Читать книгу Пещера - - Страница 3

К великому их сожалению, они жили на разных концах села. Вы, может быть, думаете, что в деревне две-три улицы и добраться до подружки можно за несколько минут? Но их село было очень-очень большим, и по утрам его объезжал автобус – собирал ребят и отвозил их в школу.

У Кати мать была учительница, и дом их стоял от этой самой школы в двух шагах. Поэтому Люба нередко оставалась у Кати ночевать, особенно зимой, когда свирепствовали морозы.

Девочки вряд ли бы подружились. Люба была из семьи, которые деликатно называют «неблагополучными». Отец бросил мать с четырьмя детьми, и Люба как раз была старшей. Мать запила, а этого в деревне не скроешь. И тем более не утаишь нового друга, который младше тебя на десять лет. А дом был очень плохонький – старый, наверное, еще пятидесятых годов прошлого века. Ветхий, деревянный. О каких-то удобствах приходилось только мечтать. Воду носили из колонки, зимой топили печку. А хуже всего, что жили в одной комнате все шесть человек – мать со своим приятелем и дети. И когда мать была пьяна, а это случалось почти каждый день, ее совершенно не заботило – есть в холодильнике еда или нет.

Поглядев на обтрепанных, неухоженных детей, которые выглядели круглыми сиротами, соседи куда-то позвонили, и в дом стали ходить проверяющие. Кончилось это тем, что детей увезли в город и передали в реабилитационный центр. Вроде как временно – чтобы посмотреть, возьмется мать за ум или нет. В противном случае ей грозило лишение родительским прав.

Из четверых в школу в ту пору ходила только Люба, и мама Кати была ее классным руководителем. Ей положено было навестить Любу в центре, посмотреть, как той живется. Наталья Дмитриевна купила сладости, альбомы-раскраски, цветные карандаши – и поехала.

Ничего из этой передачи не пропустили. Наталья Дмитриевна услышала, что привозить можно только двести граммов конфет «Коровка». Свидание с Любой ей разрешили на двадцать минут. И все это время девочки проплакала, прижавшись к молодой учительнице, которую прежде не очень-то и любили. Она отчаянно тосковала в центре и твердила, что с матерью ей было лучше, пусть дома голодно, пусть мама пьет, но это все равно – мама. А сюда, в центр, мать к ней еще ни разу не приезжала.

Вернувшись в село, Наталья Дмитриевна, не заходя домой, отправилась к Поляковым.

– Слушай, Ольга, – сказала она женщине, которая, говоря просторечным языком, снова была в уматину пьяна, – У тебя сейчас судьба решается, потеряешь самое дорогое, что у тебя есть.

И она в красках расписала, что вот-вот Ольгу лишат родительских прав, и тогда ее детей со свистом разберут в приемные семьи.

– Они еще маленькие, хорошенькие… Здоровые…Мне сказали, что таких возьмут влёт. И ты останешься в полном смысле слова, как перст одна. А если и захочешь еще кого родить – ты уже сама больная, вон, взгляни, какое лицо пропитое. Родится инвалид или урод и будешь с ним до конца жизни мучиться, если снова государству на руки не сдашь.

Наталье Дмитриевне удалось найти такие слова, что Ольга и сама расплакалась. Наверное, до нее дошло, насколько серьезно обстоит дело. Сошлись на том, что ее поместят на лечение в наркологию, а потом закодируют.

– Да меня ж никто после этого на работу не возьмет, – плакала Ольга.

– На какую-нибудь ответственную и хлебную должность конечно не возьмут, – Наталья Дмитриевна не стала ее обманывать, – А дворником, например, вполне… Я поговорю, ты только лечись.

И несколько месяцев спустя, вопреки прогнозам соседей, всё устроилось. Ольга закодировалась, и ее взяли убирать территорию, вокруг сельской администрации. Зарплата маленькая, зато без задержек. Кроме того, нашлись сердобольные женщины, которые наладили постоянную помощь – приносили для ребят Ольги вещи, из которых выросли их собственные дети, собирали и кое-какие продукты. У всех тут были свои огороды, люди держали скот, и им было, чем поделиться.

Наталья Дмитриевна добилась бесплатных обедов для Любы в школе. Кроме того, стала приглашать девочку домой, чтобы с ней дополнительно позаниматься – способностями девочка не блистала. А ее мать, увидев в дневнике у дочки «двойку» могла и за ремень взяться со словами:

– Ты что, хочешь в такой же нищете как я прозябать? И за бутылку, как я, возьмешься? Не бывать этому! Иди, учись, зараза такая…

Наталья Дмитриевна усаживала Любу делать домашнее задание, объясняла материал, если девочка не поняла что-то в школе. И так незаметно получилось. Что Люба сдружилась с ее дочкой Катей.

