Читать книгу Авиатор: назад в СССР 5 - - Страница 3
Глава 3
ОглавлениеНу, вот и началось! Сейчас припишут мне и нарушение субординации со старшим по званию, и нарушение формы одежды где-нибудь найдут, и убийство Кеннеди повесят на меня.
Что ему сказать? Мы просто забили на приказ, товарищ капитан, и прикрыли своих товарищей от ударов духов. Признание чистосердечное и откровенное. Правда, тогда под удар сразу попадёт Валера. Он давал мне указания на канале управления, и это стало известно всем.
Тогда можно косить под дурачка и ждать, когда у Пупова сядет батарейка или чайник взорвётся от моей тупости. В любом случае молчать нельзя.
– О каком нарушении приказа, товарищ капитан, вы говорите?
– Вам была поставлена задача вернуться на аэродром, а не заниматься самодеятельностью, – тыкал в меня пальцем особист. – Почему начали наносить удары вразрез с приказом командного пункта?
– Авианаводчик просил помощи, и мы нанесли удар по позициям духов…
– С чего вы решили, что эту команду вам давал авианаводчик? И как вы определили месторасположение духов? – взял в руки карандаш Пупов.
По запаху определили, щекастый! Ему объяснять сейчас весь алгоритм, которым мы руководствовались?
– Товарищ сотрудник особого отдела, насколько я понял, цели поражены, противник уничтожен, наши войска отбили атаки и продержались до подхода основных сил. К нам какие претензии?
– А я тебе сейчас, Родин, скажу, – достал Пупов из стола пепельницу и пачку сигарет. – Приказ ты нарушил, куда вы там попали – это ещё нужно выяснить, ведомый твой ранен. Кстати, может быть, это ты случайно в него попал, когда наносил удар из пушки?
Так и хочется спеть песенку про фантазёра. И как у него так работают извилины, что он такие вопросы придумывает?
– Попали мы точно в цель. Авианаводчик это подтверждает…
– А если он погиб? Кто подтвердит?
– А вы разве не знаете, что есть специально обученные люди, которые проведут доразведку результатов удара? – задал я риторический вопрос.
– Знаю. Но ваш рейд с капитаном Гаврюком скрыл все следы поражения противника.
Конечно, Пупов знает, что после основной ударной группы на цель всегда выходит группа доразведки и подтверждения результатов боевого применения.
Возможно, в чем-то он и прав. За нами должны были подойти разведчики Су-17М3Р, а именно разведывательные самолёты для фотографирования местности. Но в эфире, я их не слышал. Может, шли в режиме радиомолчания?
– Наш рейд был направлен только на оказание помощи…
– Такие неблагонадёжные как вы, Родин, всегда так говорят. А если ваши благие намерения были не чем иным, как способом скрыть неудачную операцию вашего полка?
Ух как начал загибать Пупов! Под Томина начнёт сейчас копать.
– Давай на тебя ещё взглянем, – сказал капитан и пошёл к шкафу с делами.
Медленно этот короткостриженый пухляш искал там интересующую его папку. На нервы, что ли, давит мои? Мол, время даёт подумать, нагнетает обстановку и сейчас как выдаст на меня такой компромат, что мне останется либо с ним сотрудничать, либо из табельного за капониром застрелиться.
Пётр Петрович достал интересующую его папку и вернулся к столу.
– И как ты думаешь, товарищ Родин, что тут написано? – похлопал он по красной папке.
Меня этот капитан за кого держит? Я должен поверить, что у него, офицера особого отдела дивизии есть на какого-то лейтенанта из полка в Осмоне целая папка? Или наш полковой кадровик Трефилыч успел привезти сюда все личные дела лётчиков, пока мы летели? За такого крупного идиота меня ещё не принимали.
– Это моё личное дело. Наверное, – попробовал я изо всех сил сделать самый невинный и глупый вид, какой только возможен в этой ситуации. – Вся информация обо мне.
Особист встал со своего места и подошёл со стулом ко мне поближе, сев справа. Вид у него был очень довольный. Я бы сказал, он просто умолял дать ему в морду.
– Нет, не личное дело. Такие документы хранят кадры. Или ты не знал этого?
Не так он и глуп, как мне показалось на первый взгляд. Может, Пупов уже догадывается, что я просто кошу под дурака?
– Как видишь, Сергей, всё у меня на всех записано. И мне жалко, если в начале своей офицерской службы ты заработаешь себе клеймо по нашей линии.
– Так… а как…– как можно убедительнее, я изображал шок.
– Вот так, Родин. Вот именно так, – вздохнул Пупов, и нагнулся ко мне ближе, переходя на шёпот:– Сергей Сергеевич, вы молодой парень. Всё ещё впереди. Зачем вам связываться с такими антикоммунистическими элементами, как Томин, Гаврюк, Буянов? – сказал капитан, стряхивая пепел прямо на пол. – На них давно у меня папочка особая красная собрана, – подмигнул он мне.
– Что, на каждого? – сказал я удивлённым тоном, пытаясь выглядеть как можно более убедительным в своём вранье.
