Читать книгу Сказка, рассказанная вечером - - Страница 10

Невский был сер. От хмурых туч. Мелкого и надоедливого дождя. От почти не замечавших по привычке этот дождь многочисленных прохожих, хмурыми лицами соперничающих с тучами. И просто чёрно-серым Невский стал от безграничного ужасного горя, завладевшего 17-ти летней девушкой по имени Даша.

Даша сидела прямо на мокрой и грязной мостовой, куда рухнула без сил, после того как у неё отказали ноги. Привычный шум Невского – гулкий гомон множества голосов, посвист ветра, то внезапно появляющийся, то исчезавший так же мгновенно, ржание лошадей, далёкое и близкое, цокот копыт, перестук деревянных, металлических и оббитых металлическими полосами деревянных колёс по каменным и деревянным мостовым, крики чаек и хлопанье крыльев голубей – слился для Даши в однообразный звук, который прибоем шумел в ушах девушки, то отдаляясь, то приближаясь с угрожающим шипением.

Трясущимися руками девушка пыталась закрыться, но лишь размазывала по красивому лицу грязную серость мостовой, испачканными и мокрыми перчатками. Шляпка сбилась и еле держалась на волосах. Пышные юбки измятыми, неопрятными комками окружали Дашу, как подтаявшие, серые сугробы. Шарфик развязался и отчаянными усилиями пытался задержаться на шее. Полураскрытый зонтик кружил рядом, как птица с переломанным крылом. Вся картина говорила об удручающем отчаянии, отчаянии от невозможности повернуть время вспять, от невозможности исправить непоправимое.

А память, как услужливый половой в ресторации «Палкинъ», расстилала перед невидящими глазами девушки белые скатерти, на которых прорисовывались картины недалёкого и недолгого прошлого…

…Строгая немолодая немка, в серо-коричневом наряде, выправкой напоминала прусского фельдфебеля, с тростью вышагивающего перед строем солдат. Вместо трости у немки был длинный зонтик, который она переставляла с размеренностью метронома.

Невыразительная коричневая шляпка с низкой тульей, полускрывающая гладко затянутый назад пучок серо-седых волос, венчала вытянутое лицо дамы, украшенное невысоким лбом, крючковатым носом и плотно сжатыми тонкими губами, окруженными лучами морщин, расходящимися в разные стороны.

Плотный, длинный воротник держал голову женщины прямо, повторяя линию спины и напоминал орудийную башню, когда крючковатый нос на что-то нацеливался и дама вскидывала лорнет к маленьким глазкам-орудиям. Из всего гардероба самым драгоценным предметом, пожалуй, был лорнет в золотой оправе и с ручкой из слоновой кости, украшеной изумрудами.

Рядом с немкой шагала, пытаясь не отстать, молоденькая девушка 17-ти лет, в бледно-фиолетовом платье с длинными рукавами, кринолином и корсетом. Легкое манто с меховой оторочкой укрывало плечи девушки от коварного ветерка и нескромных взглядов мужчин, так же гулявших по набережной Невы. Изящной ручкой в кружевной перчатке девушка иногда поправляла на голове небольшой капор. Но истинной причиной этого движения было желание девушки скрыть смешливую улыбку, когда дама рядом, обращаясь к ней, говорила что-то вроде «Kind, geh nicht weit weg!» (Дитя, не отходи далеко!) или «Daria, warum schaust du diese jungen Leute an? Du bist ein Mädchen!» (Дарья, зачем ты смотришь на этих молодых людей! Ты же девушка!).

Гувернантка-немка была строга, но Даша, зная её с детских лет, понимала, что за внешней строгостью скрывается доброе сердце, а за сдержанностью – пылкий характер. Девушка иногда даже подозревала, что Зельда не из Пруссии.

Когда они проходили мимо одной из площадок около набережной, где обычно устраивались пикники или собирались молодые люди, чтобы развлечься подвижными играми, Даша услышала громкие голоса и смех. Игравшие в волан юноши, сбросившие пинжаки и жилеты на траву и воткнувшие трости в землю, с надетыми на них шляпами, весело перебрасывались воланом и шутками и взрывались смехом по любому поводу, будь то неудачный удар ракеткой, порванная перчатка, растрепанная прическа и замечания насчёт ловкости или наоборот – неловкости – игроков.

В очередной раз удостоившись от Зельды замечания «Daria, warum schaust du diese jungen Leute an? Du bist ein Mädchen!», Даша обратила внимание на высокого юношу, который в этот момент подпрыгнул и широко махнул ракеткой, но не попал по волану и маленький шустрый снаряд полетел в сторону девушки. Упав недалеко от её ног, волан замер.

Юноша развернулся и скорым шагом пошёл к Даше. Не дойдя несколько шагов, молодой человек остановился, слегка поклонился и сказал:

– Сударыня, простите меня за дерзость, но – вы позволите забрать нашего маленького друга, который притаился у ваших ног?

