Читать книгу Свет, закалённый во тьме - - Страница 5

И мысли потекли на карандаш.

И стали новыми словами.

Не замечая, кровь по венам шла,

И птица в небе пролетала.

Поэт, сидевший в белом,

На листе изобразил,

Как раньше жил, до этого,

О чём мечтал, кого любил.

Сегодня солнце рано встало.

И с солнцем вместе встала я.

Природа тоже просыпалась,

Естественно, не чувствуя стыда.

Кофе не в моде.

И даже не в тренде.

Бутылка воды,

Сок по вене.

Сердце стучит,

Давление скачет,

Солнечный зайчик бежит,

Не сдаётся,

Не плачет.

Точки над i,

Как головы с плеч,

Как береты с голов —

Разлетелись.

Ты не знаешь – когда,

Я не знаю – зачем.

Двести лет одиночества

Вместе.

Мы то ближе, то дальше:

Тяни, отпускай —

Каждый ход на доске

Имеет значение.

И несутся как кони в опор —

За плечами

Последствия.

Чего ожидаешь ты,

Оставляя вопрос без ответа?

За окном теперь осень,

А завтра там будет

Зима.

У меня нет ни слов. Не останется голоса.

Вымерли люди вокруг, а по телеку новости,

Что деревья растут как трава и осока,

Их стволы из коры тянутся ветками к солнцу.

Ты крепко сжимала ключи от этого мира,

Но ирония в том, что они не нужны.

При попытке бежать за раму картины

Награждается каждый посмертно, увы.

Рай – это здесь, только ты не видишь,

Рай – это здесь, только ты не помнишь.

Рай – это ты, но ты жил и не знал,

А сказать было некому.

Холодная вода, охлади меня.

Мы связаны одной тобой, одинаковы.

Мы – клетки и кванты, атомы, кварки.

Пепел и прах, но мы также и дух.

Сколько лет ты видишь эту реальность,

Сколько лет живёшь, погружённым в неё?

Так вот диктор на радио официально

Сообщает, что теперь всё равно…

Абрикосовые деревья

Стали миндальными.

Это был длинный путь

За горами.

Пока ехал ты,

Пока ехала я,

Жизнь изменилась.

Давай ляжем рядом.

Скорее, на пол просто ляжем.

Выросли новые дети —

На ноги встали,

На руки встали.

Теперь по контракту

Шагают солдаты.

Поля не приносят плода —

Слишком жарко на солнце.

Море уменьшилось вдвое.

По колено бредем и по пояс.

Бомбёжка как радио

Громко звучит в бастионе.

«Рубин Херсонеса» насыщенный,

Вязкий и плотный.

Здесь где-то крестился Владимир.

Полосатые майки внезапно проплыли,

Панамы, бананы,

Очки в зелёной оправе.

И всё, что было в порядке,

Теперь без порядка.

Джонни «Хлеб» переехал —

Питерский житель.

Високосный 20-й прошёлся по мне

Как по шпалам.

Я давно ничего не писала.

За горизонтом звезда улыбалась.

И Боуи в небе так ярко смеялся.

Запахло едой и надеждой.

Ангелочки хотели лететь, но безуспешно.

Они слишком монументальны —

Высечены из гранита и серого камня

На шпилях дохристианских храмов.

В галерее массовый ход,

Масочный плен – час до закрытия.

Американо в России

Официанты пролили.

И от удушья погиб чернокожий.

Госдеп бы заплакал,

Но им отменили.

И голос внутри проронил мне:

«Кто в праве?»

Скажи мне, кто в праве? Кто в леве?

Кто примется снова за дело?

И осмелится плакать, когда не велели?

Мы там ищем место,

Где ещё не успели —

В музыке, в песнях, в уроках истории,

Античных музеях, на природных просторах.

В пустословном общении,

Глубоководном молчании,

Только всё это мимо.

И так малозначимо.

Проплыло. Рассеялось.

Исчезло и растворилось,

С лаем собак поутру проносилось.

Затихло.

И где-то раздался гудок.

Обманом сыт не будешь,

Во сне не спрячешься теперь.

И рвётся крик души наружу

От созданных иллюзий и потерь.

Не станет жизнь такой, как прежде —

Предатель я, предавший свет.

Мне ежедневно больно, стыдно,

И в теле для себя же места нет.

А мир бежит вперёд как раньше:

Проекции событий и людей.

Внутри дыра зияет шире,

Затягивая в бездну день.

Меланхоличный блюз срывает крышу.

Апрель с зимой вступает в спор —

То град, то солнце – всё отлично.

Пропишут позже штраф за разговор.

А в окончаниях нервных – звон,

Мотает воля жилы на кулак.

