Читать книгу Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир - - Страница 6

К весне 1477 года Колумб вернулся в Лиссабон, куда он впервые прибыл прошлой осенью, высушив одежду и оправившись от морской битвы у мыса Сент-Винсент. Эта удачная «высадка» в Португалии стала поворотным моментом в карьере Христофора, поскольку волей случая он доплыл до берега мирового центра морских путешествий и исследований. Колумб оказался среди людей, которые могли научить его всему, что он хотел: португальскому и кастильскому, языкам дальних мореплавателей, латыни для чтения географических трудов прошлого, математике и астрономии для навигации. Здесь знали все о судостроении и такелаже и… И прежде всего, здесь могли преподать наауку открывать новые земли.

В то время Португалия, древняя Лузитания, была самой оживленной и инициативной страной Европы. В этот последний период Средневековья едва ли не в одиночку она расширяла границы известного мира. Открыв и заселив ранее безлюдные Азоры, Португалия в течение почти полувека отправляла суда все дальше и дальше на юг вдоль побережья Западной Африки. Os rudos marinheiros[36], суровые мореплаватели Камоэнса, доказали, что тропические моря судоходны, а земли на экваторе пригодны для жизни, развеяли арабский миф о mare tenebrosum[37], учились находить дорогу по звездам и обрели такую уверенность в навигации, что каждые несколько лет предпринимали очередные попытки открывать все новые и новые земли, лежащие за Азорскими островами.

СЛУЧАЙ В ПУТЕШЕСТВИИ СВЯТОГО БРЕНДАНА

С карты османского мореплавателя, адмирала и картографа Пири Рейса, 1513 г.

Инициатором поступательного и прогрессивного движения стал инфант дон Энрике, более известный как Генрих Мореплаватель[38], талантливый организатор, вокруг которого сплачивались мореплаватели, увлеченные новыми географическими открытиями. Его штаб-квартира находилась на мысе Сент-Винсент всего в нескольких милях от того места, где раненый Колумб выплыл на берег. Поскольку здесь преобладают норды, галеры и парусные суда, направлявшиеся из Южной Европы в Северную, обычно бросали якорь на рейде Сагреш к югу от мыса, ожидая благоприятной перемены направления ветра. На пустынных скалах, нависающих над дорогами Сагреша, ставших естественным пунктом обмена морской информацией, принц выстроил себе город, в котором было все необходимое для снабжения и привлечения моряков, включая своеобразную информационную службу, сделавшую это уединенное поселение прародителем морской обсерватории и гидрографического бюро сегодняшнего дня. Дон Энрике раздобыл все карты и roteiros[39] направлений плавания, которые только смог найти в этом мире. Математики-навигаторы поощряли мореплавателей отправляться от каботажа в глубокую воду, а лоцманы обладали компетентностью, позволяющей прокладывать обратный путь.

На раздобытых картах Каталонии и Майорки принц Генрих обнаружил цепочку островов – далеко в океане за пределами Португалии. Этот архипелаг всего лишь отображал легенду о святом Брендане, ирландском святом мореходе шестого века: сага о его морских путешествиях относилась к числу самых популярных среди моряков Средневековья. Подобно тому как Колумб наткнулся на Новый Свет в поисках Индии, капитаны инфанта, разыскивая мифические острова Святого Брендана, нашли Азорские острова. Семь были открыты к 1439 году, а в 1452 году к архипелагу прибавились далекие Флориш и Корво, находящиеся всего в тысяче миль от Лабрадора. Последние открыл легендарный капитан Диого де Тейве вместе со своим испанским лоцманом, который прожил достаточно долго, чтобы вдохновить Колумба. Эти красивые и плодородные острова, расположенные на расстоянии от семисот до почти тысячи миль от материкового берега, быстро заселяли португальцы и фламандцы. Мадейра и близлежащий Порто-Санту, открытые в предыдущем столетии, были колонизированы по приказу инфанта в 1418 году. Между прочим, дочь Бартоломео Перестрелло, губернатора Порто-Санту, приблизительно в 1479 году вышла замуж за Колумба. Острова Зеленого Мыса были открыты венецианцем и генуэзцем на службе у принца между 1456 и 1459 годами.