Даша хихикнула, но успела закрыть губы ладонью и бон виван не заметил этой оплошности девушки. Гувернантка же, повернувшись к юноше боком, как заправский дуэлянт, вытянула руку с зонтом в его сторону и грозно отчеканила:

– Стойте, сударь! Gehen Sie nicht über die Grenze! (Не переходите черту!)

Можно было сказать, что юноша парировал:

– Frau, ich entschuldige mich dafür, dass ich in Ihren Besitz eingedrungen bin! (Фрау, приношу свои извинения, за то, что вторгся в ваши владения!)

Но произнеся это со всей возможной учтивостью, молодой человек несколько реабилитировал себя в глазах немки и стал вместо агрессивного нападающего чем-то вроде мирного Raubritter (рыцарь-разбойник), за которым, впрочем, нужен глаз да глаз. Поэтому, опустив свою «шпагу», Зельда осталась в позиции angard, поедая глазами смельчака, как будто примеряя на него деревянный макинтош.

Даша же, повернувшись к смельчаку, сделала еле заметный книксен и чуть кивнула головой, как будто приглашая юношу продолжать. Неизвестно от чего, тот запылал щеками и в свою очередь, изобразив неглубокий реверанс, придвинулся на шаг ближе. Стража удвоила внимание.

– Сударыня, простите великодушно, если чем-то мог обидеть вас. Если это так, позвольте загладить вину, пригласив вас на променад, завтра. Если же я избежал Сциллы и Харибды, то разрешите вас завтра же сопроводить, в течении того же променада. Конечно же, в сопровождении вашей дуэньи, всенепременно! – и повторил реверанс в сторону немки – Frau, ich werde Ihnen unendlich dankbar sein, wenn Sie Ihre Erzieherin morgen begleiten! (Фрау, буду бесконечно признателен вам, если вы завтра сопроводите вашу воспитанницу!)

Следующим вечером смельчак совершал променад по набережной, рядом с Дашей и гувернанткой. Как выяснилось, молодого человека звали Пётр Лаврентьев, потомственный военный, ему было 18 лет и в этом, 1863 году, он был зачислен в московское Александровское военное училище, образованное из Александринского сиротского кадетского корпуса в этом же году. Ему даже менять адрес не пришлось – кадетский корпус переименовали в военное училище и вуаля – он один из 240-ка счастливчиков, которые станут юнкерами, а впоследствии пехотными офицерами. Сам Александр Васильевич, слуга царю, отец солдатам, говорил – Пехота, царица полей!

Так Пётр провёл поистине незабываемый день и влюбился по уши. Он сыпал комплиментами в адрес гувернантки, та в ответ фыркала, но в её глазах мелькала искорка удовольствия от признания. Не забывал юноша одаривать и Дашу, только в этом случае комплименты были куда скромнее и аккуратнее – воспитание и присутствие прусской Брунгильды сдерживали поток славословия. Пётр рассказывал истории одна интересней другой, да и на весёлые моменты не скупился в этих историях. Заливался как соловей. Даша весьма повеселилась и просто расцвела, нет-нет да и бросая украдкой на Петра полузадумчивые взгляды, много сказавшие бы знатокам женского сердца.

Под конец прогулки, вечером, Зельда, Даша и Пётр, гуляли по Невскому. Пётр собирался проводить девушку с гувернанткой до дома и направиться на Московский вокзал, ждать поезда на Москву. Продолжая развлекать дам, Пётр решил показать, как он будет уезжать на поезде и выбежал на мостовую, рядом с конкой, трамвайчик которой неспешно волокли две лошади. На это он и рассчитывал – трамвай можно было обогнать быстрым шагом и на пантомиму у юноши было достаточно времени. Подойдя к вагончику скорым шагом, Пётр на ходу повернулся к Даше, помахал рукой, улыбнулся и…

В этот момент он наступил на масло, разлитое незадолго до этого перебегавшей мостовую бабой, которая, выронив кринку с подсолнечным маслом, разохалась, раскудахталась и пыталась руками собрать осколки вместе с пролитым. Лишь городовой смог её прогнать с проезжей части, чуть не охаживая бабу ножнами палаша. Поскользнувшись, молодой человек сделал невероятный кульбит и падая, ударился головой о булыжную мостовую, тут же потеряв сознание. Конка же, пусть медленно, но неумолимо двигалась вперёд. Падения юноши, к его действительно несчастью, никто не заметил и бедная глава Петра, попавшая точно под колесо трамвая, была отрезана. Конвульсии бездыханного тела, лужа крови и особенно голова, мгновение назад бывшая весёлым, полным планов и надежд и особенно – влюблённым, всё это промелькнуло перед глазами почти потерявшей сознание и осевшей на руках гувернантки Даши. Минуту назад он держал над её головой зонт, а сейчас его голова… Даша как в тумане, слепо повела руками и обмякла, под истошные вопли увидевших ужасную картину людей.

И только крутились в бедной головушке Даши строки экспромта, сочиненного Петром за полчаса до трагедии: