали.

– А чего ты хотел? Сбежал вчера от невесты, вот и получай теперь, – Дражен развел руками.

– Так она в обморок грохнулась. Малахольная какая-то небось и родить не сможет.

– Не пори чушь. Ей от духоты поплохело, с кем не бывает. Да и не дурна она вовсе: юная, свежая, податливая. Сам бы с ней закрутил, если бы ты моим другом не был.

Микаш поморщился и спрятал глаза. Впрочем, Фанник тоже в разговоре не участвовал и просто глядел в окно.

– Ой, да что там пробовать, она ж поди ничего не умеет, – заспорил Йорден.

– Да ладно, сам молодую кобылку не объездишь? Или боишься? – Дражен ехидно усмехнулся.

Йорден вспыхнул.

Микаш закашлялся. Руки чесались расколотить ближний стул об их головы. На него снова не обратили внимания, и он зычно пробасил:

– Жеребец, которого вам подарили, совсем дикий. Лучше в седло не садиться, пока зареченские умельцы не обломают его как следует.

– Ага, если даже ласковой кобылки боишься, то на жеребца точно лезть не стоит, – не сдержался Дражен.

Йорден метнул в Микаша взбешенный взгляд.

– Дворнягу никто не спрашивал! – и, повернувшись к Дражену, визгливо закончил: – Да я не хуже тебя или зареченских умельцев в седле держусь!

Можно, конечно, внушить повиновение, но после вчерашнего было боязно. Лорд Веломри явно что-то заподозрил. А он не из тех, кто бросает слова на ветер.

– Ступай, разомни жеребца хорошенько, да поживее, увалень, – приказал Йорден и продолжил выпендриваться: – А вы еще будете глотать пыль из-под копыт моего коня.

Раз хочет, то пускай позорится. Одним разом больше, одним меньше – какая разница?

Микаш вернулся в конюшню и осторожно заглянул в денник. В жеребце чувствовался неукротимый норов. Чуть зазеваешься, повернешься спиной – тут же зубами вцепится и вырвет кусок кожи с мясом. Только после нескольких тумаков коня удалось поседлать. Микаш взял его под уздцы и повел во двор.

У выхода стоял брат-близнец принцессы. Насмешливые голубые глаза смотрели с презрением, улыбка на тонких губах напоминала оскал, а во всем облике сквозила нарочитость. Молчаливой затаенной враждебностью Вейас походил на отца, только силы не доставало, властности.

– Так скоро уезжаете? Это неучтиво, – явно издевался он. Впрочем, с простолюдинами было позволено почти все.

– Свадьба – дело хлопотное. Не хотелось бы разочаровать лорда Веломри и юную госпожу, – ответил Микаш, почтительно потупив глаза.

Что ж наследник Веломри над Йорденом не подтрунивает, кишка тонка?

– Да, сестра у меня самая лучшая и достойна только лучшего.

– Да.

Микаш посмотрел в его прозрачные глаза, словно заглянул в зеркало, где отражался кто-то очень жалкий. Они одновременно вздрогнули и отвернулись.

– Ну ничего, зато мастеру Йордену знатный подарок достался, – Вейас хлопнул коня по крупу. – Лучшего скакуна во всем Белоземье не сыщешь!

Жеребец прижал уши и уже навострился цапнуть Микаша за плечо, но тот успел шлепнуть его по морде ладонью.

– На таком скакуне только рыцарь ездить сможет, только доблести он подчинится, – продолжал насмехаться Вейас. – Ну, бывай, счастливого пути!

Он наконец удалился.

Микаш зашагал с конем по двору вдоль внутренних стен замка. Дозорные с любопытством наблюдали за ними, дожидаясь развеселого зрелища.

Утреннее солнце било в глаза. Жеребец постоянно дергался, взбрыкивал задом, вставал на дыбы. Копыта и морда так и норовили пнуть, стоило хоть на мгновение зазеваться. Жесткие поводья обжигали ладони, но Микаш терпел и лишь плотнее стискивал зубы.

