Читать книгу Зимовье - - Страница 4

4

Оглавление

«Добрый день, Друзья! Утро в Зимовье, как всегда, начинается не с кофе, а с благодарностей. Большое спасибо нашей подписчице-помощнице Алле за подаренную фонду коляску, она очень-очень кстати!

Продолжаем собирать документы для нашей К. и суда. Бывший муж по-прежнему не позволяет ей видеться с ребёнком.

Не перестаём благодарить Андрея Юдина за 25кг свинины и домашний творог.

Так же спасибо всем вам за материальную помощь. Мы смогли оплатить коммунальные платежи, Зимовье продолжает быть тёплым и светлым.

Через месяц Новый год, Друзья. Но мы уже сейчас с вашей помощью верим и творим чудеса. Спасибо!».

Татьяна никогда не видела столько неравнодушных к ней людей одновременно. Каждый раз, когда кто-то подходил, она сразу же терялась, горбилась и как будто стыдилась своей объемной фигуры и проблем, которые доставляла этим людям. Ей казалось, она занимает слишком много места и в очереди к врачу, и в общей кухне центра и рядом с Дарьей во время их разговоров. И все на неё смотрят, и все знают, что она сбежала от мужа, который её бил.

Почти месяц Татьяна находилась в центре, чувствуя, как её пожирает дикая смесь страхов. Первое время она очень боялась, что вернётся муж. Приходилось прислушиваться к каждому неожиданному вскрику с улицы и вглядываться в фигуры прохожих.

– Вы не ходите гулять с детьми, – как-то раз проговорила Людмила, заглянув к ней в комнату и застав Татьяну у окна. – Тяжело носить малыша? Нет одежды? Нет обуви? Нет настроения? Ты Танюша, не молчи.

Татьяна испуганно и резко помотала головой из стороны в сторону. И только спустя неделю призналась: «когда он сюда придёт, он меня точно убьёт, прямо тут, на крыльце».

И чем дольше Виталий не приходил, тем тревожнее становилось Татьяне. Как будто каждый день, что она не с ним, добавлял к злости мужа проценты. Её так долго нет: она не смотрит за домом, не ставит ужин на стол, не спит с ним, зажмуриваясь. Он точно в ярости. И наказание, которое муж готовит для неё, будет пострашнее предыдущего. Поэтому его так долго нет. Каждое утро она боялась его увидеть под дверью центра, и каждый вечер понимала: еще один день прошел, Виталий ей их все отсчитает пинками.

– Я тут уже так долго, – растерянно проговорила Татьяна, катая перед собой коляску. Она пыталась попасть колёсами след в след, но не получалось, и узкие полоски-ёлочки расползались по снегу растопыренной пятернёй. – Постоянно думаю, что мне делать, когда он опять придёт…

– Он теперь не скоро придёт, – серьёзно сказала Дарья, наблюдая, как колёса полосуют свежевыпавший снег. – Три дня назад был суд по избранию меры пресечения. Виталий в сизо.

– Это из-за меня, – так быстро сказала Таня, как будто это было заученной фразой. – Вчера свекровка звонила, орала на меня. Говорит, это я… я его посадила. А я что?

Дарья вздохнула в высокий ворот куртки. Татьяна совсем не слушает их советов. Только-только привезя её в центр, Даша посоветовала не отвечать на звонки, а лучше вообще отключить телефон. Через несколько дней она привезла новую сим-карту. Но не отнимать же у Татьяны телефон насильно.

– Наверное, свекровь очень любит своего сына и поэтому пытается переложить его ответственность… – вежливо начала Дарья, подбирая слова, хотя прекрасно понимала, что ни о какой любви и речи не идёт. – Общение с родственниками, которые пытаются навязать чувство вины, только расстраивает. К сожалению, можно сказать, что свекровь вряд ли желает вам наладить жизнь.

– Она говорит, что я бросила Виталика, и он наломал дров.

– Он не «наломал дров». Он совершил преступление, – напомнила Дарья, выразительно глянув на Татьяну. – И не одно. Он долго совершал преступления. Что говорила его мама об этом?

– Говорит, все так живут. Нормальная баба мужика сразу видит, когда он злой. А я и так: на кухне закроюсь, Петьку там закрою, и сидим, ждём. А когда пьёт – даже лучше, спать ложится раньше. А она всё равно недовольная.

– Как думаете, это похоже на поддержку?

