Читать книгу Поездка в Хиву - - Страница 4

Информация о Хиве – Холод в России – Восточный ветер – Российские власти – Граф Шувалов – Генерал Милютин – Христианство и цивилизация – Англо-российские железные дороги в Средней Азии – Подготовка к путешествию – Спальный мешок – Пилюли Кокля – Оружие – Инструменты – Кухонные принадлежности

Приняв решение отправиться в Среднюю Азию, я задался вопросом, как именно осуществить это намерение. По возвращении из Африки в Англию я с охотой прочел все, какие сумел найти, книги, содержавшие хотя бы толику информации о том крае, куда я собирался. Одна за другой были проштудированы «Путешествия» за авторством Вамбери, «От Герата до Хивы» Аббота, а также «Военные действия на Оксусе[1]» Мак-Гахана. Узнав о тех трудностях, которые преодолел отважный корреспондент газеты «Нью-Йорк Геральд», прежде чем ему удалось претворить в жизнь свой план добраться до Хивы, я пришел к убеждению, что поставленная мною задача сложна до чрезвычайности.

Время года, выпадающее на начало моего путешествия, представляло собой дополнительное препятствие для всего предприятия. Покинуть свой полк я мог лишь в декабре, тогда как опыт моих предыдущих поездок по России не оставлял во мне никаких иллюзий насчет истинного значения слова «холод» в этой стране. Прочитав о погодных условиях, с коими столкнулся капитан Аббот, передвигаясь в марте месяце в широтах значительно более южных, нежели та, что казалась мне подходящей для моего замысла, я осознал необходимость самых серьезных приготовлений к походу по зимним степям, дабы не замерзнуть там насмерть. Холод киргизской пустыни, я полагаю, не знаком жителям ни одной другой части мира, включая даже арктические регионы[2]. А мне в этих условиях предстояло верхом пересечь бескрайние плоские просторы, раскинувшиеся на многие сотни миль и совершенно лишенные чего бы то ни было за исключением снега, соленых озер и редких кустиков саксаула, родственного ежевичным растениям. Ни один европеец не знает, что представляют собой ветры в тех районах Азии. Когда мы брюзжим по поводу так называемого восточного ветра, мы не можем вообразить, чем он является в тех краях, которые беззащитно лежат открытыми всеобъемлющей ярости его первого натиска. Ведь нет там ни теплого океана, чтобы смягчить его суровость, ни деревьев, ни рельефа, ни холмов, ни гор – дабы сдержать его порывы. Он дует свободно и без препятствий над огромными равнинами, покрытыми лишь снегом и солью. Пропитывается солевыми частицами и безжалостно сечет лица тех, кто осмелился выйти в путь. Ощущения при этом наиболее сопоставимы с тем чувством, когда вашей кожи касается лезвие бритвы.

Помимо всего этого, требовалось учесть еще кое-что. Я был прекрасно осведомлен на тот счет, что от российских властей помощи мне ждать не приходится. Они могли не ограничиться созданием косвенных препятствий моему замыслу и в итоге прибегнуть к прямой силе в попытке остановить меня, буде все остальные их средства окажутся исчерпаны. У меня имелись все основания верить той статье в английской газете, где писалось о запретном постановлении. Не могло ли в итоге сложиться так, что за рекой Урал, оказавшись после долгого пути на санях наконец в Азии, мне придется признать тщетность этого перехода и вернуться по своим же следам в европейскую часть России? Таковы были мои первые тревоги по прибытии в Англию. Однако, обсудив дело с некоторыми русскими из моего окружения, я выяснил, насколько глубоко заблуждался. Они заверили меня, что, напротив, официальные лица в Санкт-Петербурге с готовностью позволят английским офицерам путешествовать по Средней Азии и что запрет касался лишь купцов, а также тех лиц, которые пытаются доставить контрабандный товар на территорию недавно аннексированных ханств.

Несколькими месяцами позже я имел честь познакомиться с его превосходительством графом Шуваловым, исполнявшим должность русского посла в Лондоне, а до того – возглавлявшим секретную полицию в Санкт-Петербурге. Он был со мной добр до чрезвычайности и обещал сделать все для него возможное в деле поддержания моих планов, однако на прямо поставленный мною вопрос касательно того, разрешат мне заехать в Среднюю Азию или же нет, отреагировал следующим образом: «Мой дорогой сэр, по сему предмету я решительно не в силах дать вам никакого ответа. Представители администрации в Петербурге смогут предоставить вам любую информацию на сей счет, какая только возможна». Это был дипломатичный ответ – графа он ни к чему не обязывал, – ия покинул его, очарованный тактом и учтивостью русского посла. Судя по всему, на официальном уровне выяснить что-либо из русских источников не представлялось возможным; однако неофициально картина мало-помалу начинала складываться. Прежде всего, я установил, что генерал Милютин, занимавший пост военного министра в Санкт-Петербурге, категорически не одобрял идею поездки английского офицера в Среднюю Азию, особенно в районы, расположенные между границами Британской Индии и России. Согласно его сведениям, русский путешественник, некий господин Пачино, испытал на себе недоброжелательство наших властей в Индии (в чем я лично глубоко сомневаюсь, как, впрочем, и в следующем его заявлении). Этому господину будто бы не позволили въехать в Афганистан; вследствие чего генерал Милютин не понимал, почему он должен разрешить англичанину то, в чем было отказано российскому подданному.

