Читать книгу Вторая скрипка - - Страница 2

Её прошлая жизнь закончилась чуть менее двух лет назад, но Анна не задумывалась, много это или мало. Эти месяцы были совсем другими, не похожими на всю ее прошлую жизнь. Так совпало, что это время и для всего мира было другим: эпидемия коронавируса изменила сознание общества, обострила проблемы, отменила все планы… Её личный кризис на сто дней опередил мировой. Когда всё началось, она представить себе не могла, что перемены произошли не только с ней, нарушилась вся мировая экосистема. Люди стали представлять опасность друг для друга и были вынуждены находиться в изоляции.

Еще до пандемии Анна по собственной воле стала отчаянной домоседкой и год прожила практически в одиночестве, изредка открывая футляр и доставая скрипку. Исключительно для профилактики драгоценного и любимого инструмента. Это был привычный ритуал: натянуть на смычке волос, провести по нему кусочком ароматной янтарной канифоли, надеть на скрипку мостик… Затем настройка струн, непременно с ноты «ЛЯ». Но руки стали будто чужими, скрипка не слушалась как раньше, красота звука увяла, словно источились пальцы рук, смычок осип, и скрипка потеряла голос. Аня подумала, что скрипочка будто обиделась на то, что хозяйка совсем о ней забыла. О том, чтобы вернуться на сцену, Анна не допускала даже мысли, но расстаться с инструментом не могла. Знание того, что скрипка все еще с ней, дома, рядом, продолжало греть душу. Всего у Анны было две скрипки: первая – студенческая, вторая – взрослая, приобретённая отцом Ани за огромные для их семьи деньги. Длинная музыкальная история объединяла скрипачку с ее инструментами.

Студенческая скрипка была базой, стартом в музыкальной карьере своей молодой хозяйки. Это был недорогой инструмент, стоивший столько, сколько могла позволить себе небогатая семья Анны. Из этой скрипки удавалось извлечь неплохой звук, но вспоминав усилия, которые приходилось для этого прилагать, Аня до сих пор вздрагивала. Много лет она часами искала "тот самый" звук, которым бредила с детства, прослушивая записи гениальных скрипачей. Почему скрипка в руках Давида Ойстраха пела человеческим голосом, а у нее даже приблизительно не получалось? За годы занятий была великолепно отработана техника исполнения, виртуозные вещи проигрывались без особых усилий. Но почему не удавалось заставить скрипку радоваться, печалиться, любить и страдать, почему звук оставался лишь приятным и даже благородным, но не превращался в живой голос? Анна участвовала в различных конкурсах, но выиграть ни один не удавалось. Попытки устроиться на работу в качестве скрипачки тоже не увенчались успехом. Анна начала задумываться, что она просто не создана для этой профессии. Как говорили многие: не дано, нет таланта. Как же это больно звучало!

И если бы не счастливый случай, Анна оставила бы скрипку, не окончила Академию Гнесиных, в которую мечтала поступить с раннего детства. Ей выпала редкая возможность поиграть на скрипке Антонио Страдивари – того самого легендарного мастера, скрипки и альты которого на сотни лет вошли в историю. С первых дней занятий с этой скрипкой стало понятно – талантом Аня не обделена. Старинному инструменту удавалось петь и раскрывать все эмоции, которые невозможно передать словами. Детская мечта стала реальностью! Сразу всё встало на свои места: нужно искать свою скрипку. Ту самую, с которой нет необходимости проводить часы в мучительном поиске звука, похожего на пение. Нужна была скрипка, которая будет превосходно петь сама! И тут Анне улыбнулась огромная удача. Такой скрипкой стала изящная «скрипочка» из коллекции музея музыкальных инструментов им. Глинки. История появления инструмента в руках Анны запомнилась навсегда. Когда Анна вспоминала ее, тёплая благодарность отцу наполняла душу. Папа выкупил у музея инструмент за сумасшедшие для их семьи деньги, когда Аня училась на первом курсе музыкального училища. Мастера музея решили, что старинный инструмент не имеет смысла как следует реставрировать, коллекционной ценности он не имеет, поэтому поверхностно заклеили трещины и продали скрипку Аниному отцу, как инструмент производства немецкой мануфактуры.

Благородный инструмент был гораздо старше своей хозяйки. Возможно, он виртуозно играл в руках гениальных музыкантов, имена которых известны всему миру, но теперь скрипка не выдаст их никому, оставив эту тайну при себе; ведь не просто так её, итальянку, выдавали за немку. Инструмент был красив и благороден, но его состояние оставляло желать лучшего, множество трещин, образовавшихся вследствие возраста и небрежного обращения, покрывало тело скрипки. Но инструмент сам лёг в руки Ани, и она с первых минут влюбилась в его красочный, яркий, нежный звук, который извлекался совершенно без всякого усилия, стоило лишь захотеть. Руки легко делали то, что требовалось, а скрипочка отвечала нежным пением. Часы работы на учебной «студенческой» скрипке не прошли даром… «Студентка» позволила отработать отличную технику исполнения, научила строить отношения с инструментом и закалила характер своей хозяйки, воспитав целеустремленность, упорство и усидчивость.

Когда Аня пришла с новой скрипкой на урок по специальности, педагог специально взяла для занятия зал в училище – ведь любой инструмент раскрывается именно в большом зале. Поиграв на ней и послушав ее из глубины зала, педагог, улыбнувшись, сказала: «ты знаешь, это очень хорошая скрипка, у нее есть душа!» С тех пор старинная скрипка стала основным и любимым инструментом Ани.

Спустя некоторое время, однажды летом, скрипка вдруг отказалась звучать. Аня отнесла ее сначала к одному скрипичному мастеру, потом к другому… И все они в один голос сказали: скрипка лучше звучать не будет, слишком сильное натяжение металлических струн никогда не позволит декам резонировать, как нужно. В то время Аня увлеклась исполнением музыки композиторов эпохи Барокко, поэтому приняла решение переделать своей инструмент в барочный – поставила на нее жильные струны, которые обладают куда меньшим натяжением и, соответственно, давлением на деку.

