Читать книгу 1984 (коленкоровая тетрадь) - - Страница 1

Глава 1

«Семеро по лавкам у нас не сидело». Моя жена Мария не была даже беременна. Мы жили в Москве в пятиэтажке напротив, раскинувшихся корпусов машиностроительного завода. По меркам того времени он был огромным, а еще головным предприятием в состав которого входил: один завод в Курске и другой ― в Саратове. В нашем объединении тогда работало, не меньше двадцати тысяч человек. Это у нас, его работников, вызывало чувство гордости.

От завода наш жилой квартал отделяла широкая защитная полоса из кленов, лип, тополей и других деревьев, не считая по периметру всяких там зарослей кустарников. Все было огорожено литой из чугуна невысокой черной декоративной решеткой. Среди этой зеленой массы на небольшой площадке напротив заводоуправления стоял гранитный памятник, скорбящей Матери, потерявшей в Великую отечественную войну своих сыновей. От нее по обе стороны на массивных плитах были начертаны золотом списки, не вернувшихся домой солдат. Это были бывшие работники завода, героически защищавшие нашу страну от фашиствующей Европы.

Нам, в коммунальной квартире была предоставлена большая просторная комната. Мария, когда мы однажды затащили не в один заход все свои вещи и поставили их у порога, окинув взглядом пустое пространство, замкнутое стенами со свеж наклеенными обоями и крашенными полами, не удержалась и тут же воскликнула:

– А где мы с тобой будем спать? А как мне делать уроки? Здесь нет даже обычного письменного стола! ― Мария на тот момент была студенткой, и ее переживания мне были понятны.

– А бабушкина перина зачем? ― спросил я: ― А пол? ― Да здесь более двадцати квадратных метров, ― затем, сделав небольшую паузу, тут же успокоил Марию: ― Мы сейчас же с тобой пойдем в мебельный магазин, ― он в двух остановках от дома, ― все купим и завезем.

Делать покупки вместе было интересно. Они успокоили жену, и она с удовольствием ходила по магазину. Мы тогда, взяли диван-кровать ― полуторку, очень удобный, ― в него можно было прятать постель, ― и стол. Им мы и сейчас пользуемся, лишь поменяли фурнитуру. Холодильник купили позже, некоторое время нас устраивал старый производства завода ЗИЛ, оставленный прежними жильцами. Он работал без отключения, оттого много расходовал электроэнергии.

На тот момент нас жилье устраивало. Мы ему были несказанно рады и не сразу поняли подвох. Он заключался в трудностях получения в будущем бесплатной квартиры. Имея комнату размером более двадцати квадратных метров, нам нужно было постараться и родить минимум двоих детей, а то и больше.

А еще в этой жилплощади хватало неудобств: во время дождей место похожее на застекленную лоджию, когда-то очень шикарное, начинало вдруг сочиться, а затем просто потоками изливать с потолка воду. Мы подставляли все, что находили под рукой, собирая ее и таская в туалет. А еще нам приходилось делить санузел и кухню с соседями: пожилой дебелой женщиной Таисией Яковлевной, почти пенсионеркой и молодым парнем Сергеем, постоянно хваставшим, что он столичный житель ― приехал из Риги, а не из какого-то там среднерусского захолустья. Возможно, он это говорил для того, чтобы показать нам «новеньким» ― мне и моей жене Марии значимость своего происхождения.

А мы? Мы на тот момент были его не достойны. То, что он так считал, мне стало ясно, когда парень однажды поцапался с пожилой женщиной и, попытавшись ее унизить, с яростью выкрикнул:

– Ты, ты, не из столицы, ― затем, наморщив лоб, будто вспомнив, довольный собой, продолжил: ― Ты, из Гусь-Хрустального, вот собирай свои манатки и живо вставай на крыло, ― на дворе тогда стояла зима, ― шуруй туда, где все твое стадо, к себе …. Гуси-то давно уже улетели.

– Да-а-а, сейчас же. Взяла и полетела. Жди! ― неторопливо, чинно наступая на него, изрыгнула Таисия Яковлевна: ― Я вначале, у тебя эти как там ― крылья, тьфу ты, ручонки повыдергиваю, а, чтобы ты знал свое место, надеру нахалу, как следует, хорошенько хвост. А уж потом, посмотрим.

До меня долетали и другие нелицеприятные слова этой «парочки», но я, появившись как-то в коридоре, вмешиваться в спор не стал, не счел нужным: женщина и без моего участия лихо отбивала все атаки завравшегося парня. А еще ни к чему это было. Мы не собирались жить долго в стенах этого здания, разваливающегося от старости и непогоды, построенного в двадцатые годы в одно время с заводом. Я тогда входил в категорию молодых специалистов, трудился старшим инженером, стоял первым в очереди на получение отдельной жилплощади и рассчитывал через год-другой въехать в новую квартиру.

