Читать книгу Собрание сочинений. Том 2. Мифы - - Страница 19

Княже Иван Хворостинин

Край наш велик и пустынен

Прими мои вирши

Хоть твои вирши старше

Но мои – горше

Иван Хворостинин княже!

На земле московской все то же —

«Сеют землю рожью

А живут ложью»

«Глупостью мир удивляют

А помыслить о том не желают»

Первый русский виршеслагатель

Подкузьмил тебя Кузьма-приятель

Схватили тебя княже ярыжки

Понеже писах супротивные книжки

И что в вере нетверд уже знали понаслышке

Лаяли тебя дьяки-собаки

Плевались попы и монахи

Казали тебе сраные сраки

И паки и паки и паки…

И решили шиши и ярыги

– Сослать в монастырь навеки

– Не дать ему в руки книги

– Дабы не чтением ни писанием

Аже и помышлением!

Иван Хворостинин княже!

Как пахнет телячья кожа!

Как бумага плотна и шершава!

Поругание князю – и слава!

При тишайшем Алексей Михалыче

Тихо на Руси – не как бывалоча

Из патриарших келейников

Лицом как юный Алейников

Рисовал цветную заставку

Буквицу и райскую травку

И пока на бумаге сохла

Киноварь лазурь да охра

Пришли на ум слова приятные

Бисер светлый дева благодатная

Легкий детский волос клонится дыша

И бормочет Герман – девичья душа —

– Радуйся благодатная

Ангел царю дарованная

А в оконце выбеленной кельи

Слышно ему школьное веселье

На снегу рассыпались галки —

Послушники играют в салки

Даве говорил ему Никон

– Ты из головы это выкинь

Не возжайся с этой молодежью

Ведай одну кротость – правду Божью

Ну а сам-то не кроткий не кроткий

Чьи глаза горят из‐за решетки?

Заросли расстриги волчьей шерстью

Лаялись творили двоеперстие!

Ни татары ни поляки ни войны —

Все равно на Руси неспокойно

Не спасет ли нас многократное

Радуйся дева благодатная

И монах кропает акростих

Ухватив синицу за хвостик

Сверху вниз

РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ

Снизу вверх

РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ

И еще раз – по диагонали

Чтобы силы Божьи увидали

И когда слова все явились

Волосы на голове зашевелились

Со страниц подуло непонятное

РАДУЙСЯ БЛАГОДАТНАЯ

И пришло! И пало благодатью

На монаха Германа на честную братию!

И на всех на нас с полей России

Сквозь оконце бьют лучи косые!

О Жена Облаченная в Солнце

Все погибнем или все спасемся?

Петр Буслаев – протодиакон темный

Но по детской своей вере – человечище огромный

Служили панихиду в Успенском соборе

По Марии Строгановой – общее горе

Петр Буслаев диакон

Был величав и заплакан

Но когда дошел до «вечной памяти»

Стал ты весь как не здесь – как без памяти

Ты имел умозрительство душевое

Храм наполнило воинство волшебное

Восходили ввысь и сходили с купола

На богатова на темнова на глупова

Херувимами серафимами

Лицами белея нестерпимыми

Как мечами обоюдоострыми

Над детьми над братьями над сестрами

И видали – и боялись проснуться

И тянулись их сандалий коснуться…

Чистый хор всплеснул голосами —

Изогнулись пламена – заплясали

Словно многоцветными крылами

Пламенные лица прикрывали

И тогда из недр своей веры

Ты извлекал т а к о е без меры

Что – теперь и как во время о н о

Что трубило у стен Иерихона!..

Разом сдунуло свет – все погасло

И стояла мгла в соборе как масло

Лишь светила свечечка копеечная

На икону – на лице Ея вечное

Эрудит и философ и на лире тщится

Не дано было тебе к духу приобщиться

Бесом лез в политес – и во все такое

Сладко пахнущий монах – в Софьины покои

Черным вороном блестела в переходах борода

О! царевна философии казалась не чужда

Говорила по-латыни и по-гречески…

А кругом уже решили: ворожили ворожили

Вынимали след человеческий

Дескать Софья на свече

Ж Г Л А

Курчавый темный волос

И рука в перстнях и кольцах

Синим холодом кололась

Петр катит на свинье по Москве-столице

И дано было тебе к мукам приобщиться

Треуголка на столе клещи горы и дыба

И забилось тело белое как рыба

– Отпусти меня земля мать-кормилица!

– Н Е Т —

Зеленое сукно и чернильница

Вздернули и растянули – ребра ходят жарко

Ох взлетел ты высоко – выше патриарха!

Кто-то воет и визжит – уберите кошку!..

Снизу красное лицо плющится в лепешку…

Унесите это тело – легче будет голове…

Вдруг увидел будто ползает младенец в мураве

Нет ни мамки нет ни няньки – нет на нем одежки

Улыбаются чему-то розовые ножки

Будто ты всю жизнь дремал а теперь проснулся

И чего не понимал к тому прикоснулся —

Эрудит и философ и пиит изрядный

Оказался сей же миг в купели прохладной

Вынимали тебя девы из купели

Завернули в простыни – и несли и пели…

Дьяк почесывался – вошь ела помаленьку

– Вора и еретика Медведева Сеньку

На Красной площади супротив Спасских ворот

Смертию казнить – голову отсечь!

В 10 часов Карасев

Вышел из ресторана

Ночь принимая вид бурана

Валила с ног в снег

Кремль? – ничего похожего

Вокруг дымилась Арктика

Умолял прохожего

Смахнуть со спины чертика

11 часов – Карасев

В Александровском саду искал невесту

12 часов – Карасев

Полз по Крымскому мосту

Прячась от пуль

И мешая движению…

В таком положении

Его подобрал милицейский патруль

Заткнули пасть

Утром в шесть

Дежурный

Прошел к уборной

Умылся и вернулся на свое место

По-бабьи подоткнув подол

Проститутка мыла пол

Подать сюда прохвоста

Который с Крымского моста!

Дверь камеры

Приотворилась

А там черт знает что творилось

В маразме

Плавали миазмы

Храпели странные миры

И шевелилось нечто вроде протоплазмы

Иерихонская труба

Воззвала

– КАРАСЕВА!

Вышла рыба

Глаза невинные как небо

И в каждом грустный грешник нарисован

– Ну что с тобою делать Карасев?

– Пожалуйста возьмите штраф —

С похмелья

Милицию раскалывало болью

– Ну парень наломал ты дров —

Посмеивались окружающие

Пал на колени Карасев

На полу снежинки тающие…

– Слушает дежурные 13‐го отделения

Высылаем наряд…

– Катись отсюда говорят

Пока не намотали срок…

Не помнит как

Выкатился на порог

И живо —

К палатке ПИВО!

А там уже томился длинный хвост

Опухших рыл

И ангел среди снежных звезд

Парил