Читать книгу Ключи от понедельника - - Страница 1
ОглавлениеЭта история, как любая невыдуманная, началась задолго до моего рождения. Началась банально – с ссоры. И кто в те годы мог предположить, что обычная размолвка между соратниками сможет взорвать устои гармонично покоившегося мира? Что два дьявольски божественных мозга, умеющих извлекать из времени и пространства всё, что в них заложено, столкнувшись, высекут искру, от которой на долгие годы вспыхнет невиданное доселе противостояние? Уж я точно не предполагал, что в связи с этим буду ввергнут в пёструю карусель событий, во многом определивших мою дальнейшую жизнь. Об этом и хочу рассказать, ибо первое – это поучительно, второе – лёгкое чтиво ещё никому не вредило, и третье – тут много забавных ответов на серьёзные вопросы.
Истины ради замечу, что долго боролся с искушением не писать. Кто-то скажет: «Зря ему поддался, поскольку современная литература вполне могла это пережить». Литература – да, а я – нет! Когда стало казаться, что история начала исчезать, удаляться, покрываться мелкими капельками тумана, пришлось потрудиться записать всё как было, чтобы вновь обрести чёткость ускользающей в памяти натуры. Не рассказать друзьям или случайным собеседникам – не поверят, а именно записать, так как всё написанное так или иначе становится правдой. Не всегда сразу, но по истечении времени – точно. В этом стремлении я был похож на ту курицу со страусиным яйцом: бросить – жалко, а высидеть – задницы не хватит. И вот, поставив перед собой чашку крепкого кофе, я начинаю рассказ примерно с середины. Вы спросите, почему? Потому что это показалось мне наиболее логичным. Именно в тот момент мне отшибло память…
* * *
Сначала пришла боль. Она началась в голове и медленно опускалась вниз, поражая всё тело. Судорогой пробежал озноб. Липкий пот покрывал лицо и стекал на подушку, а зубы стучали от холода. Странное состояние. Так бывает у больного при высокой температуре, даже в жару. Но тут было прохладно, темно и тихо. Только изредка тишину нарушали капли воды, методично падавшие в жестяной барабан раковины. Удары эхом разносились в темноте и, многократно отражаясь от стен, словно молотом забивали гвозди прямо в мозг. Кожа горела так, словно тело окунули в кипяток и держали до полной готовности. Одежда прилипла к телу. Руки и ноги не двигались, но мне было всё равно. Я не пытался шевелиться. Казалось, что любое движение заставит вновь соскользнуть в небытие. А туда возвращаться хотелось меньше, чем терпеть муки непонятного происхождения. Безразличие, охватившее меня, давало время сознанию поработать. Ужасное спокойствие отодвигало боль на второй план. Она меня не привлекала. Она была не моя. Боль принадлежала телу, сознание – мне. А вместе мы были охваченным пламенем куском льда, желающим постичь тайну собственной жизни. А именно: «Где я? Кто я?» Ни много, ни мало.
Наверное, я опять впал в беспамятство. Со всех сторон зазвучали голоса:
«…Неудачный эксперимент всё равно будет продолжен. Просто они уходят к истокам, в свой каменный век, чтобы начать эволюцию сознания заново. Не очень хороший вариант реинкарнации, не правда ли?..»
«…Ты так и не понял, каким могуществом стал обладать. Это хорошо. Изначально многое будет непонятно. Скорее даже всё. Предполагаю некоторый скептицизм. Тоже неплохо. Современному человеку свойственно ошибаться чаще его предшественников…»
«…Страдания души порой страшнее мучений плоти. Ты это скоро поймёшь. Он не спросил тебя, даря жизнь, не спросит, отнимая её…»
«…Дело в том, что этот мир, где мы сейчас находимся, создал я сам. Он ограничен вот этими стенами…»
Ударил яркий свет. От неожиданности я вздрогнул и зажмурился, а когда открыл глаза, понял, что лежу на диване. Окинув взглядом комнату, не заметил ничего похожего на привычную обстановку. Боль ушла, только чесалась грудь. «Чешется – значит, заживает» – вспомнил я известную истину. Попробовал встать, но лишь взбесил диван, который громким старческим скрипом сообщил всё, что обо мне думает. На шум ниоткуда появилась девушка. Мне показалось, она материализовалась из воздуха. В моём положении не было сил даже удивиться. Я просто махнул рукой, как бы прогоняя видение. Но видение только покачало головой, не собираясь растворяться. Мало того, оно заговорило, и я разочаровался. Нет, голос был просто ангельским, просто не до ангелов сейчас.
– О! Кто к нам вернулся! – вскинула руки незнакомка и подошла ближе. – И суток не прошло.
«Суток…» – мелькнуло в голове.
– Да. Почти сутки в отключке был. Наверное, есть хочешь?
– Кофе, – неохотно согласился я.
– Кофе так кофе – послышалось уже из кухни.
Было время подумать под звон посуды.
Бывало такое после серьёзной пьянки с друзьями, но провалы в памяти ограничивались незначительным куском вечера. Сейчас другое. Настоящая амнезия, причём выборочная, точечная. Квартиру узнал – моя. Девушку – нет. Видимо, тоже моя: вон как лихо на кухне орудует. Имя своё не помню, но знаю, что преподаю в институте. Сколько мне лет – вопрос, но память о неоплаченном интернете сидит в голове.
– Знаешь? Пока ты отсутствовал, – зазвенел голос из кухни, – заходила твоя мама и записку оставила. Прочитать?
– Прочитай, – согласился я, продолжая размышлять о странностях своего положения.
«Сын, – началось чтение под звук бегущей воды. – Я понимаю, что тебе нет дела до престарелой матери, поэтому, не дождавшись звонка и не дозвонившись тебе, решила зайти сама. Навела порядок и приготовила обед. Впрочем, уверена, что ты этого не заметил. В холодильнике голубцы, пирожки и ещё всякого по мелочи. Обязательно его открой – сделай приятно маме. Кофе и сигареты – это здорово, но в твоём возрасте пора подумать о фигуре солидного человека».
– Как мило. – Девушка, улыбаясь, вышла из кухни. – Твоя мама еврейка?