Что примечательно? Эта «двойня» бок о бок проживала не один год, и мне не представило труда догадаться, что вздорят они так давно. Это был их стиль общения. Я понимал, вызывать «огонь на себя», не стоило, распри нам были ни к чему. Дружбу мы свою никому из них не навязывали. Хотя однажды праздник, возможно, это был международный женский день, мы встретили вместе, инициатором явилась соседка Таисия Яковлевна. У нее тогда за столом оказались не только я и Мария, но и Сергей, а также, приехавший издалека в гости ее брат, ― летчик гражданкой авиации, комиссованный по состоянию здоровья ― болезни сердца, на тот момент разведенный. Не знаю, случайно или же по распоряжению хозяйки, во время торжества рядом возле него оказалась и молодая, ― лет тридцати, ― пышнотелая женщина, ― подруга нашей соседки, приглашенная в гости из квартиры этажом выше. Имени ее я уже не помню. Она посматривала на летчика. У этой женщины не было мужа, зато она имела двоих малолетних детей ― трудноуправляемых мальчуганов. Заключив с летчиком брак, женщина могла претендовать на отдельную квартиру, а наша соседка Таисия Яковлевна ― на родственную душу ― брата под боком, готового в случае необходимости всегда прийти ей на помощь.

Я и моя жена чтобы не мельтешить перед глазами у соседей и не быть случайными свидетелями их «кухонных баталий», дома не сидели. Да и что в нем сидеть? Телевизора у нас не было. Мы специально его не покупали. Таисия Яковлевна приглашала нас на ту или иную передачу, но мы отнекивались и все свободное от работы время проводили в городе. Это было вызвано тем, что Мария была привезена мной в Москву из провинции. Однажды, я ездил на свадьбу к своей сестре, забравшейся после окончания техникума по распределению молодых специалистов в Сибирь и там, на шумном гулянии, познакомился с девушкой. Через год я на Марии женился. Забрать ее сразу в Москву я не мог, лишь после того когда утряс все свои дела. Отправившись за женой в Кемерово, я столкнулся с ее подругой детства, считавшей себя настоящей москвичкой, ― ее отец был родом из столицы, ― она мечтала однажды в ней жить, узнав о неожиданном отъезде Марии, не удержалась и, с шумом всплеснув руками, с обидой вдруг выкрикнула:

– Ничего себе, посмотрите на нее. Она едет жить в мою Москву! А я, что должна прозябать всю жизнь здесь в небольшом сибирском городке?

На что моя жена тут же ей ответила:

– Да-а-а! Я еду. Но ты особенно не переживай, можешь в будущем приезжать ко мне в гости ― в свою Москву. Я думаю, муж возражать не будет. Хоть ты и москвичка, точнее «москвачка», но ни разу в ней не была и о городе ничего не знаешь лишь только слышала от отца.… Да, что еще? Не торопись сразу же после нашего отъезда забираться в самолет или в поезд, повремени, дай мне немного пообвыкнуть, а то я ведь тоже города не знаю, ― и Мария, улыбнувшись, хитро посмотрела на меня.

Я не забыл слова жены и для того, чтобы она быстрее освоилась и почувствовала себя комфортно в столице, а в будущем и могла выполнить обещание данное подруге, учил ее разбираться в переплетениях веток «метро». Для Москвы ― это главное. Автобусы, троллейбусы, трамваи всего лишь дополнение в транспортных коллизиях.

Азы Мария постигала на практике, спустившись на эскалаторе вниз ― под землю. Я показывал ей схему метро и объяснял, как добраться до Красной площади, Кремля, Александровского сада, Манежа, Большого театра, Третьяковской галереи, музея изобразительных искусств и других известных культурных памятников столицы. При этом я рассказывал, где лучше сделать пересадку с одной линии на другую.

Прошло время, и я, отправляясь в очередную командировку, был за нее спокоен: не заблудиться ― дорогу домой найдет.

Что интересно, я ведь тоже не был москвичом и мне в свое время разобраться в этом самом метро помог случайно встреченный мной при трудоустройстве на завод в отделе кадров парень по фамилии ― Пушкин. Я вначале не поверил ему и отчего-то тут же высказал свое удивление:

– Да, ну? Наверное, еще и стихи пишешь? Про Евгения Онегина не ты написал? Я читал!

– Нет, написал не я, ― с усмешкой сказал мне тогда парень и продолжил: ― Я стихов не пишу! ― А затем неожиданно показал мне свой паспорт. Он, как и я приходил устраиваться и на тот момент, после посещения отдела кадров, все еще держал его в руках. Парень сказал правду, не соврал.

Прошло много лет. В памяти осталась одна фамилия. Я уже не помню, как его звали. Чем черт не шутит, может и Александром Сергеевичем. На то время такие совпадения были модными. Я, например, служил в армии с Брежневым ― женатым мужчиной. Он был водителем, на рождение сына ездил в отпуск и, возвратившись тихо с гордостью нам всем на ушко сообщил: «Любите и жалуйте, в СССР на свет явился еще один «Дорогой Леонид Ильич».

