Читать книгу Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия - - Страница 116

Александр Васильевич
Ширяевец
(1887–1924)
Палач

Оглавление

Песенный сказ

I

День ласкался, весел и лазорев,

Малым, старым будоражил кровь.

В этот день он по цареву слову

Пять удалых отрубил голов.


Четверо-то были супостаты,

Кровянили все пути на Брынь.

Пятый был веселым, кудреватым,

Не хватался в страхе за вихры.


Не скулил, как те, на комья глины

Не упал, не плакал, не просил…

Вышел к плахе, словно именинник,

Поклонился нищенской Руси:


– Вы простите, сирые и смерды!

Не вините – ради вас я сгиб!

Посытнее, царь-отец, обедай,

Голову возьми на пироги!


Оттолкнул попишку в черной рясе,

Усмехнулся палачу – ему:

– Ну-ка, братец, половчее хрястни! —

И скатился в земляную тьму…


День плескался лаской и лазорью,

Девьи щеки рдели, как кумач.

Веселились и луга, и взгорья,

Но не весел был седой палач.


Ночью месяц заиграл на скатах,

Вспыхнули кресты у Покрова.

А ему все снился кудреватый,

Чудились последние слова.


II

Кажет солнышко

Лицо вешнее,

В зарянице

Купола.

– Что же, женушка,

Не прежняя,

Отчего невесела?


У божницы

Хороводиться

Со свечами али прок?

Брось угодников и угодниц-то,

Государев вспень медок!


Молча женка снеди ставила,

Полнит чашу до краев,

Только вспыхнула черным заревом

От усмешливых этих слов.


– Ну и ладная! Ну и баская!

Слаще пасхи-кулича!

Да почто ж глядишь с опаскою

На хрыча, на палача?


Ой, как вздрогнула! Ой, как грохнулась

На дубовую скамью!

Да вот крикнула, да вот охнула,

Тайну выдала свою…


Ай, проклятье, ай, бездольице!

Что ж угодники молчат!

Ведь как молится! Только молится

Не за старого хрыча —

Палача.


III

В кружале крик —

Гуляет сброд.

Гроза-старик

Запоем пьет.

– Чего жалеть!

К чему добро!

Спускай и медь,

И серебро!


Трень-трень-трень-трень-трень!

Ха-ха-ха! Топ-топ!

А палач, как пень,

Не расхмурит лоб.


Трень-трень-трень-трень-трень!

Языком звони!

– Эй, кафтан надень!

– Ковшик хватани!


Гугнявит дьяк:

– Ах, мать растак!

Винюсь: люблю

Жену твою!


– Что? Ах, ты… —

Бац!

Дрожит изба!

Дьяка за дверь, —

Гугни теперь.


Трень-трень-трень-трень-трень!

Языком звони!

Эй, запрячь кистень,

Ворот расстегни!

Кто там сказал про кровь?..

– Вина!


Да чьи ж глаза

В слюде окна?

С чего знобит,

Мутит мозги?

Чей смех: руби!

– Уйди… сгинь! сгинь!


Трень-трень-трень-трень-трень!

Бряк об стол, как пень.

Трень-трень-трень! Ха-ха!

Долго ль до греха?


IV

Наорались вдосталь певни,

Синим небо залило,

Солнце кинуло молельни,

В гусли загуслярило:


Эй, вставайте, лежебоки!

Выходи, не мешкая!

А не то слетят сороки,

Заклюют усмешкою!


За работу с песней красной,

С думами сокольими,

Чтобы молвить: не напрасно

Жили – своеволили!


V

Брел домой, сгибая плечи,

Муж-запойник в третий день,

Не горят пред Спасом свечи,

Нету женки, нет нигде.


Сапожок сафьянный брошен,

Кольца, серьги на полу.

Только кошка с пухлой рожей

Отсыпается в углу.


– Нет. Ну, ладно же! Достану!

Вздыблю! Не уйти тебе!

Веницейские стаканы

Раззвенелись по избе.


Аксамиты смяты в груду.

– Да куда ж бежать с тоски? —

Перегляды, пересуды,

Чешут бабы языки.


На знакомый полушалок

Харкнул, сапожищем ткнул

И опять, опять в кружало

К балалайкам и вину.


– Эй, пляши, леса и горы!

Нету счета серебру!..

И опять царевны свора

Кличет к делу-топору.


VI

Ой, и мчатся дни-быструхи


Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия

Подняться наверх