Еще более тесно связаны с открытием Америки африканские путешествия, совершенные под руководством принца Генриха. Ибо «прежде всего, – как отмечал его восхищенный летописец Азурара, – принц должен был попытаться открыть то, что было таинственно и сокрыто от других людей». Его первая цель заключалась в выяснении, что же находится за мысом Нао или Нун[40] на западной выпуклости Африки, но это было не так-то нелегко.

«Хотя многие и отправились в путь, и это были люди, снискавшие добрую славу своими подвигами, никто не осмелился выйти за пределы этого мыса… И по правде говоря, дело заключалось не в недостатке мужества или доброй воли, а в том, что им пришлось иметь дело с вещью совершенно новой, смешанной с древними страшными преданиями, из поколения в поколение передающимися мореплавателями Испании. И хотя эти легенды были обманчивы, предприятие казалось слишком опасным. Было сомнительно, что найдется кто-то, готовый первым рискнуть жизнью в таком сомнительном приключении».

Год за годом принц отправлял корабли с приказом найти то, что лежит за мысом Нун, и год за годом они возвращались в Лагос под теми или иными предлогами. Но «инфант с большим терпением встречал капитанов, вернувшихся с пустыми руками, и никогда не выказывая своего негодования, милостиво выслушивая рассказы об их приключениях, вознаграждая, как и тех, кто хорошо выполнил свое дело, и… тотчас же отправлял обратно с той же целью». Настойчивость Генриха в этом вопросе наконец была вознаграждена, когда в 1434 году Жил Занес[41] обогнул Нун, обнаружив, что известных ужасов океана к югу от 28° северной широты не существует. За несколько лет корабли прошли достаточно далеко, чтобы иметь возможность захватывать негритянских рабов и продавать их за золотой песок. Несколько лет спустя португальцы построили форт и факторию на острове Арген (около 20° северной широты), а к 1460 году, когда уже умер Генрих, его каравеллы миновали Дакар и находились совсем рядом со Сьерра-Леоне, то есть всего в десяти градусах севернее экватора.

До сих пор остается предметом споров, стремился ли дон Энрике достичь Индии, совершив кругосветку от берегов Африки, и что имел в виду папа, предоставляя в 1456 году Португалии «исключительную юрисдикцию» на эту страну? Подразумевалась ли настоящая Индия или «передний край» владений пресвитера Иоанна? Этот мифический христианский властитель должен был господствовать где-то в Азии или Африке. В основе легенды лежала Абиссиния, но в воображении средневековых европейцев пресвитер Иоанн считался самым богатым и могущественным монархом, и контакт с ним был горячо желанным в политических целях. Заручившись поддержкой пресвитера, европейская церковь предполагала разжечь обратную христианскую реакцию против неверных турок. А ведь и сам Колумб когда-то считал, что идет по горячим следам пресвитера Иоанна, будучи на Кубе!

В течение почти десяти лет после смерти Генриха португальцы почти не продвигались дальше на юг, если не считать заселения островов Зеленого Мыса. Затем, в 1469 году, король Афонсу V предоставил лиссабонскому купцу по имени Фернан Гомес монополию на торговлю с гвинейским побережьем при условии, что он будет исследовать его на сто лиг каждый год в глубину территории. Нет сомнения, что к этому времени португальская корона уже искала южный морской путь в Индию. Суда Гомеса быстро прошли Нун и открыли самую богатую часть Западной Африки: Золотой Берег, Берег Слоновой Кости и Малагету, где был найден сорт перца, почти такой же острый, как и восточноиндийский. К 1474 году, когда срок монополии Гомеса истек, он переправил корабли через Гвинейский залив и достиг острова Фернандо-По на 3°30′ северной широты, где африканское побережье снова поворачивает к югу.