В столицу, я приехал к тетке, отслужив два года в армии, в декабре месяце, недели за две до Нового года: было желание немного поработать, осмотреться, а затем по лету поступить в институт.

Для поиска работы я мотался по предприятиям, искал подходящее для себя занятие. Что тогда было важно? Это прописка. Остаться надолго в столице, я тогда не мог даже у родственницы. Мне требовался штамп в паспорте, без него ― никуда. Я искал предприятие с общежитием.

Этот самый Пушкин, узнав, что я еще в городе нигде толком не был, тут же вызвался после подачи мной документов на завод, показать мне Красную площадь. Я загорелся, и мы отправились вначале на троллейбусе, а затем на метро. Добравшись до станции: «Площадь революции» мы перешли на станцию «Площадь Свердлова» ― была такая и вышли, поднявшись на эскалаторе в город. Затем, разговаривая, неторопливо, пешком прогулялись по центральным улицам и площадям. Я тогда увидел многое и не только Красную площадь, мавзолей Ленина, но и Кремль, собор Покрова, рядом ― известную церквушку Василия Блаженного, памятник гражданину Минину и князю Пожарскому, а еще мы прошлись по Александровскому саду.

Пушкин, может даже Александр Сергеевич здорово мне тогда помог, я был ему несказанно благодарен. Он, любил свой город, хорошо знал его и, проведя для меня небольшую ознакомительную экскурсию, заставил еще приобрести в справочной будке и брошюрку с подробным планом станций метро, ― были тогда такие, ― а еще научил ею пользоваться.

На следующий год я, напряг все свои силы успешно сдал вступительные экзамены в институт, а еще, не забыв слова Пушкина, что столица «затягивает», увольняться с завода не стал и отправился учиться на вечернее отделение, хотя на дневном ― мне было бы намного легче.

Это обстоятельство после позволило мне остаться в столице, не пришлось, подобно сестре, отправляться в Сибирь или же еще куда-нибудь «к черту на кулички». На заводе, еще до получения диплома начальство предложило мне место инженера. Я, прижившись в столице, заразил этим вирусом любви и Марию. Мне, как нам не было тяжело, ни разу не пришлось услышать от нее что-то подобное: «Давай уедем». И думаю, такое терпение не в пику подруге «москвачке».

О странном знакомстве с Пушкиным, я напрочь забыл и лишь после, когда стал серьезно заниматься писательством, неожиданно вспомнил. Ничего себе, мелькнуло у меня в голове, может это все неслучайно? Правда, я не Гоголь, я его не искал, мой Пушкин на меня вышел сам. А еще он не был ни поэтом, ни писателем. Просто один из множества однофамильцев великих людей России.

Мои поездки с Марией в город довольно частые не только в выходные дни, но и в будни продолжались недолго, скоро нас отвлекло строительство нашего семнадцатиэтажного трех подъездного дома. Наверное, через полгода, ― я стал ездить с женой на место его возведения. Дом этот был кооперативным, то есть сооружался с привлечением средств, нуждающихся в жилье, семей. Я вступил в это сообщество, будучи еще парнем, то есть с меня тогда, как и со всех не женатых молодых людей, брали особый налог за бездетность. Администрация завода мне на то время могла дать лишь только однокомнатную квартиру и то благодаря тому, что я для завода представлял интерес. Попасть в список, людей нуждавшихся в жилье, мне было непросто. Для этого следовало собрать соответствующие документы, а еще получить от трудового коллектива ходатайство. Я соответствовал всем нужным требованиям. Не зря же меня после того, когда я, побывав в Загсе надел на безымянный палец золотое кольцо, тут же выписали из общежития и выделили в заводском доме комнату, а еще позволили переписать заявление на получение двухкомнатной квартиры. Это с учетом увеличения в будущем семьи, например, рождения сына или же дочери. Я, конечно, женившись, хотел получить трехкомнатную, правда, для этого нужна была хотя бы справка из поликлиники о беременности жены. Но, ее не было, и получить эту самую бумажку просто так было невозможно.

На первый взнос за однокомнатную квартиру я деньги заработал лично, а вот при изменившихся обстоятельствах, ― желании приобрести двухкомнатную, ― мне недостающую сумму дали мои родители и родители жены. Она была небольшой. Однако главное это участие двух сторон.

Основная масса нуждающихся семей получала квартиры бесплатно, но для этого необходимо было, подав заявление и другие нужные бумаги, лет восемь «отстоять в очереди». Например, пышнотелая соседка ― подруга Таисии Яковлевны даже при наличии двоих детей не имела права на квартиру, так как жилплощадь у нее по квадратным метрам ― соответствовала нормам. Лишь замужество женщины могло изменить ее положение. Я, однажды случайно встретившись с Таисией Яковлевной, на одном из шумных рынков девяностых годов, узнал, что та времени зря не теряла и своего добилась.

