Читать книгу 1984 (коленкоровая тетрадь) - - Страница 3

Мне, не запомнился наш Новый год в новой квартире, жене отчего-то тоже. Я легко могу описать первый праздник, который мы встречали с Марией вместе в Москве под бой курантов Спасской башни на Красной площади с бутылкой Советского шампанского, лучшего в мире. Пустую посуду из-под напитка мы сохранили. Она стоит где-то в шкафу. У нас и сейчас перед глазами та новогодняя ночь, неожиданно, на ждущий зиму город, сверкая в лучах прожекторов, повалил снег. Отлично сидит в памяти и следующий ― за ним праздник. Он прошел в возбуждении от скорого переезда в новую квартиру, в кругу моих друзей ― у Марии их тогда попросту еще не было. Что следует сказать о том времени? Рождение Маши ― дочери, напрочь стерло все даже многозначительные события, не связанные напрямую с ней. Не знаю, праздновали мы встречу года ―1985, возможно, нет, могли и не праздновать ― 1986. Для нас было важно, что дочь пошла, пошла своими ногами. И это произошло в декабре месяце. Мы рассчитывали, что через месяц-другой не нужна будет громоздкая коляска, а затем и прогулочная: без проблем станем чаще выезжать далеко в город на детские театральные постановки, в цирк, в кино, да куда угодно. А пока мы могли себе позволить посещение сквера и ближайшего к дому парка. А он, наш парк был хорош, особенно в жаркое время, так как имел большое озеро, образованное водами то ли проистекающими из Сучьего болота, то ли впадающими в него и время от времени перекрываемыми шлюзами. В него много ходило гулять молодых семей из нашего дома. На пруду действовала лодочная станция, работали всякие там качели-карусели, по выходным звучала бравурная музыка. В тени аллей, сходящихся у большого пруда, кого только не встретишь. Особенно было приятно в жаркий день, катая коляску с ребенком, поесть под кронами больших деревьев необычайно вкусного московского мороженого. Мне нравилось Крем-брюле, Эскимо за двадцать восемь копеек и Ленинградское.

Учеба в Кемеровском институте культуры на заочном отделении требовала от жены работы с учебниками, написания рефератов, выполнения контрольных и других заданий, а еще участия в сессиях ― сдачи экзаменов. До рождения ребенка проблем с учебой никаких не было, но настало время и Марии пришлось на втором курсе оформить академический отпуск, а затем на сессии летать уже вместе с дочерью и по необходимости оставлять ее на родственников: присмотреть было кому. У ее брата и у его жены по квартире бегала детвора: дочь и сын.

Дочь подросла до детсадовского возраста, ей исполнилось год и шесть месяцев, нам выделили место в одном из учреждений, недалеко от дома. Декретный отпуск у Марии заканчивался. Нужно было выходить на работу. И все бы ничего, если бы не очередная сессия. Получилось так, что эти два события: отправляться в Сибирь на сдачу экзаменов и оформлять дочь в детский сад ― совпали. Я уговорил Марию не беспокоиться о дочери ― оставить ее на меня, отнести справку на учебный отпуск по месту работы и лететь в Кемерово. Что она не преминула сделать.

Для того чтобы подготовить дочь к детскому саду я взял на работе очередной отпуск. У меня на это было достаточно времени. А еще я мог съездить с малышкой на свою малую родину ― в Щурово, что и сделал.

Мне не удалось побыть долго в кругу близких людей: не позволила вдруг произошедшая авария на Украинской Чернобыльской атомной электростанции. Я был вынужден уехать, так как АЭС располагалась в восьмидесяти километрах от селения. Взрыв реактора на ней мог плохо сказаться на здоровье моей маленькой дочери, оттого я, пробыв дня три, не больше, вернулся в Москву.

Для оформления документов в детский сад мы посетили поликлинику, сдали кровь, мочу и кал на анализы и лишь, получив хорошие результаты, я успокоился. Погода на тот момент, хотя и был май, стояла по-летнему жаркой. Поднявшись утром и позавтракав, мы отправлялись до обеда гулять в парк. Из того времени мне запомнился один довольно забавный случай: я, усадив Машу на маленький стульчик, взял в руки сандалии, но не тут-то было: на глаза дочери попались неубранные на хранение теплые фетровые с яркой вышивкой сапожки. Она захотела обуть только их и подняла крик. Я упорствовал, проявлял недюжинные способности красноречия, чтобы ее отговорить, но все было тщетно. Махнув рукой, я обул, эти самые красивые сапожки и мы отправились на улицу. Пусть идет если такая непонятливая. Дети ее увидят и наверняка пристыдят, а еще чего хуже поднимут на смех, мы тогда сходим домой и переобуемся. Так оно и получилось. Хорошо, что в парк мы тогда не пошли, а гуляли недалеко от дома, во дворе.