Татьяна, вздёрнув брови, глянула на Дарью, как будто спрашивая, не дурочка ли она.

– Не похоже, – согласилась Даша с Таниным сомнением. И, пока она не отвела взгляда, спросила: – Если бы вы хотели поддержать женщину в таком положении, чтобы вы ей сказали?

Татьяна моргнула от неожиданности и перестала катать коляску. Что она могла бы сказать такой же женщине, как она сама? То есть, самой себе? Взгляд Татьяны соскользнул с лица Дарьи и пробежался по дороге. Снег забил собой все выбоины и укрыл белым махровым полотенцем. Настолько белым и гладким, что Татьяна не могла сосредоточиться и хоть что-то сказать. Она с лёгкостью в голове могла воспроизвести только обвинения и ругательства. А слова поддержки? Какие?

Но Дарья не ждала ответа прямо сейчас. Больше у примолкшей Татьяны она ничего не спрашивала. После прогулки все сели ужинать, Дашу пригласили, и она с радостью согласилась. Петя смеялся и показывал рисунки, которые успел нарисовать за те несколько дней, что Даша не приходила. Пока мама занималась маленьким Павликом, с Петей рисовала Катя. Её постоянно бесцветное лицо немного подёргивалось румянцем, когда она смотрела на чужих детей. Потому что своего сына возраста чуть старше Пети она не видела вот уже почти восемь месяцев. Стройная, невысокая женщина с длинной светлой косой и узкими покатыми плечами, тоже чувствовала на себя тяжелую мужскую руку и постоянно слушала о том, как всё у них будет замечательно. У неё, её ребёнка и мужа. Но замечательно всё складывалась только у него. Он был единственный сын серьёзных родителей, который хорошо учился в школе. Потом с отличием закончил кузбасский институт ФСИН, и практически сразу поступил на госслужбу по прямому профилю. Катя в том же городе училась в пединституте. Одна случайная встреча в трамвае изменила её жизнь навсегда. Мама, оставшаяся в маленьком городке Кемеровской области, говорила, что ей Бог подарил такой шанс. «Ты будешь самой счастливой женщиной в нашей семье», – крестя дочь перед ЗАГСом, сказала она, – «посмотри, как он тебя любит, никогда никого к тебе не подпустит». Знала бы мама, как быстро это пророчество превратится в пугающую реальность.

Практически сразу после свадьбы он действительно перестал кого-то подпускать к молодой жене. Рассказывал, что уж он, работник ФСИНа, точно знает, что могут сделать с женщиной и друзья, и подруги, и просто прохожие, если одной куда-то ходить. Только он может её защитить. Студенческие друзья Кати со временем поняли, что она теперь замужняя женщина и лучше не сердить её мужа. Мама жила далеко. Катя закончила институт и пошла работать в детский логопедический центр, уж там-то, казалось бы, не было никаких опасностей. Только дети и их родители. Но Кате всё равно приходилось объяснять мужу, что это нормально, когда отец приходит за ребёнком. Он туда по делу приходит, а не чтобы на Катю в глухой водолазке и брюках смотреть… «Просто он тебя очень любит», – говорила тогда мама по телефону, – «ну мужчины, они же охотники по сути своей, дочь. Лучше, чтобы ему было всё равно, что ли?». Но Катя даже на минуту не могла представить, каково это, когда мужчине безразлично, в какой одежде и каким путём ты добираешься на работу. Не подвёз ли тебя одногруппник, и не была ли ты в этот момент в вызывающе высоких сапогах? Хотя вызывающих сапог у неё никогда не было.

Короткая передышка от такой всё поглощающей любви наступила только когда Катя забеременела. «Теперь никаких волнений, никакой работы, только бассейн, пешие прогулки, хорошая еда», – заботливо сказал муж и, шутя, добавил: «с пузом-то теперь от меня не сбежишь». Но тогда Кате самой хотелось сидеть дома, выбирать шторы, кроватку и новые обои для детской комнаты. Прогулки с мужем в парке вокруг фонтана были мирными и приятными. Ни одного неприятного слова он ей не сказал, всячески оберегал и хранил. Катя тогда думала, что всё, что ей казалось неправильным – исправилось. Теперь у них будет настоящая, крепкая семья и свой дом – своя крепость. На майские праздники Катя родила сына. Удивительно тёплый май тогда стоял. На День Победы было очень солнечно. Зелёненькие молодые листочки только расправились и укрыли собой деревья и кусты. Сирень уже налилась гроздьями и вот-вот готова была распуститься. Муж приехал забирать Катю в роддом с огромным букетом тюльпанов. Медсестра передала ему малыша, завёрнутого в белое, кружевное одеяльце, из которого выглядывали крошечные голубые пинетки. Это был самый счастливый день в Катиной жизни.

