Читать книгу Мой сосед Денис Иваныч - - Страница 2

– Какие планы на отпуск? – спросила меня жена. – Плохо, что в этом году отдыхать будем в разное время. Занялись бы наконец-то ремонтом бани на даче.

Дачей она называла дом в деревне с большим участком земли. Все ездят на дачу, вот и мы с ней ездим не в деревню, а именно – «на дачу».

– Занялись бы? – усмехнувшись, повторил я слова жены. На практике это означало, что я занимаюсь ремонтом или строительством, а она советует, как мне это лучше делать. По её мнению, она таким образом мне помогает.

Ни на какую дачу ехать не хотелось. Каждый год одно и то же. Я что-то строю, она копается в грядках, успевая при этом учить меня «правильно» строить или ремонтировать. Нужно учесть, что у меня почти пять курсов строительного института, который по глупости я успешно бросил в самом конце обучения.

Я молчал. Когда-то всё это увлекало меня. Создаёшь то, чего раньше не было, и это приносило удовольствие. Когда-то, но не теперь.

После покупки дачи, вернее деревенского дома в Московской области, я думал, что всё мною построенное и отремонтированное останется нашим детям. Но дети на дачу не ездят. Было ясно, что, когда меня не станет, они дачу продадут. В их интересы поездки в деревню и уж тем более работа на земле явно не входят.

От таких мыслей делать на даче ничего не хотелось. Трудиться для того, чтобы она просто стала немного дороже стоить, было как-то не по мне. Вкладывать в неё душу? Нет, пусть уж всё остаётся, как есть.

Тридцать соток земли со старым, но добротным домом, рядом с которым были построенные моими руками баня и сарай, выкопан колодец в огороде, и всё это в Московской области. Да ещё когда участок рядом с железнодорожной станцией, и так будет стоить немалых денег.

Когда-то в этом доме жила пожилая женщина, которую дети забрали в город. А я купил у неё этот дом с участком. Исполнилась давнишняя мечта моей жены иметь дачу.

Поменял в доме фундамент и печку. Пожалуй, стоило бы ещё поменять окна. Ну да ладно, постоят ещё и эти.

Вначале мы с женой ездили туда на электричке практически каждую неделю. А теперь на машине, не хочется даже в отпуск. Раньше напряжённая обстановка на работе прямо-таки выталкивала меня на природу. Но то было раньше…

Вот уже два года, как у меня появилось новое увлечение, которое отбросило дачу даже не на второй план. В какой-то момент ни с того ни с сего возникло желание написать… сказку. Бороться с внезапно свалившимся на меня желанием я не смог – написал три сказки. Написал и наконец-то издал в бумажном виде. Моя мечта – взять в руки свою книгу – исполнилась!

Очень хотелось не только подержать книгу в руках, а, главное, вдохнуть её запах. Мне казалось, что она будет пахнуть свежей типографской краской. Но нет, к моему сожалению, она ничем не пахла. Сначала это вызвало небольшое разочарование, так как результат не совпал с моим ожиданием. Но в современном книгоиздании всё именно так и должно быть. Просто я думал, что будет, как раньше.

Сказки были в одной книге для детей разных возрастов. После их издания захотелось продолжения. В голове уже созрело продолжение. Сказка для взрослых в виде фантастического романа.

Но для этого нужно вдохновение, время и уединение. Ну а летом на даче свободного времени не будет точно.

– Ты чего молчишь? – прервала мои мысли жена.

– Я хочу домой, – ответил я ей.

– А ты где сейчас, разве не дома? – в её вопросе сквозило недоумение.

– Хочу домой на родину, – уточнил я.

– Куда-куда? – переспросила жена, – там ведь, в деревне, у вас больше никто не живёт, причём давно.

Объяснять ей, что именно это мне сейчас и нужно, я не стал. Чтобы избежать лишних вопросов, пришлось сказать, что давно не был на могиле своего отца. И это было сущей правдой. Про желание одиночества пришлось промолчать. Привести в порядок могилу отца, бабушки и остальных своих родственников и, главное, свои мысли. Возможно, получится надиктовать на диктофон свой давно задуманный роман.

Часто мы слышим, что лень и война – двигатели прогресса, и это, конечно же, так. Но у лени есть спутница, о которой редко кто говорит – скука. И вот, когда она нас начинает одолевать, мы начинаем с ней войну, войну жестокую и непримиримую. Кто-то из нас начинает собирать марки, кто-то денежные купюры, кто-то становится рыбаком, кто-то – охотником.

Но некоторым этого оказывается мало. Им хочется, чтобы борьба со скукой велась буквально насмерть, смерть свою и чужую. И вот они – готовые самоубийцы и маньяки.

Невольно напрашивается сравнение между маньяками и охотниками. Ведь различие между ними только одно – предмет охоты. Жажда получения адреналина, и как можно больше, – чтобы побороть скуку. Ну хотя бы на короткое время.

С заядлым охотником Сергеем, моим приятелем, человеком весьма состоятельным, все наши разговоры, так или иначе, в конечном итоге сводились к охоте. К подготовке к ней и места, куда в следующий раз он поедет за новой порцией адреналина.

Специальный вездеход за несколько миллионов, ружья за несколько сотен тысяч за каждое и много ещё чего. Ему, судя по всему, не жалко было никаких денег для предмета своей страсти. Несмотря на то что всего этого было в избытке, ему постоянно хотелось новых ружей, каких-то невероятных патронов, более проходимой машины и много чего ещё.