Нелишним, наверное, будет упомянуть здесь еще одну особенность, подмеченную мною в тех русских господах, с коими я имел тогда честь свести знакомство. Она состояла в их желании убедить меня в огромной выгоде для Англии иметь на своих индийских границах такого цивилизованного соседа, как Россия; и чем менее брал я на себя труд возражать им – ибо спорить с русскими по этому вопросу означает напрасно сотрясать воздух, – тем более они хотели видеть во мне провозвестника этих взглядов среди моего ближайшего окружения. Все выдвигаемые аргументы опирались, разумеется, на строго филантропические мотивы, на христианство и цивилизацию. Они говорили, что две великие силы должны идти рука об руку; что вся Азия должна покрыться сетью железных дорог, проложенных англо-российскими компаниями; что у России и Англии общие интересы и это должно объединить нас; что обе державы ненавидят Германию и любят Францию; что Англия и Россия могли бы покорить весь мир, и все в таком духе.

Это был восхитительно русский метод убеждения, и, хотя мне хватало воспитания не перечить моим условно торжествующим наставникам и с готовностью воспринимать потоки их красноречия, я все же оставался при том мнении, что взаимные симпатии между Англией и Германией гораздо прочнее, нежели между Англией и Россией; что греческое вероисповедание в том виде, в каком оно практикуется низшим духовенством в России, является чистой воды язычеством по сравнению с протестантской религией, принятой в Пруссии и Великобритании; что Германия и Великобритания – это естественные союзники против России или любой другой державы, враждебно расположенной по отношению к ним; что те из немцев и англичан, кто хорошо знаком с Россией, под определением «русская цивилизация» понимают нечто диаметрально противоположное тому, что приписывается этому термину людьми, которые свое мнение о прогрессе московитов составили на основе знакомства с парой русских, встреченных ими за рубежом; и что, наконец, железная дорога в Гондурасе оказалась бы более прибыльным предприятием для своих британских акционеров по сравнению с англо-российской веткой, которую предлагается построить в Средней Азии на английские деньги, но с русскими управляющими.

Времени оставалось все меньше, ноябрь подходил к концу, отпуск мой должен был начаться первого числа следующего месяца. В этот день мне следовало отправиться в путешествие. Приготовления выполнялись в спешке. По совету известного исследователя Арктики капитана Аллена Янга я заказал огромный водонепроницаемый и, следовательно, ветрозащитный спальный мешок из особенной парусины. Мешок этот в длину имел семь с половиной футов, а в окружности – десять. Сбоку располагалось большое отверстие, через которое путешественник мог забраться внутрь и спокойно там выспаться, недосягаемый холодным ветрам. Спальник подходил также для многих других нужд, и я нашел ему удобное применение в самых разнообразных ситуациях, за исключением той единственной, каковой ради он изначально задумывался. Производитель не учел гигантских пропорций, обретаемых человеком в меховой одежде, и сделал входное отверстие недостаточно большим. Вследствие чего я столкнулся с непреодолимыми трудностями, пытаясь найти внутри свободное местечко еще и для меховой шапки. Только один-единственный раз, да и то в более легком облачении, удалось мне полностью разместиться внутри этой конструкции. Были заказаны также четыре пары самых теплых рыбацких чулок из Шотландии; свитеры и фланелевые рубашки совершенно непривычной для моих соотечественников текстуры. Вскоре прибыл комплект одежды, изготовленной в ателье господ Кино, что на Риджент-стрит, и они заверили меня в полной невозможности замерзнуть в этих костюмах. Одеяния, должен признать, отличались отменным качеством и как нельзя лучше подходили для того, чтобы надевать их под овчинный тулуп, но я бы и худшему врагу не придумал наказания страшнее, чем заставить его ночевать зимой в открытой степи, какая бы теплая одежда на нем при этом ни оказалась. В таком положении необходимы меха или овчина любой выделки, иначе путешественник, закрывая на ночь глаза, подвергает себя серьезному риску никогда уж более не открыть их. Две пары отороченных мехом сапог также пополнили мой гардероб; из аптекарских средств – без коих нельзя отправляться в путешествие по дремучим местам – я взял хинин и пилюли Кокля, верой и правдой послужившие мне в Центральной Африке, где я с огромным успехом пользовал туземцев этим поистине бесценным лекарством. Мне никогда не забыть чудесного эффекта, произведенного на дух и тело одного арабского шейха, который не реагировал уже на местные средства, но буквально восстал, приняв от меня пять пилюль Кокля; а некий мой друг, проезжавший теми же местами много месяцев спустя, сообщил мне, что моя слава «врачевателя» жива там и поныне и то волшебное снадобье служит пищей для разговоров на базаре до сих пор.