– Нет. Не знаю, – вяло отозвался я. – А почему ты спрашиваешь?
– Только еврейские мамы верят не в слова, а в содержимое холодильника, – рассмеялась незнакомка, протягивая чашку дымящегося кофе. – Как твои изыскания? Так притомился, что целые сутки не реагировал на команды?
– Какие команды, – насторожился я?
– Команды твоего сотового: «Ко мне!»
Девушка ткнула указательным пальцем в сторону стола. Я повернул голову, и грудь пронзила острая боль. Видимо, я поморщился, поскольку лицо незнакомки вытянулось и стало абсолютно серьёзным.
– Болит? Где болит? Тебя избили? – причитала она, чуть не плача. – Ну-ка рассказывай, куда ты вляпался?
– Кабы знать? – криво усмехнулся я и закрыл лицо руками. – Видишь ли, я ни хрена не помню.
– Даже меня?
– Тебя особенно.
Она подняла мои руки ладонями вверх, потом разгладила линии и начала водить по ним пальцем, рисуя замысловатые узоры.
– Сейчас узнаем, что с тобой произошло. Спи.
И я вновь провалился в небытие.
«Где ты? – послышался далёкий шёпот. – Иди назад. Сейчас самое время. Именно там начало пути».
* * *
Кажется, шёл дождь…
«Опять дождь. – Я невольно поёжился. – Как же грустно идти в эту бездну воды и неуюта. Дома чай и вкусно пахнет яичницей, но там, по ту сторону мокрой стены, заветная булка хлеба – завидное дополнение к ужину. Зонт благополучно забыт на работе. Наверное, сейчас он злорадствует, хлопает… чем он там может хлопать? Самим собой. Сволочь! А чего я злюсь? Сам виноват». Холодная дождевая пыль вкупе с плохо освещённой улицей не оставляла надежды остаться сухим. Сто метров до ближайшего магазина казались непреодолимой полосой препятствий с минами луж и прицельными выстрелами брызг от колёс проезжающих автомобилей.
«Мимо. Не попал!» – прыгал я, как по болоту с кочки на кочку, уворачиваясь от фонтанов воды. Удивительно, но, вопреки ожиданиям, это меня не раздражало. Напротив, поддавшись необъяснимому азарту, я понял, что моё место здесь, на тёмной улице под проливным дождём. Странный порыв единения с городом, который сейчас оказался в опале из-за каприза погоды, заставлял остановиться и утешить вымокшего исполина, ободрить, погладить, прижать к груди. Мне знакомы чувства отверженного человека, хотя сам я таким не был. Периодами накатывали жалость к себе и ощущение великой несправедливости. Всё это таилось глубоко, было так иллюзорно, что граничило с абсурдом. В такие минуты я говорил мозгу: «Ты платишь по счетам избыточного образования. Вечные метания в крайности – удел типичного русского интеллигента». Однако за свою сентиментальность я мог поплатиться банальной простудой.
С хлебушком как-то сразу не заладилось: того, что люблю, уже не было, а нелюбимый был чертовски несвеж. Делать нечего, буду грызть сухари и начну это делать прямо у кассы, поскольку бойкая бабушка вместо того, чтобы смотреть очередной сериал, безуспешно рылась в сумке в поисках кошелька. При этом она успевала поведать продавщице обо всём на свете. Бабушка понимала, что недостаток информации человека, большую часть жизни скучающего на работе, должен быть компенсирован в короткие сроки, ибо за пределами этого магазина неподготовленную к суровой действительности девушку обязательно будут ждать большие неприятности. Не прерывая поток откровений, я обогнул её и положил деньги на прилавок, показав, что у меня в руках. Кассир с мольбой посмотрела мне в глаза, но я только пожал плечами и удалился, мерзавец!
* * *
Дождь затаился. Наверное, ему скучно без меня? Земля и всё сущее в этой части пространства замерло вместе с дождём и насторожилось. Перестали ездить машины, люди оставили дела. Шорохи, скрипы, дробь шагов – все звуки заменили хаотический ритм тишиной совершенства. И только один человек нарушал гармонию мира: бежал по вечерней улице. Никто не делал попытки его догнать, тем не менее он постоянно оглядывался, то и дело поправлял шляпу, а под мышкой крепко сжимал ужасного вида портфель. Расстояние, между нами, быстро сокращалось.
Мне стало очевидно, что наша встреча становится неизбежной, и я шагнул в сторону. Но не тут-то было. Незнакомец в очередной раз оглянулся, и траектория его стремительного падения пересеклась с моим неуклюжим манёвром. Нам обоим это не понравилось. Он не был громилой, но оказался значительно выше меня и, не забывайте, перед падением летел, как ошпаренный. Незнакомец, опять окинув взглядом улицу, схватился за мой локоть, поднялся и потащил меня куда-то в сторону. Сначала я опешил. Потом начал сопротивляться. Пытался вырвать руку, упирался, как капризный ребёнок, но он был неумолим и значительно превосходил в силе. Уже потом, спустя некоторое время, я узнал, с кем имел дело, а сейчас, безвольно увлекаемый с улицы в какую-то подворотню, я считал его поведение верхом наглости, а своё положение – пиком абсурда.
В арке между домами, куда он меня втолкнул, воняло так, что я невольно уткнул нос в свободный рукав, наивно полагая, что это поможет. Было темно, только свет уличного фонаря освещал край стены, исписанной чушью граффити. Идеальное место для убийства. Но я точно знал, что ничего со мной случиться не может.
Незнакомец опять огляделся и произнёс:
– Слушай меня внимательно.
Его голос звучал так, будто он только что сидел на скамейке в сквере и читал газету, а не мчался по улице и не тащил меня метров двадцать по асфальту. К тому же от него исходила странная сила, словно меня в грудь толкал ветер.
– Ты должен сохранить это, – он протянул портфель, который мне не понравился с первого взгляда.
– Вы тащили меня сюда, чтобы отдать этот портфель? – опешил я. – Поделиться имуществом под покровом темноты?
– Ты должен сохранить это, – повторил он, игнорируя вопрос. – Это важно! Никому его не показывай. Опасайся всего на свете, потому что твоя жизнь изменилась!