На мой вопрос, зачем ему всё это, Сергей начинал говорить мне о том, что не покупает мясо в магазине. Почти – уточнял он потом.

Сергей даже не понял мои аргументы, что на эти деньги, которые он потратил и тратит до сих пор на своё хобби, может много лет спокойно закупаться этим самым мясом в ближайшем супермаркете. Не тратя при этом никаких усилий, кроме как сходить туда и выбрать.

Было ясно, что не мясо ему нужно, адреналин ему подавай. Ну не может он без него, никак не может. Выработалась стойкая зависимость получать его. Очень хорошо, что для таких людей есть животные, на которых можно охотиться.

Его рассказы про поездки по самым глухим местам России, вероятно, и меня заразили желанием непременно посетить мою малую родину – деревню, в которой уже давно никто не живёт.

– Просто навестить отца, – повторил я жене, снова прервав свои размышления, – могилу, поди, уже и не отыщешь в траве.

– На денёк съездишь в деревню, потом – на дачу, – продолжила она за меня планировать.

Ехать на один день совсем не входило в мои планы. Просто захотелось снова пожить немного в родительском доме, пока он ещё не развалился окончательно. Чтобы снова вернуться на много лет назад. Окунуться в своё детство.

Мысль о том, что там больше никого нет, я отгонял от себя. Быть может, так оно будет даже хорошо. Пожить несколько дней в старом родительском доме, что может быть лучше? Да, в деревне уже давно никто не живёт, и большая часть домов развалилась. Родительский дом ещё стоял, но был далеко не в лучшем состоянии. Вернее, так это было несколько лет назад, когда я туда ездил в последний раз. А сейчас?..

В 1710 году полковник Лукьян Журавка (Жоравка) основал станицу, в которой я и родился спустя двести пятьдесят лет.

Новгород-Северский сотник Журавка за год до этого открыл ворота города войскам Петра I, тем самым помог ему в войне со шведским королём Карлом XII и предателем Мазепой. В благодарность за это он стал полковником Стародубским. Кроме того, за проявленный патриотизм Пётр I подтвердил стародубцам вольности, когда-то полученные ими по Магдебургскому праву. Получили прощение также и беглые старообрядцы. Царь узаконил их поселения на Стародубье. Именно тогда и была основана станица, ставшая впоследствии деревней – моей малой родиной.

Недели за две до отпуска я начал сборы. Мясные консервы, вода в двух больших бутылях, сухие супы и макароны из расчёта на неделю мною были закуплены заранее. Во избежание ненужных вопросов жены я тайком отнёс свои припасы из магазина сразу же в багажник автомобиля.

Отпуск был с понедельника, но уже в пятницу вечером я выехал.

– Николай, буду ждать тебя в воскресенье утром, – сказала жена и начала считать. – Утром в субботу будешь на месте. До вечера поправишь могилу отца и этим же вечером поедешь обратно. Стало быть, утром в воскресенье ты будешь дома.

Я не стал её разубеждать. Потому как возвращаться в воскресенье в мои планы точно не входило. Ещё не знал, что буду отвечать ей на вопрос: «Почему не едешь домой?» Ну ладно, потом что-нибудь придумаю.

Только-только начало светать, когда я свернул с трассы и въехал в деревню по дороге, заросшей травой. Ехать пришлось наугад, поскольку трава была высотой лишь немного ниже, чем машина. Плюс к этому стоял такой густой туман, что буквально в пяти метрах ничего не было видно.

Медленно проехав через заросли, я подъехал к воротам дома и остановился. Плотный высокий бурьян не давал открыть дверь машины. После нескольких попыток удалось его наклонить, и дверь немного приоткрылась, дав мне возможность покинуть машину.

Родительский дом находился в центре деревни, от которого в разные стороны располагались три улицы. Соседних домов не было видно, так как раннее утро вкупе с густым туманом делали это невозможным.

Попытка с первого раза открыть калитку во двор дома не принесла нужного результата. Я сделал несколько шагов назад и с разбегу плечом толкнул её.

После третьего раза трава за калиткой прогнулась, и в ней появилась небольшая щель, сквозь которую мне удалось проскользнуть во двор.

Очень удивило то, что вся середина двора была с травой, примятой к земле. Было ясно, что на ней кто-то валялся, причём долгое время. В деревне ни души, а тут такое…

На окнах лежал толстый слой пыли, мокрой от росы. Это была даже не пыль, а скорее грязь. Но даже через неё были видны занавески, зелёные с жёлтыми цветами. Я вспомнил, как когда-то, очень давно, моя мать стирала их к праздникам на пруду. Даже зимой в проруби. Потом они, подобно флагам, развивались на верёвке, натянутой между яблонями в огороде.

Мне очень захотелось заглянуть в окно, но какое-то непонятное чувство страха не давало этого сделать. Казалось, что в тот момент, когда я прислонюсь к грязному окну, кто-то внутри дома сделает то же самое. Это пугало…

Дверь веранды была закрыта, но замка не было. Моя нерешительность не давала некоторое время зайти в дом, и я прошёл в огород, калитка в который была открыта. Он, как и всё вокруг, представлял собой сплошной зелёный ковёр, заросший высокой травой. На некоторых яблонях ветви были сломаны, держась одной стороной за ствол, а их верхушки с яблоками лежали на земле. Вероятно, это было следствием обильных урожаев, нашествия вредителей и сильных ветров.

Пробираясь сквозь траву, я подошёл к столику со скамейкой, сделанными мной много лет назад. Недалеко была баня, я это знал, но сейчас не видел её. Появилось желание проверить, на месте ли она?