– Ей, получить трехкомнатную квартиру помог мой брат! ― выкрикнула с жаром бывшая соседка: ― Если бы не он, то ждать ей, пождать до скончания века. ― Тут Таисия Яковлевна оказалась права: жилой квартал напротив завода и дом, в котором мы тогда жили, начали рушить лишь лет через пятнадцать при строительстве новой ветки метро. Я, как-то с Марией ездил туда. Мы правильно сделали, что не стали испытывать судьбу и вовремя озаботились покупкой кооперативной квартиры, это позволило нам решить проблему жилья в течение двух лет.

Я помню, как нам вначале показали место, выделенное под строительство нашего дома. Месяца два-три мы «лицезрели» большой деревянный барак, затем жильцов из него выселили и строение развалили. «Любоваться» нагромождением бревен, досок и другого мусора было неприятно, в голову лезли мысли, что возможно, когда-то в этом бараке могла жить моя мать, когда девушкой после войны работала на литейно-механическом заводе. Он находился недалеко от нашего будущего дома. Но однажды о том, заикнувшись, я узнал от Марии, что был не прав, родительница, бывая в Москве, и прогуливаясь с нею и детьми, показывала моей жене старое пятиэтажное из красного кирпича здание.

Оно цело до сих пор. В настоящее время, я, отправляясь к станции метро пешком, всегда прохожу мимо него и вижу в проемах светящихся окон тени людей. Здание, как и раньше, используется под общежитие. Только теперь им литейно-механический завод уже не владеет. Он закрыт. На его гектарах идет мощное строительство: воздвигают многоэтажные дома. В одном из них с семьей будет жить моя дочь. Они уже оплатили первый взнос по ипотеке и ждут заселения. Время не стоит на месте, я чувствую ветерок его дней у себя на лице, когда, забравшись в автомобиль, спешу к себе на малую родину в Щурово посетить могилы своих родных и близких.

Литейно-механический завод, как я помню, тогда изрядно дымил ― паровоз, а то и целая дюжина закованных в бетон, да и только. Это было связано с тем, что на нем работали еще довоенные очень старые мартеновские печи. Правда, что нас успокаивало: их должны были закрыть и заменить менее вредными – конверторными, а еще наш дом планировали расположить несколько в стороне, на проезде, гипотенузой соединявший центральную довольно шумную улицу с другой перпендикулярной к ней ― тихой и спокойной. Проезд этот пролегал через зеленый массив тополей, кленов, яблонь и множества низкорослых вишен, в цветущих кудрях которых на зорьке, очень классно пели соловьи, разнося свои трели по всей округе.

Дом поднимался быстро: буквально рос на наших глазах. Мы, забравшись после работы в троллейбус на транспортном кольце у завода и, устроившись в креслах, отправлялись на его «смотрины». Наш путь пролегал недалеко от пятиэтажки моей тетки ― сестры матери. Однако выйти на остановке и забежать к ней в гости я уже не мог. Она умерла. Случилось это неожиданно, незадолго до моей с Марией свадьбы. У меня и сейчас еще слышны в памяти ее добрые слова: ― «Вот бы ты женился, ― пора уже, ― а я нянчила бы твоих деток». ― Не дождалась. Не видела в жизни радости. Умерла по своей воле. Плохо, очень плохо, когда люди отказываются жить.

Дорога у нас занимала всего лишь двадцать-тридцать минут. Добравшись, до строительной площадки, мы заглядывали через забор, где шла интенсивная работа: подъезжали с железобетонными панелями машины и, разгрузившись с помощью больших кранов, отъезжали, рядом повсюду сновали расторопные рабочие.

Что было важно для нас? Это в первую очередь подсчитать этажи. Их всегда оказывалось несколько больше, чем в прошлый раз. Затем мы, покрутившись минут пять, для ознакомления обходили, прилегающие к нашей стройке улицы, заглядывали в магазины, порой что-то покупали и довольные торопились домой.

Мне памятен момент ― «наш объект» ― дом ― предстал однажды во всей своей красе. Стены были декорированы белой и голубой плиткой. Окна широкие. Не насмотреться. Радости у нас не было предела. Однако прошел месяц, другой, никаких видимых подвижек не происходило, мы недоумевали, зачем тянуть время. Неужели нельзя быстренько сдать дом жильцам? ― Теперь, знаем, нельзя. Работы шли внутри здания и довольно обширные. Отделка квартир требовала больших затрат: ― не одного месяца, так как нужно было подвести коммуникации, установить батареи парового отопления, необходимую сантехнику, плиты, подвести электричество, настелить паркет, выровнять стены, наклеить обои и еще сделать многое другое.

Я запомнил год, ― был ― 1984, январь, конец месяца. Нас будущих жильцов пригласили на общее собрание с целью рассказать о процедуре заселения дома и для проведения жеребьевки. О встрече с представителем администрации жилищно-эксплуатационной конторы ― ЖЭКа и строительного управления ― СУ с жильцами было извещено заранее. Она проходила в небольшом Доме культуры с колоннами, расположившимся между нашим домом и другим таким же, еще не достроенным, стоящим торцом. Этот Дом культуры принадлежал какому-то предприятию. Ясно, что не литейно-механическому. Возможно, даже воинской части. Мне запомнилось его название ― «Звезда».

