Читать книгу Проданные долги. Счастья не будет? - - Страница 2

Я не была уверена, что все наладится, но у меня получилось сосредоточиться. Теперь не надо было думать, где переночевать. Я получила поддержку и стало сразу легче. Теперь нужно было доделать детали.

Так как у меня регистрация была в поселке, то и все дела решать надо было тут. Значит мне и нужно было тут зарегистрировать малышку у себя. И оформить в поликлинику. Добраться до приставов. План действий был оформлен. Я встала на ноги. Еще бы сил найти на все это… Но силы – это дело наживное.

– Тук, тук. Кто в теремочке живет? – довольно громко сказал Алик.

– Они уехали в город в магазин за вещами для Ани, – ответила я.

– Значит тебе оставили? – с насмешливой улыбкой сказал Алик.

– Пока поживу тут.

– Это хорошо, – он зашел на кухню. Поставил чайник. Как у себя дома. Он достал из кармана шоколадку. – Попьем чаю? Или ты на диете и шоколадки не ешь из-за кормления?

– Я не кормлю. Молока нет.

– А по груди не скажешь. Такое ощущение, что молока у тебя много.

– У меня всегда такая грудь большая. Так кажется, – ответила я. Под его взглядом стало не по себе. Мне не понравился его взгляд. Под ним стало просто не по себе. – Сейчас подойду.

Я сходила в комнату. Достала из чемодана вязанную кофту и накинула на плечи. Только после этого вернулась на кухню. Алик достал шоколадку и стал ее разламывать на кусочки.

– Вы давно тут живете? – спросила я.

– Лет пятнадцать назад дом купил, но долго не переезжал сюда, – ответил Алик. – Давай на «ты»? Мы же с тобой соседи.

– Хорошо. Я просто здесь давно жила. Тебя раньше не видела.

– Так я переехал лишь семь лет назад, – ответил он. – Мне зеленый чай без сахара. В шкафу на полке снизу. Я часто в гости захожу, поэтому все знаю.

– Гость, который почти живет?

– Почти так, – он улыбнулся. Я налила себе чая. Села напротив Алика. – У тебя первый ребенок?

– Да. Знаю, что уже возраст, но раньше не получалось да и времени не было на ребенка.

– Какая разница во сколько ребенка рожать? В двадцать лет или тридцать?

– Тогда к чему такой вопрос?

– Интересно. Ешь шоколадку. Она вкусная. Настроение поднимает.

– У меня проблем с настроением нет, – ответила я.

– Это хорошо. Обычно женщины, сталкиваясь с трудностями и с оставаясь с ребенком на руках, начинают грустить.

– Когда грустить? Надо проблемы решать.

– Чем планируешь заняться?

– Пока тут помогать буду. Потом посмотрим.

– Главное косметику не продавай и в пирамиды не зазывай. У нас уже есть такие девицы с заработком на дому.

– Алик, я никогда таким не занималась. Может Борис и говорил, что я занималась ерундой, но это не так.

– А чем занималась?

– У меня была сеть магазинов со средствами по уходу за кожей и волосами. Мы торговали в крупных торговых центрах по всей области. Сотрудничали с парикмахерскими, салонами красоты. Все шло хорошо, пока не ударила пандемия. Во время нее все закрыли. Работать было невозможно. А я как раз решила еще заняться косметикой и одновременно открыть свой салон. Все было рассчитано. Была и подушка безопасности. Но все полетело в трубу. Пришлось сокращать площади, отказываться от планов, пока я не осталась у разбитого корыта.

– И ничего нельзя было сделать?

– Ничего, – ответила я, беря кусочек шоколадки. – А тут еще и ребенок появился.

– Считай, что это компенсация за отобранные магазины.

– А я не виню Аню в том, что из-за нее я оказалась в самой глубокой яме, какую только для себя нашла. Но и отрицать не могу, что без малышки мне было бы проще.

– Никогда не угадаешь, что было бы если бы.

– Верно. Жаль, что вновь придется из ямы выбираться. Мне надо к Ани подойти, – сказала я, услышав, как Аня закапризничала.

Аня капризничала. Вроде и сытая, вроде и чистая, а все равно капризничала. Я взяла ее на руки. Начала укачивать. Аня только еще громче разревелась.

– Какая она у тебя громкая, – заметил Алик.