Раздвигая впереди себя руками траву, я подошёл к бане и тронул низкое оконце, которого не было видно из-за бурьяна, плотной стеной обступившего баню. Убедился, что никуда она не делась – была на прежнем месте, и снова вернулся к скамейке. За много лет линолеум, которым были покрыты столик и скамейка, полностью утратил свой рисунок и превратился в нечто грязно-серое.

Вид стола напомнил о том, что с момента вчерашней остановки на перекус прошло уже не менее десяти часов и мне очень хочется есть. Чай из термоса прогонял в дороге сон и чувство голода. Но теперь всё, пора поесть.

Я вернулся к машине. С трудом распахнул дубовые ворота и въехал во двор дома. Закрыл зачем-то их вместе с калиткой на засов, скорее по привычке, чем из-за страха. Чтобы кто-то посторонний, взявшийся невесть откуда, не смог неожиданно зайти ко мне в гости.

Открыв багажник, я стал изучать его содержимое. Взял нож, банку тушёнки, пару варёных яиц, хлеб, огурцы с помидорами, бутылку коньяка, две пластмассовые тарелки и стаканчик и снова вернулся за столик в огороде.

Когда всё было нарезано и открыто, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Внимательно осмотревшись, я ничего подозрительного вокруг метров на пять-семь не обнаружил. Так как дальше ничего не было видно.

Дикий сад, через который я только что прошёл, зарос травой и молодыми осинками, в общем, ничего необычного, не считая нескольких едва различимых тропинок в траве.

Я по-прежнему никого не видел, но тем не менее чувствовал, что кто-то внимательно за мной наблюдает.

Стало немного не по себе. Стоя налил в пластмассовый стаканчик коньяка, полностью его выпил и сел на скамейку. Есть совершенно расхотелось.

Мысль о том, чтобы вернуться во двор к машине, прервал шорох в траве, в нескольких метрах от меня. Нечто медленно приближалось ко мне, заставляя напрячься. От страха двумя руками я что было сил сжал крышку стола.

И тут я увидел… волка. Не дойдя до скамейки метров пять, он остановился прямо передо мной. Видна была только его голова и передние ноги. Туловище оставалось в траве, сумерках и тумане. Я смотрел на него, а он на меня.

Большой, старый, лохматый и худой. Моё внимание сразу же привлекли его уши. Одно из них торчало вверх, другое тряпкой свисало вниз.

Нет, это не волк, подумалось мне, а собака. У волка таких ушей не бывает.

Тем временем взгляд собаки переключился с меня на мой завтрак. Она поочерёдно смотрела то на меня, то на столик.

– Ба, да ты же у меня голодная! – сказал я вслух.

Содержимое банки тушёнки оказалась на пластиковой тарелке. Я сделал несколько шагов с ней в сторону собаки, она попятилась назад на такое же расстояние. Поставив тарелку на землю, я вернулся за столик.

Ждать долго не пришлось. Собака несмело подошла к тарелке и с жадностью набросилась на мясо, продолжая искоса на меня поглядывать. Я же снова налил себе половину стаканчика коньяка и выпил.

Я выпивал, а животное закусывало. Тушёнка исчезла почти мгновенно. После этого на тарелке оказались два очищенных яйца. Их не стало ещё быстрее. У меня появилась мысль сходить к машине, чтобы принести что-либо мясное. Но сначала я отдал своему неожиданному гостю хлеб. Он был съеден. К моему удивлению, огурец и два помидора так же быстро оказались в желудке у пса. Столик опустел, а взгляд пса снова переключился на меня.

– Ты кто? – спросил я, – и откуда здесь взялся?

Ответом было молчание. Между тем облик пса становился мне всё более знакомым. Чем больше я смотрел на него, тем больше крепла моя уверенность в этом.

Когда-то, очень давно, вот здесь же у меня был Мухтар – рыжий пёс, совсем непохожий на этого моего гостя. С раннего детства, сколько себя помню, он всегда был рядом со мной. Куда бы я ни шёл, он ни на шаг не отставал от меня. Его не было рядом со мной только в то время, когда моя мама кормила моего верного друга Мухтара. Видимо, голод для него был сильнее дружбы.

Будучи, по собачьим меркам, очень старым, он бросился под машину. Увидев эту картину, я был уверен, что это был акт самоубийства с его стороны. Вероятно, чтобы не быть в тягость для меня и моей большой семьи, что было, конечно же, не так. С тех пор собак у меня больше никогда не было.

И вот теперь передо мной сидит это чудо в репейниках и изучает меня. Он – меня, а я – его. Но где же всё-таки я его видел? Где и когда?

Невольно повернув голову в сторону развалин соседского дома, которого совершенно не было видно, я даже вскрикнул:

– Денис Иваныч!

В самых первых моих детских воспоминаниях остался старик-сосед, живший в этом доме, которого звали Денис Иванович. Он жил со своей женой-старухой Ульяной. Старик, ну а собака-то тут при чём?

Уши у неё были точной копией шапки-ушанки моего соседа, которую тот носил почти круглый год. Одно ухо её так же всегда торчало вверх, а второе бессильно висело вниз. Сосед, как и собака, был худым и очень старым. В какой-то момент мне даже показалось, что это именно он – Денис Иваныч – сейчас сидит предо мной. Я не мог понять, где он тут может жить? Вокруг на много километров только такие же безлюдные деревни. Но ведь без людей собака жить не может. Она не волк, сама себе пропитание добыть не может.