Я обычно гулял с ребенком, не пользуясь прогулочной коляской. Она преспокойно пылилась в углу прихожей. Для меня, если дочь уставала и начинала канючить, не составляло труда взять ее на руки и пронести некоторое время. И носил, а однажды, когда девочка уснула, нес домой даже от самого парка. Это километр не меньше. На слова, Марии, что я ребенка балую, всегда отвечал: «Ну, не будет же она на мне «ездить» до самой свадьбы?» ― «А что, если будет? ― возражала жена. ― «Ну, тогда в нужный момент передам ее с рук на руки ― мужу. То будут уже его проблемы. Пусть носит! Или же воспитывает под себя».

Гуляя однажды с дочерью в парке, ― это было дней за несколько от нашего похода в детский сад, ― я увидел знакомого мальчика, бодро шагающего по алле. Он отчего-то был один.

Я не удержался и подошел к нему:

– О-о-о, Ефим Хазарский! Малыш, ты что потерялся? А где же твоя мама? ― Я ожидал увидеть Марию ― подругу жены, или же на крайний случай другую их приятельницу Валентину Гулишвили. Между собой мы ее звали Валькой. Женщины дружили и их часто можно было встретить на прогулках вместе.

– Достаточно и папы, ― неожиданно услышал я мягкий голос, появившегося молодого мужчины. Он был плотного телосложения, несколько выше меня, с удлиненным лицом как у арабов, ― не путать с англичанами: у них она больше лошадиная, ― и с черной кучерявой шевелюрой, доставшейся от прадеда южанина, может от грека, может ― цыгана, или же еще от кого-то.

Мы тут же познакомились:

– Михаил! ― сказал он и крепко пожал протянутую мной руку. Я, улыбнувшись, ответил ему:

– Семен! ― затем сделал небольшую паузу и продолжил: ― Мария в настоящее время на сессии, сдает в институте экзамены, а я вот ее замещаю. Ты, как я смотрю, тоже занимаешься воспитанием молодого поколения?

– Да-а-а! У меня ― похожая ситуация. Только моя Мария на работе, а я нахожусь в очередном отпуске.

Что интересно? После, нашего знакомства мы довольно часто проводили время на свежем воздухе в парке, ведя длительные беседы. Мужчина оказался разносторонне-грамотным, я мог говорить с ним на самые различные темы. Был у него и свой «конек», он любил рассуждать о противоречиях Запада и Востока, социалистической и капиталистической систем. Их конвергенции. Я спорил с ним и считал общественную собственность несовместимой с частной, ― при этом добавлял: «Михаил, только, пожалуйста, не путай ее с личной». ― Тогда уже на место Леониду Ильичу Брежневу, затем Константину Устиновичу Черненко и Юрию Владимировичу Андропову пришел молодой амбициозный никому неизвестный, ― Михаил Сергеевич Горбачев из села. Хотя я не против ― у меня мать из села, но они сельские, попав в город, что те евреи лезут и лезут вверх и их бывает порой не остановить.

Чем этот политик был необычен? Имел на голове черное пятно, а еще, выступая, говорил не по бумаге, будто сам Черт из-за спины надиктовывал ему тексты. Людям манера поведения этого лидера нравилось, для аплодисментов не нужно было допинга ― рюмки водки или же кружки пива, а еще он любил выходить в «народ», врезаясь прямо в толпу и не останови его ― мог разглагольствовать часами. Раньше о таких людях говорили: «Пищит, как Троцкий».

Наступил день, и дочь пошла в детский сад, без скандалов, хотя встать нам пришлось рано. Причина, возможно, в том, что я очень красочно описал ей, как там будет хорошо, не поленился и сообщил ей о новых друзьях, которых она приобретет и о играх с ними. Правда, я сам ни разу в жизни в детский сад не ходил даже тогда, когда мои родители работали на Урале, на металлургическом комбинате. За мной и братом вначале ухаживала двоюродная сестра, а затем соседская девочка. В Щурово родители обходились без посторонних, особой необходимости в пригляде за нами не было: лето мы обычно проводили на улице, а зимы на печке.

Группа, в которую пошла Маша, только формировалась. Дочь была девятой, всего должно быть двенадцать человек. Это не то что сейчас по тридцать детишек, а то и более. Возможно, у администрации детских учреждений расчет на то, что при такой ораве ― дети сами себя будут забавлять, а для пригляда достаточно одной нянечки и одного воспитателя. Зачем тратиться, деньги любят счет.