Собирались вместе другие слуги, подгоняли повозки и кареты. Подтянулись господа. Последним явился сам Йорден. Микаш выправил стремена и подвел коня к скамье, заставляя того стоять смирно. Хозяин едва потянулся к седлу, как жеребец шарахнулся в сторону. Микаш с трудом удержался на ногах, Йорден тоже чуть не рухнул и непристойно забранился. В живот врезался носок господского сапога. Не больно, – правда не больно, если вовремя поднапрячь мышцы! И только взгляд с крыши самой высокой башни жег затылок, сдавливал голову тисками чужой жалости.

«Нет, принцесса, не смотри на меня такого! Я чернь у ног хозяев, дворняга. Никто!»

Но странное дело: то, что доводило до неистовства его, успокаивало демона внутри. Как котенок, он сворачивался клубком и урчал, словно ластясь к хозяйке, которую так долго и отчаянно искал.

– Одумайтесь, он слишком норовистый, – зашептал он на ухо Йордену.

– Вот видишь, даже дворняга считает, что наездник из тебя никудышный, – к ним подошел Дражен.

– Молчать! – Йорден влепил Микашу увесистую затрещину. – Ты это нарочно, да? Держи его крепче, на что тебе эти лапищи, а?

Микаш снова подвел коня к скамье. Йорден наконец-то взобрался в седло.

– Пусти! – приказал он.

Микаш отступил на шаг. Пускай грохнется, может, тогда спеси в нем поубавится.

Конь начал тревожно перебирать копытами, взбрыкнул, извиваясь всем туловищем, подобно змее. Йорден кренился в разные стороны, грозясь выпасть из седла, но все-таки удержался.

Конь замер.

– Смотрите, я его усмирил! – похвастался тот.

Просвистел мелкий камень, врезался в напряженный круп. Жеребец подскочил и помчался к распахнутым воротам. Йордена качнуло вперед. Он повис на одном стремени, едва цепляясь за гриву. Раздался треск, всадник вместе с седлом свалился в пыль, а конь понесся прочь от замка, сверкая подкованными копытами. Присутствующие дружно засмеялись, Дражен с Фанником – громче всех.

Йорден бранился и скулил сквозь зубы, пытаясь отскрести себя с земли. Микаш поднял его на ноги и отряхнул.

– Ах ты двуличная сволочь! Сын помойной сучары! – каждое оскорбление сопровождалось тумаком или оплеухой. Микаш молча терпел, но Йорден от этого свирепствовал еще сильнее. – Слышите, это он подрезал подпругу, он! Я бы не упал!

– Плохому танцору и ноги мешают? – ужалил его Дражен, не прекращая смеяться. – Догонять хоть будешь? А то конь вперед тебя до Заречья домчит.

От Микаша наконец-то отстали. Он обернулся к башне, откуда за ним до сих пор наблюдали принцесса и ее несносный братец. Молодец, шутник, – отвлек разговорами и подрезал подпругу на седле. Что за детская выходка такая?

«Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Наш мир – мир глупых условностей. То, за что мы готовы все отдать, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобой, а сделать ничего, совсем ничего не можем».

Микаш не выдержал и мысленно отругал их: «Глупые дети!»

«Сам ты глупый! Как твое имя?» – отозвался в голове голос принцессы.

Снова отразила его дар?

«Никак. Я никто! Забудь меня, забудь все! – В этот раз не получилось. Видно, не желал Микаш этого, не мог заставить себя пожелать. – Не хочу, чтоб ты знала, как сильно я люблю тебя».

– Чего встал, увалень? Лови лошадь давай! – Йорден отвесил ему подзатыльник.

Конюх догадался вручить Микашу коня. Не сказав ни слова, он вскочил в седло и вдавил пятки в бока с такой силой, что лошадь сорвалась с места и помчалась за жеребцом, поднимая столбы пыли. Будто за ними гнались демоны. Микаш уже не слышал, как белоземские дозорные присвистывали за спиной:

– Горячий парень! Зареченская кровь огнем кипит!

Она проснулась от толчка в бок.

– Осквернила семейное святилище храпом, а, сестренка? Или скорее борьбой с одеялом, – раздался над ухом ехидный голос Вейаса. Он сидел рядом на коленях и по-лисьи усмехался своей шутке.