«Народ» собрался после работы в небольшом уютном зале на двести мест. Этот зал памятен мне. Было время, я с женой после бегал в него на вечерние сеансы смотреть кино. А еще, мы с детьми ходили на спектакли и концерты самодеятельных народных театров. Жалко, что начавшаяся в восьмидесятых годах «перестройка», а затем и последовавший развал страны вынудил предприятие продать Дом культуры. Шикарное здание, тогда, было преобразовано в католический храм. На его фасаде, на самой верхушке, поставили четырехконечный крест, ниже под фронтоном ярко нарисованного на фанере, сходящего на землю Иисуса Христа. Это здание теперь часто пустует, молящихся людей не так уж и много. Не знаю, чего они просят в настоящее время «у католического Бога», может по-прежнему, чтобы Запад принял многострадальную Россию. Однако большим надеждам бывшего генсека Горбачева и его либеральной элиты вряд ли суждено сбыться, ― пусть они за эти несколько десятилетий и привыкли пресмыкаться, но что интересно, там таких людей не любят. Они уважают силу. «Дружбу» навязать им мог СССР, размахивая своими ракетами с ядерными боезарядами. Россия еще пока слаба.

День, когда проходило собрание, для меня и моей жены стал особенным. Я тогда с боязнью вытащил конверт. Было, отчего беспокоиться. Никто из собравшихся людей, не желал забираться на верхние этажи дома. Что, если сломается лифт: топай тогда по лестнице; не лучшая ситуация: протечет во время ливня крыша? На потолке проявятся разводы, пятна, на стенах потеки, начнут отслаиваться и падать вниз обои. Сколько же это денег нужно потратить на ремонт.

А еще, нас будущих жильцов часто не устраивали и квартиры на первых этажах. Они не нравятся даже пенсионерам. Беспокойство, да и только: шум от снующих у дома людей, их невольные взгляды в окна и это еще ничего, пока какое-нибудь из мест не облюбовали пьяницы, тут и милиция не поможет, ― ресторан «Голубой Дунай», да и только, хоть из дома съезжай.

Мне попался десятый этаж третьего подъезда. Хотелось бы иметь квартиру в среднем подъезде и неплохо на несколько этажей ниже, но это все-таки был не первый и не семнадцатый, мы после житья в коммуналке, своей участью были несказанно довольны. Нашу жилплощадь, в отличие от той в которой мы жили, я бы без каких-либо раздумий отнес в разряд хором, что после, пройдясь по комнатам еще не скрипучего на тот момент паркета, подтвердила и жена.

Я, как только вытянул из общей массы, запечатанный безымянный конверт, раскрыл его и озвучил номер квартиры, тут же получил от председателя собрания ключи. Он, не дав мне сделать и двух шагов от стола, сразу же заставил за них и за свой выбор расписаться в особом журнале. А уж затем я был им отпущен осматривать жилплощадь, искать в квартире недоделки.

Дома с долевым участием граждан возводились намного качественнее, чем те, которые выдавались бесплатно. Наверное, оттого особых претензий у нас к строителям не было. На паркете кое-где мы обнаружили разлитую краску: в нашей квартире во время их отделки хранились лакокрасочные материалы, а еще кое-где на углах в отдельных местах топорщились обои, отходили от стен; на кухне в последний момент Мария заметила выбитое одно из наружных стекол в раме.

Наша заявка была быстро выполнена. Лет через несколько стекло на кухне снова раскололось. Этот факт оказался неслучайным: у нас была кривая рама. Проблему мы решили много лет спустя после замены обычных деревянных рам современными, металлопластиковыми.

Жильцам, не имеющим претензий к строителям, было намного проще. Многие из них сразу же после подписания акта о приемке квартир, заехали в дом и подали документы на прописку.

Правда, торопились не все, были и такие, которые тянули до последнего, например, наши соседи. Они в новой квартире устроили ремонт, для чего тут же оборвали обои: не пришлись по вкусу и взялись за циклевку, и покрытие полов лаком. У соседей неожиданно возникло желание не только переехать в новую квартиру, но и не потерять метры в коммуналке. Для этого кто-то из них привез из деревни родительницу. Неизвестно, то ли мать и правда была одинокой женщиной, и по состоянию здоровья требовала ухода, то ли по другой какой-то причине, но им удалось ее прописать в Москве. Хитрые были евреи. Они в отличие от нас не сдали свою комнату государству. Прошло время и эта, оставленная по завещанию матерью комната, при разрушении старых пятиэтажек, позволила получить квартиру для выросшего и женившегося сына.

1984 год был для «въезжающего народа» особенный: состояние, ну как при праздничном салюте ― феерическое, наполненное эмоциями. Я занимался оформлением документов: прежде сходил в свой ЖЭК, получил в конторе, так называемый «бегунок», затем отправился в ближайшее транспортное агентство, чтобы договориться о дате вывоза из комнаты вещей, а еще заказал через фирму «Заря» косметический ремонт комнаты, так как делать его своими силами не разрешалось. Это было все нужно для нашей выписки из коммунальной квартиры. А уж затем мы могли без каких-либо помех заняться пропиской на новой жилплощади.