Но вскоре с барочной музыкой Анна решила покончить, душа просила масштабных романтических произведений, мощного звука и захлестывающих эмоций. Для этого был нужен подходящий инструмент, купить который Анна была не в состоянии. Скрепя сердце она приняла решение любимую скрипочку продать. Расставаться со скрипкой было грустно, девушка полюбила её, прикипела к ней всей душой. Однажды Аня поделилась своей печалью с подругой, по интересному совпадению тёзкой и музыкантом. Подруга выслушала и сказала:

– Отнеси скрипку к моему мастеру, Анатолию! Он занимается реставрацией старинных инструментов. Поверь, он творит чудеса! – Анна недоверчиво посмотрела на подругу. Та продолжала убеждать:

– Он тебе расскажет, как твоя скрипка звучит сейчас и как она может звучать после реставрации. Причём, он это сделает, просто посмотрев на твою скрипку, даже не слыша ее звука! – восхищенно продолжала она. – Он мне инструмент реставрировал. И знаешь, результат меня впечатлил! – тезка решительно кивала головой в такт своим словам.

– А ещё я видела другие его работы. Мне кажется, он способен подарить жизнь даже безнадёжному инструменту. Он – волшебник! – бодро закончила она.

– Я ведь была у многих мастеров, они все были уверены, что моя скрипка не годится на большее, – грустно сказала Аня.

– Да знаю, знаю, ты рассказывала… – Аня махнула рукой. Затем убеждённо продолжила:

– Ну, послушай, что ты потеряешь? Максимум – пару часов времени. Если тебе что-то не понравится, или мастер подтвердит мнение своих коллег – продашь и все дела! – решительно заявила коллега.

Аня задумалась. В конце концов, она действительно ничего не теряет. «В самом деле, почему бы и нет?» – подумала скрипачка про себя и отправилась к «волшебнику», впрочем, без особых надежд. Анатолий тщательно осмотрел скрипку и в полном соответствии со словами подруги рассказал: скрипка замечательная, но сделана не на немецкой мануфактуре. Мастера умеют определять страну происхождения, время, мастеровую школу, иногда даже имя конкретного мастера, изготовившего тот или иной инструмент. По рисунку дерева, форме инструмента, и каким-то характерным отличительным чертам, которые особым образом видят скрипичные мастера.

– Послушайте, это великолепный итальянский инструмент, причем довольно старый! Посмотрите на свод деки, на это дерево… Правда, эфы немного странные – такие делали мастера немецких школ… такое ощущение, что эфы на деке немного переделаны, чтобы скрыть итальянское происхождение. Возможно, скрипка была украдена и нужно было лишить ее отличительных особенностей, сделать неузнаваемой, – рассуждал мастер вслух.

Вердикт Анатолия гласил: скрипку надо восстанавливать, и она будет великолепно звучать!  Но для этого её нужно вскрыть – страшное слово для всех владельцев музыкальных инструментов. Вскрытие на языке мастеров струнных инструментов означает разбор инструмента на составляющие части: верхняя и нижняя деки отделяются от боковых изогнутых деталей, обечаек, шейка с резной головкой также отделяется от корпуса. Это очень непростая операция, к которой прибегают только в самых крайних случаях. Например, когда трещина столь глубока, что заклеить ее снаружи невозможно, требуется дополнительное укрепление деки изнутри. Самое страшное заключалось в том, что никогда не было известно, как будет инструмент звучать после того, как его соберут обратно. Аня слышала много печальных историй, как инструменты совсем переставали звучать после вскрытия. Такой ремонт можно было запросто сравнить с трепанацией черепа у человека и операцией на головном мозге – последствия были непредсказуемы.

Но подруга настаивала, что Анатолий знает, что делает, да и рассказ мастера об устройстве скрипки звучал очень убедительно, и Аня решила рискнуть. Итак, её скрипке предстояло быть разобранной на составные детали, деки должны были отлежаться в течение полутора-двух месяцев, ведь за срок более 150 лет, а именно такой возраст оказался у ее скрипочки, дерево ссохлось, деки деформировались. Поэтому нужно было дать им восстановить свою первоначальную форму, созданную неизвестным мастером. После чего мастер тщательно заклеивал трещины, восстанавливал сколы и собирал этот паззл из кусочков дерева в точном соответствии своим знаниям, огромному опыту и чему-то ещё, что давало новую жизнь любой работе мастера. Интуиция, талант, гений… неизвестно, да и неважно. Важно одно – вернуть звук, дыхание, породу… Важен – голос!

Реставрация заняла почти три месяца. Все это время Анна не находила себе места. Днём удавалось отогнать от себя мысли о том, что ее любимица сейчас лежит, разобранная на детали, и неизвестно, чем все это закончится. Однако ночью страхи оживали и погружали ее в кошмары. Один сон повторялся чаще других: будто она открывает футляр, а в футляре лежит не скрипка, а лопнувшие струны и щепки, которые не соберет ни один специалист…

И вот, наконец, это мучительное ожидание закончилось. В телефонной трубке раздался бодрый голос Анатолия: «Приезжайте, все прошло хорошо, Ваша скрипка ждёт Вас!»

С первых звуков стало понятно: страхи были напрасны, затея полностью удалась! У Анны появился яркий концертный инструмент с удивительным певучим звуком, полным нежности. Чаще всего музыканты называют свои инструменты по имени мастера, если он известен. Но эта таинственная итальянка не пожелала раскрыть имя своего создателя, и поэтому Анна звала ее просто – моя скрипочка. Скрипка на самом деле обладала великолепным сочетанием прекрасного тембра, яркости и красоты звука. В ней соединялись музыкальное совершенство с внешним изяществом, а сыгранная на ней мелодия отражала все оттенки человеческих чувств, проникала в душу и оставалась в ней даже после того, как инструмент умолкал.