Лайсве недовольно фыркнула и огляделась. Перина смялась, а одеяло и подушки валялись по углам. Ночной гнев и принятые сгоряча решения растворились в памяти, как зыбкие сны, вместе с мечтами о странствиях и свободе.

– Не хмурься, а то похожа на сморщенную сливу. Держи, – Вейас достал из свертка пару теплых пирожков с зайчатиной и вручил Лайсве. Ее живот тоскливо заурчал, напоминая, что она не ела со вчерашнего утра.

– Тебя привел отец?

Сам родитель показываться не пожелал. И хорошо. Лайсве до сих пор злилась. Но наверное обижаться было глупо: мужчины все такие.

– Нет, он отдал мне ключ. Сказал, что я должен привыкать к ответственности. Теперь я почти хозяин замка. – Брат выпятил грудь бочонком, показывая висевшую на шее цепь. Теперь он сможет приходить сюда, когда захочет, а Лайсве придется уехать к чужим людям и их неведомому богу. Вдруг он не примет ее, как не принял жених? – Чего ты все грустишь? Улыбнись!

В свертке осталась корзиночка из песочного теста, наполненная джемом и сливочным кремом. Вейас испачкал в нем палец и измазал сестре лицо.

– Теперь у тебя усы и борода, как у мужчины, а значит, уезжать никуда не придется.

Она печально улыбнулась и вытерлась. Какой Вейас все-таки ребенок. Даже хуже нее.

– Ты знаешь, что это невозможно. Да и не хочу я здесь оставаться. Отец за меня не заступится.

Вейас покривился.

– Тогда давай сбежим и будем странствовать вместе. Не хочу быть цепным псом ордена, как отец, и выпрашивать милости ценой жизни близких.

– Не читай мои мысли так нагло! – Лайсве ткнула пальцем ему в лоб, не сдержав улыбки. Какой он хороший, самый лучший брат на свете! Он никогда не променяет ее ни на привилегии, ни на служанок. К сожалению, побег был лишь ночными мечтами, коим нет места под сенью дня. – У тебя дар. Твой долг – защищать людей от демонов. Я не хочу мешать тебе исполнять божественную волю и должна покориться своему предназначению.

– Перестань повторять слова нянюшки и поучения из ветхих книг! В них давно никто не верит. Сегодня было лунное затмение, ночь мертвецов, и мы с Бенасом и недотепой Колье ходили на кладбище простолюдинов. Бенас до зари заставлял скелеты плясать на могильных плитах. Жаль, что кузен Петрас не смог приехать из-за траура по отцу. В такую ночь он бы оживил что-то поинтересней костей с черепушками. И никакой гнев богов нас не остановил. Их придумали, чтобы ограничивать людей, навязывать волю ордена, которая выгодна лишь тем, кто стоит на вершине. Мы сами себе хозяева, хозяева этого мира. И не обязаны подчиняться ни богам, ни ордену, ни даже родителям, если того не желаем.

Через окно на потолке просматривалось ясное небо. Неужели там в самом деле никого нет, неужели никто не наблюдает сверху, не помогает и не направляет мудрой волей? Люди приходят из ниоткуда и уходят в никуда. Тогда зачем все это: замужество, родовые схватки, дети, которых придется отдать чужим людям, болезни, старость и, наконец, смерть?

Что-то звякнуло в вышине, загремела труба, выпуская голубоватое облачко. Оно вспыхнуло, окатив Лайсве теплой волной, и исчезло.

– Что это было? – спросила она.

– Я ничего не видел. Ты здесь всегда такой странной становишься, – нахмурился Вейас. – Пойдем, я знаю, что тебя развеселит. – Он взял ее за руку и потащил за собой.

Труба жалостливо звякнула на прощание.

Неужели брат не слышал?

Потайной ход привел в южную башню. Поднявшись по винтовой лестнице, близнецы выбрались на крышу и уселись между зубцов, свесив ноги наружу. Отсюда как на ладони просматривался внутренний двор, где вовсю суетились слуги: запрягали в кареты и повозки лошадей, таскали сундуки с вещами, усаживали господ в седла.