Что интересно: соседи, постоянно цапавшиеся между собой, заметив наше оживление вдруг приутихли. Наверное, нутром почувствовали грядущие изменения в жизни «коммуналки». Для того чтобы их не томить в догадках, я однажды не удержался и с напускной грустью сообщил:

– Мы получили ордер на квартиру и скоро переедем. Я, так думаю в феврале-марте месяце!

Я помню, как мы часто по вечерам, забежав домой после работы, хватали впопыхах что-нибудь из приготовленного к перевозке: связки книг, стопки посуды, сумки с одеждой и прочее-прочее и, забравшись в троллейбус, везли все это на новое место жительства. Этого можно было не делать, загрузить все вещи скопом в грузовой автомобиль и отвезти их, но из-за того, что любое машина-место, независимо от его габаритов, отчего-то оценивалось одинаково дорого. Я тогда, при заказе машины, ограничился перевозкой дивана, плательного шкафа, стола, холодильника и всего лишь. Это нам позволило сэкономить деньги и пустить их на другие нужды.

Наша новая квартира была со всеми удобствами для жизни. Она имела одну большую комнату с лоджией, ― мы ее тут же определили под зал, меньшую по размерам ― решили использовать для спальни, а еще жена не могла нарадоваться большой кухней с электроплитой и ванной комнатой, не совмещенной с туалетом. Здесь у нас в новой квартире в отличие от коммуналки была не только холодная, но и горячая вода. Мыться можно было уже дома, в ванной, а не в городской бане или же на заводе под душем. Правда, прихожая «немного подкачала», ― была несколько маловата, но мы этого тогда не замечали нас на тот момент все устраивало.

Что было примечательно? В новой квартире нам уже не нужно было таскать на помойку ведрами отходы. Дом имел мусоропровод, достаточно выйти в тапочках на площадку и за лифтовыми кабинами: грузовым и пассажирским, открыв фрамугу их выбросить. Это не то, что сейчас: не строят в настоящее время в Москве дома с мусоропроводами. Наверное, так борются с помолодевшим инфарктом или же пытаются снизить цены на жилплощадь. Она не выдается бесплатно. А купить не каждый себе может позволить. Оно и понятно ― социализм закончился.

Окна нашей квартиры смотрели на обе стороны. Это в жаркое лето позволяло хорошо ее проветривать. Такой возможностью обладали соседи из трехкомнатной квартиры напротив, а вот еще одна двухкомнатная, а также однокомнатная ― такого удовольствия были лишены. Людям из-за неимения кондиционеров приходилось открывать не только окна, но и двери квартир.

Для того чтобы переселиться на новую жилплощадь нам потребовалось немало времени. «Обновить» квартиру мы смогли лишь только в марте месяце, когда однажды, занимаясь какими-то мелкими работами, задержались до ночи. Это обстоятельство вынудило нас, несмотря на отсутствие мебели, остаться. Выручила нас тогда бабушкина перина ― подаренная Марии, на нашу свадьбу. Мы расстелили ее у батареи парового отопления и улеглись прямо на полу. Наверное, тогда моя жена неожиданно забеременела, а в ноябре у нас родился долгожданный ребенок.

Этот год был как никакой другой, очень плодовитым на детей. Он несравним ни с какими годами ― последующими. Тогда в нашем доме родилось более ста малышей. Это совершенно точно. Никакой ошибки быть не может. Объяснение тому простое: в 1984 году в дом въехало очень много молодых пар. А уж они в отличие от современной молодежи не были ленивы, постарались.

Моя жена, посещая ближайшую женскую консультацию и поликлинику, познакомилась со многими будущими молодыми мамочками. Некоторые из них впоследствии стали ее хорошими подругами. Список большой. Однако я не намерен их всех перечислять, сообщу о тех, которые стали более близкими. Это косметолог Мария ― тезка моей жены, брюнетка с кучерявыми волосами, у нее родился мальчик ― Ефим ровесник моей дочери ― Маши; Валентина ― худощавая воспитательница детского сада ― «девушка вся из себя», ― Артем, ее сын был очень дружен с моей дочерью до тех пор, пока они не поменяли квартиру. А еще, я хочу упомянуть подругу Маши ― Свету ― долгожданного ребенка медсестры со второго подъезда ― Любы и профессора института пищевой промышленности, у которого это был уже второй брак.

Дочку медсестра родила очень поздно в двадцать восемь лет ― долго не получалось забеременеть. Что интересно она тут же попала в разряд старо-родящих «мамочек». Не модно тогда было тянуть с замужеством: девушки рано создавали семью, некоторые даже не дождавшись совершеннолетия. У них были другие желания. Одна знакомая, ― когда я еще был холостым, ― не раз говорила мне: «Я так хочу, просто мечтаю прогуливаться по алле парка с дочерью, выдавая ее своим знакомым за подругу, ну, а если будет сын, то за галантного кавалера».