Живя затворницей, Анна хорошо понимала, что без постоянной практики, каждодневных репетиций, она утратила профессиональную уверенность и мастерство. И после большого перерыва занять хорошее место в приличном оркестре практически невозможно, да и не хочется. Скрипочку Анна заменила на ноутбук, он стал её ведущим инструментом. Анна стала писать. Она писала, ей нравилось это хобби, как она это называла, потому что денег это не приносило, но увлекало настолько, что, когда она писала, то забывала обо всём, думая только над текстом. За год Анна написала книгу, и дала ей название: «Вторая скрипка».

Всё началось чуть меньше двух лет назад… Тогда Анне было сорок восемь лет, она была замужем, каждый день играла на скрипке, занимала должность помощника концертмейстера оркестра, много гастролировала, и жизнь шла своим чередом. Её любил муж, и она нравилась себе. В целом, всё было в порядке, морщинки не казались такими глубокими, волосы не слишком тонкими, а любимый муж всегда был рядом. Объяснить, почему и как всё произошло, невозможно, всё случилось как случилось. В один день Анна решила оставить музыку, ради своей мечты, которую не могла больше откладывать. Она сделала остановку в жизни, а в результате потеряла и работу, и мужа.

В то время мужу предложили работу в другом городе, он уехал, а она осталась. Расставание подкосило её, внутренний мир исказился, стал другим, и в последнее время глядя на себя в зеркало, она ничего не могла сказать своему отражению. Можно было попытаться поехать к мужу, вернуться в музыку, в оркестр, но это значит снова отложить свою, именно свою, жизнь. От потери работы не было сожаления, а вот муж… это была потеря потерь… Ситуацию обострил возраст. Кажется, что время неспешно, но, оказывается, оно очень быстро бежит, и его след каждый день просматривается в зеркале. Если раньше Анна взрослела, расцветала и хорошела, то сейчас увядала. Она стала замечать в своем отражении некоторую «поношенность», как бывает у дорогой вещи, годы жизни которой измеряются десятилетиями. Когда она смотрела на себя, то понимала, что она видит одного человека, а люди – другого.

Весь мир закрылся на самоизоляцию, но для Анны она была даже глубже, чем для всех остальных. Закрывшись дома, она не обращала на себя внимания, писала и писала, но, когда поставила точку, поняла, что пора вернуться к себе и людям. Самостоятельное возвращение оказалось непростым, даже непосильным и опасным для жизни, и разбитая и потерянная Анна пошла на приём психолога, а после встречи получила долгожданное письмо с приглашением от Агентства:

«Добрый день, Анна! Приглашаем Вас принять участие в стендап в качестве комика. Ваша задача: написать интересную историю о себе и весело выступить у микрофона. Ждём! Место встречи: клуб «3 пробела». Время, дата.

Агентство «Критика Роста».

Да, они с психологом говорили о том, что Анне придется внести в свою жизнь что-то резкое, отличительное от обычного её образа, и эта задача показалась настолько странной и до того нелепой, что она решилась выступить.

Анна основательно готовилась к непривычной роли комика, старалась войти в неё, собираясь в клуб «3 пробела», была уверена, что ей есть о чём рассказать. Не смотря на последний, почти затворнический период, раньше её жизнь была интересной, насыщенной событиями и даже приключениями.

С мужем они прожили двадцать пять лет, но уже больше полутора лет жили в разных городах, и за это время виделись два раза. Герман хотел, чтоб она поехала с ним, а она решила остаться дома. Муж не понял её решения, но принял и сказал, что ждёт, но жена не торопилась. Они даже созванивались редко, потому что он всегда был занят рабочими вопросами, а она старалась его не донимать. Ниточка, которая связывала их между собой десятки лет, натянулась до предела и почти оборвалась. Анна закрылась дома и писала, хотя муж говорил: «какая разница где писать?» Но ей хотелось быть дома. Когда стало ясно, что связь с мужем почти потеряна, он стал совсем далёким, на душе образовалась пустота, Анну мучили потерянность и непонимание – что дальше? Но она знала, что если отмотать время назад, она бы поступила точно так же. Вот и пойми её, если она сама себя понять не может. Несмотря на то, что расставание было неизбежным, его осознание и эмоциональное ощущение потери стали для неё полной неожиданностью, и подготовиться к этому не получилось. Первое время мысль о том, что Герман отработает контракт и вернётся домой, успокаивала, дарила надежду, но не давала уверенности, что на самом деле будет всё в порядке. Взрослый сын поддерживал маму, говорил, что с её данными вопрос одиночества – временный. Предлагал ей различные варианты: то настоятельно просил уехать к папе или, выучив испанский язык, взять «скрипочку» и переехать к нему жить в Испанию. Но все эти разговоры были до разъединившей мир пандемии.

– Мам, без работы в этой стране ты не останешься, здесь всем нужна музыка! Если не получится с оркестром, мы пойдём с тобой на улицу. Ты со скрипкой, я со шляпой, ну ты же помнишь, как мы с пацанами танцевали на бульварах?! В шапку всегда что-то падало. Очень хочу вернуться в те времена, – весело говорил Серёжа.

Ане ещё не было пятидесяти, но седина уже изрядно окутывала голову. Красивая женщина, она всегда следила за собой, даже когда осталась одна в пустом доме: красила волосы, делала причёску, по возможности – массаж, маникюр, педикюр, исключительно для собственной эстетики. Ей нравилось быть ухоженной от макушки до кончиков пальцев ног. Они с мужем были профессиональными музыкантами, большая часть жизни была публичной, на сцене или под ней – в оркестровой яме. Много гастролировали. Она – скрипачка, он – дирижёр симфонического оркестра. Герман до мозга костей музыкант, музыка являлась частью его самого. В молодости он был отличным пианистом, потом получил дополнительное образование и стал дирижёром, закончил Академию Гнесиных. Ассистировал в оркестре своего учителя, а когда тот перебрался в другую страну, занял его место. Оркестр был хорош, пользовался спросом, его приглашали именитые театры и филармонии – работы музыкантам хватало. Анна гордилась мужем, называла его «мой маэстро». Герман двигался, развивался, находился в вечном поиске интересных композиторов и произведений.