– Чудеса! – сказал я, глядя на измученного пса. Теперь все свои мысли я проговаривал вслух, ведь у меня был собеседник. Я – говорил, он – слушал.

– Ну раз ты местный, расскажи мне здешние новости, – шутя обратился я к нему, заранее зная, что ответом будет молчание.

– Теперь буду обращаться к тебе исключительно по имени-отчеству, как и тогда, много-много лет назад. Возраст, знаете ли!

Телефонный звонок, неожиданно раздавшийся в моём кармане, испугал меня. Я только сейчас вспомнил, что забыл позвонить жене.

– Николай, ты где? Почему не звонишь? – раздался голос жены в телефоне. Ответить она мне не дала и продолжала: – Ведь ты обещал позвонить, когда доедешь.

Я попытался оправдаться тем, что только что приехал и позвонил бы ей буквально с минуты на минуту. Из телефона продолжали сыпаться вопросы. И самый главный из них – время возвращения домой.

– Алёна, – как можно спокойнее сказал я жене, – сегодня точно не уеду отсюда. Могилу отца ещё не посещал, да и, может быть, какой-никакой мелкий ремонт там будет нужен. Одним словом, сегодня остаюсь ночевать здесь.

Опять посыпались вопросы, где именно я буду ночевать и что буду есть? Я ответил, что ночевать буду в машине, а моя еда приехала вместе со мной. После моего ответа в её голосе я почувствовал сомнение в том, что нахожусь там, где нахожусь сейчас.

Пришлось включить видео в телефоне и показать всё, что меня окружает, даже вплотную подойти к бане. Несмотря на сильный туман и раннее утро, стали видны её очертания.

Показал всё, кроме собаки. Потому как вопросы жены про собаку были бы явно перебором к тем, которые уже на меня от неё посыпались. Её сомнения относительно моего местонахождения, кажется, были развеяны.

Я пообещал, что во время следующих с ней разговоров буду обязательно включать видео. Всё это было неприятно для меня. Вроде бы как оправдываешься, непонятно только за что. Странно, раньше ведь она такой ревнивой не была, скорее даже наоборот.

В моей памяти, после этого разговора, всплыла моя первая школьная любовь. Моя одноклассница Рая всем своим видом стала демонстрировать свои чувства ко мне. То ли она меня подтолкнула к взаимности, то ли это произошло само собой – не знаю. Однако всё это стало предметом насмешек со стороны одноклассников в мой и её адрес.

Мне это очень не нравилось, чего нельзя было сказать о Рае. На эти усмешки она всегда краснела и опускала глаза. Мне казалось, что это ей даже нравится.

Видя такую картину, все одноклассники и не только полностью переключились на меня. К этому хору неожиданно присоединилась ещё и учительница русского языка и литературы. И вот тут мне пришлось совсем несладко. Не было ни одного урока, чтобы не нём она не напомнила мне о Рае. Рае обо мне – нет, а мне о ней – обязательно. В какой-то момент всё это стало изводить меня. Мало было перерывов между уроками, так теперь это стало происходить ещё и на уроках. Было огромное желание перестать ходить на уроки русского и литературы.

Видимо, учительница почувствовала это моё настроение и чуть-чуть ослабила свои уколы в мой адрес. Однажды на уроке литературы после обсуждения какого-то романа она сказала, глядя прямо на меня:

– Нельзя свою жизнь прожить пустоцветом!

Было неясно, почему это она сказала именно мне, так как пустоцветом прожить я не собирался. Дальнейшая моя жизнь подтвердила это. Но именно эти её слова запали мне тогда в голову. Вначале они показались мне очень мудрыми, но потом, повзрослев, я пришёл к выводу, что никогда женщина не сможет из мальчика воспитать мужчину. Если бы она говорила это только девочкам, то всё было бы верно. Женщина в таком случае обучает девочек быть женой и матерью. Будущих же мужчин она учит тому, что нужно вырастить сына. А где же два первых пункта предназначения мужчины? Где рассказ, а лучше показ, на собственном примере, как посадить дерево и построить дом?

Для меня было удивительным то, что после этого урока литературы преподаватель этой самой литературы перестала меня изводить. Почти… Да и насмешки одноклассников сошли на нет. Возможно, оттого что сами оказались в подобной ситуации.

По прошествии лет понимаю, насколько неуклюже выглядели со стороны все эти первые романтические чувства. Как и бывает почти всегда, наша первая любовь закончилась ничем.

Я пошёл во двор, собака – следом. Она села на примятую траву, с интересом наблюдая за тем, как я пытаюсь открыть дверь веранды.

– Теперь-то я знаю, кто валялся на траве во дворе, – обернувшись к ней, сказал я, – только непонятно, почему именно здесь ты обитаешь? Здесь, а не у себя дома. Захаживаешь, стало быть, по-соседски.

Пройдя веранду, коридор и, дернув на себя дверь избы, я оказался на пороге отчего дома. В комнате почти ничего не было видно, и мне пришлось вернуться во двор, где меня по-прежнему ждал пёс. Осмотревшись, я сел на широкие ступеньки при входе на веранду.

Мы продолжали изучать друг друга. Не знаю почему, но мне вдруг захотелось рассказать своему новому приятелю о своей жизни. О том, что я уже перешагнул рубеж пятидесяти лет, причём уже давно, но ничего путного за это время так и не сделал.