Молодые люди в то время взрослели очень рано, они до тридцати-сорока лет не тянули: парню достаточно было отслужить в армии и можно было жениться. Они знали без работы не останутся, а еще считали, что не следует заниматься детьми на старости лет? Это очень хлопотно. Не лучше ли ― «отстрелялся» и свободен, ― гуляй, жди от выросших детей крикливых внуков.

Я, был другим, наверное, из современного поколения, так как женился после тридцати лет. Найти девушку своего возраста мне было трудно. Ну, это если взять женщину, разведенную и вдобавок еще с ребенком. Не хотелось. На момент моей женитьбы Марии тогда было всего двадцать два года. Она училась в Кемеровском институте культуры. При переезде в Москву жена перевелась на заочное отделение. Что интересно Мария забеременела лишь при получении нами квартиры. В коммуналке у нас ничего не получалось. Вот и говорят, что человек сам планирует рождение детей, ан, нет! Многое в жизни необъяснимо и происходит по какой-то другой воле, может даже ― Бога. Это для тех, кто не поддался атеистический пропаганде и в него верит.

На тот момент, меня влекла наука и как мне, нетяжело было расставаться с заводом, я ушел и устроился в научно-исследовательский институт. Этот мой шаг упрощал поступление в аспирантуру и работу над кандидатской диссертацией. Однако завод я тоже намеривался использовать ― выбрать его в качестве головного предприятия для внедрения своей технологии.

Мечтам тогда не всем удалось сбыться. Начались проблемы, связанные с развалом страны и дележки госсобственности, из-за которой я был вынужден выбрать предприятие другого профиля.

Наша дочь родилась вовремя моей командировки на уральский металлургический комбинат. Уже после, я узнал, что когда-то после войны по вербовке на нем, одно время, работали и мои родители. Им не удалось на нем закрепиться, ― нам детям ― мне и брату не подошел климат. Очень уж были лютыми морозы и свирепыми ветра: мы месяцами не вылезали из больницы.

Мой отъезд на Урал был событием запланированным, так как появления ребенка мы ожидали лишь в конце декабря, но никак не в ноябре. У меня была даже мысль, что это все произойдет на день рождения жены. Вот было бы здорово. Но нет. Отчего-то все произошло иначе. Возможно, из-за того, что у Марии был отрицательный резус-фактор. Он, наверняка в будущем повлиял и не народившегося второго нашего ребенка, ― жене пришлось сделать аборт.

Я, собравшись в дорогу, жену одну не оставил: незадолго до моего отъезда к нам в Москву приехали родные ей люди. Одним словом, дядька и тетка. Но ни в коем случае не дядя и не тетя. Так обычно обращаются к чужим людям. Мария звала их дядюшка Юра и тетушка Валя. Что интересно? Они были не первыми нашими гостями. Многим близким нам людям, друзьям и просто знакомым, едва мы стали обживать свою новую квартиру, не терпелось побывать «в граде стольном» ― было, где остановиться. Это не в «коммуналке». «Москвачка» туда не поехала, отважились немногие: мать Марии, ― она нам тогда купила шифоньер, ― да ее брат с женой. Спали они на перине, брошенной на пол, ничуть не посягая на наш диван, хотя мы и предлагали. У брата с женой после посещения ими Москвы через девять месяцев родился белобрысый мальчуган.

У меня и мыслей не должно быть, чтобы тревожиться и как-то беспокоиться за Марию, ― присмотреть было кому и в экстренном случае вызвать машину скорой помощи. Однако, по непонятным причинам я немного нервничал. И не зря. Словно предчувствовал, что ничего у меня не получиться, лишь только успел сгонять на предприятие, как говорится, подготовить фронт последующих работ ― телефонный звонок начальника, а голос у него был еще тот: орал на всю ивановскую ― поднял на уши всю заводскую гостиницу, да и меня изрядно напугал. Я не знал, что и думать. Меня, едва я оказался на ее пороге, подхватили под руку и препроводили в телефонную кабину. Не дав опомниться, начальник тут же лично поздравил меня с дочкой от себя, а затем от лица коллектива нашей лаборатории, и потребовал:

– Завтра, на крайний случай послезавтра ты должен быть в Москве и стоять под окнами роддома. Кричать, махать руками. Это твоя мужская обязанность, на и первейшая. Понятно тебе?

– Ну, я же еще ничего по работе не сделал…― пролепетать я и снова получил по ушам:

– Знать не знаем! Ты должен! Я уже распорядился. Завтра прибудет замена. Прилетит твой товарищ.