Жена всегда была его бессменным спутником и музой, играла в его оркестре, на гастролях они всегда жили в одном номере отеля, готовились вместе к концерту в его дирижёрской комнате. Но один осенний холодный вечер всё переменил в их дальнейшей жизни, заставив Анну отказаться от места в оркестре.

Это произошло в другом городе на гастролях. Туда они прилетели накануне вечером, всё шло как обычно; заселились в гостиницу, переночевали. Утро не предвещало перемен, после завтрака Герман и Анна отдыхали в номере, смотрели телевизор и обсуждали предстоящие концерты. К обеду решили покинуть гостиницу: прогуляться по городу, перекусить и пешком добраться до филармонии. Здесь они были не в первый раз и хорошо ориентировались. Центр старого города был отреставрирован и впечатлял своей архитектурой, где каждый дом представляет собой отдельную историю. Но пронизывающий холодный ветер отменил пешую прогулку, и Герман с Анной решили взять такси и быстро доехали до филармонии.

Репертуар был хорошо знаком музыкантам, но перед концертом дирижёру важно послушать акустику зала, под неё скорректировать динамику и баланс звучания оркестра. Герман уже дирижировал в этом зале, но это было достаточно давно. Солистка и музыканты на сцене готовили инструменты, разыгрывались. Герман занял своё место за пультом, как только увидел готовность оркестра, дал ауфтакт, и музыка полилась по залу. Получаса хватило на настройку, оркестр отыграл практически без замечаний, но не обошлось без ряда небольших пожеланий от маэстро. Акустика была великолепной и помогала музыкантам: звуки инструментов гармонично дополняли друг друга и летели по залу, не оглушая, давая возможность слышать каждому свою ноту, и вместе с тем полное звучание всего оркестра. Несмотря на то, что всё шло хорошо, Герман ощущал какое-то внутреннее волнение, необъяснимую тревогу, и подумал про себя, что это нехороший знак.

После репетиции до концерта оставалось больше часа, Герман предложил Анне выйти на улицу, подышать свежим воздухом, заодно и покурить. Курили они оба, но редко, одна сигарета перед концертом оказывала поддержку маэстро, и это был, скорее, ритуал, чем необходимость. Уже была поздняя осень, в это время было дождливо, холодно и рано темнело. Накинув верхнюю одежду, они вышли через служебный вход во двор. Герман быстро прикурил две сигареты, одну передал жене, и сам, молча отойдя в сторону и опустив голову, медленно ходил по узкой дорожке взад-вперёд. Он не чувствовал порывов холодного ветра чужого города, казалось, что ему не было дела ни до города, ни до ветра. Очевидно, его что-то беспокоило.

Анне подумалось, что в темноте ветер ещё сильнее и холоднее. Она встала под ближайший фонарь, подняла воротник пальто, обхватила себя руками, сжалась и всматривалась в темноту двора, едва освещенного парой фонарей. Повернувшись спиной к ветру и наблюдая, как Герман в темной тишине двора ходит туда-сюда, она словно разделилась, выпустив сознание из своего тела в темноту, словно её выключили в реальности, в жизни, как выключают настольную лампу, и ровный спокойный голос, лишенный любых эмоций, произнес: «ТОЧКА!» Словно раздался щелчок в голове, озарение, инсайт. Это слово она узнала уже позже, в Агентстве на приёме психолога. Из темноты пришло осознание, что она больше так не хочет, просто не может так жить, будто это не её жизнь, а чужая. Анну будто окутал холодный ветер и унёс порывом далеко отсюда всю прежнюю жизнь. Всё, точка, хватит! Достаточно пронизывающего ветра, палящего солнца, проливного дождя, гостиничных номеров, сбора и разбора чемоданов… Она сыграла свою мелодию и гастроли закончились!

Анна не заметила, когда все курящие музыканты вышли во двор. С удивлением она обнаружила, что они уже образовали несколько кружков и негромко разговаривают. Ветер подхватил их голоса и вернул её в реальность. Глядя на курящих коллег, Анна подумала, что может, это кто-то из них сказал: «точка…», но тут же вернулась к своим ощущением, и поняла, что это было что-то другое – собственное, изнутри. Мужу она ничего не сказала, но, когда они вернулись в тепло и свет филармонии, Герман, казалось, заметил в ней перемену.

– Что с тобой, замёрзла? Готова? У меня странная тревога, не понимаю, что меня беспокоит. Не доверяю этому вечеру, волнуюсь… – он действительно выглядел встревоженным.

– Не переживай, всё будет хорошо, я тебе доверяю, – ответила Аня. В оркестре она играла рядом с первой скрипкой и сидела слева от дирижёра за первым пультом. Солисткой была приглашённая звезда – альтистка Александра. Герман говорил про неё: – «она влюблена в свой альт. Говорит, что он у неё романтик». Её инструмент обладал проникновенным, густым, будто осязаемым звуком. Наверное, не столь ярким, как у её учителя, маэстро Башмета. Его альт был создан Паоло Тестори, это «породистый аристократичный» итальянец, который Башмет немного снисходительно называет «Итальяшкой». Анна подумала, что, пожалуй, стоит спросить у Александры, откуда её инструмент и как она его называет. Каждый музыкант относится к своему инструменту, как к живому, знает его, любит и обязательно называет по имени.

Анна с Германом знали, что предстоящий концерт показательный, своего рода испытание. Герману пока не сделали официальное предложение занять место главного дирижёра в театре оперы и балета этого города, но он предполагал, что именно по причине просмотра его кандидатуры на эту должность его и пригласили продирижировать три концерта с разным репертуаром, с сольной партией альта.