А потом началась такая семейная жизнь, какой её понимал муж. Он работал, а она сидела дома в прямом смысле слова. Сначала он говорил: «тебе тяжело поднимать ребёнка, я вернусь – пойдём вместе. Ну и что, что все ходят? Мне «все» вообще не указ». Потом: «Нечего таскаться в эту убогую поликлинику, скажи, кого надо, я вызову врача из нормального центра». И наконец: «Какие деньги? Зачем тебе ходить в магазин, да еще и с ребёнком? Я что, не привожу тебе продукты? Не привожу? Ну и всё. У тебя всё есть, сиди, сиську ребёнку давай, больше вам ничего не нужно». Кате казалось, что она с ума сходит. Во дворе за окном отцвели сирень и черёмуха, у соседок на клумбах распустились школьные астры. Сын, которого назвали Марком, научился переворачиваться и ползать по-пластунски, а Катя всё ходила с ним от окна до окна и ждала мужа. Вечером они гуляли в парке вокруг фонтана, ходили в кафе и здоровались с соседками. «Какой хороший муж, весь в семье», – говорили соседки. «Ну а ты чего хотела? Ты теперь замужняя жена, место жены дома, тем более с младенцем», – говорила мама. Она хотела приехать, посмотреть на внука, но муж сказал: «попозже, а то грудничок еще совсем слабенький». А когда Марку был год, мужа перевели работать в барнаульскую колонию: «Очень хорошо, поближе к моей маме», – обрадовался он. «И дальше от моей…», – не обрадовалась Катя. По большой удаче удалось купить в ипотеку квартиру, а Марка устроить в ведомственный хороший детский сад. «Может, я пойду на работу?» – как-то раз своим тихим, мягким голосом спросила Катя. Муж очень удивился, взглянул на неё поверх чашки, из которой пил чай за ужином, и сказал: «Лучше запиши Марка на спорт, он же мальчик, ему нужно быть крепким и здоровым. И к логопеду нормальному его своди». Катя не поняла, зачем вести ребёнка к какому-то другому логопеду, если у неё у самой так в дипломе написано. «Да чему вы там в своей педухе могли научиться… Да и ты уже всё забывала, пока дома сидишь». Марка записали к логопеду, на борьбу, на футбол и на ментальную арифметику с пяти лет. Тогда-то всё и разрушилось.

Катя даже не поняла, где именно жена его сослуживца увидела её разговаривающей с чужим мужчиной. Наверное, это был отец чьего-нибудь ребёнка, но как бы муж не орал и не тряс её за плечи, она не могла вспомнить. От страха у неё тогда всё внутри замирало и слова путались в лихорадочных мыслях. Муж до того никогда её не бил. Тогда был первый раз. Он саданул её: «Моя жена что, шлюха портовая?! Я как баран должен стоять и блеять, знать не зная, где моя жучка хвост заносит». За годы жизни с ним Катя уже научилась выходить в то время дня и в такой одежде, чтобы муж не мог её ни в чем обвинить. Но теперь этого было недостаточно. Что бы Катя ни делала, ничего не было достаточно, чтобы избежать скандала. Он орал, тряся руками над её головой, но Катя не понимала, о чем именно он говорит. Единственное, что она точно поняла, это когда он сказал: «Моему сыну не нужна такая шлюха-мать! Иди и пасись теперь, где хочешь».

Так Катя осталась одна в чужом городе без работы, без друзей, без родственников и без сына.

– Знаешь, – Катя доверчиво наклонилась к Дарье, когда они все сидели за одним столом, – я ведь всё-таки позвонила свекрови.

– Это было наверняка нелегко… Но я очень рада, что ты всё-таки решилась, – улыбчиво ответила Даша, зная, как трудно всегда тихой и робкой Катерине делать первые шаги.

– Да. Скоро ведь новый год, а я с сентября не видела Марка. И она сказала, что на каникулах может мне позволить погулять с ним! Людмила Северовна сказала мне фиксировать всю положительную динамику наших отношений…

– Да, это может пригодиться в суде.

