Читать книгу Ферма механических тел - - Страница 2

Глава 1. Туманы столицы

Оглавление

Тагарта по обыкновению была окутана мглой. Предрассветные туманы поднимались с реки Детаит, дым валил из печных труб далеких викторианских особняков, смогом затягивались заводы и фабрики. Я тоже вносила свой вклад в эту неотъемлемую часть столицы Анталаморской империи, выпуская в воздух клубы сладкого сигаретного пара.

Меня окружали уже проснувшиеся промышленные кварталы. Грохотали цеха по производству двигателей внешнего сгорания и запчастей для цеппелинов и наутилусов. По брусчатке со звоном катились омнибусы и паровые телеги. Их с бранью обходили толпы мрачных работяг – людей и гномов, спешащих на дневную смену. Навстречу им плелись толпы таких же мрачных ночных смен. На перекрестках голосили мальчишки-газетчики, размахивая свежим выпуском, напечатанным на дешевой бумаге разбавленными чернилами.

– Новость дня! Над Тагартой замечен знаменитый дирижабль-призрак! Неуловимый «Буревестник» сбил пассажирский цеппелин из Контремской конфедерации и скрылся в шторме фронта окклюзии!

Надо же, какие наукообразные выражения! Запущенная правительством пару лет назад программа ликбеза населения в действии. Фыркнув, я махом осушила остатки сладкого ликера в одноразовом стаканчике. Сунула паровую сигарету в карман рабочего комбинезона и спрыгнула с крыши общественной столовой.

Пневматический экзоскелет, прячущийся под невзрачной серой тканью, компенсировал ускорение свободного падения, так что приземлилась я мягко, как кошка. Мимоходом возгордившись собственным творением, не уступающим по качеству гномьим аналогам, я с удвоенной мехаскелетом скоростью припустила к своей клинике.

Если новость о «Буревестнике» уже попала в газеты, значит, Бартоломью уже ждет меня. В том, что капитана воздушных пиратов опять нужно чинить, я не сомневаюсь. Мне плевать, что он не ценит свою жизнь и кидается под каждую мимо пролетающую пулю. Но вот за свою работу, которую он обесценивает таким безалаберным отношением, мне обидно. Я вообще-то самый востребованный подпольный мехадок в столице, а не медсестричка по вызову!

Впрочем, для человека, заменившего мне семью и однажды спасшего от трибунала, я готова на многое. Даже в свой единственный выходной в году – годовщину смерти моих настоящих родителей. Их я почти не помню. Погибли они пятнадцать лет назад, когда мне было семь. Аварию в цехе по сборке паромобилей я помню до сих пор, а лица родителей забыла.

Последующая жизнь в сиротском приюте безжалостно стерла все счастливые воспоминания и отобрала остававшуюся у меня память. Башня Бенни близко к сердцу воспринял отказ двенадцатилетней девчонки раздвигать перед ним ноги. В отместку спалил мою фотографию с родителями, разорвал в клочья палантин с защитными сигилами1, доставшийся мне от мамы, и растоптал папины гогглы с пировидиконом.

На пути из промышленного района в квартал Красных фонарей навстречу мне вдруг выступило размытое привидение, заставив мои волосы встать дыбом, как наэлектризованные. Опасаясь пройти сквозь него, я вильнула в сторону, чуть не врезавшись при этом в какого-то дроу. Сердце екнуло, показалось, что наткнулась на Теша. Обознавшись, обругала себя за глупые эмоции. И чего я продолжаю искать в каждом встречном эту скотину? Я вообще-то его возненавидеть собиралась.

Тадеуш Шабат, широко известный в узких кругах как барон Суббота, хунган2 и один из лидеров преступной группировки «Калавера3», не встречается мне уже полгода после памятного скандала. Даже поставки анестетиков и колюще-режущих инструментов для моей клиники осуществляет через третьих лиц.

Я решила бы, что он обиделся, если бы не знала, что он психопат и адекватные эмоции испытывать не способен. На самом деле он просто решил меня повоспитывать, зная, что из-за своей экстрасенсорной особенности я все равно рано или поздно вернусь к нему. Разумеется, вернусь, но может к тому времени хоть осознаю, что невозможно быть счастливой с тем, для кого я всего лишь астральный актив.

Я увернулась от очередного праздношатающегося привидения. Не многовато ли их развелось на улицах Тагарты? Анталамория всегда была богата не упокоенными астральными сущностями, то бишь духами, из-за которых пришлось развивать паровые технологии. Электрические приборы слишком непредсказуемо реагируют на эктоплазму4, так что да здравствуют паровая турбина Парсонса и двигатель внешнего сгорания Стирлинга!