– Ещё бы. На Томина даже две. Могу показать.
Ага, покажет он свои служебные документы! В очередной раз из меня пытаются сделать стукача. Теперь ещё и требуют оклеветать своих командиров.
– Нет, спасибо. Я вам верю, – замахал я руками.
– Перестань под дурака косить, Родин! – воскликнул Пупов. – Думаешь, я не вижу, как ты извиваешься.
М-да, он точно не глуп, но легенду нужно соблюдать.
– Не хочу я, чтобы ты свою жизнь портил. Из армии попрут, а там сядешь на стакан, если не найдёшь работу. Сопьёшься и все вытекающие из этого последствия. Оно тебе надо?
Ох, и с козырей пошёл, чекист! Уже рисует мне мрачные перспективы, ничем их не подкрепляя. Осталось только мне согласиться, и он изложит весь свой план.
– Не надо, товарищ капитан, – ответил я.
– Ну вот. Давай, мы с тобой напишем одну небольшую бумагу. Ты там только распиши, как всё было. Если сомневаешься, я тебе подскажу, как написать.
– Мне казалось, что особые отделы уже не работают в таком ключе. Показания вроде не выбивают.
– Ты за кого меня принимаешь? – поправил он мне воротник ДСки, в которой уже становилось жарко в помещении. – На дворе не тридцать девятый год. Никакого насилия. Или ты думал, сейчас я тебе надиктую, что написать, а потом и крестик поставлю за тебя?
Конечно, нет! Второй раз из меня идиота делает за пять минут. Сначала предложил помощь в написании, а теперь честность свою показывает.
– Ладно, что вам написать.
– Отлично, – хлопнул в ладоши Пупов, предвкушая моё с ним сотрудничество, и пошёл опять за стол.
Сейчас даст подписать бумагу или скажет описать всё, как было. Только с небольшими уточнениями в его редакции.
Пупов вернулся на своё место и достал из тумбы чистый лист бумаги.
– Давай, Сергей. Пиши.
– С самого начала?
– Абсолютно. Подробное описание.
Ух, есть теперь, где мне разгуляться! Сочинение о том, как я провёл свой первый боевой вылет Пупову должно понравиться.
Время шло, а я всё писал и писал. Пупов сначала был радостным, но по прошествии десяти минут он стал посматривать в бумагу. А их уже набралось три.
– Родин тебе ещё долго? – спросил Пупов, выкуривая уже третью сигарету.
– Товарищ капитан, всё описываю, как было. Все нарушения должны быть известны командованию.
– Само собой. Но ты поторопись, повозможности.
Очень тороплюсь! Бегу и волосы назад! Строчу, как струйный принтер. Вот как раз заканчиваю момент с прибытием на предполётные указания утром.
Как и просил Пупов, начал я описывать все подробности сегодняшнего дня. А начался он с плановых полётов, между прочим. Вот я и пишу, фактически выдержки из Наставления по производству полётов НПП.
Написание моего «творчества» прервал приход гостя. Правда, не думаю, что в кабинет к особисту ходят погостить.
– Пётр Петрович, чем занимаешься, – спокойно спросил вошедший офицер. И кажется, этот спокойный голос мне знаком.
Пупов несколько задёргался на своём стуле. Без стука в кабинет мог войти только старший по званию и должности.
К столу подошёл человек в песочном лётном комбинезоне, перед которым я решил встать и представиться. Как-никак, а ведь старый знакомый, майор Поляков – особист Белогорского училища.
– Знаю, что ты Родин. Как себя чувствуешь после полёта? – спросил Михаил Вячеславович, похлопав меня по плечу.
– Всё хорошо. Спасибо.
– Пётр Петрович, а чем вас Родин заинтересовал? – всё также спокойно спросил Поляков у Пупова, забирая со стола мой рапорт. – Ах, да… я сам с ним побеседую, а вы пока на КП сходите.
– Понял вас, – кивнул Пупов и быстро вышел из кабинета.
А что, так можно было? Слишком как-то просто всё. Может, у меня сегодня удачный день и меня обойдёт стороной внимание особистов.
– Садись, Сергей Сергеевич. Как ты уже понял, теперь и я в ТуркВО, – сказал Поляков, присаживаясь на место Пупова.
– И как вам здесь, товарищ майор?
– Подполковник, – поправил он меня. – Быть начальником особого отдела воюющей дивизии гораздо интереснее, чем в училище. Ну, ты это и так понял, раз пообщался с товарищем Пуповым, – улыбнулся Поляков, складывая пополам мои листы.
– Он не так глуп, как кажется.
– Представь себе, я это заметил, – сказал Михаил Вячеславович и сложил листы ещё раз пополам. – Есть ко мне вопросы, Сергей Сергеевич?
Поляков взял ножницы и разрезал на несколько частей листы. Затем сложил их в стопочку и положил в карман.
– Вам черновиков не хватает, что вы мой рапорт решили порезать?
– Я бы не называл рапортом перечисление основных положений Наставления по производству полётов. Если Пупов в этом не разбирается, то я это заметил сразу.