Я говорил, а он внимательно слушал, не задавая лишних вопросов. Думаю, что со стороны это было похоже на исповедь, поскольку я ничего не скрывал. Ни хорошего, ни плохого. Мне казалось, что стоит выговорить всё, что я накопил в себе за годы своей жизни, и это всё уйдёт от меня. Груз невысказанности спадёт с моих плеч. Моя хандра покинет меня.

После рассказа о себе и людях, окружавших меня все эти годы, я перешёл к описанию теперешней жизни. Поведал своему соседу о том, что люди стали намного равнодушнее друг к другу, чем те, которые жили в то время, пока он был ещё живой. Стали жить сытнее и богаче, но перестали ходить в гости, помогать друг другу и просто общаться. Вокруг – море людей, а человек одинок – как в пустыне.

Вспомнил те годы, когда я был совсем маленьким, а мой сосед уже старым. В то время на домах не было замков, совсем не было. Вместо них вставлялся в засов колышек, который означал, что дома никого нет. И что-то не припоминаю, чтобы кто-то у кого-то чего-то украл. В сравнении с нынешним временем это кажется невероятным. Люди мало что имели, но на чужое не покушались. Все много и тяжело работали. При этом умели веселиться и отдыхать, чего не умеет делать нынешнее поколение – в подавляющем своём большинстве.

После окончания осенней уборки урожая наступало время праздников. У нас это был Покров, 14 октября, – престольный праздник в нашей деревне. Отмечали его и атеисты тоже. Хотя атеистами в полной мере назвать их было нельзя. Просто мне кажется, что они чуть-чуть, но всё же верили. Так, на всякий случай. Вдруг придётся держать ответ за всё содеянное в жизни. Свою чуть-чуть веру в Бога они объясняли тем обстоятельством, что попы нынче какие-то не те, ведут себя неправильно. Именно это и мешает им, почти атеистам, прийти к Богу.

Стоят, стало быть, они у окна и хотят посмотреть на небо. А окно грязное, и всё их внимание переключается на эту грязь. Нет, чтобы открыть его, а лучше выйти во двор. И не просто во двор, а в чистое поле. Лечь на траву, раскинуть руки в стороны и дать возможность божественному свету поселиться в тебе. Если тебе мешают «посредники», то иди к нему сам, без «поводырей».

В моих детских воспоминаниях осталась подготовка моих родителей к этому дню. Отец гнал самогон, причём в очень больших количествах. Плюс к этому родители покупали ящик вина для женщин. Мать готовила всякую снедь.

Помню, как отец принёс из магазина огромную упаковку замороженной рыбы, состоящую из трёх брикетов, в каждом из которых было килограммов по пять, обёрнутых в картон и стянутых проволокой.

Вся эта рыба была пожарена моей мамой – большая кастрюля была наполнена с верхом. Рядом с ней стояла, чуть поменьше, зелёная кастрюля с блинами и много-много всего в огромных объёмах.

Многочисленные родственники из соседней деревни загодя получали приглашения, и Денис Иваныч с его женой Ульяной в том числе, как соседи. Гуляния занимали два дня и утро третьего. За это время от родительских заготовок ничего не оставалось.

Сценарий праздников и свадеб был почти одинаковым. Вечером первого дня всегда были драки. Причём иногда довольно серьёзные, включавшие в себя подручные средства – например, штакетник из ближайшего огорода.

С высоты прожитых лет на этот счёт у меня появилась крамольная мысль о том, что всё это действо, помимо отрицательного значения, имело и одно положительное – люди выпускали из себя всю злость, накопившуюся у них друг к другу и к своей тяжёлой жизни.

Вечером второго дня драк почти не было. Все уже успели выяснить отношения между собой. Претензии начинали копиться до следующего праздника или свадьбы.

Утро третьего дня можно было назвать утром возвращения к прежней жизни. Те, кто ещё вчера дрался между собой, могли сидеть рядом за одним столом и как ни в чём не бывало вести дружескую беседу.

Мне вспомнился праздник Покрова, его второй день – 15 октября. В какой-то момент за праздничным столом остались одни мужчины, один из которых стал рассказывать, как он захотел почему-то непременно проверить наличие груди у некой Веры.

Тут стоит сказать, почему он решил это сделать именно у Веры? Почему для этого недостаточно было просто посмотреть на её кофту? И вообще, кто такая эта Вера?

Жила она в деревне за три километра от нашей, но знала о ней вся округа. И совсем не потому, что такое женское имя поблизости нигде больше не встречалось.

Жила, значит, женщина с девочкой-подростком. Когда дочке исполнилось лет семнадцать, мать умирает. И вот тут с девочкой происходит метаморфоза. В природе куколка превращается в бабочку, ну а девушка Вера прилагает огромные усилия, чтобы стать юношей. Причёска, одежда и даже голос становятся мужскими. Она всегда в компаниях с ребятами. И те, как это ни странно, со временем принимают её за «своего парня».

Теперь вот вся эта весёлая, хмельная компания за праздничным столом с интересом слушает одного из гостей про его попытку провести ревизию на предмет наличия груди у Веры. Стоит сказать, что визуально груди совсем не было видно. Вот и захотелось это ему узнать. Захотелось, хоть тресни! Рассказал, как он запустил руку ей под кофту, и – замолчал. Было видно, что выдерживает паузу.

Компания заинтригована и постепенно теряет терпение. Начинают раздаваться вопросы:

– Ну? Есть?

– Есть! – наконец-то разродился смельчак и резко кивнул головой сверху вниз, – и совсем даже не маленькая. Она её какой-то большой резинкой стянула.

– А по физиономии не получил? – продолжает допытываться компания.