– Никак не могу понять, почему она плачет. Вроде все нормально…

– Тебе ее надо получше запеленать. Смотри, она руки вытащила и ногтем щечку царапнула. Вот представь, что ты сладко спишь, а тут вдруг на тебя кто-то напал. Она же не понимает, что это ее руки на нее же напали, – сказал Алик. – Показать, как пеленать?

– А ты умеешь?

– У меня их трое, – ответил Алик. – Руки я помыл. Так что не волнуйся. Клади малышку на кровать.

Он наклонился к ребенку. Быстро и ловко запеленал ее в старую наволочку, которую отдала мама. Аня от удивления даже плакать перестала. А смотрела на Алика и в ее взгляде явно читалось недовольство.

– Мне кажется, что ей эта идея не понравилась. Ей нравилось явно махать руками. А тут ее лишили свободы.

– Всему свое время. Со временем получит она свою свободу. Но пока надо руки прятать, чтобы себя не будить. А еще говорят, что маленькому ребенку непривычно быть в большом и холодном мире. Поэтому и пеленают их так плотно. Пеленка создает ощущение защищенности, – сказал Алик. – Когда нам плохо, то мы же ложимся под одеяло и укутываемся в него, стараясь отгородиться от злого мира. Вот и малышей мы отгораживаем, укутывая. Но все это быстро проходит. Через годик будет уже по дорожкам бегать. А там оглянутся не успеешь, так уже замуж выдавать будешь.

– Пока в это не верится.

– Я каждого ребенка из роддома забирал. Время со старшим ребенком пролетало так быстро, что я не успел. И главное, тогда пятидневку работал. Дома каждый вечер и выходные проводил, а ребенок вырос так быстро, что я не заметил. Со средней девчонкой и младшим парнем я уже старался замечать то, что не замечал со старшим. Но все равно не успел заметить, как они так быстро вырастают. Еще вчера дочка ко мне подходила с вопросами почему листья по осени с деревьев падают, а этой осенью я ее уже замуж выдал.

– Фотографии? Может с помощью них можно все это отследить?

– Нет. Они лишь напомнят о каких-то моментах. Вот сейчас, когда у меня уже два внука есть, то я могу за ними наблюдать и тогда понимаю то, чего упускал. Понимаешь, когда живешь все время рядом с ребенком, не спишь, думаешь, как накормить и напоить, одеть, про себя не забыть, то не замечаешь таких мелочей, как взросление детей, – ответил Алик. – Кроватки у тебя нет?

– Пока нет.

– Надо будет это исправить, – ответил Алик. Аня вздохнула и закрыла глаза. – Сейчас она чувствует себя в безопасности вот и спит. Вот и Боря с Маришей вернулись. Посмотрим, чего они там такого накупили?

Первое, что я увидела – это коляску. Борис не долго думая, сразу поставил ее на колеса. Как я поняла, она была три в одном. Девчонки в палате, с которыми я лежала на сохранение и у которых уже был не первый ребенок, считали, что она не очень удобная, но выбирать не приходилось. Внутри была люлька, в которую можно было пока положить Аню. Мама раскладывала детские вещи. Маленькие кофточки, комбинезоны, пеленки. На всем этом она тут же срезала ценники. Одеяло.

– Да вы тут весь магазин скупили? – добродушно сказал Алик.

– Там все такое красивое, что остановиться было сложно, – сказала мама.

– Так девка без приданного. В какие это ворота годиться? Нужно ее одеть, раз мать об этом позаботиться не смогла, – кинув на меня взгляд, сказал Борис.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Света, вещи в ванную отнеси. Надо их замочить в тазике. Вот, я даже специальное средство купила. Раньше мы детское мыло на терке терли, а теперь все можно в жидком виде купить. Сейчас много чего изменилось.

– Еле нашли твою смесь, – сказал Борис. – Мать хоть и не хотела памперсы покупать, но вроде двадцать первый век на дворе. Мы хоть и можем на веревках пеленки повесить… Только чего люди скажут? Что я не могу позволить внучке одноразовые портки купить?

– Да кому какое дело, Борь? – рассмеялся Алик. – Чего ты все на других смотришь?

– Не, но должно же быть как у людей, – немного растерянно сказал Борис.

– Дай я тебя отвлеку. Нашел я покупателя на твоего порося. Пол туши купит. Обговорим это дело? – уводя в терраску Бориса, сказал Алик.

Я пошла стирать детские вещи. Мама взялась обрабатывать коляску. Кукарекал петух. В терраске разговаривали мужчины. Я слышала их голоса, но слов разобрать не могла. Из-за умиротворенной обстановке адреналин начал спадать, а я начала оседать. Голова закружилась. Перед глазами заплясали звездочки.