Но в последнее время муниципальные чистильщики совсем обленились. Хотя они этих духов и не заметят, пока не наденут специальные гогглы с пировидиконом, который улавливает и преобразует в видимый спектр инфракрасное излучение, испускаемое духами. А вот мне не повезло родиться медиумом.

Я бы тоже не обращала на этих полупрозрачных бедолаг внимания, если бы не опасалась стать ими одержимой. У медиумов больше шансов стать вместилищем для привидений и призраков, чем у прочих типов экстрасенсов. При этом управлять духами мы не способны от слова совсем. Закон Мерфи в действии.

Да чтоб его отцентрифужило! Стоило только вспомнить о законе подлости, как он не преминул проявить себя! Буквально за одну улицу от моей клиники меня подкарауливала гренадерская фигура из разряда «поперек себя шире» с лысой башкой и паскудной ухмылкой на мясистом лице. Счастье лицезреть нашего дорогого окружного жандарма Сьюзена, которого за спиной все звали Кудряшкой Сью, не сулило ничего, кроме проблем.

– Гаечка, здравствуй! – слишком приторным для такой отталкивающей внешности голоском засюсюкал констебль Сьюзен, по-бабски всплеснув руками.

Я притормозила, подобострастно кланяясь, как того требуют правила поведения на дне. Паскудная ухмылка жандарма расширилась, отчего он стал похож на недружелюбного бульдога. Чего ему от меня понадобилось так скоро? Я же только на прошлой неделе «отстегнула раздачу», замазывающую его зенки на моих пациентов!

Он поймал в свою лапищу мою ладошку, прижавшись к ней мокрыми губами. А я слишком поздно вспомнила, что по случаю единственного выходного, в который не планировала никаких встреч, сняла опостылевшие медицинские перчатки. Фатальная беспечность для медиума-эмпата. Способности, не заблокированные винилом, мгновенно вошли в резонанс с чужой эндоплазмой.

Душа Кудряшки Сью была завистливой, жадной, жестокой и похотливой. Меня затошнило и я, очнувшись, выдернула руку из хватки жандарма, не дожидаясь, когда контакт достаточно укрепится, чтобы погрести меня под его эмоциями и чувствами. И тут же, сглаживая свою невоспитанность, снова поклонилась.

– И вам типа не хворать, констебль Сьюзен.

Ненавижу целовать задницу таким, как он. Но хочешь выиграть – умей играть. Выжить в трущобах Анталамории, не извалявшись в дерьме, невозможно.

– Гаечка, медсестричка наша незаменимая, знаешь ли ты, что в этом районе замечен особо опасный государственный преступник? – жандарм сделал страшные глаза и, зацепив меня под локоток, утянул в ближайший тупик. – Оппозиционер и террорист! Он сбил сегодня гражданский цеппелин, полный невинных людей!

До меня только что дошло, о чем вещал разносчик газет. Барти напал на пассажирское судно! Раньше его бунт против господства Анталамории ограничивался контрабандным вывозом людей и контрафактного оружия из империи в конфедерацию. Жертвы среди мирного населения не в его стиле, он же вор, а не убийца.

Мне плевать на невинных людей, но с их гибелью Барти автоматически присваивается статус террориста. А террористами, как и оппозиционерами, занимается Бюро общественной безопасности, они же бобби, то бишь тайная полиция. У капитана совсем резьбу сорвало? Он же подставляет весь квартал Красных фонарей!

– Не врубаюсь, констебль, – закосила под дуру я, благо для этого мне даже притворяться особо не надо. Заискивающе взглянув в глубоко посаженные глазки «очень дорогого» жандарма, отсчитала пять ассигнаций по десятке империалов. – Вы уж отцинкуйте о том бобби.

Взятка исчезла в нагрудном кармане черного мундира с профессиональной скоростью. Но сальный взгляд стал лишь еще алчнее. Жандарм облизнулся как бульдог и приблизился, вжимая меня своей гигантской тушей в кирпичную кладку глухого забора.

– Я ценю твою эталонную гражданскую ответственность, Гаечка, однако, на сей раз она низковатая. Ведь террорист вызывает бо́льшую угрозу, нежели воздушный пират и контрабандист. И мне, как заботливому хозяину квартала, чтобы справиться с ней без привлечения нашей достославной тайной полиции, придется затратить побольше ресурсов.