– Пронесло! – выдыхает тот и снова резко опускает голову.

Через некоторое время с Верой произошла история, немыслимая для того времени. Лет в двадцать она уехала из деревни, и некоторое время её не было. Но вот однажды она возвратилась и возвратилась не одна. Вера приехала с… девушкой. Приехали они, что в этом такого? Только вот местным бабам захотелось непременно узнать, а в каком таком качестве эта девушка находится рядом с Верой?

День-два они выждали, а потом задали ей этот вопрос, как только та осталась на короткое время одна, без Веры. И тут стали выясняться интересные подробности. Оказывается, невеста приехала совсем даже не к Вере, а к Сашке. Только теперь она узнаёт, что её далеко идущим планам не суждено сбыться, так как иметь мужа-женщину ей совсем даже не хотелось.

Местные бабы получили то, чего жаждали больше всего, тему для сплетен на ближайшую неделю. Потом небольшой перерыв, и снова обсуждение этого невероятного для деревни события.

Как бы то ни было, только с тех пор имя Вера становится нарицательным. Нарицательным и с не совсем хорошим оттенком. Теперь, когда кто-либо из девушек поступал не совсем по-женски, то её называли Верой.

Ну а потом через два месяца, уже в соседней деревне, был свой престольный праздник – зимний Николай. Теперь всё то же самое происходило у них.

Однако по мере моего взросления праздники стали проходить всё реже и по более короткой программе, пока совсем сошли на нет. Нет, конечно же, праздники у людей иногда случались, да и свадьбы никуда не делись, но уже не стало того веселья от души.

Вспомнился один трагический случай, произошедший на свадьбе. Мой одноклассник совершил немыслимое – братоубийство.

Предыстория возвращения двух братьев обратно в родительский дом одинаковая для обоих – развод. Получилось так, что «два медведя оказались в одной берлоге».

Борьба со скукой у них происходила одинаково, с помощью алкоголя. Каждый день, к вечеру, они были навеселе. Так бы всё и продолжалось, если бы не плохая привычка моего одноклассника – постоянно носить нож в голенище своего сапога. И, как известно, если на стене висит ружьё, то рано или поздно оно выстрелит. И вот на свадьбе, после обильного возлияния, нож оказался прямо в сердце старшего брата. Обычного мордобоя не было, ввиду наличия ножа под рукой.

Свадьба плавно перетекла в похороны. Выпускание пара закончилось трагически, причём для обоих братьев.

Отсидев в тюрьме года три, мой одноклассник был отпущен на свободу, по причине обнаруженной у него неизлечимой болезни. Через два месяца он оказался на кладбище, рядом со своим братом.

Прошли годы, и односельчане стали жить богаче. Первым признаком этого стали замки на дверях домов. Появились замки, появились и воры. Дальше – больше. У них появилось то, о чём раньше они даже не мечтали, и всё это нужно было оберегать.

Именно в этот момент, как-то незаметно, происходят два явления, которые постепенно превратили праздники в банальную пьянку. Во-первых, люди разучились веселиться. Во-вторых, незаметно для всех не стало праздничных блюд. Праздничный стол есть, а еда на нём та же, которой мы питаемся каждый день. Различие может быть в сложности приготовления пищи и в каком-либо украшении на ней. Труднодоступность исчезла из списка вопросов, какие именно продукты должны быть на праздничном столе.

А когда у человека есть всё необходимое для жизни, сама жизнь становится скучной. Мы ищем, чем бы себя занять. Нас перестаёт интересовать то, что раньше было интересно. Хочется чего-то новенького.

Своим друзьям и знакомым уже давно рассказали о себе всё интересное и от них услышали всё про их жизнь. Стали друг для друга прочитанной книгой. Дальше начинались повторения, ну а это – скучно…

Как ни странно, но после моей такой вот исповеди Денису Иванычу я почувствовал некоторое облегчение. Многое из моей жизни показалось каким-то малозначительным и таким ничтожным, что я даже удивился. И почему раньше всё это было таким важным для меня?

Мы продолжали молча смотреть друг на друга. Я был абсолютно уверен в том, что он понял меня. Не просто понял, но и подсказал мне своим взглядом, что важно в жизни, а что – нет.

Решение возникающих у нас проблем состоит из трёх этапов. На первом из них чётко, ничего не отбрасывая, стараемся понять её суть. Если есть с кем, то проговариваем её. Может так статься, что проблема как таковая и не проблема вовсе. И тогда не нужны будут два следующих этапа. Именно это и произошло со мной после того, как я выговорился своему соседу.

Ну и проблема – скука! Займись тем, что тебе действительно интересно. Плохо, если у человека пропадает интерес к жизни. В этом случае у него действительно проблема – теряется сама ценность жизни.

На втором этапе ищем все возможные способы, чтобы существующую проблему решить. Человек может вернуть интерес к жизни, если рядом с ним появится тот, кому он будет нужен. Очень нужен. Будь то другой человек или какое-либо просто живое существо.

И потом, на третьем, выбираем подходящий для нас способ. Подходящий нам по времени, финансам, усилиям…

Самые первые лучи солнца едва-едва стали пробиваться через туман, давая мне знать, что пора идти в дом. Пройдя веранду, а затем коридор, я остановился на пороге и стал осматривать всё, что было в комнате.

Напротив двери, в правом углу, на стене висели иконы. Под ними стоял обеденный стол. С левой стороны, у входа, была огромная русская печка. Чуть поодаль от неё стояла старая железная кровать. Она была заправлена. На ней лежали две огромные подушки, покрытые толстым слоем пыли, которая была очень хорошо заметна на белых наволочках. Сразу же вспомнилась моя причастность к их созданию.