– Странно так, да? – помолчав, сказала Катя, как будто и не спрашивая. Она смотрела на Татьяну с детьми и теребила край бумажной салфетки. – Вот мы две матери, да? И есть два отца, оба не очень, обоим дети не нужны. Но как всё по-разному, да? Выгони он меня вместе с Марком ночью на улицу, я бы так рада была! Я бы тут же уехала к маме и горя не знала. Ведь делают же так сотни других. А он решил вот так… – руки у Кати задрожали, она взяла салфетку и начала её складывать в маленький квадратик.

– Каждый пытается манипулировать детьми в силу своей бессовестности.

– Но я не понимаю, зачем? Марк с ним даже не живёт! Он его матери сюда увёз, а сам там с этой… новой живёт. Если бы он… просил вернуться меня, или что-то ему отдать, я бы поняла. Но так? Я не понимаю.

– Просто ему очень хочется делать больно. Но пинать вас ногами он не может себе позволить. Он же должен сохранить лицо перед коллегами, друзьями, соседями. А жена вроде как ближе, чем соседи, с ней всё можно – так они думают. Вот и бьют в самое больное место…

Медленно, подбирая слова, сказала Дарья и промолчала о том, что разрешение увидеться с сыном может быть еще одним подлым ударом под дых. У Катерины и так задрожал подбородок и скривились губы, которые она прикрыла квадратиком белой салфетки.

Петя бегал вокруг с листами и цветными карандашами, и не было в комнате женщины, которая не смотрела бы на него, думая о том, что всё еще может наладиться. Впереди Новый год и что-нибудь точно изменится.


***

В школе декабрь только начался, а учебный процесс уже готовился к полугодовой аттестации. Элла Андреевна, стройная и порывистая, как моторная лодка, быстро ходила по школе и заглядывала в каждый уголок. Казалось, она знает всё, что происходит и в учительской, и в курилке за спортивным залом, которую официально никто не разрешал. Походя, она строго смотрела на старшеклассников, некоторые из которых были на голову выше, ласково на молодую учительницу, и обеспокоенно на Дарью.

– Дарья Владимировна! Минуточку-минуточку! Там вам папочку оставила, посмотрите, да? И как там наша девочка из седьмого «Б»? Мама так и не приходила?

Мама так и не пришла, хоть её и приглашали. После первого разговора с Дарьей, Софья неожиданно пропала из школы. Через две недели, принесла справку с диагнозом «вегетососудистая дистония». Второй раз к Дарье она пришла мрачная и неразговорчивая. На осторожные вопросы о матери только пожимала плечами и сразу же отворачивалась. Больше ничего о семье не говорила, а Дарья не спрашивала: это мама должна отвечать за ребёнка, а не наоборот.

Из личного дела Софьи Зориной Даша узнала, что семья у неё полная: мама, папа и единственный ребёнок. Родители со средне-специальным образованием, работают, никогда не привлекались, на каком-либо учете не стояли. Никаких «красных флагов» для себя Дарья отметить не могла, кроме самой этой странной татуировки. После того, как Софья вернулась к учебе, Дарья понаблюдала за ней на переменах и попросила классную руководительницу понаблюдать на уроках. Софья старалась никому не попадаться на глаза, шарахалась от одноклассников и не ходила на обед. Странно для человека, который пытался обратить на себя внимание татуировкой на лбу.

– Мне кажется, эта ситуация с татуировкой не связана с обычными экспериментами во внешности, – задумчиво проговорила Дарья Элле Андреевне, когда она зашла в её каморку за папкой с аналитикой тестирования адаптации первоклассников. – И явно не привлечение внимания. Это скорее какой-то внутренний…

– Протест? – тут же подхватила директриса мысль. – Вылившийся в вот такое заявление, прямо на лбу? Сильно.

– Да, – кивнула Дарья, отметив, как быстро Элла Андреевна мысль подхватила. Не пришлось объяснять своё ощущение.

Директриса глянула на Дарью долгим взглядом, немного прищурившись. Кивнув собственным мыслям и Дарье, она серьёзно сказала: – Работайте, – и вышла из кабинета.

Софья в очередной раз пришла в субботу после четвёртого урока, когда остальные дети с большим удовольствием разбредаются по домам и торговым центрам. Она была в привычном школьном брючном костюме и серой водолазке с глухим высоким воротом. Волосы в этот раз были чистые и лёгкие. Софья коротко и нехотя поздоровалась. Настороженная, как воробей, села на край стула, рюкзак бросила тут же, у стола, и глянула на бумаги, в которых Дарья писала и подчеркивала.