У меня поджалась задница от дурного предчувствия. Вот ведь жадный подонок! Я и так отдала ему свой месячный заработок, вдвое превышающий стандартную взятку! Нет у меня больше ничего! Я отчаянно осмотрела черную форму жандарма и наугад предложила:

– А ну как договоримся, констебль? Я завсегда готова послужить нашей доблестной жандармерии! Подгоню по блату запчастей для мехаскелетов!

В долгосрочном периоде мне это, естественно, выльется в крупные убытки, но это будет меньшее из зол. Сейчас я спасаю даже не Барти, а саму себя. Потому что, если Кудряшка Сью сдаст контрабандиста тайной полиции, то бобби рано или поздно выйдут на меня. Плевать, что я владею нелегальной ремонтной клиникой механических имплантов и протезов и оперирую без образования и лицензии, что грозит ссылкой на угольные рудники. Ведь ссылка видится благом по сравнению с участью незарегистрированного медиума-эмпата.

Мимо прошмыгнул один из подкармливаемых мной бродячих котов. Бандит, узнала я по выцарапанному глазу и разодранному рыжему уху.

– Ну, давай договоримся, – благосклонно проворковал констебль. – Мехаскелет мне без надобности, но, думаю, мы придумаем, как еще ты сможешь… послужить жандармерии.

О, как. А я полагала, что мои неровно обрезанные короткие волосы, вечно заляпанный моторным маслом мешковатый рабочий комбинезон и жаргонный лексикон отбивают желание уложить меня в койку. Ну, за исключением разве что такого известного извращенца, как Теш. Ошибалась, значит. От мысли о жандарме, пыхтящем надо мной и капающем на меня слюнями и прочими телесными жидкостями, затошнило. Демонстративно харкнув на мостовую, я в его манере просюсюкала:

– Заведенье «Розовая роза» за поворотом всегда к вашим услугам, дяденька.

Вечно из меня сарказм прет, когда нервничаю.

– Ты не в том положении, чтобы ломаться, Гаечка, – угрожающе рыкнул он, расплющивая меня своим брюхом по кирпичной стене. Потная лапища больно сжала мою ягодицу, вторая зарылась в волосы.

– Барон Суббота не прощает нанесенный его собственности ущерб, – процедила я, уворачиваясь от мокрых губ. Очередного лицезрения его души я не вынесу.

– Как мы заговорили! Только вот мне сообщили, что Тадеуш Шабат не появлялся здесь уже полгода. Кажется мне, о тебе позабыли, как о надоевшей игрушке, – гоготнул жандарм и потянулся к поясу брюк, но внезапно был остановлен жестким мелодичным голосом.

– Тебе кажется, легавый.

Мы с констеблем дружно обернулись на приближающуюся широким шагом Полли, более известную под сценическим псевдонимом Шпилька. Черные кожаные ботфорты до бедер и перчатки до плеч обтягивали конечности одной из самых известных ночных бабочек, как вторая кожа. Алый корсаж в стиле бурлеска подчеркивал белизну кожи и утягивал ее талию до умопомрачительных размеров, а черные локоны были с нарочитой небрежностью собраны в два игривых хвостика. Образ куколки портило жестко-надменное выражение лица, но ее клиенты того и требовали. Рядом с ней с грозным видом трусил Бандит.

Кудряшка Сью нехотя отлип от меня и угрожающе рыкнул:

– Мы не договорились, Гаечка. Или ты отдаешь должок или жди гостей, сучка. Тебя, потаскушка, это тоже касается.

– Мы тебя поняли, «кобебль», – издевательски поклонилась Полли. Дождалась, пока жандарм удалится, и с яростью обернулась ко мне, благодарно почесывающей сбегавшего за подмогой рыжего кота. – Собралась лечь под легавого?

Дожили, меня обвиняет в безнравственности проститутка! Я досадливо скрипнула зубами и встала с корточек.

– Нет. Вырубила бы его, на мне же мехаскелет. Барти в клинике?

– А то. Этот ублюдок опять изгадил весь пол моторным маслом, – выплюнула Полли, хлестнув стеком по ноге.

Шпилька предупредила бы, будь раны капитана критичными, поэтому я подавила порыв стремглав кинуться к нему на помощь. А вот выяснить, что ее так вывело из себя, не помешает. Воздушного пирата она недолюбливает из-за его идеалистичной принципиальности, но не до такой степени, чтобы оскорблять по матери.

– Бесишься, потому что он террором навел на наш квартал тайную полицию?

Шпилька рывком приблизилась ко мне, окутав резким ароматом мускусного парфюма, не до конца перекрывающим запах пота, и прошипела на ухо:

– Бобби меня не волнуют. Нет, этот кретин из-за своих кретинских принципов перешел дорогу многим серьезным людям. На том пассажирском дирижабле должна была пройти встреча членов Лиги антиимпериалистов, а этот ублюдок ее сорвал!