Теперь, когда занятия заканчивались, Люба нередко игнорировала школьный автобус, и шла вместе с Катериной. Дом подруги казался ей раем на земле. Хотя это был обычный деревенский домик средней руки, правда, очень чистенький и ухоженный. Наталья Дмитриевна приехала в село работать уже с маленькой Катей на руках, и никогда не заводила разговор об отце девочки. Но с новой жизнью она, похоже, справлялась. Дети в школе ее любили и чуть-чуть побаивались, так как выклянчить хорошую оценку у нее было нельзя. А дома она успевала всё – и провеять тетради, и вязать красивые салфетки, и выращивать розы в палисаднике.

Люба не уставала любоваться вышивками, кружевными дорожками, черным блестящим пианино, фарфоровыми статуэтками. Как-то на день рождения Наталья Дмитриевна сделала ей подарок – преподнесла белую комнатную розочку в горшке. Люба несла ее домой, как драгоценность. А через несколько дней отчим, который всё-таки продолжал пить, перепутал сахар с солью, высыпал себе в чай три ложечки, а потом с досады выплеснул соленый кипяток прямо на бедный цветок. Позже Люба думала, что многое могла бы простить отчиму, но вот эту розочку – нет… ведь он же знал, что Люба на нее дышать боялась, и всё равно…

Катя и Люба были очень разными, но всё же прекрасно находили общий язык. Катя любила читать и мастерски пересказывала прочитанное, так что Люба только ахала. В этом плане она была наивна и доверчива, не представляла, что писатель все это выдумал, и полет его фантазии принимала за действительность.

В свою очередь она была мастерица придумывать разные игры, не всегда безопасные, и Катю, у которой до этого не было близкой подружки, всё это страшно увлекало. И если в раннем детстве подружки ограничивались тем, что устраивали дом под кроватью – притаскивали туда подушки, свечку и рассказывали друг другу разные страшилки (прожженный нечаянно матрас не в счет), то в восьмом классе они едва не довели своих матерей до инфаркта, отправившись ночью в лес искать цветущий папоротник. Конечно, отыскать клад они не надеялись, это скорее было испытанием собственной смелости – слабО пойти ночью в чащу или не слабО.

Любу после этой авантюры в очередной раз выпороли, а ее подружку на неделю заперли дома.

Для Любы было большим огорчением узнать, что Катя после девятого класса уедет в город, чтобы поступить в медучилище.

– Это шанс, – говорила Катя, как обычно рассуждая серьезно и здраво, – В мединституты огромный конкурс, и вполне возможно, что я не пройду. После училища поступить будет легче, особенно на вечернее отделение.

– Ты сюда уже не вернешься, – горько сказала Люба, – Встретишь в городе кого-нибудь, выйдешь замуж – и всё…Будешь мать навещать изредка, да внуков ей на лето подкидывать. Хорошо, если и ко мне заглянешь.

– Нет, – возразила Катя, – Я, наоборот, назад вернуться думаю. Только уже с дипломом. Больничка у нас есть, а работать некому. Один-единственный врач раз в неделю приезжает. Зайдешь к нему, чтобы пригласить к больному, а он шутит: «Ну если нальешь мне выпить, то так и быть, зайду!» Разве это дело. А у нас здесь одних стариков столько! Каково им в переполненном автобусе добираться до больницы в райцентре?

Но Люба только рукой махнула. Только теперь она поняла, что эта дружба, как солнышко, освещала всю ее жизнь. Без Кати все казалось мрачным и безнадежным. Люба предчувствовала, что все пойдет наперекосяк. Так и случилось. Мать не отпустила ее вместе с подружкой в город, и Люба решила окончить полный курс школы. Ходить на занятия казалось ей веселей, чем устраиваться на работу.

В выпускном классе Люба оформилась, у нее оказалась на редкость хорошая фигура. Высокая грудь, пышные бедра, длинные ноги. За ней стали бегать мальчишки, и мать уже не раз замечала, что лучше пораньше выйти замуж, чем гулять то с одним, то с другим.

– Выбери парня получше – и с Богом, – твердила мать, – Будешь хозяйством заниматься, детей воспитывать. А мужик твой пусть куда-нибудь вахтой устроится, деньги зарабатывает.

Такая судьба казалась матери идеальной, тем более, что она видела перед глазами несколько примеров. Работы для женщин в селе было очень мало – ну там продавщица, почтальонша… И то, еще устроиться надо , на все эти места стояла очередь. Другое дело, брать деньги, заработанные мужем и не кланяться чужим людям.

Но жизнь решила иначе. Неожиданно для самой себя, Люба закрутила роман с Николаем. Был он едва ли не в два раза старше нее, первую жену похоронил, и стал своего рода отшельником. Нужно было пройти всё село и углубиться в лес, чтобы найти тропинку, ведущую к его избушке. Николай был лучшим охотником в селе, именно ему заказывали то мясо, которое не встретишь в магазинах. С лесом он был «на ты», да и собой хорош, и многие женщины готовы были бы уйти в его крепкий, самолично построенный дом.

Но как-то он столкнулся в магазине с Любой – разговорились, пошутили.

– Положено девушек провожать, но я тебе предложу меня проводить – сказал Николай, – Посмотришь, как я живу.