Я вначале отвел Машу на половину дня, не стал даже оставлять на обед, правда, на следующий день воспитательница сообщила мне: «Девочка ведет себя хорошо, вы можете ее забрать из сада после сна».

Через три дня дочка пошла на весь день. Проблем не было. Не было до тех пор, пока в группе не появился полненький мальчик ― этакий крепыш ― двенадцатый по счету. Он отчего-то постоянно задирал дочь ― влюбился что ли? Понять было невозможно. Я ни раз забирал ее из сада всю в слезах.

Мне пришлось обратиться к воспитательнице, и я от нее услышал:

– Этот мальчик и меня порой выводит из себя. Ну, что я могу поделать? Только лишь поставить его в угол. Правда, однажды не удержалась и ладонью хлопнула его разок-другой по толстой попке. Толку никакого. Он еще не понимает. Думаю, ваша дочь должна сама ему ответить.

Мне многих трудов стоило убедить Машу дать отпор этому сорванцу. Ей трудно было переступить через себя, не сразу, но однажды она толкнула своего обидчика так, что тот перелетел через товарища, копавшегося рядом в песке, и упал, раскорячившись на глазах у всех детей на землю. От неожиданности девочка испугалась. Но нет, все обошлось хорошо. Мальчик поднялся, отряхнулся и больше уже ее не трогал. А вот однажды мой внук Тема не сумел дать отпор, привязавшемуся к нему на батуте мальчику. Жалко, может у него просто не хватило на то времени? Не знаю.

В детский сад и назад ― домой, мы с дочкой, часто ходили со стороны двухэтажных деревянных, ― с красивыми небольшими балкончиками, ― домишек, утопающих в зарослях цветущей по весне вишни. Сейчас там, в любое время года, довольно обыденно, пройдешь и не заметишь: повсюду огромные друг на друга похожие железобетонные здания. Никаких отличий вам не найти, ну лишь в названии улицы, да в номере дома.

Однажды, возвращаясь, мы решили немного времени поиграть, для чего перешли через дорогу на другую сторону и тут же углубились в сквер, затем, пройдя немного по аллее, постояли у обелиска ― большой плиты с вырезанной звездой и танком ― герою солдату, а после отправились на площадку для игр.

Для меня было неожиданностью встретить Михаила. Он гулял вместе с сыном Ефимом.

Я поздоровался и спросил:

– А вы случайно не в наш сад ходите? ― И назвал улицу, номер, желал от Михаила услышать: ― «Да-да». ― Но нет. Он улыбнулся и ответил:

– А мы вообще в сад не ходим. В том нет необходимости. У нас хватает неработающих всяких родственников и ближних и дальних. За мальчиком есть, кому присмотреть. ― Он сделал паузу, а затем продолжил: ― На днях я сдал в ремонт машину. Вот жду, как только сделают, мы с сыном отправимся к бабе Циле ― моей матери. Она живет в своем добротном доме под Курском и давно его уже ждет. А затем меня сменить Мария. Придет ее черед заниматься сыном и отдыхать.

Не знаю, наверное, дней десять, не больше наши дороги пересекались: они, возвращаясь с парка, заглядывали в сквер, а мы по пути домой из сада. Нам было о чем поговорить. Михаил Хазарский импонировал мне. А еще моя жена дружила с его женой. Я, правда, у них дома не был, и Михаил у нас тоже, а вот моя Мария ― она довольно часто бегала. Рядом жила еще одна ее подружка ― Валентина Гулишвили. Их интересовали всякие там женские дела.

Наступил момент, и Михаила с сыном Ефимом вдруг не стало. Я понял, что автомобиль отремонтирован, и в жаркой Москве Хазарским больше делать нечего. Это нам, не имеющим под боком родню, приходиться довольствоваться услугами, предложенными государством, а еще из-за аварии на Чернобыльской АЭС мы и наша дочь на долгое время лишены отдыха на природе.

Дочь спокойно отнеслась к тому, что наш «кавалер» вдруг пропал. Детей на площадке хватало и без него, от скуки не умрешь. Через день-другой у нее появился еще один «воздыхатель» ― Артем ― сын Валентины Гулишвили. Подруга жены, узнав, что мы из детского сада с Машей ходим гулять в наш сквер, тоже стала в нем появляться. Правда, так продолжалось недолго. Молодая женщина работала в саду нянечкой и, по ее словам, очень уставала. Ей часто было не по себе от длительного общения с детьми и на работе, и дома, и однажды она сумела устроить своего сына в особую группу с недельным посещением детского сада и с удовольствием ею воспользовалась. Гулишвили отводила мальчика рано утром в понедельник, а в пятницу вечером забирала. Я так думаю, что, если бы можно было, так она определила бы Артема и на большее время. Моей жене ― эта самая Валька тоже предлагала помощь в устройстве нашей дочери, минуя препоны с предоставлением справок с работы о ненормированном дне. Мария тогда только что приехала из Кемерово после успешной сдачи экзаменов. Однако моя жена тут же воспротивились.