Дерьмово. Шпилька – вербовщик Лиги и ценный связной. Поэтому всему, что она говорит об антиимпериалистах, можно верить. Мне она тоже предлагала вступить в ряды борцов с властью зарвавшихся «вшивых интеллигентов», но я отказалась. Я не считаю, что скромный мехадок сможет чем-то быть полезен оппозиции. А проблемы с законом мне и без того регулярно подкидывают пациенты.

Шпилька достаточно разумна, чтобы не фанатеть от идеи революции, а просто служить ей, как послушный раб системы. Поэтому мой отказ ее не оскорбил и не испортил наши отношения, которые куртизанка шутливо обзывала «дружбой с натяжкой». За это я ее и ценю. Человек она не особо приятный, зато весьма полезный. Больше половины клиентов подгоняет мне именно она. Однако это не дает ей права оскорблять единственного близкого мне человека, пускай на сей раз он действительно перешел черту. Но заземлю его за это я сама!

– Хватит поносить Бартоломью, Полли, – оборвала я «подругу», стараясь не обращать внимания, как нехорошо у меня засосало под ложечкой от ее слов о серьезных людях. – Он не оппозиционер и не мог знать о готовящейся встрече.

Хотя он тоже из «сопротивленцев». Цепляется за утопичный мир, которого никогда не было и не будет. После Третьей опиумной войны, целью которой было превентивное экономическое и технологическое ослабление Зангаоского царства, готовящего на нас наступление, патриотичный авиатор слегка разочаровался в своей родине. И превратился в гоняющегося за своеобразной справедливостью контрабандиста, крадущего у Анталамории «мозги»: опальных ученых, непризнанных деятелей искусства и предпринимателей криминального склада характера.

– Незнание не освобождает от ответственности, – презрительно хмыкнула брюнетка и снова хлестнула стеком по ботфортам. – Я просто предупреждаю, Гайка. Если по следу твоего дражайшего капитана члены Лиги, желая стребовать долг, выйдут на тебя, я им препятствовать не стану.

Я закатила глаза и обошла бордель «Розовая роза», посчитав тему исчерпанной. На дне каждый сам за себя и настоящих друзей нет – тоже мне новость!

– Ах, да, Генри! – окликнула меня вдруг Шпилька неуловимо изменившимся голосом. Я притормозила, обернувшись на ночную бабочку, в густо-подведенных глазах которой мелькнула печаль. – Я там тебе оставила… чертову мать, не знаю, как это назвать, не подарок же! В общем, подними и от меня стаканчик за предков.

На душе потеплело. Я растроганно шмыгнула носом в ответ на эту неловкую искренность и кивнула. Шикнула на бродячих котов и толкнула неприметную заднюю дверь, ведущую на узкую лестницу вниз. Скудный свет электрических ламп опять мигал, и я поставила себе зарубку на память проверить динамо-машину в трансформаторной.

Операционная, громко именующаяся клиникой, встретила меня привычным бардаком, умиротворяющим запахом солярки и медицинского спирта, устрашающего вида наркозным креслом и цепляющимся за него Бартоломью.

– Да чтоб тебя отцентрифужило! – от души ругнулась я, узрев лужу моторного масла, расползающуюся под его правой ногой.

От вида сгорбленной долговязой фигуры в кожаном синем плаще, оставшемся в память о военной службе, и съехавшем на лоб цилиндре, сердце застучало быстрее. Все чаще чужие страдания вызывают во мне нездоровое возбуждение.

По словам Теша, на войне я просто нахваталась негативных эктоплазменных эманаций. Он периодически маскирует их влияние, но это не лечение. Теш хунган, а не экзорцист, его специализация сделки с демонами, а не очищение душ. Более того, со времен последней маскировки прошло полгода и, кажется, скоро я превращусь в вуайериста, подсматривающего за работой Шпильки, или стану постоянным зрителем подпольных боев.

Постаравшись отрешиться от кровожадного предвкушения, я толкнула бравого капитана в кресло. Машинально затянула фиксирующие ремни, нацепила увеличительные гогглы и закопалась в его поврежденную механическую ногу.

– Дерьмово выглядит, – присвистнула я. Шестерни и патрубки, которые я чинила не далее, как месяц назад, превратились в мешанину крови, касторового масла, латуни и свинца от пуль. Любит же он их собой хватать!