Никогда в обморок не падала, а тут начала оседать, понимая, что тело перестало слушаться. Я упала. Затмение продолжалось пару минут. Я вновь открыла глаза. Ничего не изменилось. Разговор в терраске продолжался. Куры продолжали кудахтать. А я сидела на полу около тазика, в котором стирала детские вещи. На глазах навернулись слезы. Вот как я могла дойти до такого? В какой момент?

Когда начались проблемы, то я рассчитывала на поддержку Олега. Он ее оказал. Весьма своеобразно, но Олег ее оказал. Он все время меня пинал, говоря, что я могу все исправить. И я старалась это исправлять. Что-то должен был сделать Олег. Я на него надеялась, но чем ближе подходила дата родов, тем больше между нами возникала пропасть. Он понял, что я не вывожу, а я поняла, что осталась одна. Одна с Аней.

Сейчас же, сидя перед тазиком, я понимала, что это одиночество теперь будет со мной всегда. Даже вернувшись домой, я продолжала чувствовать себя одинокой. Никто не спросил, как я себя чувствую. Никто не спросил ела ли я. Понятно, что я была самостоятельной и взрослой, но сейчас мне хотелось, чтобы меня просто пожалели, а не продолжали попрекать неудачей.

Когда я продолжила стирать, то заметила дрожь в руках. Сил не было. Но они должны были появиться. Я не могла начать сдаваться, когда закрыла несколько пунктов, которые меня беспокоили. Да, теперь есть крыша над головой и вещи для малышки, да я знаю, что получу свою тарелку супа, но я все равно буду одна. И с этим ничего не поделать.

Я так устала, что после ужина, сразу пошла спать. Хорошо, что Аня придерживалась того же мнения. Она поела последний раз в одиннадцать вечера и уснула на всю ночь. Несколько раз за ночь к нам заглядывала мама. Я слышала ее тихие шаги. Но вот спрашивать, что она хотела, у меня нет сил.

В пять утра проснулся Борис. Он так громко топал, что я проснулась и поняла, что наступило утро, а вместе с ней наступила новая жизнь.

Я знала, что такое держать скотину. Утром надо проснуться и пойти покормить кур. Еще Борис держал овец и свиней. Огород. Рабочий день у нас начинался с утра и длился до восьми – девяти вечера, когда сил хватало лишь на то, чтобы упасть на кровать и забыться сном без сновидений.

Понятно, что у меня был теперь маленький ребенок, но прятаться в комнате я не могла. Мне нужно было вкладывать свой труд в общую копилку. Хотя особо сил на это не было.

Дни полетели, как осенние листья. Я смотрела на них и не знала за что уцепиться. То мы квасили капусту, то я стирала, то успокаивала Аню. Потом я ехала в поликлинику. Недосыпание. Упадок сил. Желание упасть в кровать и не просыпаться несколько дней. При этом меня все еще подгонял Борис, считая, что я ничего не делаю.

С Борисом у нас так и остались тяжелые отношения. Иногда мне казалось, что он меня ненавидел. Я не могла лишнего слова сказать, иначе он начинал накидывать десяток слов на мое одно. Домашний диктатор, на которого не было управы. И это меня сильно нервировало, только с каждым новым днем я понимала, что начинаю все это воспринимать, как норму.

Я с нетерпением ждала того момента, когда мне вернут деньги. Уже начала искать квартиру для съема, чтобы уехать и жить одной, но в последний миг вмешалась мама.

Мы с ней делали кабачковую икру. Кабачков было много. Я их чистила и резала, а мама тушила в скороварке. Меня раньше всегда поражали масштабы домашних заготовок. Но если учесть, что мама и Борис жили за счет участка, то это все было весьма оправдано. Аня спала в коляске на улице. Ей нравилось спать на свежем воздухе. Тут я ее понимала. Теплое одеяло. Сытый желудок. Свежий воздух. А еще ей надо было расти. На рост уходило много сил и энергии. А Аня росла хорошо.

– Свет, я знаю, что ты хочешь уехать, – начала мама.

– А ты хочешь меня отговорить?

– Нет. Я не могу этого сделать. Ты всегда была упрямой. И твое упрямство мне перебороть, – ответила мама. – Ты всегда знаешь, как лучше поступать. И часто добиваешься результата.