В темноте я не видел его глаз, но словно чувствовал их: казалось, ещё немного, и они прожгут во мне дыру. У меня закружилась голова. В ней толкалось что-то не совсем привычное, блаженное. Обрывки мыслей плавали в темноте сознания, постоянно ускользая и растворяясь без следа. Всё, чего я хотел, – это лечь прямо здесь, на грязном асфальте, в холодной луже, обнять этот замечательный портфель и больше никогда с ним не расставаться. Никогда…
* * *
Очень болели руки. Это стало понятно, когда я подходил к дому. Они затекли от того, что крепко прижимали портфель к моей груди. Нет, он не был тяжёлым, просто сила, сжимавшая его от моего имени, была несоизмеримо больше, чем требовалось. Поднявшись к себе, я скинул куртку, прошёл на кухню и поставил чайник. Хорошая чашка кофе не помешает, хотя время уже тянулось к ночи, но стоило обдумать вечернее происшествие.
Портфель стоял в коридоре и был хорошо виден из кухни. «Ерунда какая-то. – Кофе начинал приводить меня в чувство. – Что, собственно, произошло? Какой-то странный тип всучил мне вещь, о которой я понятия не имею. Может, там бомба и я собственными руками притащил её домой? Вот будет весело, если после смерти меня объявят террористом. Или там наркотики? Наркобарон, блин. А вдруг секреты государственные? – В голове запрыгали картинки из шпионских боевиков. – Как ни крути, а нужно посмотреть, что там лежит. В конце концов, указания не открывать не было».
Во внешнем виде старого коричневого портфеля не было ничего необычного: весьма потёртый на углах, опоясанный кожаными ремнями, которые заканчивались тусклыми металлическими защёлками. Не потрясло меня и его содержимое. Скорее, я даже разочаровался увиденным. Там находились бумаги, исписанные ровным почерком, и связка ключей. Получалось, что не суждено мне вляпаться в истории, воспетые Голливудом. Проверив на всякий случай даже подкладку, я понял: больше ничего нет. Что ж, посмотрим на то, что есть. Может, бумаги представляют какую-то ценность? Потенциальные лавры знаменитости не давали мне покоя.
Я достал ключи. Семь штук на кожаном ремешке, весьма необычные: большие, старые, непохожие друг на друга. Видимо, от разных замков. Наверное, до революции такими монстрами открывали амбары. Правда, налёт ржавчины говорил о том, что эти амбары давно никто не открывал. Но вид ключей внушал уважение: на каждом причудливый вензель и ни один не повторялся. Конечно! Как я сразу не догадался? Они могут отпирать замки сундуков, набитых сокровищами! Наконец куплю себе планшетник! Конечно, мысль бредовая, но имеет право на существование. Ладно, с ключами разобрались. Дальше – бумаги. Никаких карт, схем на пожелтевших от времени страницах не было. Обычные листы, какие используют в офисах, были исписаны от руки разборчивым почерком человека, который явно никуда не торопился.
«Если ты читаешь эти строки, значит, мой план удался. Я от них оторвался и передал дело всей жизни, многих поколений людей. Что станет со мной дальше, не имеет значения. Главное портфель у тебя, и ты должен правильно распорядиться его содержимым. Прежде всего внимательно прочитай это письмо, а лучше выучи наизусть. Никогда не расставайся с ключами – это важно! Не менее важно то, что ты прочтёшь дальше…»
Ничего не понимаю. При чём тут я? Отдал портфель первому встречному и считает, что выполнил план? Странно всё это. На моем месте мог оказаться кто угодно. Это просто чудо, что я выбрался из дома именно сегодня вечером. По телевизору футбол, а у меня яичница без хлеба. Мистика какая-то! А скорее, ошибка.
«…Чтобы тебе стало понятно всё от начала до конца, позволь рассказать историю, которая вряд ли тебе понравится. Скорее всего, ты сочтёшь прочитанное бредом сумасшедшего, но не торопись с выводами, пока не дочитаешь. Итак. Четыреста лет назад, во времена Великой смуты, на Руси появился человек. Его звали Феофан. Кто он и откуда взялся, неизвестно. Во всяком случае, он не любил говорить на эту тему. Ко двору он был представлен как Великий магистр ордена Хранителей Ключа. Сразу возникли вопросы, что за орден, что за ключ? Он дал на них ответы и благодаря блестящей образованности, воспитанию и уму быстро снискал уважение во многих именитых домах столицы. Неплохо разбираясь в людях и хорошо понимая ситуацию в стране, он обзавёлся необходимыми связями, оставаясь при этом в тени высокородных покровителей. Феофан (не скажу, что это имя он получил при рождении) был человеком незаурядным. А то, что произошло дальше, сыграло значительную роль в череде естественных событий и, наверное, повлияло на дальнейший ход всей нашей истории.
Для начала я расскажу тебе, кто такие Ключники или Хранители времени. Второе название мне нравится больше, хотя со временем оно потеряло первоначальный смысл. Потом ты поймёшь, почему.
Феофан собрал вокруг себя людей, объединённых одной целью – хранить время и оберегать его от посторонних. Ключи, что сейчас у тебя, – инструмент, которым можно менять время. Первый ключ принадлежал Феофану. Он, пожалуй, главный из всех. Достаточно подойти с этим ключом к любой двери, чтобы, открыв её, попасть… в прошлое. Да, да. Я прям вижу твоё лицо. Некоторые люди сходили от этого с ума. Но с тобой ничего такого не случится: ты готов. Впрочем, если не веришь, у тебя всегда есть возможность это проверить. Только пока что не советую. Дочитай до конца. Может, ты вообще никогда этого не сделаешь».
Теперь до меня начинал доходить смысл прочитанного. Конечно! Это рукопись какой-то книги. Мужик явно свихнулся на этой почве, и теперь его преследуют безумные фантазии. Интересно, что же там дальше?
Я закурил и продолжил чтение.