Между тем торговля с Африкой стала монополией короны под руководством инфанта Жуана, окончательно унаследовавшего трон в 1481 году под именем Жуан II. Португальское морское предприятие приносило свои богатейшие плоды. Каждую весну флотилии каравелл под латинскими парусами[42], специально предназначенных для торговли, привозили в Тежу мешки с перцем Малагета, связки слоновьих бивней, караваны чернокожих рабов и сундуки золотого песка. Осенью они снова отправлялись в путь с трюмами, полными красных шапок, ястребиных колокольчиков, венецианских стекляшек и прочей дребедени, покупаемой аборигенами за золото. Особенно ценились лошади, за которых местные вожди платили совершенно фантастические цены. Вдоль набережных и на узких улочках старого города можно было услышать все языки, на которых говорят от Исландии до Камеруна; моряки из Скандинавии, Англии и Фландрии стали теснить испанцев, генуэзцев, мавров, берберов и обращенных в христианство негритянских властителей. Из окон своего дворца на Прасаду-Комерсиу дон Жуан мог наблюдать дюжины кораблей из самых разных стран, натягивающих канаты в водах быстрой Тежу. Надо полагать, что при этом королевские ноздри приятно щекотал запах разгружаемых специй. Здесь возводились новые церкви и дворцы, дома итальянских банкиров и еврейских менял: предприимчивый Лиссабон стал богат и жизнерадостен, резко контрастируя с застойной Генуей, чьи владения безнаказанно грабили турки.

Лиссабон, столица, воспетая Камоэнсом, по-прежнему остается одним из самых красивых среди крупнейших портов мира, а тогда он еще считался и самым привлекательным местом во всей Европе для таких амбициозных молодых моряков, как Колумб. Этот город смотрел наружу, а не внутрь; он обращался вперед, к мировому господству, а не назад, к славе прошлых веков. От его причалов ничего не стоило выйти в открытый океан, минуя долгие утомительные проходы. Из устья Тежу открывался весь западный сектор на 180 градусов. В свое время Колумб, как и многие другие, отходил оттуда на север, в Исландию и за ее пределы; португальцы направлялись на юг, вдоль западного побережья Африки. Так почему бы не попробовать найти отсюда дорогу в Японию, Китай и Индию?

Что могло бы этому помешать? Конечно, не было никакой речи о теории плоской земли, ибо, пожалуй, самое вульгарное и абсурдное заблуждение, связанное с именем Колумба, состоит в том, что он хотел убедить человечество в «круглости мира». Любой образованный человек того времени уже знал о его сферичности, чему учили в каждом европейском университете, и даже самый последний матрос сомневался в практической возможности «плыть внутрь», видя небольшое искривление линии горизонта. В свое время Аристотель писал, что путь от Испании до Индии лежит через океан, а добраться до нее можно за несколько дней. Другой великий грек, географ Страбон, умерший около 25 года н. э., намекнул, что некоторые это действительно пытались сделать: «Те, кто вернулся из попытки совершить кругосветное плавание, не говорят, что им помешали продолжить свое путешествие какие-либо преграды; море оставалось совершенно открытым. Во всем были виноваты отсутствие решимости и нехватка провизии».

Незадолго до появления Колумба в Португалии королю Афонсу V пришла в голову идея, что его люди ищут дорогу в Индию слишком долгим способом, а Западный океанский путь может оказаться и короче, и безопаснее. В этом же его пытался заверять один флорентийский ученый.

Все началось с того, что каноник Лиссабонского собора по имени Фернандо Мартинс, будучи в Италии, познакомился с флорентийским врачом и гуманистом по имени Паоло даль Поццо Тосканелли. Врачи пятнадцатого века были склонны к математике и астрономии, поскольку звезды помогали медицине того времени «принимать решения» при спорных вопросах, а уж от астрономии оставалось совсем недалеко до географии и оценки размеров земного шара. Другими словами, эти вопросы были у Тосканелли своего рода увлечением.