– Кто-то уезжает? Почему так рано? – Лайсве удивленно моргнула. Торжества должны были продлиться еще несколько дней. Сегодня намечалась охота, завтра – состязание бардов-рунопевцев, а послезавтра должен был пройти турнир.

– Женишок твой, – Вейас кивнул в сторону знакомой пухлой фигуры в коричневом кафтане. Из-за плохого кроя одежда топорщилась и морщинилась на спине.

Может, и правда не стоило выставлять семейное богатство напоказ? Тем более замок обычно жил скромно и просыпался, лишь когда отец возвращался из походов.

– Отец велел ему убираться. Сказал, что ему понадобится немало времени, чтобы устроить церемонию, достойную тебя, – ухмыльнулся брат.

– Ему даже не позволили погостить на празднике в свою честь?

Унижения Йордена не радовали: скоро его род станет и родом Лайсве. Если будут презирать его, то и ее тоже.

– Какое почтение может быть к тому, кто тебя бросил? – Вейас погрозил кулаком. – Правильно отец сделал, иначе я бы сам сбил спесь с его наглой рожи.

Мужчинам лишь бы оружием бряцать, а наперед подумать никто не хотел. Но все же хорошо, что отец услал Йордена, иначе она сама отрядила бы ему парочку хлестких пощечин.

– Не переживай. Съешь лучше пироженку, а то совсем как те скелеты станешь, – Вейас протянул сестре последнюю корзиночку из свертка.

Рослый слуга тем временем водил по двору племенного жеребца, известного злым нравом. Юноша сутулился и косолапил, будто пытался казаться незаметным, но вместо этого напоминал ярмарочного медведя и привлекал еще больше внимания. Ему приходилось постоянно увертываться от норовившей цапнуть его морды, но справлялся он на удивление ловко – белоземцы бы так не смогли.

Йорден взобрался на скамейку, когда слуга подвел к нему жеребца и выправил стремена из седла. Стоило жениху вдеть в одно из них ногу, как конь шарахнулся, чуть было не смяв суетившихся рядом людей. Едва удержавшись на скамье, тот выругался и пнул слугу в живот сапогом.

Лайсве прижала ладони ко рту. Не повезло ему с хозяином: этот удар, наверное, причинил много боли. Но вместо жалоб и заискиваний юноша лишь расправил плечи и с презрением посмотрел на Йордена, словно сам был господином.

– Ух, какой твой женишок неучтивый, – Вейас хрустнул костяшками пальцев и достал из-за пазухи рогатку с камнем. – Ничего, сейчас покажем ему, где раки зимуют.

Слуга снова подвел коня к скамейке и встал впереди, держа поводья у самой морды. Йорден вскарабкался в седло, после чего слуга отпустил их. Вейас прицелился из рогатки и выстрелил камнем в жеребца. С пронзительным визгом конь взвился на дыбы. Йорден повис на одном стремени и вместе с седлом рухнул в пыль, а жеребец умчался за ворота.

Двор огласил дружный хохот вперемешку с проклятьями.

– Ты подрезал ему подпругу, – Лайсве покачала головой, но все же улыбнулась. Какой же он жалкий, ее женишок.

Вейас кивнул, покатываясь со смеху.

К Йордену снова подоспел слуга, поднял его на ноги и отряхнул одежду. Жених надавал ему оплеух и принялся браниться, указывая то на седло, то в сторону ворот. Видно, требовал, чтобы тот бежал догонять подарок.

– Какая девица-белоручка! Интересно, испытание за него тоже этот ручной медведь проходил? – насмехался Вейас. – Может, еще разок выстрелить? Пускай слуга затопчет этого нюню!

Юноша обернулся, будто заметил их. Лайсве не могла разобрать выражение его лица, но ощутила во взгляде укоризну. Это мигом отрезвило ее.

– Не стоит. Бедняге и так досталось.

Вейас пожал плечами и спрятал рогатку.

«Глупые дети!» – прозвучал в голове уже знакомый голос суженого.

Что же это было: сон или явь? Кто он и где?

Лайсве не выдержала и спросила прямо: «Сам ты глупый! Как твое имя?»

Ответом было лишь ржание и трехтактная дробь копыт по мостовой, когда слуга запрыгнул на коня и помчался сумасшедшим галопом.