– Заслуженно, – Буревестник болезненно оскалил стальные зубы. – Я добавил тебе неприятностей, Генрика. По моему следу идет тайная полиция и Лига антиимпериалистов. Но я в долгу не останусь, компенсирую все, будь уверена.

Я искоса поглядела на виноватого капитана, очищая рану. Он не знает, что я медиум. И не знает, чем мне грозит встреча с Бюро общественной безопасности, поэтому и откупается компенсацией.

– Что произошло? Я тебя знаю, ты никогда не переквалифицировался бы из контрабандиста в террориста беспричинно.

Барти презрительно дернул ржаво-каштановыми густыми усами хэндлбар5.

– Анталамория собирается возобновить войну между конфедератами и коренным эльфийским населением Вестконтина. Пытается восстановить свой авторитет в бывших колониях по излюбленному принципу «разделяй и властвуй». Генрика, на том дирижабле перевозили плененных эльфийских шаманов под прикрытием пассажиров. Я бы сбил его и спас эльфов, даже будь на борту наша Императрица вкупе с Президентом Контрема.

Кулаки зачесались выбить капитану вставную стальную челюсть, но губить стоматологический шедевр, который сама же и делала, было жаль. Эльфийские шаманы, поршень мне в выхлоп! Редкость, которую пора вносить в Красную книгу, пусть и неполиткорректно уравнивать этих дикарей с животными.

Теперь понятно, почему так всполошилась тайная полиция, ведь потерян ключ к господству в колониях. Ох, Барти, это не неприятности, это катастрофа! Я надеялась обойтись без крайних мер, но теперь придется на какое-то время залечь на дно, если не хочу попасть под горячую руку машины правосудия.

Пока размышляла над дальнейшими действиями, споро очистила место повреждения, высыпав в раковину с полдюжины мелких свинцовых снарядов. И озадаченно уставилась на сложнейшие атакующие сигилы на пулях. На такие убийственные игрушки индульгенцию имеют только экзорцисты. Но это слишком абсурдно для одного дня! Неужели Барти из-за своих кретинских, правильно Полли их называет, принципов попал на прицел не только тайной полиции и антиимпериалистов, но и Церкви?

Нервирующая безысходность ситуации, в которую я попала по вине единственного близкого человека, обострила садизм и перекрыла врачебный профессионализм. Барти же любит острые ощущения? Вот их и получит!

– Генрика, черт тебя дери! – Бартоломью заметил, что я готовлюсь приступать к работе без анестезии, и дернулся в кресле, как сломанная заводная игрушка. Обычно лихо закрученные усы капитана яростно растрепались, но меня это не проняло. – Я же сказал, что с меня причитается. Верни наркоз, садистка!

– Он входит в компенсацию, – саркастично отрубила я и приступила к сварке.

– Вся в меня, чертовка, – с отеческой гордостью просипел контрабандист, от боли впиваясь в подлокотники кресла.

Я фыркнула и сосредоточилась на работе. Так, надо заменить патрубки с касторкой, перепаять пневматическую подвеску, вправить железное колено, смазать шарниры и поставить заплатки на обшивке. Вообще-то, в данном случае проще поменять имплант на новый, но я не знаменитый Цадок Дедерик, я фермой механических тел не владею. Поэтому придется довольствоваться тем, что есть.

Спустя шесть часов я сняла с капитана фиксирующие ремни и, вытолкав его с нагретого места, обессиленно рухнула в кресло. Сдула со лба рыжую челку и прищурилась на проверяющего работоспособность конечности Барти.

– Компенсацию жду сегодня же, бравый вояка, – сонно буркнула я, сворачиваясь калачиком в кресле, провонявшем моторным маслом. – И сваливай уже.

– Раскомандовалась, – довольный моей работой, хмыкнул Буревестник. Заботливо укрыл меня какой-то ветошью, неловко потрепал по стриженной макушке и невнятно буркнул. – Будет сделано, сокровище.

Не уверена, не померещилась ли мне последняя фраза, ведь я уже проваливалась в сон. И, как мне показалось, сразу же проснулась, заслышав предупредительный стук в дверь. Я сонно глянула на часы, убедилась, что проспала аж до заката, и озадаченно уставилась на дверь. Все мои знакомые стучать не приучены, незнакомых приводит Шпилька, которая вовсе дверь распахивает с ноги, а Кудряшка Сью считает себя хозяином квартала Красных фонарей, поэтому во все здания входит, как к себе домой.