Приятно разговаривать с грамотным человеком. Да только теперь нужно понять, что от меня хотят особисты. Поляков в училище мне казался адекватным человеком, особенно после случая Лёшей Баля. Возможно, и здесь он разберётся по уму.
– Там написано, всё, как и было в действительности.
– А до описания самого нанесения удара ты бы дошёл к утру.
– Возможно.
– Эх, Родин, – помотал головой Поляков. – Иди, герой. Но приказы, запомни, надо выполнять, – протянул он мне руку, которую я с великим удовольствием пожал.
– А ещё, Михаил Вячеславович, своих тоже не надо бросать, – сказал я и пошёл к двери, но в последний момент повернулся. – И что, в этот раз не будет привета от Краснова?
Поляков весело заулыбался и махнул рукой.
– Всего хорошего! – сказал он, и я вышел из кабинета.
У Валеры, оказалось, произошла разгерметизация кабины, и было повреждено продольное управление самолётом. Вот он с ним и боролся весь полёт до посадки.
Также, от попаданий ДШК повреждено было кислородное оборудование. Он не мог нормально управлять, поскольку ему было тяжело дышать. Стало проще, когда пересекли изгиб Амударьи.
Прибавить к этому стоит почти полную выработку топлива на его борту, разрушенный пневматик, повреждения лопаток в двигателе и дырявый, как решето, фюзеляж. И получаем выведенный из строя самолёт. Месяц, а то и больше не придётся ему летать.
События боя решили с Гаврюком не обсуждать. Оставили это на потом. Тем более, что по прилёте нас сразу же допросят по фактам воздействия по противнику.
Утром следующего дня Валера отправился домой на вертолёте, который привёз группу техников для восстановления нашего самолёта. А мне предстояло продолжить путь в Осмон на своём борту.
Моя СМка была в полном порядке. Пара царапин от пулемётов и стрелкового оружия, но совершенно не влияющих на лётные характеристики. Так что, после завтрака я отправился прямиком к диспетчеру, узнать, есть ли мне «добро» на вылет.
Получив условия на выход из района Бокайды, меня в командирском УАЗе по просьбе Томина, доставили к самолёту. Как мне кажется, для молодого лейтенанта слишком «большая честь», но командирам виднее.
Борт осмотрел, занял место в кабине и начал запускаться. Аэродром в это время продолжал гудеть. Всё ездило, ходило, взлетало и садилось. Сразу видно, что идут активные боевые действия, к которым привлекались и лётчики местного полка.
Прошло ещё немного времени, и вот уже я прохожу слегка припорошенные снегом вершины Туркестанского хребта. АРК уже отрабатывает на мой аэродром, и скоро я буду касаться полосы. Пускай полёт слегка затянулся, вернуться получилось не сразу, но задача выполнена.
Валерий Алексеевич решил не откладывать в долгий ящик общение с нами, и вызвал к себе сразу после моей посадки. Гаврюк прибыл немного раньше и успел узнать обстановку.
– Разрешите, товарищ командир? – спросил разрешения войти в кабинет за нас двоих Валера.
– Проходите. С прибытием, ребя, – уставшим голосом произнёс Томин, который вышел к нам в футболке, песочных штанах лётного комбинезона и домашних тапочках. – Как добрались? – пожал он нам руки и вернулся на своё место, не давая разрешения сесть.
В кабинете играло радио. Иосиф Кобзон распевал знаменитую песню о начале боя, а на столе у командира дымилась сигарета и кофе в белой кружке в красный горошек.
– Всё хорошо. Быстро и без происшествий, – молодцевато доложил Валера.
– Хорошо. Вот пока вы стоите, закроем вопрос с вами по вчерашним событиям, – сказал Томин, отпил кофе и поднялся на ноги.
Первая мысль, что уже собираются нас поощрить. Я готов и в такой обстановке награду принять. Пускай это даже будет «большое командирское спасибо».
– Теперь слушайте сюда, – тихо сказал Томин, набирая в грудь воздуха. – Вы, Чапаевские наследники, сынки Чкалова и маэстро Титаренко, страх потеряли? – громко сказал он.
На этом, можно сказать, приятная и спокойная атмосфера в кабинете у Томина закончилась. В ход пошло «гиперзвуковое оружие», превышающее все децибелы, которые может достичь командир в своих репликах.
И вот именно в них нам место и не нашлось. Точнее, мы там присутствовали, но не в качестве существа разумного.
Нас с Валерой приписали к микробам, грызунам, парнокопытным животным и другим существам, не имеющих пола и рода. Всё это в сочетании с отглагольными прилагательными матерного рода, а также глаголами в категории восемнадцать плюс.
– Надеюсь, вы меня поняли, ребя? – спросил командир, тыча мне в лицо мухобойкой.
– Так точно, – хором сказали мы.
– А теперь поговорим о том, что вы пропустили, пока вас не было, – сказал Томин, махнув нам, чтобы мы сели за переговорный стол. – У нас есть две недели, чтобы подготовиться к перебазированию в Афганистан.