«Какой ключ первый, я не помню. Потом сам разберёшься. Все они действуют одинаково. Отличие в том, что каждый из ключей принадлежал разным магистрам и в разное время. Временные рамки их действия ограничены годами жизни тех, кто их хранил. Например, ключ Феофана, умершего в возрасте семидесяти восьми лет, откроет дверь в период от его рождения до смерти. Таким образом, за один переход ты не покроешь расстояние в четыреста лет. Более того, если промахнёшься мимо нужного тебе события, придётся либо ждать его на месте, либо начинать всё сначала.
Как ты понял, в ордене было семь главных магистров. Конечно, всего их было несколько больше, но Великих, которые смогли создать ключ, только семь. Орден быстро рос и трансформировался. Уже после смерти Феофана хранители стали превращаться в «редакторов» времени. Конечно, ключники не вмешивались в глобальные процессы, так как даже в те времена понимали, что это может привести к непоправимым последствиям. Но по мелочи всё же правили мир…»
Я прервал чтение этого увлекательного произведения. Пришло сообщение на телефон. Моя бывшая опять пыталась хамить: «Когда заберёшь вещи? Я уже устала долбиться о твои лыжи и прочую дребедень в коридоре! Ты даже этого сделать не можешь!» «Ну вот, слово «даже» меня тронуло. Она такая… как это называется? Экспрессивная стала, что ли, после нашего разрыва. Меня даже заводит такое её поведение. С лыжами нужно ещё подождать», – подумал я и вновь принялся за чтение.
«…Мне кажется, что, дочитав до этого места, ты так и не понял, каким могуществом стал обладать. Это хорошо. Изначально многое будет непонятно. Возможно, вообще всё. Предполагаю некоторый скептицизм. Тоже неплохо. Современному человеку свойственно ошибаться чаще его предшественников. Слишком много информации, порой ненужной, валится на головы простых обывателей. Посему крупицы по-настоящему ценного либо не воспринимаются вовсе, либо так и остаются несущественными. Я продолжу. Возможность управлять будущим через прошлое кружит голову. Нужно отдать должное Великим магистрам: они не поддались соблазну. Почти все. Было одно исключение. Об этом не принято говорить: слишком велик позор. Но тебе следует знать. Речь идёт о шестом Великом магистре ордена – Никаноре. Он родился в 1831 году в Рязанской губернии. Из крепостных, точнее, незаконнорождённый сын помещика Рогожина. Папаша дал ему неплохое образование. Я думаю, просто отправил его подальше. Как говорится: с глаз долой – из сердца вон. В общем, Новороссийский университет в Одессе принял его с распростёртыми объятьями. В орден он попал в 1860 году по рекомендации князя Орлова. Алексей Фёдорович заприметил талантливого молодого человека во время работы в Главном комитете по крестьянскому делу, который князь некоторое время возглавлял. В 1865 году Ярослав Рогожин нарёкся Никанором и принял ключи из рук умирающего пятого Великого магистра Кирилла. В этом же году на свет появился шестой ключ.
В то время орден был на подъёме. Только сильные мира сего знали о его существовании. За триста лет ни одно серьёзное политическое решение не было принято без участия ключников. Но вскоре всему этому пришёл конец. Никанора угораздило связаться с подонком Желябовым (не зря Ленин пел ему дифирамбы, называя "русским Робеспьером"). Как оказалось, оба учились в Новороссийском университете, правда, в разное время. Это первое, что их сблизило. Дальше – больше. Желябов из крепостных, одному богу известно как получивший образование, не дурак, очень решительный и честолюбивый, радикал и прочее, прочее. Такой человек не мог не понравиться нашему магистру. Несмотря на разницу в возрасте, их дружба крепла и принимала характер единомыслия.
Как ты понимаешь, это никак не вязалось с принципами существования ордена, могучей и закрытой организации. Впрочем, оправдать можно всё, если речь не идёт о подрыве устоев клана и прямой угрозе его членам. А угроза была. И серьёзная! То там, то тут, как грибы, росли и множились террористические организации. Не миновала чаша сия и наших друзей. Ладно, члены ордена быстро сообразили, что к чему, и предотвратили убийство Александра II. Через два года императора всё же убили, но в том нет нашей вины. Совет ордена судил Никанора. Тот отрицал свою причастность к покушению, но доказательства были неопровержимы. В 1889 году Совет лишил Никанора титула магистра и забрал ключи. После этого его никто не видел и ничего о нём не известно. А тот взрыв под Александровском поставил крупную точку в хороших отношениях ордена и власти. Нам пришлось на долгие годы уйти в небытие.
Но не будем о грустном. Ключники хоть и прекратили напоминать о своём существовании, не стали менее могущественны. Просто в один прекрасный день они решили наблюдать за происходящим со стороны и не вмешиваться в ход истории. Гораздо спокойнее жить в мире, где всё идёт заведённым порядком.
Пришло время кратко познакомиться со всеми существовавшими Великими магистрами Ордена хранителей ключа. Тебе это пригодится.
Первый магистр – Феофан. О нём я тебе рассказывал. Добавлю лишь, что умер он в 1648 году. В этом же году его преемником стал Елизар, он же Никита Романов, родственник российских царей, сын Фёдора Никитича Романова и княжны Евдокии Горбатой-Шуйской. Родился он в 1602 году. Когда царь Борис Годунов отправил его и всех братьев в ссылку, Феофан тайно вывез его в Москву, чем спас от неминуемой гибели. До самого конца жизни так никто и не узнал о происхождении Елизара. Свои полномочия новому Великому магистру Григорию он передал в 1670 году, за три года до кончины.
Великий магистр Григорий родился в 1625 году. Священник, в миру Фёдор Галицкий. История его рождения покрыта тайной. Известно, что он появился на свет в Желтоводском Макариевом монастыре. Был послушником в Кожеозерском монастыре. Духовным наставником Григория стал не кто иной, как игумен Никон, будущий патриарх "града Москвы и всея Малыя и Белыя России". Всё это время Григорий находился под пристальным вниманием Елизара. В 1655 году, заручившись благословением патриарха, Великий магистр посвятил его в тайны ордена.