Интуиция у Германа была хорошая. В тот момент он не знал наверняка, но чувствовал что-то. Первое, что его беспокоило – это то, что жена решила оставить музыку и покинуть оркестр. Второе его наполняло ожиданием радости: он догадывался, что уже принят в театр, а концерты пройдут согласно планам филармонии для удовольствия горожан и соблюдения формальностей. Таким образом дирекция театра решила представить нового главного дирижёра своим зрителям и музыкальному составу. Занять место главного дирижёра театра оперы и балета было давней мечтой Германа. Эта должность – мечта любого симфонического дирижёра, и не важно, что это повлечет за собой переезд в другой город.

Сразу после перекура они вернулись в свою комнату, где солистка пила чай. Герман ободряюще спросил: «Готова?» «Всегда готова!» – бодро ответила Александра. Герман быстро переоделся за ширмой: белоснежная рубашка, фрак – жена помогла застегнуть бабочку – и новые носки, с которых исключительно сам отрывал этикетку и с особенным удовольствием надевал. Привычный ритуал прошёл быстро. Аня переоделась после мужа самостоятельно – строгое чёрное платье в пол. Она поправила причёску, припудрила лицо, взяла свою скрипочку и ушла к музыкантам, а дирижёр с солисткой остались ждать особого приглашения. Вместе они начали играть не так давно, но концерт, который они играют сегодня, был отработан и с большими успехом уже исполнялся в других городах.

Музыканты находились за кулисами, половина за правой, половина за левой, и ждали отмашки выпускающего на сцену. Зрители занимали свои места, все билеты были проданы. Аня подошла к концертмейстеру Дарье, и та сказала: «Полный аншлаг, уже даже стульчики при креслах занимают». Настроение у Ани было странное, не хорошее и не плохое, необычная отстранённость от происходящего была непривычной. Она взяла себя в руки, ощущение любимого инструмента в руках помогло сконцентрироваться, но холодный ветер, принесший странные слова, преследовал её до сих пор, а желание всё оставить не выходило из головы. Возможно, она не всё могла объяснить себе, и её мудрость, умение не рубить с плеча, как всегда, взяли верх. В такие моменты обычно Анна говорила себе: «не спеши, переспи с этой мыслью». Она была уверена, что концерт пройдёт хорошо, а после такси доставит их в гостиницу, они отдохнут, а утром она сможет поговорить с мужем. У неё вдруг возникло сильное желание вернуться домой. Но в этом городе они должны были провести ещё два дня, и Аня собиралась добросовестно отыграть свою партию на каждом из оставшихся концертов.

Концерт прошёл отлично, солистке Александре подарили целую «оранжерею» цветов, Герман тоже был весь в роскошных букетах. После концерта несколько человек зашли к ним в комнату – поблагодарить маэстро и солистку. Среди них был директор, занимавший должность художественного руководителя театра оперы и балета. Он выразил благодарность музыкантам и предложил Герману встретиться на следующий день. Они договорились о времени, затем все стали расходиться, и Герману с Анной вызвали такси.

Герман остался доволен концертом, овации зрительного зала компенсировали небольшое недовольство мелкими огрехами исполнения. Для себя он решил, что этот музыкальный город как раз то, что ему нужно. Аня же по дороге в гостиницу думала о своём. Город в ночной подсветке был необычайно красив, пробок не было, дорога обещала быть недолгой, а аромат цветов наполнял салон автомобиля. Это немного отвлекло её от грустных мыслей. «Даже в темноте цветы прекрасны!» – сказала Анна и окунула лицо в букет роз, вдыхая аромат его свежести.

В гостиничном номере не было вазы, и Герману с Анной пришлось использовать графин, как они шутили: «не по назначению». Герман, как всегда после концерта, долго не мог уснуть, музыка не выходила из головы, а Анну поглотили собственные размышления. Она пыталась понять, что с ней происходит. Что это? Побег, предательство или она просто устала и сдалась? Пропало желание вести кочевую жизнь с постоянными сборами и переездами. Она размышляла о том, что в жизни, как в музыке, нельзя отыграть на два такта назад и всё исправить. Почему именно сегодня возникло острое желание всё бросить? Всё, кроме Германа. То, что ему предложат место дирижёра, не подлежало сомнению. Жена верила в мужа, но понимала, что ей нужно будет переезжать с ним. Он так долго ждал возможности стать главным дирижёром театра. Мечта мужа практически сбылась, но жена сомневалась в своей готовности разделить эту мечту…

Уснули они уже поздней ночью, а рано утром их разбудил звонок телефона. Анна взяла трубку и услышала голос сына: «Мама привет! Как у вас дела? Как концерт? Вот, решил позвонить перед работой.»

– Всё хорошо, мы с папой что-то разоспались, не могу сказать, когда заснули, поздно или рано, – Анна зевнула и потёрла глаза.

Герман повернулся к ней, и сонным голосом сказал: «вообще не спали, передай привет сыну». Она включила громкую связь, они поболтали, пожелали друг другу хорошего дня. Когда Анна положила трубку, первое, что пришло ей в голову, это холодный ветер и желание оставить музыку. Её обеспокоило и огорчило, что это желание стало таким навязчивым, что оно не прошло.

– Ты отдохнул, выспался? – обратилась она к мужу.

– Вроде да, – в сонном ответе прозвучало сомнение.

– Герман, ты сможешь жить без меня? – Вопрос застал его врасплох, он изменился в лице.

– В смысле? – Герман озадаченно посмотрел на жену.

– Если я не перееду с тобой сюда, но пообещаю тебя навещать, а ты будешь приезжать ко мне? – Анна выпалила это и поняла, что ей самой больно произносить эти слова. Она постаралась смягчить сказанное.