– Да ты что? Я так не могу. А что, если дочь нас забудет? Что если мы для нее станем чужими? Нет, нет и нет!

Для того чтобы как-то отметить переход Марии на следующий курс и начало нового этапа в жизни дочери ― она пошла в детский сад, ― мы решили в выходной день выбраться загород и как следует погулять. Поднялись рано. Спонтанно и у меня, и у Марии возникло желание прокатиться с ветерком по Москве-реке на «Ракете». Обычно, у нас в холодильнике всегда имелось что-то из первых блюд. Это мог быть борщ, щи, рассольник или же какой-нибудь суп, без разницы. А тут оказалось, что все подъедено. И мне пришлось торопливо налить в пятилитровую кастрюлю воды, забросить в нее курицу и поставить на плиту. Марии я объяснил:

– Сейчас, закипит и поедем. У нас если не суп, то хоть будет какой-никакой бульон. Вдруг в городе не удастся покушать. Очереди сама знаешь, какие. Так дома с сухариками утолим, и голод, и жажду.

Мы уехали: в течении часа добирались до речного вокзала, отстояв очередь купили билеты, забрались в «Ракету». Уже в пути я вспомнил, что не отключил плиту, и мы на этом же судне вернулись назад. Нам просто тогда повезло. Вместо бульона у нас была жареная курица. Это тоже неплохо. А что главное не случилось пожара. А может мы его просто на время перенесли.

Мой товарищ Михаил Хазарский недолго отсутствовал, через какое-то время нашелся и заглянул в сквер, разыскав меня, ― мы тогда с Машей были уже без компании: Артема и его мамы.

– Знаешь, ― сказал он, ― у меня не было возможности сообщить тебе о своем отъезде, все получилось как-то внезапно.

Я успокоил его:

– Не было, так не было. Главное ребенка отвез без проблем. Теперь можешь не беспокоиться!

– Не скажи! Я ведь заглянул в сквер не только для того, чтобы извиниться перед тобой. Мне кажется, я сделал что-то неправильное: при подъезде к Курску меня вдруг задержала траурная процессия. Я притормозил и поехал за ней, а затем, ― будто черт меня дернул, ― не обращая внимания на других автолюбителей, вывернул навстречку ― и обогнал ее. Что ты скажешь, на сей счет?

Мне трудно было ответить ему сразу: потребовалось время чтобы сосредоточиться и обдумать случившееся. Я, добравшись до песочницы и, отдав ребенку формочки, предложил Михаилу присесть на ближайшую скамейку. Едва мы устроились, я немного помялся, и начал издалека:

– Мы русские люди по своей природе отличаемся от людей Запада и не только менталитетом. Наверное, оттого большевикам в семнадцатом году удалось довольно быстро из нас сделать атеистов. Для народа, конечно, не для всего, этот шаг не был уж очень тяжелым. Однако мы не забыли о множестве бытующих у нас суеверий. Они нам достались из далеких времен язычества. Мы их впитали с молоком матери и без них никуда, ― я взглянул на Михаила:

– Ты ведь не совсем уж и русский? Так? Я, прав! ― и, не дождавшись от него ответа, продолжил: ― А значит, можешь забыть об этом событии и не думать. Нет его и все тут! ― Но видно этого было мало, мой товарищ, выслушав меня, отчего-то не воспрял духом. Он, поерзав на скамейке сказал:

– Ладно, постараюсь! Главное, во всем этом случившемся, чтобы без последствий для ребенка. С меня то, что с гуся вода!

Для того чтобы несколько смыть у него от поездки неприятный осадок, я рассказал Михаилу о забавном случае из своего детства: соседка баба Паша часто попадалась мне, тогда школьнику, с ведрами, не всегда с водой и я боялся, как бы она вдруг не перешла дорогу пустой, тогда двойки не миновать.

Мы посмеялись и разошлись. Прошло время. Я, пересекаясь с Хазарским, останавливался, заговаривал с ним, однако не видел в его глазах особой радости. И это было связано не с моими, случайными ничего не значащими встречами. Но, что странно, обычно он улыбался, а тут с мужиком творилось что-то непонятное. Я, это чувствовал. Меня так и тянуло за язык спросить у товарища в порядке ли он? Но, я молчал, а вдруг Михаил все еще продолжает мучиться из-за того обгона траурной процессии? Мое невольное внимание могло его всколыхнуть и напомнить о не приятном событии. Не следует влезать, захочет, сам обо всем расскажет, не преминет.