Сегодня я – твоё спасенье,

А завтра нисхождение в ад.

И эта драматичная дуальность

Мне мелким бесом точит бровь.

Я помню фиолетовые искры

От тех, кто испарялся без следов.

Я в пыльной коробке.

Без места и памяти.

Не каждый осмелится взять.

Здесь.

Но могу ещё петь то,

Чего раньше не слышал ты.

Выцветает под солнцем

И лампами кожа.

Обложка коробки теряет цвета,

Не меняя при этом

Своих откровений

И содержания.

Свети мне собой.

Я хочу тебя слушать,

Чтобы услышать тебя.

Смотри в мою душу,

Забудь про глаза,

Глубже смотри.

И там зачерпни

Жемчуг до самого дна.

Я хочу эту страсть,

Даже если это не я.

Разорви провод,

Выключи связь.

Пронзай тишину

Вспышками звука.

В искусственной комнате

Ты отдашь свою тень

И предашь моё тело:

Это теперь жертва

И жертвоприношение.

Наш «Новый сезон».

Скоро новый сезон.

Закопай в перегное весь род —

Это жатва.

И жди возрождения.

Возвращения жди.

Пришествия сна как полёта.

А я буду ждать твоего

Рождения из тины болот.

Восстань. Поднимись.

И не бойся.

Ты боишься себя,

А во мне зреет чужая молитва,

В которой ни шёпота нет.

Ни всхлипов, ни слов.

Только стоны,

Проклятья и боль.

Экстатический рок.

Разорванный шов.

Петля

На плече палача.

Срезанье «голов» у цветков,

Когда «Золотой шар»

Посчитали кустарником.

Нет больше детства и юности.

Кашляет дряхлостью.

Юность одрябла и тихо кряхтит,

Мажется в тёмном углу

Вазелином до блеска.

Юность становится сном,

В который ты опять не придёшь,

Потому что снится больница,

Кушетка и стол.

Хирург стянул перчатки.

Влажные руки обтёр полотенцем.

Вафельным.

И вафли поставил к чаю на стол.

Его юниоры

Внимают истории комы.

Я слышу, всё знаю.

Анестезия —

Мечта без конца,

Ядовита как доза,

Змея

Или бывшего мать.

Это было как будто вчера.

Захвати-ка на добрую память

Анатомический сувенир

Из театра.

Исследовать тебя как себя,

И заповедную новую землю,

Где нет ещё Бога

Или хотя бы Христа.

Не держат ни факты,

Ни слухи,

А руки твои в ладонях моих

Сухие и теплые.

Ты мог бы спасти меня.

А я – восхищаться тобой.

Но я предпочту отплывать со своими

В уютной ладье древнегреческих рек.

Это Вена. Ночь.

И не время искусства.

Любая аскеза смешна для тебя,

Ты служишь другим без остатка.

Колкие мысли пронзают меня,

Глаза кровоточат как раны.

Блеск серебра за твоею спиной,

И улыбка холодных кинжалов —

Перемирие станет войной,

И позор обернётся наградой.

Себя для других разложу на кресте,

Чтоб висеть до суда вверх ногами.

Ангелы лишь рассмеются в ответ

На мятеж по библейским раскладам.

Лентой атласной завяжешь глаза.

Зашагаешь от чумного дальше.

Та дочь не такая, как я,

Мне прощение кажется фальшью.

Князь на войне, я встречаю слугу.

Презираю слугу многократно.

В милосердии сердце сожму,

Чтоб последние вытекли капли.

Цветение потом прекратится.

Уступит другому идти и вести

Себя по верёвочке вверх,

Зубами-капканами оставляя

Операционные дыры на шее,

Изначально желавшей любви.

Женщины-шубы нависают —

Устрашают мощью России.

Надевшего куртку, не знающего

Про морозов небрежный сарказм.

Эмоция, порождающая агрессию.

Агрессия, всё пожирающая.

Сила ненависти – плод твоей слабости.

Уводящая радость ничтожности

От цинизма и изощрённости

Ложного видения и ощущения.

Изучение поведения и канонов эстетики

До выхода новых страданий из чрева

Измождённого временем тела.

Сжимающие образы челюсти

Размыкаются на разговор неохотно,

Продлевая своего срока никчёмность.

Нить вербальную растягивая жвачкой

Липкой и вязкой, пока та неминуемо

Вскоре не лопнет, затронув и сердце,

Игнорируя в жарком порыве остатки

Пышности органов внутренних,

Органов некогда нежных.

Я любил когда-то сильно,

Но остался не у дел.

Сколько было – всё проплыло,

Растворилось как во сне.

И на память сохранились

Два разбитых мне стекла.

Я над ними горько плакал —

Неужели в отраженьях – тоже я?