Четвёртый Великий магистр Симон приехал в Россию вслед за Петром Великим после его поездки по Европе. Увлёкшись идеями Петра, покинул родной дом и отправился покорять Москву, как бы смешно это сейчас ни звучало. Итак, Симон, урождённый Гюстав Шпеер, родился в Риге в 1678 году. Сын нотариуса Энхе Шпеера занимался семейным делом, но не чувствовал к нему призвания. В одном из кабаков встретил русского императора. А Петра нужно было знать. Он и столб убедит! Хороший мужик был. Понятно, наш юноша замечтал о далёкой, неизвестной стране. В 1700 году приехал в Москву, служил при дворе, выполнял личные поручения царя. Нужно сказать, что Пётр Алексеевич большой забавник был и доверял ему очень щекотливые дела. В 1715 году Симон принят в орден Великим магистром Григорием, с 1719 года возглавил организацию, умер в 1761 году.
Следующий ключ пришлось ждать аж тридцать восемь лет. Конечно же, магистры, которые управляли орденом, были, но пятый ключ появился только в 1799 году. К великому счастью и не менее великому удивлению, его создал двадцатиоднолетний Вильгельм фон Гомпеш. Он стал самым молодым Великим магистром за всю историю организации. Будучи рыцарем Мальтийского ордена, он в 1798 году покинул Мальту и уехал ко двору Павла I. Случилось так, что его отец, Фердинанд фон Гомпеш, был магистром или, как у них называется, гроссмейстером Мальтийского ордена. В 1798 году у него случилось недопонимание с Наполеоном, и он был низложен, передал знаки достоинства Павлу I и обиделся на весь мир. Вильгельм не остался с отцом, а двинул в Москву. Что и говорить, был с радостью там принят. Не знаю, чем он приглянулся ключникам, но они, как ты понимаешь, не ошиблись в выборе. Добавлю только, что годы его жизни ограничились 1778–1865 годами. В ордене он оказался в 1799 году и был известен под именем Кирилл.
О Шестом магистре ты уже знаешь. По сути, с него началось постепенное угасание клана. Не из-за него. Просто история России начала делать мёртвую петлю.
О себе я писать не буду. Как-нибудь расскажу при встрече. Знай только, что родился я в 1959 году и, как ты понял, ещё жив. О традициях и ритуалах ордена тоже не имеет смысла распространяться. Хватит с тебя того, что ты прочитаешь. Тем более что после революции орден распался. Это было связано с внутренним расколом. Одни ключники считали правыми большевиков, другие требовали поддержать белое движение. В результате орден перестал существовать. По моему глубокому убеждению, не хватило одного-единственного человека, который смог бы навести в нём порядок и повести за собой. Не нашлось к тому времени авторитетного магистра, способного не только сплотить вокруг себя Орден, но и не допустить падения страны…»
Я поднял глаза. В моих руках осталась ещё пара страниц. Если это рассказ, то он явно не дописан. А жаль. Очень увлекательно! Кажется, нужно покурить и выпить кофе. Чуть в стороне лежали ключи. В свете прочитанного нужно посмотреть на них повнимательнее. Я сгрёб их и пошёл на кухню.
* * *
Чайник начинал задумчиво подавать признаки жизни, а я вертел ключи на пальце. От кухонного стола, за которым я сидел, до двери в спальню примерно шесть шагов. «Как маленький, честное слово! Брось заниматься ерундой!» – мой здравый смысл пытался бороться с чувством авантюризма и проиграл.
В спальне было темно. Я закрыл дверь и поднёс ключ. Ничего не произошло. Никакого таинственного света, искривления пространства, ни грома, ни молнии. Так и знал: фантастика! Уже собираясь уходить, я толкнул дверь обратно. Там по-прежнему было темно, только в дальнем углу появилось какое-то свечение. Потом до меня долетел звук работающего телевизора. «У меня есть телевизор в спальне. Забыл выключить? – делая шаг вперёд, подумал я. – Но почему он с другой стороны? Почему свет из коридора не попадает в открытую дверь?»
В глубине комнаты что-то зашевелилось. Я испугался и прищурился. Вдруг в том углу, где работал телевизор, вспыхнул свет. В проёме двери напротив возник силуэт женщины. Лица я не видел, только чёрный контур тела в ночной рубашке. «Кто вы? Как сюда попали?» – в её голосе звучали нотки тревоги и раздражения. Но сам голос! Такой знакомый! Я машинально поднял левую руку и нащупал выключатель. Свет резко ударил по глазам и осветил лицо женщины. Сердце стукнуло в рёбра и упало в район живота. Вероятно, на какое-то время рассудок меня покинул. Возможность мыслить вернулась, когда я стоял, прислонившись плечом к стене, а до меня доносилось: «Уходите, я сейчас мужа разбужу!» Это была мама. И такая молодая! Мы стояли в разных концах коридора нашей старой квартиры и смотрели друг на друга. Она ещё что-то говорила, но уже негромко. Вероятно, боялась разбудить… меня!
– Простите! Ошибся этажом. – Голос совершенно не слушался, движение назад давалось с трудом.
– Пить нужно меньше, – уже спокойно и вполне дружелюбно ответила она мне вслед.
Моя квартира приняла меня обратно. Закрыв дверь, я прислонился спиной к дверному косяку и сполз на пол. На лбу выступил холодный пот, и я провалился в глухое оцепенение. В какой-то миг моё сознание распалось на миллионы мелких частей. Оно по-прежнему владело телом, но было до такой степени развеяно в пространстве, что казалось совершенно недосягаемым. Где-то там, в бесконечности, крутилось то, что когда-то называлось разумом. Теперь во мне боролись два человека: солидный учёный, давно имеющий свою точку зрения на всё, и мальчишка, ещё не потерявший веру в чудо, лелеющий страсть к приключениям. Первый отказывался верить в происходящее, потому что это не укладывалось ни в одну существующую догму. Второй восхищённо кричал: «Verum est, quia absurdum est!» Моя жизнь действительно изменилась.
Из ступора меня вывел пронзительный свист чайника. Не знаю, сколько времени прошло. Может, он сигналил уже давно, а у меня не хватало сил осознать, что пора возвращаться в реальность. Я поднялся и пошёл на кухню. Кофе был как раз кстати.