В начале четырнадцатого века Марко Поло привез из своего совместного путешествия с отцом и дядей[43] удивительные истории о славе великого хана[44], о Китае и об островном королевстве Чипунгу (Япония), которое лежало у китайского побережья – в 1500 милях. «Книга сира Марко Поло» распространилась в бесчисленных рукописных экземплярах еще до изобретения книгопечатания и, среди многих других, воспламенила воображение Колумба. Однако западные географы пятнадцатого века обычно считали Марко Поло лжецом, поскольку он описывал гораздо большее распространение Азии на восток, что не совпадало с классической географией Птолемея. В то время почитание древних было настолько велико, что, если какое-либо открытие противоречило Птолемею, тем оказывалось хуже для первооткрывателя. Американская картография на протяжении почти полувека после Колумба отмечена забавными попытками картографов сопоставить его новые исследования с Птолемеевой Азией. Тосканелли относился к тем немногим людям науки, которые безоговорочно восприняли результаты путешествия Марко Поло, и, следовательно, полагал, что восточный край Азии лежит гораздо ближе к Португалии, чем предполагали остальные. Его друг, каноник Мартинс, поделился этой идеей с королем Португалии, который, в свою очередь, попросил Фернандо раздобыть письмо Тосканелли с изложением новых взглядов.

Тосканелли ответил канонику письмом из Флоренции от 25 июня 1474 года, копия которого позже была получена Колумбом и использована в качестве «главного вещественного доказательства» в его «деле». Паоло был рад узнать, что король заинтересован в «более коротком пути по морю в земли специй, чем тот, который вы [португальцы] прокладываете через Гвинею». Тосканелли составил карту, в которой представил предполагаемый курс с указанием долгот и широт и послал ее королю. На этой карте были отмечены места высадки, которые может совершить судно, плывущее на запад из Португалии, точно определить координаты и убедить туземцев в «обладании некоторыми знаниями об их стране, что, несомненно, доставит им немалое удовольствие». По мнению Тосканелли, примерно через 5000 миль к западу от Лиссабона курс должен был привести к Квинсею, столице китайской провинции Манга. В соседней провинции, Катай, проживает император Китая, Великий хан, «чье имя на латыни означает царь царей» (подробнее об этом властителе мы услышим позже). Альтернативный маршрут в Китай проходил мимо «известного вам острова Антилья», а через 2000 миль наталкивался на «благородный остров Чипунгу, самый богатый в мире золотом, жемчугом и драгоценными камнями, покрывающими храмы и королевские резиденции… Таким образом, не существует других неведомых путей, позволяющих пройти большие морские пространства». Безусловно, Тосканелли мог бы объяснить множество и других интересных вещей, но ожидал, что король сам разберется с этим делом.

Ни Афонсу V, ни его сын ничего не предприняли в связи с этим необычным письмом, но отголоски мы найдем в дневниках Колумба при каждом его великом путешествии. Португалия была довольна своим многообещающим продвижением вдоль побережья Западной Африки, огромными прибылями, которые приносили короне исследования в этом направлении, и ожиданием, что в любой день каравелла, продвигающаяся на юг, может открыть морской путь в Индию.