Я уже понадеялась, что поздний посетитель ошибся зданием, но стук повторился. Раздосадованная, я выбралась из кресла, с хрустом потянулась и открыла металлическую створку. Меня окутал одуряющий аромат орхидеи и амбры. В глаза бросились два изящных темно-фиолетовых цветка. Редчайшие черные орхидеи. Орхидеи. Как всегда.

Я перевела ошарашенный взгляд на нежданного гостя. Потрепанный пурпурный костюм-тройка в тонкую белую полоску на голое тело. Видавший виды невысокий цилиндр с надетыми на него за ненадобностью гогглами с дорогущим пировидиконом. Графитово-серая кожа, татуированная белыми веве6 для призыва духов и защиты от них, водопад белых волос до пояса и порочные серые глаза. Довершала образ хунгана костяная трость и белая маска-калавера в виде узорчатого человеческого черепа.

Тадеуш Шабат собственной персоной. Моя заноза в сердце и заднице одновременно. Дроу снял маску-калаверу, глубоко поклонился и придал лицу выражение сочувствия, соответствующее моей сегодняшней годовщине. Адекватные эмоции психопату не доступны, но он достойно освоил подражание им. По крайней мере на душе у меня потеплело.

– Здравствуй, Теш, – моя искренняя улыбка ввергла в ступор нас обоих. Я все еще рада видеть эту сволочь, для которого являюсь лишь очередной игрушкой в его астральной коллекции. Заявляю, как врач, что идиотизм – это диагноз.

– Решил, что не стоит оставлять тебя в этот день одну, – бархатный голос был пронизан заботой.

Захотелось уткнуться лбом в грудь его обладателю и просто стоять, вдыхая аромат экзотических цветов и амбры. Пришлось напомнить себе, что все чувства дроу – фальшь. И хунгану я интересна только потому, что мне не повезло родиться неслабым медиумом.

– Не утруждай себя этим представлением, – саркастично смилостивилась я. – Шпилька просто вынесла тебе мозг, потому что у меня на клинике ослабли защитные сигилы, вот ты и вспомнил обо мне.

– А они действительно ослабли? – в серых глазах мелькнуло порочное любопытство, острые клыки хищно оскалились.

Ни извинений за его выходку полгода назад с попыткой заставить меня поучаствовать в его экспериментах по изучению одержимости. Ни вопросов о том, как я жила все это время. Я его волную лишь тогда, когда усиливается моя связь с мертвыми. Что и требовалось доказать, как говорится.

Я закатила глаза и кивнула, попутно отбирая так и не врученные мне орхидеи. Душевности подарку не хватает, но вкус у дроу безупречный. Хотя аромат экзотических цветов всегда казался мне излишне приторным. Мне по душе подсолнухи.

Он шагнул в клинику, как к себе домой. Только в отличие от констебля Сьюзена в его движениях не было нарочитости. Потому что барон Суббота был настоящим хозяином квартала Красных фонарей.

Мимоходом он скинул пиджак и цилиндр на изгвазданное кресло, не побрезговал остатками вчерашнего ужина, которые я так и не доела, поддернул брюки и присел на корточки перед начертанными на стенах сигилами. Я, привычная к его раздражающему самоуправству, поставила цветы в высокую тонкую вазу, спаянную собственноручно из подручных материалов после знакомства с ним. Раньше мне никто цветов не дарил.

Стянула с себя рабочий комбинезон и мехаскелет, оставшись в полосатых коричнево-бежевых брюках и серой мужской рубашке. Глянула в мутное зеркало, которое некогда притащила мне Шпилька, поправила короткие рыжие кудри, вечно вьющиеся мелким бесом от влажности, и присела на пол рядом с Тешем.

Белые татуировки на серой коже жилистых рук, рассыпавшиеся по пурпурному жилету белые волосы… на него даже смотреть больно, сердце щемит от нечеловеческой красоты. Как и от осознания, что я для него всего лишь очередной актив.

Хунган мелом и углем подновил линии печатей по периметру клиники, защищающих меня от визитов призраков. Прикрыл глаза, грациозно помахал тростью и прошептал пару неразборчивых фраз. Одной проблемой меньше.

– Спасибо.

– Ты же знаешь, Генри, для тебя всегда пожалуйста, – проворковал Теш, садясь спиной к стене и притягивая меня к себе. Я не сопротивлялась, ведь все-таки соскучилась.

На самом деле, если бы барон Суббота не был единственным, кто способен спасти меня от одержимости, я бы не позволила нашим отношениям зайти так далеко. Я ведь не безмозглая, и понимаю, к чему может привести заинтересованность во мне гангстера. Пока ему выгодно позволять мне работать с враждующими между собой криминальными личностями, сохраняя нейтралитет. Но вдруг ему однажды надоест делиться мной с конкурентами, и он решит, что пора меня приобрести в личное пользование?

