Читать книгу Тест Сегаля - - Страница 5

Все стало на свои места. Эстер навсегда ушла из жизни Марка и так же навсегда осталась в его сердце. Место не сбывшейся мечты заняла мечта несбыточная – тогда об отъезде в Израиль не могло быть и речи. Тем не менее Марк знал, верил и чувствовал всем своим существом, что рано или поздно он там будет. Желательно, конечно, раньше – очень хотелось застать в живых маму и никогда ранее не виданную тетю Дору, обе старушки в последнее время хворали.

Отношения с Викторией начинали все больше обязывать, и, вполне достойно ее обеспечив, Марк сослал бывшую любовницу с глаз долой завмагом в гастроном на Карла Маркса, после чего их встречи постепенно сошли на нет. Она искренне любила его, но в мечту не вписывалась, Марк не мог обмануть надежду на хорошую еврейскую девочку. После «Песни песней», которая так разбередила его душу, эта мечта из маминого напутствия стала для него целью жизни. Израиль и еврейская жена. А если Бог даст, то и дети. Ну да, пятый десяток уже, и объективно Марк понимал, что изрядно помятый жизнью эмигрант вряд ли прельстит гордую иерусалимскую дщерь, поэтому у него был свой план.

Еще когда израильская лира лишь начала шататься и слабеть, Марк, регулярно следивший за новостями из Израиля, знал об этом не хуже тамошних экономистов. Информационным источником становилось все: письма родных, знакомых и малознакомых, с которыми Марк наладил почтовый контакт, русскоязычные израильские газеты, которые нет-нет, да и просачивались под железный занавес, американская The Jewish Press, которая была намного информативней газет на русском, хоть и читалась медленно – со словарем. Иногда выручали «вражьи» радиоголоса: отфильтровав политическую подоплеку, Марк получал немало полезной информации, он называл это «ловить фаршированную рыбу в мутной воде».

Итак, израильской лире Марк не доверял, да и где ее было достать. А вот доллары и марки в Риге были вполне доставаемы и для осуществления Плана вполне годились. План был простой, как мычание. Квартира, желательно в Хайфе, рядом со своими. Машина, желательно «субару», японцы самые надежные, ну не «суситу» же израильскую брать. Счет в банке, желательно «Апоалим» – единственном, название которого он знал. Вот на этих трех китах Марк и собирался строить свое израильское семейное счастье.

Осуществить задуманное отчасти помогал Алик, так удачно подвернувшийся ему несколько лет назад. Тот тоже был озадачен проблемой заработка. В отличие от Марка, Алик старался не на Израиль, а на вечно недовольную и неуемно прожорливую жену. Глядя на их с Ингой брак, Марик радовался, что столь благоразумно расстался с Викторией, а то так же мог влипнуть. По секрету Алик не раз говорил другу, что и он мечтает уехать в Израиль, но понимает, что Инга его никогда не отпустит, да и что с таким-то самоваром в Тулу, вот бы только Светланку под мышку – и айда!

Марку казалось, что он все это где-то слышал, даже не текст, а интонации. Вот вроде человек делится заветной мечтой, а вроде и сам в нее не верит. Глупо, как может сбыться мечта, в которую не веришь? В очередной приступ Алькиной откровенности Марк понял, где он что-то подобное слышал. Точно так же Эся говорила о своем намерении развестись с мужем, с такой же убежденностью в голосе и такой же внутренней неуверенностью. Поняв это, Марк почувствовал, что ничего-то у друга не выйдет, или не уедет, или уедет без дочки, и в любом из этих случаев его мечта не сбудется, а значит, счастливым он не будет. Но Марк не стал удручать Алика своими соображениями, да и кто знает, может, повезет, и он, Марк, будет рад ошибиться.

Между тем лира, которой Марк предрекал скорую кончину, гавкнулась-таки в восьмидесятом, породив шекель, который тоже жил недолго и не очень счастливо, в восемьдесят пятом году уступив должность национальной валюты новому шекелю. Мама с сестрой не могли нарадоваться на Маричка, за последние годы он их в каждом письме уговаривал взять ипотеку и купить квартиру. Взяли, купили, и теперь, на денежной реформе, большую часть ссуды им скостили. Мама каждый день на скамейке хвасталась соседским старушкам, какой умница ее сын, недаром еще в детстве мудрый рэб Арон называл его «кляйне хухем». Это ему сестра в письмах рассказывала.

К тому времени у Марка в кубышке хранилась приличная сумма, но он все копил. Копил не только деньги, но и знания и знакомства. Казавшись себе уже немолодым человеком, он боялся оказаться в незнакомой обстановке и старался получить максимум знаний об Израиле, его традициях, культуре, природе. С каждым годом доступнее становились израильские газеты и религиозные книги на русском. Он больше не боялся брать в руки святые книги, понимал их, правда, не очень – лишь недавно алфавит вспомнил. Главное, он больше не считал себя предателем, недостойным древней мудрости.

В Израиле хотелось иметь друзей, но кто знает, удастся ли там свести новые знакомства? Встречая типичного еврея, Марк осторожно знакомился и выпытывал, не собирается ли тот в Израиль, и если да – в каком городе живет его родня. Некоторые новые знакомые смотрели на него косо, подозревая в стукачестве, очень уж жаден был Марк до информации. Но большинство людей воспринимали его интерес адекватно и даже с радостью подхватывали разговор. Горбачев сулил свободу, в воздухе пахло скорым отъездом, тема Израиля была актуальной для многих. Для затравки таких разговоров вполне годился давно придуманный Марком пароль для идентификации своих: «Вы Сегаля знаете?..»

Пару лет спустя необходимость в подобной конспирации отпала совершенно – уже набрали ход перестройка, гласность, образовался народный фронт и в пику ему интерфронт, поговаривали даже о совсем уж невероятном – восстановлении независимости Латвии. Что вот, мол, СССР – искусственное образование с изначально мертворожденной национальной, экономической и прочими идеями, оно рухнет и… Что следует за «и», точно не знали – столь бурной фантазией не обладал никто. Будь жива тетя Маня, наверняка, как Эсина бабушка, погрезила бы о том, что латвийское масло опять станет желтым и лучшим в Европе, но престарелая родственница давно уже упокоилась на Шмерли [15], а помечтать вместо нее Марк не мог. Он и за себя-то мечтать не мог – разучился.

Теперь мечты заменяли ему цели, а они во многом остались прежними, и главная – Израиль. Вскоре в Ригу зачастили представители Сохнута, и Марк наконец-то мог удовлетворить свой информационный голод. Посланцы же в основном гастролировали с рассказами о молоке, меде и аттракционе невиданной щедрости – корзине абсорбции, но это было менее актуально – себе корзину Марк Аркадьевич уже подготовил, да что там корзину – сундук. О своей готовности репатриироваться он сообщил на первой же встрече с Гесей Камайской. Эта пожилая и невероятно харизматичная женщина, сама бывшая рижанка и активистка сионистского подполья, тогда, в конце восьмидесятых, приезжала из Израиля, собирала рижских евреев на лекции и записывала данные готовых к репатриации, а вернувшись домой, заботилась о том, что бы всем заинтересованным пришел вызов.