Точные передвижения Колумба в течение восьми или девяти лет, которые он провел под португальским флагом, никогда уже не могут быть выяснены, поскольку великое лиссабонское землетрясение[45] уничтожило нотариальные и судебные документы, в которых мы могли бы найти хоть какие-то следы его активной деятельности. По данным генуэзского летописца Антонио Галло, Бартоломео Колумб, обосновавшийся в Лиссабоне раньше Христофора, открыл предприятие по составлению карт, взяв в партнеры старшего брата, и передал ему идеи, которые привели к великим открытиям. Андрес Бернальдес из Севильи, хорошо знавший Колумба, описывает его в своей современной истории как «торговца печатными книгами, который вел свою торговлю в этой земле Андалусии… человек большого ума, хотя и мало знающий книги, очень искусный в искусстве космографии и составления карт мира». То, что Колумб действительно был искусным картографом, видно по уверенным штрихам сделанного от руки наброска северной части Гаити – единственной его карте, сохранившейся до наших дней. Существующее мнение, что младший брат научил Христофора этому искусству, может быть поставлено под большое сомнение, ибо, если доверять более позднему заявлению самого Бартоломео, он был еще подростком, когда Христофор прибыл в Лиссабон. Конечно, он покинул дом раньше старшего брата и мог первым добраться до Лиссабона, где, благодаря добрым услугам какого-нибудь тамошнего соотечественника-генуэзца, пройти стадию ученичества в составлении карт еще до прибытия старшего брата. Или же он, возможно, изучил азы в одной из многочисленных мастерских в Генуе и смотрел на Лиссабон как на место с большим числом многообещающих вакансий. Мужчины старше пятидесяти, как и женщины старше тридцати, склонны забывать о днях своего рождения. Кажется более вероятным, что в 1512 году аделантадо было ближе к шестидесяти, чем к пятидесяти годам, нежели то, что генуэзский хронист ошибся в фактах. Давайте предположим, что Христофор действительно нашел Бартоломео, всего на год или два младше себя, уже составлявшим карты в Лиссабоне в 1477 году, и оба брата стали партнерами в поставке товара, имевшего большой спрос, ввиду активности португальской морской экспансии.

В том, что генуэзцы работали в Лиссабоне, не было ничего нового. Пятьдесят или более лет назад они выкупили участок на мысе Сент-Винсент, а, как отмечал Азурара, «генуэзцы, как вы знаете, никогда не будут тратить свои деньги без большой надежды на прибыль». Множество генуэзских капитанов, в том числе и таких, как Усодимаре и Антонио да Ноли, поступили на службу к инфанту или к королю, после чего сделали ряд важных открытий. В свое время на ранних картах Западной Африки одно время мелькало название «Рио-де-Генуэзо». Сужение сферы влияния Генуи в Леванте вынудило многих ее лучших моряков и бизнесменов эмигрировать. В Португалии их стало так много, что в 1481 году кортесы обратились к королю с петицией о запрете генуэзцев появляться в их владениях, утверждая, что те ни на что не годятся, кроме как красть важные секреты торговли в Африке и на Западных островах. В конце концов, корона приняла политику их исключения в части, касающейся Африки, но, когда Колумб прибыл в Лиссабон, в городе существовала весьма сильная генуэзская колония. В свое время соотечественники уже брали на себя заботу о юном Христофоре после памятного кораблекрушения, а теперь, по-видимому, стали покровительствовать его картографическому бизнесу и помогли восполнить скудное образование. Мы можем предположить, что именно в первые год или два пребывания в Португалии Христофор научился читать и писать по-кастильски и начал осваивать латынь. Последней было необходимо владеть для общения с вельможами и учеными, и, кроме того, только этот язык мог открыть пытливому уму знания прошлого.

Нам не дано располагать точными сведениями, как долго Колумб оставался на берегу, но летом 1478 года он снова находился в море. Паоло ди Негро, партнер Центурионе, нанимавший Христофора для похода к Хиосу, снова воспользовался его услугами в Лиссабоне. Колумбу предстояло выйти на Мадейру для закупки не менее 2400 арроб[46] (около 60 000 фунтов) сахара. Центурионе выдал Ди Негро на эту цель 1290 дукатов, но Ди Негро выдал из них Колумбу лишь малую толику – 103,5 дуката. Имея на руках эту небольшую часть денег, Колумб отправился в Фуншал[47], где и заключил контракт на полную сумму, которая должна была быть отправлена после оплаты остатка. Но к тому времени, когда прибыло судно для погрузки сахара, недостающая сумма так и оставалась невыплаченной, а торговцы отказались поставлять сахар в кредит. Таким образом, Колумб был вынужден отправиться в Геную с небольшим грузом. Это поставило в неловкое положение самого Центурионе, который, возможно, уже заключил контракт с заказчиками на полную сумму, и 25 августа 1479 года Христофор был допрошен в суде наравне с другими свидетелями. Описанный нотариусом как гражданин Генуи «27 или около того лет», Колумб заявил, что имеет при себе лишь 100 флоринов, и выразил намерение отбыть в Лиссабон на следующее утро.