Из книг, посвященных Средней Азии, к тому моменту я знал об отсутствии приличной дичи в тех местах, не говоря о серьезных трофеях. Поэтому охотничье ружье оставалось дома. Запас патронов значительно бы увеличил вес багажа, тогда как основной план состоял в том, чтобы путешествовать налегке. Тем не менее я учел возможность встречи с тамошней дикой птицей, обитавшей, как мне сказали, в изобилии в некоторых местах, и в качестве хоть какого-нибудь оружия прихватил свою старую добрую мелкокалиберную винтовку, снарядив несколько патронов к ней более серьезным зарядом на случай, если наткнусь вдруг на медведя или волка. Оборонительный мой арсенал против возможных атак со стороны туркмен состоял из боевого револьвера и двадцати патронов к нему.

Следующее, о чем стоило подумать, – это кухонные принадлежности. Если бы я прислушался к советам всех своих добрых друзей, в путешествие со мной отправился бы набор утвари, достаточный для небольшого ресторана. Однако в условиях контроля за общим весом багажа о подобных удобствах не могло быть и речи, поэтому я ограничился двумя солдатскими котелками, удобными для приготовления пищи как на костре, так и на спиртовой лампе, и по всем статьям превосходящими любое дорогостоящее и громоздкое оборудование, специально созданное для того, чтобы выходить из строя и обескураживать путешественника. Вещмешок пехотинца с креплениями для ножа, вилки и ложки довершил мой походный набор, и с приобретением термометра, барометра и карманного секстанта в качестве дорожного инструментария я был готов отправиться в путь. Впрочем, даже такое количество груза оставалось чрезмерным, и когда я взвесил все это – спальный мешок, пару седельных сумок, содержимое багажа, винтовку, – у меня получилось ровно восемьдесят пять фунтов. Один гвардейский офицер (мой друг К.) изъявил горячее желание присоединиться ко мне. С его опытом путешествий и умением легко переносить тяготы он стал бы самым подходящим компаньоном, но он совершенно не знал русского языка. На тот момент я был уже всемерно осведомлен о предстоящих мне трудностях и о том, что в одиночку добраться до Хивы шансов у меня все-таки больше, поэтому скрепя сердце отклонил его предложение. Мой друг был решительно настроен против безделья на период своего отпуска и, поскольку он не мог отправиться со мной в Россию, поменял поездку туда на приключения в Абиссинии.

За день до моего отбытия из Лондона я получил очень вежливое письмо от графа Шувалова. Он сообщал, что мне предоставлены рекомендательные письма к российскому военному министру генералу Милютину и командующему войсками Туркестанского военного округа генералу Кауфману и что ему осталось лишь передать мне такое же письмо к его брату в Санкт-Петербурге, а также пожелать мне счастливого пути. Он прибавлял, что отправил депешу в Санкт-Петербург на имя министра иностранных дел с просьбой о всемерной поддержке моего предприятия. И поэтому в последний момент я начал тешить себя надеждой на более благоприятный исход событий, однако некоторые соображения, высказанные мистером Мак-Гаханом, знакомство с которым я по счастливой случайности свел незадолго до этого в доме одного нашего общего друга, заметно остудили мой пыл. «До Форта N² 1 вы доберетесь без особых проблем, – отметил он. – А вот дальше вам предстоит собраться с силами и приложить максимум стараний, повторив это при переходе с российской территории на ту, что ведет к Индии; сделать это будет просто необходимо, хотя обстоятельства, надо признать, не в вашу пользу».

Он также дал мне несколько полезных советов в области освоения татарского языка и рекомендовал путешествовать налегке. Пользуясь возможностью, хочу выразить глубокую благодарность мистеру Мак-Гахану и первому секретарю американской дипмиссии в Санкт-Петербурге мистеру Скайлеру за ту ценную информацию, которой они поделились относительно предстоящих мне перемещений.