«Что произошло? – Мысли всё ещё путались в голове. – Нужно подойти и открыть дверь. Нет. А вдруг наваждение ещё там? Как-то неудобно получится. Что за чушь? Это моя квартира. Мне что, на диване спать? И перед кем неудобно? То, что я видел, – бред. Такого не может быть. Или бывает?»
Десять шагов дались с трудом. Ноги не слушались. Несколько секунд я топтался на пороге, затем толкнул дверь. Она не открылась. Моё состояние было близко к панике. «Идиот! Ручку поверни!» Я даже обрадовался, что такая интересная мысль пришла мне в голову, однако медлил. «Соберись, тряпка! Давай дёргай!» И я дёрнул… Это была обычная спальня, причём моя, а не соседа. На душе стало веселее. Во-первых, комната вновь принадлежала мне, во-вторых, я не сошёл с ума, а это радовало особо. Радовало, но недолго. Следующая мысль не оставила от моего оптимизма и следа. Оглянувшись, я увидел, что связка ключей из портфеля лежит на кухонном столе, а значит…
В свете последних событий моё мнение о прочитанном резко изменилось, хоть это и не укладывалось в голове. Каким-то чувством я понимал: всё написанное – правда.
«…Отвечая на твои незаданные вопросы, хочу дать несколько практических советов. Первый. Старайся как можно реже пользоваться ключами. Особенно первыми. Они самые непредсказуемые, поскольку древние. Временной промежуток имеет большое значение. Чем дальше мы от реального времени, тем больше вероятность совершить ошибку, за которую придётся расплачиваться. Проще говоря, если ты повлияешь на судьбу какого-то человека в прошлом, то впоследствии его жизнь изменится. И не только его. Не исключено, что обратно ты вернёшься уже в другой мир. Хотя не факт. В конце концов, четыреста лет не срок для глобальных изменений. Но проверять не стоит. Ты понял? Гитлера убивать нельзя! Впрочем, у тебя и не получится. Сработает Защита хронологии событий (о ней потом). Что-то менять может только Великий магистр. Да и ему не всё под силу. В природе не существует нулевой вероятности ошибки. Это значит, что и магистр может ошибиться. Поэтому защита сработает и на него.
Второе. Не забывай закрывать за собой двери. Если этого не сделать, портал останется открытым. Если «гости» из нашего времени в прошлом практически бесплотны, напоминают скорее призраков и ни на что повлиять не могут, то пришельцы из прошлого вполне материальны. Мне приходилось гоняться по Москве за волосатым мужиком, одетым в косоворотку, с топором за поясом. Утомительное, я тебе скажу, занятие. А отлавливать таких необходимо по ряду причин. Во-первых, это одна из задач ордена. Во-вторых, в природе нет хаоса и случайностей. Каждый наш шаг, каждое событие предопределены. Существует чёткая система взаимодействия элементов. Под элементами можно понимать буквально всё. Я понятно излагаю? Находясь в нашем времени, человек даже из не столь далёкого прошлого в лучшем случае попадёт в психушку, а вот его отсутствие в том мире сыграет уже с нами злую шутку. Может случиться временной коллапс. Тот самый мужик с топором из XVIII века мог быть важным звеном события, которое повлияет на другое событие… и так далее. А он тут бегает небритый. Хронология прошлого прервана – последствия непредсказуемы.
Третье, что тебе нужно знать. Ордена практически не существует, но тайна, которая окружает его несколько веков, – неизменна. Даже близкие люди не должны знать о его существовании. Поверь, так будет лучше для тебя самого. И главное! Береги ключи. Спрячь их так, чтобы сам долго вспоминал, куда положил.
Как я тебе говорил, твои путешествия во времени не будут отличаться разнообразием. Ты можешь только созерцать происходящее и не более того. Даже пыль под твоими ногами не двинется с места. Твоя роль – наблюдатель. Очень важная роль.
Почему я пишу всё это тебе? Дело в том, что в последнее время кто-то упорно пытается пролезть в прошлое. Я пресёк уже несколько попыток. Этот человек или люди обладают запретными знаниями. Я могу предположить, кто это, но мои догадки требуют нешуточной проверки…»
«Чего тут понимать – Никанор. – Смысл прочитанного быстро стал до меня доходить. – Получается, что никуда он не делся, а всё это время пытался вернуть себе былое могущество. Тем более что человек, один раз создавший ключ, может сотворить их великое множество. Вот это новость! Выходит, где-то на отрезке более чем в четыреста лет ходит злодей, мечтающий перевернуть весь ход истории? – От этой мысли мне стало не по себе. – Никанору по большому счёту глубоко плевать на тех, кто будет жить после него. Но поскольку попасть в будущее он всё же может, ему не всё равно, каким оно будет лично для него. Решил править миром? Да ещё, наверное, со своим дружком? Чёрт! И убить его нельзя! Как там у них называется: Защита хронологии событий? Итак. Что мы имеем? Никанор сможет попасть в будущее через портал, открытый, например, мной. Попытки пролезть в прошлое уже были, но я ничего не открывал. Ну почти ничего! Значит, существует человек, который может открыть дверь, чтобы впустить бывшего магистра? А будущее необходимо Никанору, чтобы завладеть всеми ключами. Стоп! А как его ключ очутился в нашем времени? Передавался по наследству? Вероятнее всего. Спасибо, господа магистры, за элегантную подставу!»
Теперь я, наконец, понял, во что вляпался.
«…Остановить их можно только на своей территории. Предупреждаю: они опасны и пойдут на всё, вплоть до твоего устранения. Но не переживай. Пока ключи у тебя, им ничего не остаётся, как ждать удобного момента. Плохо то, что он когда-нибудь настанет. Тут уж извиняй: нужно быть готовым ко всему.
Это всё, что я успел написать. Кажется, ничего важного не упустил. Сегодня мне нужно на время убраться из города. Когда вернусь, я тебя найду. Себастьян».
В конце письма герб. Я порылся в столе и нашёл увеличительное стекло. Герб был небольшой, с рублёвую монету. На оттиске три перекрещённых ключа и цифры: вверху 5, внизу 9. По краям печати бумага была вдавлена по кругу. Вывод напрашивался сам собой – перстень. Потому что не вижу смысла делать такую маленькую печать, а для кольца – в самый раз. Несмотря на размеры, рисунок выполнен очень тонко: прорисованы даже зубчики и узоры на головке. При такой точности… Я начал перебирать ключи. Но увы, похожих ключей в моей связке не было.