Очевидно, молодой человек завоевал доверие генуэзских работодателей, поскольку ему было доверено заключение деловой сделки на весьма значительную сумму. Следующим важным событием в жизни Христофора стала женитьба на Фелипе Перестрелло э Монис, указывающая на то, что одно из первых семейств Португалии считало его перспективной партией.

По словам Фернандо, Христофор познакомился со своей женой при посещении мессы в часовне монастыря Дос-Сантос в Лиссабоне. Этот монастырь принадлежал рыцарям военного ордена Святого Яго. Изначально служащий женским убежищем на время пребывания рыцарей в походах, со временем Дос-Сантос превратился в своего рода модную школу-интернат для дочерей португальской аристократии. В монастыре, который возвышался над Тежу недалеко от картографического заведения Христофора и Бартоломео, находилась действующая часовня. В ней молодые люди, ищущие хорошую партию, находили приятным одновременно выполнять свои религиозные обязанности. Каким уж образом Христофор добился расположения Фелипы, история умалчивает. Предположительно, это была одна из интрижек, которая завязывается между молодыми людьми, когда один проходит внизу под окном по тротуару, а другая именно у этого окна и сидит. Биографы Колумба отвечают на этот вопрос чрезвычайно просто: «Поскольку он вел себя очень честно и достойно, такие дружеские отношения не могли, рано или поздно, не перейти в супружеские». Дата и место свадьбы нам также неизвестны, но, поскольку их сын, по-видимому, родился в 1480 году, остается только предполагать, что Христофор и Фелипа обвенчались во второй половине 1479 года, сразу после возвращения жениха из Мадейры и Генуи, в той самой часовне, где впервые увидели друг друга. Тем не менее не исключается, что свадьба состоялась раньше и молодая супруга сопровождала Колумба на Мадейру.

Некоторым писателям этот брак представляется великой тайной. Как мог иностранный картограф низкого происхождения, буквально несколько лет назад чесавший шерсть, жениться на наследнице одного из самых знатных семейств королевства? Все-таки Фелипа была дочерью дона Бартоломео Перестрелло и его третьей жены, доньи Изабель Монис. Сам Перестрелло, выходец из знатной семьи из Пьяченцы, эмигрировавшей в Лиссабон еще в предыдущем столетии, участвовал во второй колониальной экспедиции в Порто-Санту и Мадейру 1425 года, получил наследственное звание капитана и должность губернатора меньшего острова от инфанта дона Энрике, где и умер приблизительно в 1457 году. Отец доньи Изабель, Хиль Айрес Монис, принадлежал к одной из старейших семей в Алгарви и сражался вместе с инфантом при Сеуте[48]. После смерти мужа донья Изабель продала свои вдовьи права на губернаторство в Порто-Санту Педро Корреа да Кунья, мужу одной из ее падчериц, после чего удалилась в Лиссабон. Ее собственный сын Бартоломео по достижении совершеннолетия добился отмены акта уступки и в 1473 году взял губернаторство на себя. Для поддержания пышности былого ранга донье Изабелле явно не хватало средств, а поскольку двадцатипятилетняя донья Фелипа была старшей из двух ее дочерей, поймав на ней блуждающий взгляд юного Христофора, она не могла скрыть своей радости. Теперь ей больше не приходилось оплачивать монастырские счета, а в качестве зятя достался перспективный молодой человек с благородными манерами и не просящий приданого.

Фернандо Колумб, рожденный вне этого брака, а от более поздней связи, сообщал, что Колумб некоторое время жил в доме тещи, которая, заметив его интерес к морю, выкладывала перед зятем целый ворох старых баек, слышанных от покойного мужа. В частности, на свет выплыла забавная история про то, как Бартоломео во время своей первой высадки на Порту-Санту взял с собой беременную крольчиху, которая каким-то образом сбежала. Кролики размножались так быстро, что в течение года полностью покрыли остров и съели на нем все зеленые побеги. Португальцам пришлось перебраться на соседнюю Мадейру, а заселение Порто-Санту было отложено до восстановления природного равновесия. Поскольку «эти рассказы и путешествия очень нравились Адмиралу, донья Изабель отдала ему все записи и морские карты, оставленные мужем. Это еще больше взволновало отца, поскольку он узнал из них много нового о других плаваниях и навигациях, совершаемых португальцами».