– Я никакие эти анкеты заполнять не буду, и рисовать там всякое, – тут же сердито сообщила Софья и нахохлилась. Дарья, подавив улыбку, спокойно прикрыла папку и глянула на девочку: видимо, насмотрелась фильмов, где психологи проводят тест-рисунки, и решила, что её то точно не проведёшь – готовность сражаться за своё подсознательное явно отразилось на лице Софьи.

– Никто и не предлагает, – пожала Даша плечами, её всё еще не пугала напускная резкость подростка. – Это для малышей первоклассников. С тобой мы можем просто поговорить, – сказала Дарья, специально опустив окончание «как взрослые люди», как это и делают взрослые по мнению подростков. – Я рада, что ты снова пришла.

Софья бросила недоверчивый взгляд на Дарью Владимировну, но спорить не стала и села на стуле поудобнее. По сравнению с их первой встречей, Соня хоть и злилась по привычке, но не тревожилась.

– Придумала уже, что будешь делать на каникулах?

– Если еще доживу до них, – закатила Софья глаза и поправила пряди волос на лбу, чтобы она не открывала татуировку. – Вичка-математичка… эээ, Виктория Викторовна, сказала, что прибьёт, если мы не напишем четвертную.

– Это может быть трудно…

– Да пофиг вообще. Всё равно потом сошлют в этот вонючий Тургалой, – Софья удрученно вздохнула и качнула коленями. – Может, туда после смерти тоже попадают. Но почему я сейчас-то должна туда ездить, а? – глянула она на Дарью, как будто у той был ответ на этот вопрос. Но Дарья только внимательно слушала, ловя каждое слово, чтобы сложить из них картинку. – А вообще, –оживилась Соня и заёрзала на стуле. Даша заинтересованно кивнула: ну-ну? – после того… ну, как болела я, да? – с паузами промямлила девочка, пытаясь заменить слова, которые первыми попадали на язык, а потом выпалила то, чем действительно так хотела похвалиться. – Мама сказала, что на каникулах мы поедем в Барнаул!

– В Барнаул? Ух ты! Это было бы отличным новогодним приключением, – улыбнулась Дарья, разделяя восторг. Девочка просияла и забыла поправить сползшие с татуировки волосы. Наконец-то она перестала бросаться иголками и разговорилась. Обрадованная произведённым эффектом, Софья сверкнула глазами, мотыляясь из стороны в сторону, как будто пританцовывая.

– Да-а-а. Там четвёртого января будет мастер-класс по рисованию манги, ну, комиксы такие. Я туда очень хочу. Мама пообещала, что теперь точно съездим.

– Зимой там красиво. Каникулы – самое время для таких мастер-классов, будет время попрактиковаться. Ты уже что-то рисуешь?

– Ну так… одну историю, – смутилась Софья и снова замерла, дёрнула плечом, как будто отгораживаясь от этого вопроса. Взгляд её пробежался по столу и остановился на шкафу с рабочими папками.

– Про кого история? – спросила Дарья на случай, если девочке хотелось рассказать, но что-то останавливало.

– Про мальчика, – не отрывая взгляда от шкафа, сказала Софья через паузу. – Ну он живёт с мамой и ему снятся сны, и во сне он пытается всё переделать… Ну, то, что с ним случается.

– У него получается?

– Нифига! – выпалила Софья, повернула голову и в упор глянула на Дарью. Лицо её стало резким, носик как будто заострился и навис над губами, которые она тут же закусила. Даша напряженно свела брови над переносицей, чувствуя, как в Софье всё в одну секунду переменилось. Она так резко и быстро ответила, будто Дарья усомнилась в ней самой. Интересно, сколько в этом мальчике, который что-то пытается изменить, от самой Софьи? Какой финал ждёт её героя? Почему-то Даше казалось, что там не будет ничего хорошего.

– У меня ничего не получается… – поспешно попыталась объясниться Софья, как почувствовав, что Дарья над её вспышкой призадумалась. – Я в этот сраный Тургалой вечно езжу, дурью с бабкой там маюсь.

– Понимаю… – поддержала Дарья попытку Сони перевести тему, чтобы не настраивать против себя. – Я тоже иногда езжу в Тургалой. Вот, например, завтра поеду.