– Двумя словами – гостевой брак! Так сейчас модно, – она попыталась улыбнуться, чтобы это прозвучало не так нелепо.

Герман некоторое время молчал.

– Ты знаешь, я абсолютно не модный человек, и жить без тебя мне будет сложно. – Слова звучали медленно, как будто он раздумывал, что сказать. Ему хотелось всё это перевести в шутку.

– Что случилось, почему это ты решила быть моей гостьей? – с деланым юморком Герман обратился к жене. Юмор спасал их всегда, и тем, кто не был с ними знаком, было сложно понять тонкости их отношений. Герман был деликатным и умел не только красиво разрешить конфликт, но и не допустить его возникновения. Про него говорили – настоящий дипломат. Музыканты оркестра очень любили своего дирижёра, для многих он был образцом для подражания. Женщины завидовали Анне, хотя понимали, что музыка для него на первом месте, и жена знала, что она – вторая скрипка, даже если солирует. Это положение не смущало её, она восхищалась и гордилась мужем, он давал ей веру в стабильность и всё, что нужно для комфортной жизни.

– Я устала, меня больше не интересует музыка как профессия и часть жизни, я хочу пожить дома. Утром просыпаться в своей постели, открывать собственный шкаф, сама варить кофе… У нас есть дом, но в нём нет хозяев, я хочу побыть хозяйкой. – Анна пыталась смягчить смысл сказанных слов, хотя понимала всю неожиданность их и для Германа, и для себя. Она не совсем понимала, кому она все пытается объяснить, ему или себе.

– Ты предлагаешь мне быть у тебя в гостях?! Звонить в дверь и спрашивать, к вам можно?! А если тебя нет дома, то прийти в другой день? – Герман немного повысил голос. Он не мог себе представить такое положение вещей.

– Конечно, ты будешь открывать собственный шкаф, а я гостевой, ты будешь сама варить кофе, а я буду обходиться без него. – Он как будто представил себе эту картину из будущей жизни в разных домах.

– Слушай, не выдумывай, давай поживём пару лет здесь, а потом вернёмся домой. Ты же понимаешь, что это хороший старт на мировую сцену. – Герман пытался найти рациональное решение для них обоих.

– Конечно, понимаю! – Анна на самом деле понимала все перспективы для мужа, как музыканта и поддерживала его в этом.

– Мне очень важно, чтобы ты получил это место и был счастлив, – добавила она – но я… Я не могу, мне надо сделать остановку, – жалобно сказала Аня. Она поняла, что сегодня уже достаточно говорить об этом, продолжение спора не имеет смысла. Герман не услышит её. – Пойдём позавтракаем, или, судя по времени, пообедаем? – предложила она, переменив тему.

– Ты мне весь аппетит испортила, нельзя такое говорить человеку, тем более творческому, тем более провинциальному дирижёру, тем более, с утра, – Герман переводил в шутку все сказанное, и Анна еще раз убедилась в том, что он её не услышал и не понял.

– Сегодня у меня назначена встреча, помнишь? – спросил он. Для Германа неожиданно высказанное желание жены показалось временной блажью, он был уверен, что это у неё пройдёт, что все из-за усталости от перелета, концертных волнений и… Да мало ли, что еще могут придумать женщины на ровном месте… Он решил все это выкинуть из головы и заняться более важными для него вещами. Сегодняшняя встреча должна быть знаковой для его карьеры, он наконец-то получит должность дирижёра театра оперы и балета! А это? Это пройдет и забудется.

Анна смотрела на мужа, который бодро встал с кровати и пошел в душ. Она поняла, что каждый из них для себя все решил. Её решение созрело, стало целью. Точка.

Пока они собирались, наступило время обеда, на улице светило солнце, но ветер оставался таким же пронизывающим, как и вчера. Они всегда заботились о себе, жили с правилом «нам нельзя болеть», поэтому пешая прогулка вновь отменилась. Пообедав в ресторанчике неподалеку, они снова взяли такси. Директор театра ждал Германа в своём кабинете. Это был пожилой интеллигентный мужчина, стройный, с плавными движениями и живой мимикой. Судя по фигуре и манерам, в прошлом он мог быть артистом балета или хореографом. Будучи человеком прямым и ценящим время, он сразу сделал официальное предложение Герману занять должность главного дирижёра. Через пару дней Герман должен подписать контракт, познакомиться с собственной труппой театра и как только будут решены сопутствующие вопросы, должен приступить к работе.

Радости Германа не было предела. Глаза горели, когда они вышли из кабинета, обсудив все основные условия работы Германа на новом месте. Он понимал, что ему действительно придётся переехать, а место дирижёра в его уже бывшем оркестре займёт его ученик и ассистент – Игорь Андрюшин. Талантливый и амбициозный молодой дирижёр.

Анна тенью шла рядом, ощущая растущую тоску внутри. Ирония судьбы: исполнение великой мечты мужа в тот момент, когда самой Анне хочется остановиться, бросить всё и спрятаться в свое знакомое гнездо дома. Они вышли из здания вместе, но Анне казалось, что вышли они в два разных мира: Герману досталось всё яркое солнце, а ей – только холодный пронизывающий ветер без единого светлого луча.

Филармония и театр находились на одной улице, поблизости друг от друга. Герман в тайне надеялся, что филармония тоже станет его рабочим местом. Вторым. Ему мало было одного театра, он хотел охватить всё, что казалось возможным. Безусловно, он был творческим трудоголиком.

Репетиция перед вечерним концертом прошла хорошо. Аня отказалась от перекура перед выходом на сцену, ей хватило вчерашних переживаний в холодном тусклом свете театральных фонарей. Она поёжилась от одной мысли о пронизывающем ветре, темноте и воспоминании о своём странном состоянии вчера, и Герман пошёл один. Анна с Александрой вдвоём остались пить чай в дирижёрской, скрипачка стала расспрашивать альтистку про её инструмент. Саша, как любой музыкант, влюбленный в свой инструмент, увлечённо рассказывала.