До нас не дошло ни малейшего намека на внешность или характер единственной жены Колумба. Донья Фелипа осталась для истории такой же неясной фигурой, как и мать первооткрывателя, и мы даже не знаем, когда именно она умерла. Осталось известным лишь то, что это произошло раньше, чем Колумб покинул Португалию в 1485 году, и что она была похоронена при церкви Кармо, чьи разрушенные землетрясением руины до сих пор возвышаются над старым городом Лиссабоном. О передвижениях Колумба в течение следующих нескольких лет сохранилось мало определенной информации. По-видимому, после короткого пребывания с доньей Изабель в Лиссабоне он и его жена отправились в Порто-Санту, где губернаторствовал ее брат, Бартоломео Перестрелло II. Единственный ребенок Христофора, названный Диего, родился там около 1480 года.

Порто-Санту, расположенный в 30 милях к северо-востоку от Мадейры, имеет такой же высокий зубчатый рельеф, как и большинство Западных островов, и виден с большого расстояния. Приближаясь к Порто-Санту со стороны мыса Бланко в Африке, мы увидели остров в 10:45 утра 14 ноября 1939 года. Хотя, подгоняемый хорошим северо-восточным пассатом, наш крепкий катер развивал скорость 5 узлов, только в 4:45 вечера мы встали на якорь на рейде у города Вилья-Балейра. Наши хозяева были совершенно уверены, что карты и документы, подаренные тещей, Колумб закопал где-то на острове, поскольку именно так люди поступали со своими ценностями в семнадцатом веке, когда на них совершали набеги мавры. Церковь, в которой, должно быть, крестили Диего, все еще стоит на месте, а в скромном доме неподалеку, согласно преданиям, жили Колумб и Фелипа. Однако я подозреваю, что это «предание» было придумано ради одного американца, который более пятидесяти лет назад посетил этот остров в поисках реликвий Христофора. Вблизи Порто-Санту менее красив, чем на расстоянии: создается впечатление, что он так и не оправился от набегов кроликов Перестрелло.

Опять же, вероятно (ни один читатель не может более, чем я, утомиться от этих бесконечных предположений), чета Колумб провела большую часть следующих нескольких лет на острове Мадейра. При заходе в Фуншал во время Третьего путешествия в 1498 году Колумб записал в своем дневнике (как потом это перефразировал Лас Касас от третьего лица): «В городе ему оказали очень хороший прием, и было много развлечений, благодаря известности, приобретенной за некоторые годы жизни». Поскольку Фуншал уже около пятидесяти лет процветал, Колумб, должно быть, обосновался в нем как торговец. Со старыми связями через Центурионе и с новыми, завязанными через брак, ему следовало преуспевать.