Подойдя к окну, я понял, что уже глубокая ночь. Мысли, до этого гонимые мной в глухие уголки сознания, постепенно возвращались из мест принудительной ссылки. Слишком много свалилось на меня за один день. Практически вся прошлая жизнь рухнула в один миг. Всё, что я знал и понимал в свои тридцать пять лет, улетучилось, как дым от сигареты. Какая-то неведомая сила подняла меня над землёй и встряхнула так, что внутри не осталось ничего. Вся суета этого мира, вся боль и радость, любовь и ненависть ушли куда-то в сторону. Они толпились там, на обочине жизни, переминаясь с ноги на ногу, вероятно, ожидая, когда опять настанет их время. А настанет ли? Всего один день и одна ночь, а от прежнего меня не осталось и следа. С этими мыслями я подошёл к кровати и, не раздеваясь, повалился прямо поверх покрывала.
* * *
Закат над морем был пурпурным. Облака, гонимые ветром, принимали причудливые формы, напоминая растекающуюся кровь. Они плыли над головой, окрашивая воду и берег в равномерный бурый цвет. Рваные наконечники скал упирались своими пиками в небо, и казалось, что именно они были виновниками сочащихся небесных ран. Уходящее солнце розовым пятном подсвечивало этот пейзаж смерти. Но постепенно свет его угасал, стекая за горизонт, а облачные краски тускнели, приводя пейзаж в порядок.
На самом краю обрыва стояла девушка. Широко раскинув руки, она громко смеялась, подставляя лицо и тело уходящему свету. Её длинные чёрные волосы развевались от набегающих порывов ветра, а сама она чуть вздрагивала от холодного прикосновения стихии. Бронзовое в отблесках заката тело не имело изъянов. Грудь, шея, изгибы фигуры говорили о совершенстве этого творения. Девушка не стеснялась наготы. Казалось, она не замечает такую мелочь, целиком отдаваясь своей забаве. Я стоял неподалёку и любовался невероятным зрелищем: богиня на фоне кровавого заката.
«Не помешаем?» – услышал я чей-то голос. Из-за моей спины по направлению к девушке шли два ангела. Они совершенно не обращали на меня внимания. От них исходило невероятно яркое сияние, которое не могли затмить отсветы заката. Оно растворялось где-то внутри ангельских серебристых контуров.
– Семангелоф, – ответила девушка, не поворачивая головы. – Что тебе здесь нужно? Хотя… дай угадаю? Ты пришёл за мной?
Она повернулась. Её лицо было столь же прекрасно, как и тело идеальной женщины, соблазнительной и неприступной. Только холодный взгляд не вязался с недавними эмоциями упоения жизнью.
– Да ты не один? – продолжала она с усмешкой. – Неужели я так важна для Него, что целая делегация пришла меня навестить? Какая честь!
– Мы пришли вернуть тебя, – ответил тот, кого она назвала Семангелофом. – Этот мир создан не для тебя. Ты ведь знаешь, как Он не любит, когда что-то вмешивается в Его планы? Советую не злить Создателя.
– Иначе что? – с той же иронией в голосе спросила девушка.
– Мы убьём тебя, – ответил ангел равнодушно.
– Это как?
– Лишим жизни. Как дали, так и заберём.
– Может быть, ты не знаешь, но Отец создал меня бессмертной, вложив частицу себя. Меня нельзя убить. Тело – да, это прах, но душу…
– Мы это знаем, Лилит. Страдания души порой страшнее мучений плоти. Ты это скоро поймёшь. Он не спросил тебя, даря жизнь, не спросит, и отнимая её. Единственное, что Бог не сможет сделать, – это защитить тебя от себя самой. Спасти – против твоей воли. Ты стала ошибкой творения, а ошибка – это то, чего нельзя исправить. Поэтому не упрямься и дай нам закончить то, ради чего посланы.
– Я не вернусь в Эдем, – отрезала Лилит. – Адам не захотел по достоинству оценить мою любовь. В его планах женщина не более чем инструмент для удовлетворения своих желаний. Он назначил себя главным только лишь потому, что первым появился на свет. Кто дал ему право распоряжаться моей жизнью? Где справедливость, которая всегда так ценилась в вашем круге? Подчинить жизнь законам любви – не в этом ли смысл эксперимента? Почему же он покорял любовь во имя брака и требовал от меня принять эти правила?
– Ваша жизнь сложна, – ответил второй ангел. – Такими вы созданы. Когда дело касается любви, люди способны убедить себя в чём угодно. Даже очевидные доказательства правильного выбора не могут заставить поменять мнение о роли слепого случая в вашей судьбе. Вероятно, явившись на свет, ты надеялась найти это место более привлекательным для существования? А оказалось, что мир состоит не из бесконечной радости и счастья, а из беспросветного страдания. Сейчас тебе кажется, что Он предал тебя, поступив так несправедливо? Но что сделала ты, чтобы заслужить Его милость и жить в мире? Мало того, ты умудрилась оскорбить Его своим поступком. Думаю, Отец этого не заслужил.
– Сеной, к чему создавать трагедию на ровном месте? – сказала Лилит, поправляя волосы, сдуваемые ветром на лицо. – В его власти создать себе много таких игрушек, как я.
– Трагедия – это когда противоречия неразрешимы. А создаёшь их ты. Тебе не выжить в этом мире. Пределы человеческого тела на земле слишком ничтожны. У тебя нет будущего, потому что ты его отвергла в настоящем.
– Я отвергла уготованное мне будущее. Оно меня не устраивает. Я не хочу вечно смотреть в пропасть между великими намерениями и ничтожностью достигнутого. У вас нет возможности поступать так, как велит сердце, а у меня есть. Я свободна.