Каждое лето в мои обязанности входило пасти гусей. Сначала этим занимался мой средний брат, а мне эта обязанность досталась как бы по наследству, как самому младшему из троих сыновей.

Вообще же у меня два брата и две сестры. Я – четвёртый, младше меня только сестра.

Мой сезон ухода за гусями ознаменовывал появление поздней осенью новой огромной подушки из их перьев. Стало быть, сейчас на кровати находилось два года моего детского труда.

Справа от входа стоял огромный старинный сервант с открытыми дверцами. Я заглянул в него. Внутри в беспорядке были разбросаны кухонные принадлежности.

От серванта, до угла комнаты с иконами, над окном висели картины с вышитыми яркими цветами на ткани моей мамой много лет назад. Дверь в следующую комнату была открыта, как бы приглашая меня войти.

Убранство следующей комнаты походило на предыдущую. Та же печка, только намного меньше размером, вместо серванта – шкаф для одежды; кровать, два дивана и целых три стола, два из которых стояли вдоль стены и один, круглый, посреди комнаты.

На столе, между двух окон, когда-то стоял телевизор, а на втором, под иконами, – огромный радиоприёмник, который приходил слушать Денис Иваныч. Поскольку такой роскоши у него не было.

Вспомнив про своего соседа, я выглянул в окно, которое выходило во двор. Пёс по-прежнему сидел и терпеливо меня ожидал. Очень захотелось, чтобы то самое радио оказалось на прежнем месте.

Я быстро вышел в коридор, из которого можно было попасть на чердак. Отсутствие лестницы не помешало мне быстро там оказаться. Меня не покидала уверенность, что радиоприёмник будет именно там. Просто потому, что родители не могли его выбросить.

Несмотря на то что на чердаке почти ничего не было видно, вследствие чего я несколько раз споткнулся о какие-то предметы, но всё же нашёл его в самом дальнем углу. Тут же обозначилась проблема – как его спустить вниз? Лестницы ведь нет. Сам-то я спущусь, а вот этот огромный ящик… Верёвка, которую я задел ногой, помогла мне решить возникшую проблему.

Приёмник оказался на прежнем месте, и ничего, что нет электричества. Выглядываю в окно и кричу:

– Денис Иваныч, давай последние известия слушать! Заходи в дом.

Именно про прослушивание последних известий говорил тот всякий раз, когда приходил слушать радио. Прикладывал своё ухо к динамику приёмника той стороной головы, с которой ухо его шапки торчало вверх, поскольку был немного глуховат.

Однако сегодня в дом он не зашёл, лишь только повернул голову в сторону окна, из которого его позвали. Взяв стул, которых было несколько штук в каждой комнате, я присел к радиоприёмнику точно так же, как когда-то сидел он – лицом к окну во двор.

Справа от меня стоял шкаф для одежды, который я стал внимательно изучать. Было ясно, что на нём не хватает очень важной детали. Сколько себя помню, на нём, в дальнем углу, у стенки, стоял макет танка Т-34. Этим танком наградили моего дядю по материнской линии, который подростком всю войну проработал на Урале, где и изготавливал эти самые танки.

Макет был пластмассовый, чёрного цвета, с поворачивающейся башней. При повороте её на сорок пять градусов башня снималась. Внутри танка была пустота, которую моя мама заполнила нитками с иголками, превратив его в место хранения изделий для рукоделия. Все в нашей большой семье знали, где именно они находятся.

На передней стороне танка, возле люка, была закреплена табличка с указанием того, кому, когда и за что он был вручён. Гусеницы у него были из резины. Танк когда-то даже ездил, но ровно до тех пор, пока не заржавели его колёса. И вот теперь его… не было на прежнем месте.

Я посчитал – зимой, при использовании двух печек, спальных мест хватало всем. Но вот летом печки не использовались, и тогда либо я, либо средний брат перебирались на сеновал. Там мне спать нравилось больше, чем в доме.

Первым покинул родительский дом старший брат, и стало чуть свободнее. Немного погодя сестра уехала на Урал. Она работала на том же танковом заводе, где и проработал всю жизнь мой дядя.

Свободы прибавилось, а вместе с ней и сладостей, которых мы, дети, почти не видели ввиду большой семьи. Ведь трое детей – это значительно меньше, чем пять. Уход среднего брата в армию означал для меня и младшей сестры значительное увеличение вкусненького.

Потом была армия, после которой я уехал в Москву. Через пять лет и младшая сестра покинула родителей.

Тяжёлая ноша в виде пятерых детей свалилась с их плеч. Теперь она превратилась в помощников, которые в течение всего года приезжали к ним помогать по хозяйству.

Большая семья, почти всегда, означает бедность. Которая порой принимает крайние формы.

Моё обучение в первом классе оставило у меня в памяти только один эпизод. Я – в пиджаке с протёртыми на локтях рукавами, который ко мне перешёл от среднего брата. Сразу же можно сказать о его характере – непоседа. За три года обучения в школе, именно на столько я младше него, он оставил на пиджаке две большие дырки. Моя мама, конечно же, их аккуратно зашила. Только вот размер этих дыр не позволял никоим образом их сделать невидимыми. Ничего не помню о первом годе своего обучения. Только одно – эти две заплатки на локтях теперь уже ставшего моим пиджака.