Люба чувствовала, что человек этот на голову выше мальчишек, которые за ней ухлестывали. Он и ухаживал за Любой, и заботился о ней так что она, не знавшая по сути, настоящей любви – ни родительской, ни той, о которой пишут в книжках – потянулась к нему.

Но мать встретила со страхом известие, что Люба выходит замуж.

– Ты не представляешь, что тебя ждет, – говорила она, – Дом у Кольки хороший, не спорю. Но ведь он от людей тебя оторвет. Легко ли в молодые годы сидеть в берлоге – и сходить некуда, и понадобится что – иди за тридевять земель за самым необходимым.

Но Любу будто ветром понесло. И сразу после выпускного вечера она расписалась с Николаем и переселилась к нему, в лесную избушку, сказав матери на прощанье:

– Не грусти обо мне – тебе еще троих братьев поднимать – хлопот хватит. И это…спасибо, что в детский дом меня тогда не отдала.

Они даже всплакнули на плече друг у друга, но Люба не могла себе позволить длить эту сцену – ее ждал муж.

Началась новая жизнь. Первое время Любе очень нравилось быть хозяйкой в просторной чистой избе. Денег у Николая хватало, и вскоре молодая жена преобразила дом до неузнаваемости, теперь здесь сразу чувствовалась женская рука. Но месяцы шли. Вслед за летом наступила осень. И Люба начала скучать. Теперь она всё больше понимала слова матери – действительно, она заперла себя в этих четырех стенах, сидела тут одна одинешенька.

У Николая работа находилась каждый день. Не охота так рыбалка, а еще затеял он строить новую баню, большой погреб. Люба задумалась о том – какие у мужа планы на будущее. Ей было понятно, если бы он решил подкопить денег, а потом продать лесное свое хозяйство – и перебраться куда-нибудь. Может быть, к морю, в теплые края.

Но, заведя на эту тему разговор один раз, потом другой – она поняла, что муж ничего менять не собирается.

– Да ты посмотри, как тут хорошо, – убеждал Николай, – Свобода! Со всех сторон – никаких соседей, ни склок, ни споров, ни пьяных драк. Все наше, никто нам не указ. Только птицы поют и сосны шумят. А что там море.. Был я один раз в Сочи, в армии еще, мы там стройкой занимались… Народу – сельдям в бочке просторно покажется! Куда ни шагни – всюду деньги платить надо, да втридорога. Нет уж, меня туда не заманишь.

Но сам он с тревогой думал о том, что молодой жене скучно. Может, кто из родни согласился бы приехать, составить компанию. А то не выдержит Люба, сбежит…

Пока же молодая женщина выбиралась к матери пару раз в месяц. И каждый раз спрашивала, не слышно ли чего о Кате. Но особых новостей не было. Даже , если Люба встречала на улице Наталью Дмитриевну, та могла лишь сказать, что Катя оканчивает училище, и по-прежнему мечтает об институте.

А в очередной свой приход, Люба забежала к фельдшерице в больничку, после чего сказала матери:

– Ну, точно… Не ошиблась я. Будет у тебя скоро внук или внучка…

Не похоже было, что из матери выйдет трепетная бабушка – она нанянчилась в свое время собственных детей. Свою заботу о Любе мать проявила тем, что свела брови и попросила:

– Ты хоть на эти месяцы вернись домой. Мало ли… вдруг что пойдет не так…

– К нам в село, между прочим, «скорая помощь» пять часов едет, – ответила Люба, – Потому что машина одна, а вызовов много. Так что, если думать о плохом – это в город переселяться надо и снимать комнату напротив медгородка. Не боись, я молодая и здоровая, все будет нормально.

Одно не смогли спрогнозировать ни Люба, ни ее мать. Может быть, гормоны у молодой женщины повели себя непредсказуемым образом, а только она все больше нервничала и плакала, и чтобы утешиться, потянулась к спиртному.

В прямом смысле слова. Спирт у Николая был всегда, и вскоре Люба уже не могла обойтись без того, чтобы не принять толику на сон грядущий. Как это скажется на малыше – волновало ее все меньше.

Кончилось тем, что мать, едва ли не силой забрала дочь к себе незадолго до того, как подошел срок, и роды у Любы принимала сельская акушерка. На свет появился мальчик Данька – небольшого веса, слабенький, но вроде бы без значительных отклонений.

К счастью, Люба поняла, что такому крохе не место в лесной избушке и прожила вместе с сыном в деревне до тех пор, пока не вступил в свои права май, и не стало тепло. Сложными были для нее эти месяцы. С одной стороны, вокруг была какая-никакая жизнь, люди. Одних только магазинов в селе аж пятнадцать. Правда, большинство крохотных – в старых деревянных домах или даже в вагончиках. Но были и «Магнит», и «Пятерочка». Что тебе надо можно пойти, купить. Николай приносил деньги. Да и общение – пока идешь по улицам, непременно встретишь знакомых – а это как газету почитать. Все новости тебе расскажут, все сплетни передадут.

С другой стороны – подрастали братья, тесно было в маленьком доме. И мать, с которой Люба никогда не находила общего языка – грузила работой.