Вздорить с начальником не следовало, я тут же собрал разложенные по полкам плательного шкафа вещи, затолкал их в сумку и рванул на вокзал. Добравшись вначале на автобусе до Нижнего Тагила, а затем и до Свердловска, – это теперь город Екатеринбург, ― я отправился в столицу. Достать билеты тогда было тяжело, несмотря на глубокую осень, однако все прошло удачно. На следующий день, вечером, я с чемоданчиком-дипломатом стоял на пороге дома. Дядюшка Юра и тетушка Валя, увидев меня в проеме двери, несказанно обрадовались. Они, никак не ожидали, что их размеренный спокойный отпуск пойдет насмарку, узнав о схватках у племянницы, а затем и о скорых родах родственники пребывали чуть ли не в панике. Я на некоторое время явился для них ― «валерьянкой на сахаре», своего рода успокоительным. Они рвались уехать домой. Мне с трудом удалось их уговорить на день-два остаться.

Дождавшись утра, мы отправились к Марии в больницу. В палаты тогда никого не пускали даже родных, из-за боязни заражения рожениц стафилококком. Он был заклятым врагом всех роддомов. Подруга жены медсестра Люба, подхватив однажды эту заразу при родах, изрядно намучилась, что только не делала, чтобы от нее избавиться. Это сказалось и на ее ребенке.

Роды у Марии проходили в Измайловской районной больнице Москвы. Туда ее увезла машина скорой помощи. Было свободное место. Я, прилетев с морозного Урала, и оказавшись в городе, чувствовал себя комфортно, как сейчас помню, лежал снег, и было градусов на десять теплее. Это радовало. В приемном покое больницы мы передали Марии через нянечку сумку с вещами и, выждав время, получили от нее записочку. В ней жена сообщала вес ― необычайно малый ―2300 грамм, рост дочери ― 46 см, а еще, о том, что нужно привезти ей при выписке из роддома. Не забыла Мария написать карандашиком этаж, где находилась ее палата, а также дала нам координаты к какому окну она подойдет. Мы, выбравшись из здания и обойдя его по периметру, разыскали нужное окно, а затем, найдя силуэт нашей роженицы с ребенком, долго махали ей рукой, уехали мы лишь только тогда, когда медсестра увела Марию от окна. Было время очередного кормления.

При рождении первого ребенка у Марии больших проблем не было, оттого долгого лечения ей не требовалось, и врач без всякого затруднения назвала нам дату выписки, на которую мы должны были ориентироваться.

Однако все пошло не по плану, несколько иначе, чем мы предполагали. Я, ничего не подозревая, спокойно работал, а в этот момент из больницы позвонили соседке этажом выше, ― только у нее одной тогда был подведен телефон, ― и дежурная попросила ее передать информацию в квартиру …. ― назвала наш номер, ― после сообщила о том, что необходимые документы на Марию уже подготовлены и нужно в срочном порядке за ней и ребенком приехать.

Дядюшка Юра с тетушкой Валей, шумно всплеснув от неожиданности руками, впопыхах собрались и, «поймав» такси, рванули в больницу. Мне, они, конечно, сообщить ничего не смогли: поджимало время: Марию и ребенка нужно было забрать до обеда. В роддомах страны тогда в восьмидесятые годы из-за пика рождаемости был дефицит мест. Однако дядюшка с тетушкой оказались родственниками не промах и «операция» по изъятию ребенка и племянницы из роддома у них прошла довольно эффектно и быстро. Стоило Марии появиться со старшей медсестрой, несшей укутанную в одеяло девочку, такой своеобразный кулечек, перевязанный красной ленточкой, как дядюшка, не мешкая, тут же схватил ее и, просто поблагодарив, бросился к автомобилю. Тетушка тоже времени зря не теряла, подхватив Марию под руку, быстро увлекла ее следом за своим мужем. Они забрались в машину и уехали, оставив медицинскую сестру в крайнем недоумении. За девочку тогда полагалось дать три рубля, а тут никаких денег, ни цветов, даже торта не было. Правда, и за семимесячного мальчика, недоношенного, но родившегося на свет нашего ребенка ― пятерку, мы медработникам не заплатили. Хотя и стоило. Просто, он тогда был вынужден вместе с Марией из роддома отправиться не домой, а в другую больницу на доращивание. Не зря же тетка однажды не удержалась и рассказала нам, что толстая баба в белом халате ей вслед бросила: «У-у-у евреи: на всем экономят».

Я, вернувшись с работы, домой, ничего не подозревая, неожиданно застал Марию одну с дочкой в полной тишине. Ни дядьки, ни тетки, ― их будто ветром сдуло, ― уехали, не дождавшись даже моего прихода. Не знаю отчего наши родственники, в одночасье, собрав вещи и быстро попрощавшись тут же укатили, оставили нас неумелых самим ухаживать за ребенком.

Мне запомнился один момент: дочка при спокойно лежала на кровати, а мы сидели вокруг нее ― с двух сторон, и со страхом смотрели, ожидая реакции. Долго ждать не пришлось: раздался мощный детский крик. Мы тут же были подняты, что те солдаты, по тревоге, начались наши семейные будни ничем несравнимые со всеми предыдущими днями совместного проживания. Да, было время молодое, беззаботное и вот нате получите, ― раздвинулся занавес жизни доселе нам не знакомой.