Она звала его «мой Жако», по имени мастера, построившего этот уникальный инструмент, Шарля Жако. Альт довольно старый. Если заглянуть внутрь через одно из двух резных отверстий в виде буквы "f", которые так и называются – эфы, то можно увидеть прошлое. Там, под слоем пыли, на кусочке старой пожелтевшей бумаги, красуется старинный красивый шрифт с именем мастера, адресом мастерской, и датой рождения – более 170 лет назад! Саша провела много времени в поисках информации о Шарле Жако. Мастера, проводившие осмотр инструмента перед покупкой, предложили ей изучить каталог струнных инструментов, где содержалась информация о крупных мастерах и примерных ценах, за которые эти инструменты продаются. О Жако там также было написано несколько строк, однако, ей этого было недостаточно. Часы поиска в интернет-архивах не дали никакого результата. Оказавшись однажды с гастрольной поездкой в Париже, Александра нашла адрес и даже прогулялись по улице, указанной на этикетке внутри альта. Она сама не знала, что хотела там найти, потому что мастерской, как и мастера, давно там не было.

– Возможно, мне хотелось приблизиться к истории рождения моего Жако, – сказала Саша.

Аня видела, как у Александры горят глаза, когда она говорит о своём инструменте. Безграничная любовь к нему, желание хорошо играть, гордость за «Жако» укрепляет их союз и делает её счастливой. Это то, чего больше нет у самой Анны, всё это было когда-то, но вдруг исчезло, оставшись где-то далеко-далеко в прошлом. Её взгляд гас, искры затухали, она перегорала. Раньше она часто и с удовольствием солировала, была первой скрипкой, помощницей первой скрипки\концертмейстера… А сейчас не хотела ничего.

Анна видела, что муж светится изнутри, радость добавила ему сил, он был еще более энергичен, чем всегда. Казалось, он даже помолодел на несколько лет. После концерта был запланирован банкет по случаю назначения нового дирижёра театра оперы и балета. Всем было заметно, что Маэстро искрился, предвкушая перемены. Это был новый виток его профессионального развития.

На банкете Анна продолжала разговор с Александрой, и за бокалом вина Саша рассказала о своей встрече с инструментом Страдивари.

– На выпускном курсе консерватории мне довелось принять участие в проекте, который давал возможность сыграть в концерте Большого зала консерватории – начала Саша.

– Самое главное, что мне выпала возможность играть на инструменте самого Антонио Страдивари! – Она многозначительно закатила глаза. Анна знала, что Большой зал – мечта всех музыкантов, символ состоятельности творческой личности. Оказавшись на этой сцене, будто присоединяешься к истории музыкальной жизни, берущей свое начало в 1866 году. Все великие музыканты, на которых равняются юные исполнители, выступали на этом огромном корабле, развернувшем свои паруса навстречу ветрам вдохновения. Александра с упоением рассказывала о прошлом, заново переживая свои эмоции.

– У меня в голове мысль выйти играть в Большом зале так и пульсировала – Александра пару раз шлепнула открытой ладонью себе по виску. – Ну, а когда я узнала, что выйду на эту сцену с таким инструментом!.. – Она сделала паузу, понимая, что Анне даже объяснять не надо, какие эмоции её захлестнули в тот момент. – Это казалось невероятным. Я – и альт Страдивари!!!! – Саша отпила из бокала. – В общем, ты меня можешь понять. – Она вздохнула и сделала еще глоток, а потом продолжила.

– Я успешно прошла конкурсный отбор за право участия в этом мероприятии, и мне был дан допуск к альту Страдивари, – рассказывала она. Анна помнила, что этот инструмент, как и все струнные инструменты великих мастеров, хранятся в Государственной коллекции редких и уникальных инструментов, и считается самым дорогим экземпляром. Во-первых, альтов Страдивари сделал гораздо меньше скрипок. До наших дней сохранилось около 280 скрипок и всего 12 альтов, и этот альт был единственным альтом Страдивари в Госколлекции России! Во-вторых, альт был в идеальном состоянии – за срок чуть более 300 лет на нем не было ни единой трещины! 300 лет казались невероятным сроком жизни для этого хрупкого деревянного инструмента, толщина дек которого измерялась миллиметрами… Именно поэтому альт оценивается куда выше остальных инструментов и считается не выдаваемым, то есть не выдавался заслуженным музыкантам в постоянное пользование, подобно другим инструментам Коллекции. Александра продолжала свой рассказ.

– И вот это сокровище оказалось в моих руках. Я называла его "мужчиной моей мечты", потому что определенно предпочла бы этот момент любому свиданию, – она улыбнулась Анне. – И это не испортили даже мирно дремлющий охранник в классе, где я занималась, и его скучающий напарник за дверями – такое сокровище строго охранялось, занятия были возможно лишь в присутствии охраны, пусть даже спящей», – продолжала Саша. Анна на это только улыбнулась.

– Чувствовалось, что на альте долго не играли. Ну, знаешь такое? Он с большим трудом отдавал звук, нужно было приложить изрядное физическое усилие. Первый же день занятий окончился спазмами мышц спины в нескольких местах и парой защемлений в позвоночнике, что, впрочем, как тебе известно, – стандартная история любого музыканта-струнника. Однако в этот раз боль в спине я даже не замечала, потому что звук альта заставил позабыть обо всем, я упивалась им! – Саша так увлеклась рассказом, что позабыла про бокал в своей руке. – Это был инструмент с безграничными возможностями. Стоило прикоснуться к струнам смычком, и хрупкая физическая оболочка альта исчезала, оставляя лишь звук. Это был голос – настоящий, человеческий. Тот самый голос, на поиски которого у некоторых уходят годы и даже целые жизни… – Саша, наконец, перевела дух, вспомнила про вино и отпила из бокала. Казалось, она полностью погрузилась в воспоминания и заново переживала их.