А с мафией ведь какая проблема: войти в «семью» легко, а выйти почти нереально. Так что приватизироваться я не желаю. Такая вот я капризная дама. И на оси я вертела факт, что, живя на дне, долго сохранять ничейную сторону гангстеры никому не позволяют. Впрочем, вряд ли Теш рискнет нарываться на конфронтацию со своими конкурентами из-за обладания мехадоком. Он ведь знает, что свою эмпатию я люто ненавижу и пользоваться ею в угоду ему не собираюсь. А больше я ему ни на что и не сдалась, как это ни горько.

Изящная ладонь с острыми когтями вдруг легла на мое бедро, похотливо сжав. Я слабо застонала, чувствуя, что вся моя выдержка плавится, как металл в печи. По чуть пухлым губам дроу поползла тщеславная ухмылка. Скотина, знает же, что из-за своей способности считывать душу при прикосновении к человеку, я эти полгода никого к себе не подпускала. В отличие от него, меняющего любовниц раз в неделю. Я уж молчу про шлюх.

Но на все обиды на эту сволочь пришлось плюнуть, когда одним рывком он усадил меня к себе на колени. Я безвольно распласталась по литым мышцам груди Теша, как всегда, становясь игрушкой в его руках.

Горячие ладони сместились с моей талии вниз, притискивая теснее, давая почувствовать его желание. Я зарылась пальцами в шелк белых волос, склоняясь над нечеловечески совершенным лицом. Теш подался вперед, больно кусая мои губы.

Мои способности активировались тут же. Душа потянулась к его душе, но, ощутив лишь безучастность, успокоилась. Шутка ли, что единственный, к кому я могу прикасаться, не опасаясь свихнуться под натиском чужих чувств, это тот, кто чувствовать вообще не умеет.

Он положил мои ладони на пуговицы его жилета, и я послушно принялась их расстегивать, обнажая гладкую темно-серую кожу. Его пальцы лениво заползли мне под рубашку, царапая когтями грудь. Я гнулась под его прикосновениями, как сталь дурного качества. Он сквозь полуприкрытые белые ресницы алчно ловил бесовским взглядом каждый мой жест, кусая в шею.

Грохот за дверью заставил меня дернуться, как от бомбежки, оторваться от расстегивания ремня Теша и осоловело глянуть на выход. Дроу вцепился пальцами мне в подбородок, требовательно возвращая к себе.

– Не останавливайся, – выдохнул он мне в губы приказ и в свою очередь потянулся к застежке моих брюк.

– Подожди, – севшим голосом взмолилась я, не в силах остановить Теша, принявшегося кусать мою грудь. – Я должна открыть. Вдруг кто-то помрет у меня под дверью!

Зря я это сказала. Такого извращенца, как Теш, подобное только заводит, а не приводит в чувство. Я мученически взвыла, когда его когти преодолели ткань брюк, нырнув внутрь, и резко вскочила. Я должна открыть дверь! Вдруг это Барти?

Но Теш тягуче поднялся следом, поймав меня за волосы. Я вскрикнула, когда он грубо толкнул меня животом на стол, и поняла, что пора спасаться. Хунгана периодически клинит, и он пытается поиметь меня, как это полагается по их жестокой вере вуду. Но уж извините, я в ритуальные шлюхи не нанималась!

Такой вот я человек-противоположность. Любоваться чужой болью – всегда пожалуйста, а испытывать ее сама – ни в коем случае. Двинув ему локтями под дых, я скинула его с себя, замахнулась разводным ключом и испуганно рявкнула:

– Приди в себя, психопат!

Убедившись, что взгляд серых глаз становится осмысленным, я опустила импровизированное оружие, поддернула брюки и кинулась к двери. Что за безумный день сегодня, все дружно решили сойти с ума в мой единственный выходной в году? Распахнув металлическую створку, я взвизгнула и оказалась погребена под чьей-то неподъемной тушей. В нос забился запах пороха и едва заметный аромат крепкого конфедератского кофе.

– Да чтоб тебя отцентрифужило! – в сердцах пожелала я бессознательному типу, спихивая его голову со своей груди. Обернулась на поправляющего одежду дроу и, досадуя на его недогадливость, повелительно рявкнула. – Теш, поршень тебе в выхлоп, помоги мне!