Итак, в 1481 году после смерти старого короля, трон унаследовал «полноправный принц», его сын Жуан II. Молодой, энергичный, мудрый, образованный и амбициозный, он ни в чем не уступал по способностям любому монарху своего возраста. Незадолго до его восшествия на престол длительная и бесплодная война с Кастилией была завершена Алькасаровским договором, в котором Испания признала исключительные права Португалии на африканское побережье и острова к югу от Канарских островов, но последние оставались за Испанией. Управляя монополией короны на африканскую торговлю, Жуан решил выстроить на Золотом берегу касду – своего рода замок-крепость, достаточно сильно укрепленный для того, чтобы отбиваться от любых европейских соперников и поддерживать порядок среди туземцев. В Лиссабоне был сформирован флот, состоящий из девяти каравелл и двух урей (грузовых судов, подобных ушедшей на дно «Бечалле») с несколькими сотнями солдат, каменотесов, строителей и прочих ремесленников, при этом папа дал полную индульгенцию всем христианам, входившим в состав экспедиции. Корабли под началом Диогу де Азамбужи[49] вышли из Лиссабона в конце 1481 года. Той зимой на Золотом берегу закипело грандиозное предприятие по возведению огромной каменной крепости средневекового образца с башенками, рвом, часовней, складом и рыночным двором, охраняемой собственным гарнизоном. Этот первый португальский форпост на берегах тропической Африки получил название Сан-Жоржи-да-Мина (Элмина), поддерживал суверенитет страны и защищал ее торговлю на Золотом берегу. Колумб либо принимал участие в экспедиции Де Азамбужи, либо совершил путешествие к касде вскоре после постройки, о чем свидетельствуют записи, которые он делал на полях своих любимых книг. В своем экземпляре «Истории вещей», напротив места, где цитируется Эратосфен об умеренном климате ниже экватора, Колумб пишет: «Перпендикулярно под экватором находится замок Мина, самое безмятежное место Португальского королевства из когда-либо нами виденных». Далее он выражает несогласие с утверждением Пьера д’Альи[50] о том, что жаркая зона непригодна для жизни: «Она не необитаема, потому что португальцы плавают через нее сегодня, и даже густо-населена, а под экватором находится касда Мина светлейшего короля Португалии, который мы уже видели». Более того, в своем знаменитом примечании к размышлениям д’Альи о размерах Земли он добавляет: «Обратите внимание, что часто, отправляясь из Лиссабона на юг в Гвинею, я внимательно следил за курсом…»

Слово «часто» привело некоторых к выводу, что Колумб совершил более одного плавания в Гвинею, но оно явно относится к частоте наблюдения солнца, а не к частоте плаваний. Когда же было совершено это путешествие в Гвинею? Колумб нигде не упоминает Диого де Азамбужу, что, по-видимому, он непременно сделал бы, если бы участвовал в экспедиции под командованием такого выдающегося капитана. Отсюда я прихожу к выводу, что он посещал Элмину в 1482–1483 или в 1483–1484 годах, а возможно, и оба раза в качестве капитана или офицера торговой экспедиции или королевских кораблей, посланных для усиления гарнизона. Недатированный случай одного из ранних путешествий Колумба, в котором он командовал бы двумя кораблями и оставил один в Порту-Санту, а на другом отправился в Лиссабон, идеально соответствовал бы обратному переходу с Золотого берега.

Западная Африка произвела на Колумба большое впечатление. В дневнике своего Первого путешествия он часто сравнивает людей и товары «Индии» и Гвинеи. Опыт плавания к Золотому берегу и обратно в компании с португальскими лоцманами, должно быть, значительно улучшил морское мастерство Колумба, хотя можно усомниться в том, что эта экспедиция дала дало ему богатые практические навыки в астронавигации.

Он узнал великое множество полезных вещей от своих португальских товарищей по кораблю, считавшихся лучшими мореплавателями в мире: и как управлять каравеллой при встречном ветре и в шторм, и как держаться у подветренного берега, и какой объем припасов брать с собой в долгое плавание, и как их правильно складывать на борту, и еще целый ряд важных и нужных тонкостей. Каждое плавание, совершенное Колумбом под флагом Португалии, повышало вероятность успеха великого предприятия, которое, бесспорно, уже крутилось в голове будущего Адмирала. Но, самое главное, он приобрел уверенность в том, что с хорошим и надежным кораблем под собственным началом вкупе с Божьей помощью границы известного мира могут быть бесконечно расширены и эпоха открытий только еще началась. Личная практика мореплавателя указывала на то, что нельзя упираться лишь в знания великих древних: тропическая зона оказалась пригодной для жизни, а он побывал в местах, никогда не виденных и не описанных ни греками, ни римлянами.

Вернувшись домой из гвинейского путешествия, Христофор Колумб был готов сделать королю Португалии удивительное предложение.