Анна слушала Сашу и ощущала, что Сашин рассказ оставляет её странно равнодушной. Ветер её вдохновения стих. За свою музыкальную деятельность она много раз была в Госколлекции, неоднократно играла на скрипке Страдиварии, и на скрипках других великих мастеров: Вильома, Амати, Гварнери. Но всё осталось в прошлом, её больше не интересует легендарный Антонио, величественный Большой зал, не притягивает магия звука, мир звонких грёз… Она словно не слышит больше музыки, не живёт ею, не нуждается в ней… Анна вежливо слушала рассказы Саши весь вечер, вежливо и понимающе улыбалась, иногда прерывая историю вопросами, но не наполнялась трепетом, как это могло быть ранее, если она слышала подобные истории. В её душе всё больше места занимала необъяснимая тоска.

Все концерты прошли с успехом, во всех СМИ города новостью дня было объявление о назначении нового дирижёра театра оперы и балета – Германа Белова. Глядя на новую афишу театра маэстро расправлял плечи и улыбался. Он был горд за себя, понимал, что предстоит много работы, которой он рад, к которой давно готовился. Начинается совсем другая жизнь.

Когда Анна с Германом вернулись домой, важной задачей стало упаковать вещи Германа и отправить их транспортной компанией. Отдельной частью багажа была большая коробка новых мужских носков. Дома Аня попросила мужа больше не включать её в труппу театра. Герман расстроился, спросил у жены: «Ань, ты понимаешь, что меня бросаешь?»

– Нет, это не так, я немного отдохну и прилечу к тебе. Мне нужна остановка, я проведу это время дома одна. Не могу сказать сколько потребуется, но мне необходимо ненадолго осесть. – Анна сама не знала, насколько затянется это «ненадолго».

– Что не так? – спросил Герман. Похоже, только сейчас он начал осознавать, что жена говорила обо всём серьезно. Он спрашивал, она отвечала, но муж так и не слышал, не понимал, зачем и почему жене это нужно. Возможно, и Анна не смогла толком объяснить происходящее с ней и ему, и себе. Он понял только то, что она твёрдо решила больше не играть в оркестре и не ехать с ним. В конце концов был вынужден принять желание жены остаться дома, хотя интуиция ему подсказывала, что это плохо закончится…

Музыканты местного оркестра были расстроены тем, что маэстро их покидает, но за него были рады и поздравляли его с таким взлетом карьеры, искренне желая ему дальнейших успехов. Известие о том, что Анна тоже покидает их оркестр они встретили с еще большим огорчением. А то, что она не едет с мужем стало для них очень тревожной и печальной новостью. Коллектив давно сыгрался и был второй семьёй для каждого, Анна и Герман воспринимались музыкантами как единое целое. Новость о том, что эта семья больше не будет жить вместе неопределённое время повергло их в шок. Первая скрипка оркестра Дарья, спросила, «а как же я?» На что Аня с грустной улыбкой ответила: «Даже не представляю, кому ещё можно доверить мой стульчик, чтобы переворачивать тебе нотные странички?» Анна сумбурно пыталась объяснить своё решение, но все её доводы для других казались легкомысленными, неубедительными.

Несмотря на свое нежелание уезжать из дома, своим долгом Анна посчитала помочь мужу обустроиться на новом месте, полетела вместе с ним, привела в порядок служебную квартиру, которую выделил Герману театр и через несколько дней вернулась домой.

Позже Анна ответила на вопрос, что с ней случилось в тот холодный вечер под фонарём: она потеряла смысл заниматься музыкой, жить как жила, и ветер тут ни при чём. Её жизнь превратилась в бесконечную симфонию, унылую, постылую, без ноты радости и счастья. Она устала от неё, эта симфония стала навязчивой, утратила все смыслы и значения. Профессиональное выгорание началось уже давно, Анна не хотела принимать этот факт и верить в то, что это случилось с ней. Музыка постепенно переставала быть тем, чем была десятки лет. Все больше и больше приходилось прикладывать усилий, чтобы брать в руки инструмент на репетициях, изучать новые произведения, ушел восторженный трепет от ожидания предстоящих концертов и гастролей… Вместо радости появилось чувство неудовлетворения, навалилась хроническая усталость. Каждая поездка была нежеланной. Анна понимала, что обычный отпуск не поможет, пора покинуть сцену, на которой у неё остались замечательные партитуры человеческих отношений, но она сгорела, как свеча. Играть на скрипке десять, двенадцать часов в сутки больше не было сил и желания. Она больше не видела в этом смысла. Скрипка перестала быть продолжением самой Анны, и стала тяжёлой ношей. Не о такой жизни мечтала Анна, ей было бесконечно печально от этих мыслей и ощущений, но в глубине души росла уверенность: «мои мечты должны сбываться!»

Анна вернулась к своему старому дневнику и сделала запись: Дата. Сорок восемь лет. Точка.

У каждого человека есть своё поле. Оно в любые времена года отражает природу и суть своего хозяина. Только хозяин решает, каким ему быть: непаханым, удобренным, засеянным, ухоженным, заброшенным… Необходимо ухаживать за полем, распахивать, обеспечить почву кормами, давать отдыхать, чтобы выросла культура. В детстве родители ухаживают за полем ребёнка. Случается, насильно засаживают чуждой культурой, но взрослый должен сам взращивать свои плоды. Собственные плоды делают человека состоятельным и состоявшимся, когда посажены с любовью. Но когда хозяин теряет вкус или пресыщается, то они превращаются в сорняки. Важно, чтобы поле соответствовало внутренним ценностям и желаниям хозяина. Тогда в нем хозяин видит смысл. Можно ли в сорок восемь лет поставить точку? Можно! Если заново перепахать поле, и посеять новую культуру… Точка.

Под фонарём скрипачка доверилась себе и приняла решение: сделать остановку по требованию.