Читать книгу Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия - - Страница 116
Александр Васильевич
Ширяевец
(1887–1924)
Палач
ОглавлениеПесенный сказ
I
День ласкался, весел и лазорев,
Малым, старым будоражил кровь.
В этот день он по цареву слову
Пять удалых отрубил голов.
Четверо-то были супостаты,
Кровянили все пути на Брынь.
Пятый был веселым, кудреватым,
Не хватался в страхе за вихры.
Не скулил, как те, на комья глины
Не упал, не плакал, не просил…
Вышел к плахе, словно именинник,
Поклонился нищенской Руси:
– Вы простите, сирые и смерды!
Не вините – ради вас я сгиб!
Посытнее, царь-отец, обедай,
Голову возьми на пироги!
Оттолкнул попишку в черной рясе,
Усмехнулся палачу – ему:
– Ну-ка, братец, половчее хрястни! —
И скатился в земляную тьму…
День плескался лаской и лазорью,
Девьи щеки рдели, как кумач.
Веселились и луга, и взгорья,
Но не весел был седой палач.
Ночью месяц заиграл на скатах,
Вспыхнули кресты у Покрова.
А ему все снился кудреватый,
Чудились последние слова.
II
Кажет солнышко
Лицо вешнее,
В зарянице
Купола.
– Что же, женушка,
Не прежняя,
Отчего невесела?
У божницы
Хороводиться
Со свечами али прок?
Брось угодников и угодниц-то,
Государев вспень медок!
Молча женка снеди ставила,
Полнит чашу до краев,
Только вспыхнула черным заревом
От усмешливых этих слов.
– Ну и ладная! Ну и баская!
Слаще пасхи-кулича!
Да почто ж глядишь с опаскою
На хрыча, на палача?
Ой, как вздрогнула! Ой, как грохнулась
На дубовую скамью!
Да вот крикнула, да вот охнула,
Тайну выдала свою…
Ай, проклятье, ай, бездольице!
Что ж угодники молчат!
Ведь как молится! Только молится
Не за старого хрыча —
Палача.
III
В кружале крик —
Гуляет сброд.
Гроза-старик
Запоем пьет.
– Чего жалеть!
К чему добро!
Спускай и медь,
И серебро!
Трень-трень-трень-трень-трень!
Ха-ха-ха! Топ-топ!
А палач, как пень,
Не расхмурит лоб.
Трень-трень-трень-трень-трень!
Языком звони!
– Эй, кафтан надень!
– Ковшик хватани!
Гугнявит дьяк:
– Ах, мать растак!
Винюсь: люблю
Жену твою!
– Что? Ах, ты… —
Бац!
Дрожит изба!
Дьяка за дверь, —
Гугни теперь.
Трень-трень-трень-трень-трень!
Языком звони!
Эй, запрячь кистень,
Ворот расстегни!
Кто там сказал про кровь?..
– Вина!
Да чьи ж глаза
В слюде окна?
С чего знобит,
Мутит мозги?
Чей смех: руби!
– Уйди… сгинь! сгинь!
Трень-трень-трень-трень-трень!
Бряк об стол, как пень.
Трень-трень-трень! Ха-ха!
Долго ль до греха?
IV
Наорались вдосталь певни,
Синим небо залило,
Солнце кинуло молельни,
В гусли загуслярило:
Эй, вставайте, лежебоки!
Выходи, не мешкая!
А не то слетят сороки,
Заклюют усмешкою!
За работу с песней красной,
С думами сокольими,
Чтобы молвить: не напрасно
Жили – своеволили!
V
Брел домой, сгибая плечи,
Муж-запойник в третий день,
Не горят пред Спасом свечи,
Нету женки, нет нигде.
Сапожок сафьянный брошен,
Кольца, серьги на полу.
Только кошка с пухлой рожей
Отсыпается в углу.
– Нет. Ну, ладно же! Достану!
Вздыблю! Не уйти тебе!
Веницейские стаканы
Раззвенелись по избе.
Аксамиты смяты в груду.
– Да куда ж бежать с тоски? —
Перегляды, пересуды,
Чешут бабы языки.
На знакомый полушалок
Харкнул, сапожищем ткнул
И опять, опять в кружало
К балалайкам и вину.
– Эй, пляши, леса и горы!
Нету счета серебру!..
И опять царевны свора
Кличет к делу-топору.
VI
Ой, и мчатся дни-быструхи