Ангелы переглянулись и замолчали. Было видно, что им не нравился этот разговор. Они смотрели куда-то вдаль. Казалось, они ведут между собой диалог в своём закрытом мире, на понятном только им языке. А может, они советовались с Богом? Так или иначе их лица были сосредоточены, они то и дело взмахивали крыльями, гоня к обрыву бурую пыль. Лилит с любопытством смотрела в их сторону, понимая смысл происходящего. Наконец Семангелоф очнулся от «спячки» и сказал:
– Что ж, мы дали тебе возможность принять правильное решение. Ты не воспользовалась случаем вернуть к себе расположение Отца и мужа. Знай, у Адама теперь новая жена. Её зовут Ева, и, как нам кажется, он вполне счастлив.
– Вот как?
Губы Лилит дрогнули, и она отвернулась в сторону заката. Ветер по-прежнему трепал её роскошные волосы, а она стояла, молча закрыв лицо руками.
– Что это?
– Это слёзы, – ответил Сеной и опустил голову.
Первый раз на земле плакала женщина. Он был именно таким, этот первый раз. Сколько слёз прольётся на поверхность жизни обыденно, привычно, не удивляя и не трогая? Но это будет потом. А сейчас боль и обида пришли в мир. Они селились в нём, вытесняя неокрепшую любовь и надежду на счастье. Женщина плакала, и это придавало ей силы. Теперь она знала, как жить. Это были первые слёзы на земле, но последние – Лилит.
* * *
Меня разбудил дождь. Ещё до конца не рассвело. Странный сон. Такой реальный, словно я присутствовал при этом разговоре. Последний раз цветные сны снились мне в детстве. Не знаю, что было тому причиной. Наверное, ежедневное покорение мира, желание стать достойным его признания придавали особый смысл существованию маленького разума. А сейчас? Что двигало моими взрослыми, циничными эмоциями сейчас? Наверное, сказались страсти, испытанные накануне. Подойдя к окну, я понял, что впервые в жизни мои чувства приобрели невероятную силу и особый смысл, как в детстве. У меня появилось ощущение мира, не свойственное повседневным обстоятельствам.
Я любовался дождём. Думал, что он таился сотни лет и теперь вырвался на свободу, придя тихо, без канонады и света. Каждый, кто мог ощутить на себе его тяжёлую поступь, понимал: его намерения серьёзны. Казалось, всю свою силу он стремился выплеснуть в один миг. Наверное, боялся кого-то более сильного, того, кто сможет ему в этом помешать. Ливень лупил по всему, что мог достать на пути. Это была стихия, в животной жестокости своей, а главное в бессмысленности принявшая форму безумства. Она неистовствовала, подгоняя зазевавшихся прохожих, то ослабляя натиск, то обрушиваясь стальным кулаком, вырывая из рук зонты или выворачивая наизнанку последние убежища несчастных. Ливень играл. Ему нравилась безнаказанность. Именно так в полной мере он мог проявить буйный нрав.
В серой предрассветной мгле я видел, как дождевые капли колотят в стекло. Сколько дождей случалось в моей жизни? Некоторые мог вспомнить досконально, но в основном они были обычные, серые, какими бывают незнакомые люди, встречающиеся на пути: пройдут – и через секунду забыл об их существовании. Но этот дождь был особый. Я не чувствовал, а знал это. Он пришёл, как приходят настоящие друзья: шумно, порой без предупреждения, но всегда желанно и всегда кстати…
«Сегодня в институт не пойду. Скажусь больным, – подумал я, наливая большую чашку кофе. – Моим балбесам и другого преподавателя найдут. Не пропадут без философии. Может, вообще отпуск взять?»
В гостиной было неуютно. Как-то серо и холодно. Я включил свет и взял связку ключей. Она оказалась увесистой. Раньше я этого почему-то не замечал. Вот самый новый. Вероятно, именно он стал виновником вчерашнего переполоха. Нужно в этом убедиться. С большим трудом, не без помощи зубов, мне удалось развязать ремешок.
Подойдя к дверям спальни, я начал вспоминать вчерашнее утро: «Так, встал. Нет, нет! Меня разбудил звонок телефона. Звонили с кафедры предупредить, что моя лекция переносится. Потом оделся и пошёл на кухню. Опять нет. Сначала посмотрел в окно. Погода была солнечной и в плюсе. Может, этого хватит для того, чтобы попасть во вчера?»
Я поднёс ключ к двери. Сердце опять заколотилось в бешеном ритме. Ещё была надежда, что ничего не произойдёт и я только посмеюсь над тем, как легко можно меня надуть. Потом обязательно нужно высказать почтение талантливому автору письма и забыть вчерашний день, как и любой другой в череде прочих… Но в спальне светило солнце! Я машинально обернулся назад. На кухне – дождь. Внутри всё задрожало, как и вчера. Я стоял на пороге, как в песне: «между прошлым и будущим», и это был не миг.
Шаг вперёд вновь был труден. Но я его сделал. Всё было в порядке. Комната находилась именно в том виде, в каком я её оставил вчера. Часы показывали второй час дня. «Значит, всё же не утро, – подумал я. – Нужно ещё поработать над концентрацией». Странно, но весь страх прошёл в одно мгновение именно с этим шагом в прошлое.
Я ещё немного покрутился в комнате, закрыл дверь от греха подальше и пошёл к компьютеру. Может, мне удастся откопать в интернете хоть какие-то упоминания об ордене. Часа три были потрачены впустую. Похожий герб оказался ни много ни мало у Ватикана. Обрадовало, что он был другим. Совсем не обрадовало: ключи, изображённые на нём, похожи на один из моих. Не скажу, что точные копии, но очень похожи. Тот же крест внутри зубцов, выпуклая бородка сбоку. Отличие состояло лишь в том, что на моём ключе рукоятка венчается сложным узором, а на папских регалиях – простой круг. Может, моё стремление разобраться во всех этих тайнах породило желание принять возможное за действительное? А что? Ключи от прошлого есть не только у меня, но и в Ватикане. Какой я, однако, исключительный! «Стой, раз-два! – меня посетила совершенно бредовая мысль. – А что, если наш Великий опальный магистр спрятал ключи именно в Риме? Конечно, это предположение, но если я прав, то есть хотя бы направление для поиска. Понятно, что ключи на гербе Ватикана не что иное, как символы власти на небе и земле, но если они действительно существуют, можно догадаться, откуда у них "растут ноги"».