Мои воспоминания прервала собака, подошедшая к самому окну. Я снова взглянул на то место на шкафу, где когда-то стоял танк. Вспомнилось, как Денис Иваныч после прослушивания последних известий говорил мне, пятилетнему:

– Только как подрастёшь немного, мы с тобой поедем на этом танке на охоту.

Мне не совсем было понятно, как же мы вдвоём в нём поместимся? Ведь этот танк был размером сантиметров сорок в длину, не считая ствола его пушки, и сантиметров двадцать в ширину, и столько же в высоту.

Поехать нам на охоту не получилось. И не только потому, что танк был слишком маленьким для нас двоих, но и потому, что моего соседа вскоре не стало…

– Денис Иваныч, – опять обратился я к собаке. – Ну и на чём же мы с тобой поедем на охоту? Ведь наш танк угнали.

Пёс всем своим видом показывал мне, что он ждёт меня на улице.

Уже через минуту мы сидели с ним друг напротив друга. Я на высоких ступеньках веранды, а он предо мной метрах в трёх на примятой траве.

Какое-то время мы молча смотрели друг-другу в глаза. Потом я опять продолжил рассказывать ему про свою жизнь. Только теперь уже с чувством ностальгии, а не скуки.

Хотел начать с того момента, когда он умер. Мне на тот момент было меньше семи лет, и про эти первые годы моей жизни Денис Иваныч всё знает. Но замолчал и снова мысленно вернулся к тому времени, когда мой сосед был ещё жив. Захотелось снова окунуться в самые первые свои детские воспоминания, чтобы испытать те светлые, радостные чувства.

Самое первое событие, которое у меня осталось в памяти, датируется двумя-тремя первыми годами моей жизни. Маленький, стою на скамейке, и меня заворачивают в одеяло, чтобы отнести к бабушке Марфе, жившей через дорогу.

Как только научился ходить, я почти ежедневно приходил к Денису Иванычу в гости. Его жена Ульяна всякий раз угощала меня чем-нибудь вкусным, а чем именно, не помню.

Своих детей у них не было, и она, вероятно, таким образом дарила мне свою нерастраченную материнскую любовь.

Каждый раз я проходил в соседнюю комнату, где с интересом рассматривал два карабина, закреплённых на ковре. Видя моё любопытство, сосед опять начинал говорить про поездку на охоту на танке именно с этими карабинами.

Мой взгляд снова упал на собаку, отвлекая от воспоминаний, и я опять продолжил было жаловаться старому псу на самого себя. Вполне себе упитанный мужчина рассказывает худой, измученной жизнью собаке о том, как борьба со скукой привела его на малую родину. Стало стыдно за себя такого…

После этого я продолжил свой рассказ уже с нейтральным отношением ко всему произошедшему в моей жизни. Как будто я говорю не о себе, а о ком-то постороннем.

В моём рассказе-исповеди Денису Иванычу я снова дошёл до того времени, когда женился в первый раз. Мне казалось, что собака всё понимает и ей хочется знать продолжение. И я продолжил.

Финиш моего первого брака, продлившегося двенадцать лет, кажется, расстроил его. Тем более когда я рассказал ему о сыне, тоже Николае, который после нашего развода стал наркоманом и оказался в тюрьме.

Всё произошло, как в известном анекдоте: я вернулся домой раньше времени. Более того, вернулся посреди ночи. Один мой знакомый всегда шутил по этому поводу: – Не надо сюрпризов! Уж коль возвращаешься к жене раньше оговорённого времени – позвони!

Не прислушался я тогда к его совету. В результате этого я узнал то, что моя жена скрывала от меня. И всё же удар, полученный тогда мною, был лучше благостного неведения, в котором я до этого жил.

Стал подробно рассказывать Денису Иванычу историю предательства моей первой жены. Но поскольку в отношении первой жены «я» до этого момента и «я» той ночью – два разных человека, то дальше стал говорить ему о себе в третьем лице – «он».

Я начал рассказ про её измену:

– Николай тихонько, чтобы не разбудить жену и сына, вошёл в прихожую и, не включая свет, осторожно поставил чемодан на пол, отодвинув его ногой в сторону, дабы не споткнуться.

Не наклоняясь, снял туфли. Попытки ногами найти тапочки ни к чему не привели. В носках он подошёл к спальне и тихонько открыл дверь.

Картина, открывшаяся ему в свете торшера, ошеломила. На кровати, на его месте, рядом с женой лежал мужчина. Какое-то время они, увлечённые друг другом, не замечали Николая, вошедшего в комнату. Он смотрел на них и никак не мог поверить в происходящее.

Тут Светлана наконец-то увидела своего мужа и оттолкнула от себя мужчину. В комнате воцарилась полная тишина.

Любовники, стараясь скрыть свою наготу, почти целиком спрятались под одеялом.

Николай смотрел то на испуганное лицо жены, то на растерянное лицо мужчины. Внутри него кипела ярость, однако он не мог произнести ни слова. Стало вдруг физически не хватать воздуха, как у рыбы, выброшенной на берег. Ему казалось, что сердце сейчас выскочит из груди. «Сейчас убью их обоих! – подумал он, – только вот кого из них первым?»

Этот вопрос, на который он искал ответ, остановил его от рокового поступка. Две головы поворачивались вслед за ним, когда он, как маятник, стал ходить взад-вперёд вдоль спинки кровати, не сводя с них глаз.

«Маятник» качался, а две испуганные головы синхронно поворачивались вслед за ним. При других обстоятельствах это выглядело бы смешно, но только не сейчас. Пока он ходил, чувство ярости сменилось на чувство брезгливости.