Он высокомерно заломил белую бровь, но, привычный в своей стране к матриархату, подчинился. Совместными усилиями нам удалось уложить пациента в наркозное кресло. Я бегло осмотрела непримечательный серый мундир, фуражку и механические пальцы левой руки незнакомца. На первый взгляд никаких повреждений, которые могли бы вызвать потерю сознания.

– Оставь нас, – через плечо велела я Тешу, закатывая рукава рубашки.

– Ты его знаешь? – поинтересовался Теш, чересчур пристально разглядывая гостя. Я встала между ними, перекрывая обзор. Анонимность пациентов прежде всего, ага.

– А ты вдруг решил позаботиться обо мне? – саркастично огрызнулась я, потирая живот. Место ушиба болело все сильнее.

– Ты ценный экземпляр, – как ни в чем ни бывало пожал плечами Теш.

А я даже не обиделась, лишь в который раз подтвердила свой диагноз. Только идиотка может думать, что за нашими отношениями скрывается нечто большее, чем больная тяга психопата к коллекционным игрушкам.

– Генри, – он приблизился и, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, укусил мою нижнюю губу. – Мы не закончили. Я заглажу свою вину, обещаю.

Прозвучало двусмысленно и оттого соблазнительно. Я фыркнула, выпуская пар, и примирительно кивнула.

– А я обещаю не брать на встречу разводной ключ.

Только когда за хунганом закрылась дверь, я вспомнила, что встретиться в скором времени у нас вряд ли получится. Мне же на дно залечь придется. Поджав губы, вернулась к пациенту. И первым делом избавила его от револьвера в набедренной кобуре, в котором по переломной раме опознала «Уэбли», состоящий на вооружении армии Анталамории с начала двадцатого века. В нем, кстати, не хватало трех пуль. Я покосилась на раковину, куда скидывала снаряды, выцарапанные из Барти, и пригляделась к пациенту внимательнее.

На вид лет на десять-пятнадцать меня постарше и явно житель с противоположного берега Детаит. Серое сукно мундира, характерное для военных чиновников, подчеркивает болезненную бледность кожи с тенью щетины на щеках. Острые скулы и прямой длинный нос с узкими вырезами ноздрей вызывают ассоциации с ящерицей, а тонкие губы и слегка раскосый разрез глаз выдают зангаоские корни.

Я натянула медицинские перчатки, сняла с него фуражку и тщательно осмотрела голову на предмет повреждений. Иссиня-черные волосы незнакомца, начинающие седеть у висков, почти достигали плеч, что вызвало некоторые сложности с осмотром. Но никаких травм я не обнаружила.

Ощупывание ног тоже ничего не дало, кроме предположения, что мой пациент на службе занимает элитный пост. На это намекало высочайшее качество выделки черной кожи сапог до колен с серебряными шпорами и отделанная серебряной нитью форма. Впрочем, револьвер-то его тоже стоит, как три моих месячных заработка.

А вот под мундиром кажется есть кое-что интересное. Металлическая левая рука отказывается сгибаться, а по плечу от нее к позвоночнику идет нечто вроде экзоскелета. Тоже наверняка парализованного. Я с пыхтением и кряхтением принялась стягивать с пациента мешающие осмотру мундир и белую рубашку.

На самом деле, Теш зря беспокоится о моей сохранности. Обороняться от пациента мне пришлось лишь раз, когда я случайно шибанула Барти током. После того случая наркозное кресло обзавелось фиксирующими ремнями. А суметь постоять за себя, когда твой оппонент прикован, любая немощь сможет.

Так я думала, пока полы рубашки незнакомца не разошлись под моими пальцами, явив мне бледную грудь, испещренную черными сигилами. Сложнейшими атакующими и изгоняющими сигилами, просто-таки вопящими о том, что их обладатель могущественный экзорцист.

Я мигом пожалела, что отослала хунгана. Потому что одной со служителем Первого особого отдела Святейшей Енохианской Церкви, способным сковывать душу, мне не справиться.

1

Астральная печать, символ или комбинация слов и геометрических фигур, обладающих астральной силой (здесь и далее – прим. авт.)

2

В культе вуду у дроу жрец (жрица – мамбо), который общается с духами-лоа и в редких случаях может ими управлять

3

Художественное изображение черепа с цветочными узорами, символ Дня Всех Святых в культе вуду

4

Агрегатное состояние духа мертвого организма (живого – эндоплазма). Испускает электромагнитное излучение, видимое в ультрафиолетовом и инфракрасном спектре, и ультра- или инфразвук

5

Усы «велосипедный руль» с приподнятыми кончиками

6

Разновидность астральных печатей, енохианские сигилы, адаптированные для вуду

Ферма механических тел

Подняться наверх