– Заче-е-ем? – недоумённо протянула Софья, искренне изумившись. – Кто вообще может ехать туда по доброй воле? – Софья глянула на Дарью с сочувствием, Даше даже показалось, что она хочет спросить, не заставляет ли её мама туда ездить.

– Там живёт мой друг. Поеду его навестить.

– Друг? – спросила Софья, поморщившись.

Дарья не поняла, что именно её так удивило: то, что в Тургалое может жить чей-то друг, или то, что это может быть друг-мужчина?

– Мы учились вместе в школе.

– Это будет ужасный выходной… – мрачно предсказала Соня и покачала головой.

Софья не оставляла Тургалою ни одного шанса. Что же ей там так не нравится?

Когда Союз развалился, Тургалой из самого большого в районе, процветающего колхоза превратился в посёлок. Ошарашенные люди еще некоторое время по инерции жили привычным укладом, цеплялись за последние возможности. Но со временем оставшиеся всё меньше осуждали уехавших, строго поджимая губы от мелькнувшей мысли: «надо бы и мне тоже».

Осокины никуда не уехали. Отец продолжал работать машинистом локомотива, а мама не могла оставить Тургалой без медработника. К тому времени уже закрыли клуб, небольшую больницу сократили до фельдшерско-акушерского пункта, в котором осталась Вера, да еще одна молоденькая медсестра, её только-только после училища родители заставили вернуться в посёлок.

Дарья и Кирилл заканчивали девятый класс, когда новая администрация объявила, что школу Тургалоя объединят со школой соседнего села. Учеников теперь должны были возить за семь километров. Кирилл сразу сказал матери, что «таскаться черт знает куда» он не собирается. И вообще, где он, а где десятый класс, в общем – ему хватит. Никто не смог его переубедить. Осокины решили переехать в город, чтобы Дарья там закончила обучение. Её как отличницу без проблем перевели в городскую школу. Там отец-железнодорожник смог получить временную служебную квартиру.

Но Софью-то вряд ли волновали изменения Тургалоя и его жителей, происходившие там почти пятнадцать лет назад. Что там с ней сейчас происходит? Дарья уже вернулась домой и поужинала, но всё не могла перестать думать о последнем разговоре. Казалось, что в нём был какой-то неуловимый подтекст. Он скользил между словами, отталкиваясь от произносимых вслух, и терялся в тех, которые только хотели сказать. Софья ругалась и злилась на всё вокруг, как все подростки, Даша знала, что это нормально. И только один раз по-настоящему девочка испугалась, поймала то, что действительно хотела сказать за хвост, и перевела тему. Что же там может быть? Интересно, о чём история, которую Софья пыталась рассказать? Еще там, в кабинете, Дарья вспомнила, что совсем недавно читала статью о творчестве, как способе преодоления стресса и травмы. Что там говорилось? Говорилось, что подростки часто пытаются починить свою реальность путём вымысла, но психозащита не позволяет делать героем самого себя. Поэтому автор дистанцируется от персонажа, меняя ему пол, девочки часто пишут о мальчиках, у которых получается исправить то, что не получается у них… В каком журнале она это читала?

Дарья тревожно прошлась вдоль длинной стены своей комнаты, сделав ровно шесть шагов от окна к двери. Комнатка была небольшая, по одной стене стояла полутораспальная кровать, рядом старый торшер под широким круглым абажуром, высветляющий подушку и угол пола. Напротив –левым боком к окну – письменный стол. Справа от него двумя узкими секциями в потолок возвышался книжный шкаф. Книги в нём стояли в два ряда, да еще и на рядах лежали неровными стопками, из которых выпирали уголки. Даша склонила голову, читая корешки. Методички, вузовские учебники, Фрейд, Гиппенрейтер. Введение в психологию, общая психология, возрастная психология, «Противостояние стрессу», «теория и методика работы с младшими школьниками». И почти в самом низу неровного столбика синяя книга «Психологическая защита в подростковом возрасте». Психологическая защита? Именно этим термином можно было бы назвать то, что Дарья сегодня слышала. Упёршись в книжные ряды левой рукой, другой она с трудом вытащила синюю книгу из-под тяжелой стопки. Покрутила в руках, открыла оглавление – хотелось сверить ощущения и понять, как дальше действовать, чтобы не навредить. Было стойкое ощущение, что у Софьи и без её неосторожного вмешательства множество проблем.

Зимовье

Подняться наверх