Читать книгу Всадник-без-имени - - Страница 3

Струны дорог – двунаправленные векторы, стремящиеся одновременно в противоположные стороны. Такая двойственность создаёт натяжение, которое позволяет струнам звучать – то затихая до едва слышного шороха ночью, то наполняясь грозным гулом в дневное время. Голоса автострад – они подобны зову сирен, поддавшись которому, уже не остановиться, не оглянуться – но только нестись, ускоряясь, превращаясь из материального тела в энергию, волну…

Однако каждая дорога рано или поздно встречается с другой, и ещё с одной, и ещё… Басовые струны федеральных трасс неизбежно притягивают к себе и звучащие на средних тонах шоссе, и множество местных струнок калибром помельче, и целый сонм вовсе до комариного писка доходящих струночек-грунтовок, – голосящие кто во что горазд, в какой-то момент они будто превращаются в капризный музыкальный инструмент, попавший в руки Орфея. Сопротивляясь пальцам музыканта, своенравные музы иного мира неистовствуют, отчего одномерные пространства их существования выгибаются дугами, сворачиваются в петли и стягиваются в узлы. Однако сила Орфея неодолима, и музы-сирены подчиняются навязанной им гармонии: голоса их упорядочиваются, образуя из хаоса сложноорганизованные многомерные структуры, наводнённые потоками урчащих двигателями и галдящих нервными вскриками клаксонов элементарных частиц. Похожие на разбросанные по всей планете неводы или гигантские паучьи сети, такие сплетения имеют неповторимый, как отпечаток пальца, присущий лишь конкретной структуре узор. А из окутанных дымкой хитрых узоров, прорастая сквозь каждую, даже самую малую, ячейку, тянутся к небу кристаллы домов и небоскрёбов – чем ближе к центру паутины, тем выше они и высокомернее…

***

Тонущие верхушками в жёлтом смоге башни из стекла и бетона. Надменные и в то же время похотливо-призывные витрины дорогих бутиков. Вывески кафе и ресторанов на любой вкус, но отнюдь не на любой кошелёк. Запруженные машинами улицы. Толпы и толпы людей. Мегаполис. Новый Вавилон. Деловой центр. Средоточие кирпичиков, винтиков и шестерёнок – частиц финансово-экономических столпов, офисы и представительства которых расположились в этом районе.

Курьеры. Клерки. Менеджеры. Бухгалтеры. Секретари. Озабоченные лица, одержимость в глазах, нервные движения и стремительная походка, скорее похожая на бег. Прохожие торопятся, задевают друг друга, злятся и огрызаются в ответ на недовольные реплики таких же спешащих и раздражённых кирпичиков, винтиков, шестерёнок.

Сложнейший механизм грохочет и скрипит, выбрасывает снопы искр, отбрасывает износившиеся детали. Огонь неутолимых желаний, наполняющий сердца составных частиц механизма, придаёт смысл существованию этих простейших элементов, и он же является движущей силой всего монстра, заставляя того функционировать безостановочно – ни секунды простоя!

Именно здесь, в центре мегаполиса, в сердце антропомеханического Голема, находится и фокус страстей человеческих. Целые потоки невидимой глазу энергии стекаются сюда, бурля стремнинами целей, вскипая пузырями желаний и разбрасывая брызги сиюминутных прихотей. Здесь энергия концентрируется, обретая немыслимую мощь, а достигнув критической величины – взрывается и находит материальное воплощение, расплёскиваясь по всему миру новыми башнями, представительствами, офисами…

Держась расслабленно и свободно, будто всю жизнь провёл в седле, по улице ехал всадник. Он лишь слегка придерживал повод, позволяя коню самому выбирать и темп, и дорогу. Людские потоки обтекали его, а он без особого интереса поглядывал по сторонам, улавливая в себе отголоски царивших здесь эмоций и страстей. Однако ничто не способно было нарушить безмолвную, лишённую каких бы то ни было мыслей отстранённость человека в седле. Что-то изменилось в этом мужчине некоторое время назад, оторвалось от той беспокойной толпы озабоченных всем и вся существ, к которым он и сам, видимо, когда-то принадлежал.

Иногда бесцельно блуждающий взгляд всадника задерживался на ком-то из прохожих, привлечённый мимолётным проблеском дежавю… но – нет, ничего не отзывалось в памяти. Может, просто вокруг было слишком много таких лиц – похожих одно на другое? Похожих не физическими своими чертами – выражением, особой мимической маской, присущей винтику, одержимому жаждой стать главным звеном подчинившей себе весь мир машины…

Некая беспокоящая неправильность во внешнем мире зацепила-таки рассеянное внимание всадника: непонятная помеха, невесть откуда возникнув посреди людской массы, препятствовала отлаженному движению потоков. Чужеродный элемент не стоял на месте – бросался поперёк стремнины, метался броуновской частицей, внося возмущение и хаос в раз и навсегда заведённый порядок. Несмотря на непредсказуемость траектории этой частицы, она тем не менее неуклонно приближалась к всаднику. Вот уже можно было разглядеть нечто пёстрое, что билось яркой тропической птицей, упавшей в полную водоворотов реку.

– В бреду живёшь – брода не найдёшь! – донёсся сквозь уличный шум взволнованный речитатив «птицы». – «Ты в бреду или бред в тебе?» – вопрос вопросов задай себе! Отыщешь ответ – растает бред!

«Птица» барахталась всё ближе. Всадник невозмутимо продолжал свой путь.

– Эй! – завёрнутая в непонятные разноцветные тряпки женщина выскочила прямо перед мордой коня, вскинув руки.

Растерянный, конь остановился, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

– Кто едет задом наперёд, тот едет назад или вперёд? – уставилась женщина безумными глазами на всадника.

Мужчина в седле не спешил что-либо предпринимать, и просто смотрел молча на странное существо.

– Эй, скажи хоть что-нибудь! Чего надулся, молчун? – требовательно выкрикнула женщина – и внезапно захохотала, запрыгала вокруг, кривляясь и тыча пальцем: – Молчун! Молчун!

Всадник нахмурился и, выждав момент, пришпорил коня. Толпа сомкнулась за спиной, отсекая безумную «птицу» от всадника.

– Молчун! Молчун! – взметались над толпой цветастые тряпки…