Читать книгу Кафе «Жизнь» - - Страница 2

Дзинь. Тихий звон дверного колокольчика раздаётся в половину восьмого утра. Молли не нужно оборачиваться, чтобы знать, кто пришёл – Софи Грант чрезвычайно пунктуальна, как и сама старушка. Аккуратные каблучки цокают по паркетному полу, фарфоровая кружечка звенит о тарелочку.

– Доброе утро, мисс Гудроу, – уверенный голос эхом пробегается по пустому кафе.

– Жизнь тебя любит, милая, – приветствует гостью Молли, выходит из-за барной стойки, шаркает галошами по деревянному полу и, не расплескав ни капли, бесшумно ставит на стол свою ношу.

– Вы, как всегда, готовы, – необычайно мягко улыбается Софи, грациозно усаживаясь на стул.

Пальчики с аккуратным френчем обнимают изящно изогнутую ручку кружечки. Горячий пар тянется вверх, щекочет нос сливочным ароматом молочного улуна. Первый глоток ласкает язык шоколадным вкусом, согревает, бодрит и сообщает, что новый день действительно начался. Софи выдыхает, стучит подушечкой пальца по золотистому бочку творожного рулетика:

– Я после ваших угощений однажды не влезу в свои костюмы.

– Тю, милая, чтобы не влезть в одежду, тебе потребуется не выходить из моего кафе хотя бы месяц. – Молли всплёскивает руками и садится напротив женщины. – Как поживают Люсиль и Торрес?

– Прекрасно. Люси недавно заняла первое место в научном триатлоне, а Тори стала ребёнком месяца в саду, набрав триста восемь звёздочек успеха, – гордость сквозит в каждом слове Софи, но выражение лица едва ли меняется. – Это даже на три больше, чем у Люси в её возрасте. Новый рекорд.

– Ну какие умнички! – искренне восхищается Молли, подпирая голову рукой. – Обязательно приберегу для них бесплатные пирожные.

– Да бросьте, я заплачу, – фыркает Софи, отмахиваясь. – Я работаю для того, чтобы мы могли позволить себе сладости даже в кафе, где никогда нет меню и можно уйти не заплатив.

Молли хохочет, и этот звук чем-то напоминает одновременно крик чайки и скрип ступеней под ногами, но вместо раздражения испытываешь лишь приятное удовольствие, будто наблюдаешь за тем, как распускается цветок или малыш-цыплёнок пробивает клювиком скорлупу.

– Тогда можно считать, что твоя жизнь удалась, – отсмеявшись, потрескивает голосом Молли.

– Жизнь удалась… – шёпотом повторяет Софи, задумчиво разбивая слова.

Ей кажется, что она что-то упустила, чего-то не смогла, о чём-то очень жалеет, мечтает исправить, но в голову не приходит ни одного воспоминания, которое нужно изменить.

– Выходит, что удалась, – всё-таки соглашается Софи, делая очередной глоток чая.

Молли по-матерински тепло разглядывает женщину, в которой всё кажется идеальным. Уложенный тугой пучок без единого торчащего чёрного волоска, изящно подкрашенные изогнутые ресницы, как из рекламы, карминовая помада, которая не кричит «посмотри на меня», а нежно подчёркивает строгие черты лица, белоснежная блузка без складочек, отутюженный чёрный брючный костюм в серую полоску. Увидев такую леди на улице, сразу думается, что она венец женской природы. Та самая, у которой и работа по полочкам, и дома идеальный порядок, и дети никогда не закатывают истерик, и муж на руках носит…

Тёмные круги под глазами стёрты консилером, морщины скрываются за подтяжками, а тревожные мысли надёжно прикрыты белозубой улыбкой. Хочется разомкнуть эти чёртовы зубы, дать им шанс выговориться, отпустить, разделить с кем-то страхи, но… Опасно, страшно, непонятно. Как доверить кому-то боль и переживания, если любое неверное слово может разрушить то, что Софи строила годами? Кто сотрёт усталость с лица? Кто обнимет словами и тёплыми заботливыми руками, укроет от всех невзгод?

Дзинь.

– Сикс, ты сегодня так рано. – Молли встаёт из-за столика, встречая коренастого парня с вечно-удивлённым лицом. – Неужели где-то случился апокалипсис и ты смог проснуться вовремя?

– Если бы апокалипсис и случился, то начался бы он с Найн, – подмигивает Сикс. – А я просто поспорил с нашей картошечкой, что сегодня не опоздаю.

– Тогда ты проиграл, – цокает языком Фрай, появляясь за его спиной. – Я уже закончила.

– Упс. – Сикс неловко чешет затылок, но совсем не чувствует вины.

– Забираешь три мои смены в кафе. – Фрай победно пританцовывает, усаживаясь за барную стойку. Её короткие ноги болтаются, едва ли доставая до перекладины высокого стула.

– Целых три? Мы договаривались на одну! – возмущается парень, запрыгивая на соседний стул. Шутливый спор и не думает прекращаться, а лишь набирает обороты.

– Увидимся, мисс Гудроу. – Софи делает торопливый глоток горячего напитка, оставляет нетронутым любимое лакомство. Встаёт. Раздражение не утихает и выливается в хищную улыбку.

– Жизнь тебя любит, – с лёгким укором прощается Молли, ковыляя к стойке, возле которой вытаскивает из карманов кружку тёплого молока с корицей и брусничный отвар с мятой.

Дружное «спасибо» догоняет Софи из приоткрытой двери, когда она садится в машину с изящностью аристократки, поднимающейся в карету.

– Вперёд, – командует женщина, пристёгиваясь ремнём безопасности.

Чёрный мерседес плавно трогается с места, везёт привычным маршрутом. Жизнь Софи Грант подчиняется строгому расписанию: подъём, завтрак, кафе, работа, время с семьёй, даже походы в туалет запланированы. Болеть или больше чем на минуту отклоняться от графика – запрещено. У неё просто нет времени на всякие глупости. Впрочем, глупостей в её жизни нет лет с двенадцати.

Не проходит и десяти минут, как Мерседес останавливается и бархатные сапожки с острым носом касаются асфальта. Софи кивает водителю вместо благодарности и уверенным летящим шагом поднимается по ступеням, которые каждый день вот уже восемь лет ведут в одно и то же место – кабинет.

Сумочка становится на специальную тумбу, указательный палец зажимает кнопку микрофона:

– Всем доброе утро, и пусть этот день подарит миру ещё больше красоты.

Ритуальная фраза слетает с губ привычно, заученно, но каждый раз с внутренним трепетом. Сделать мир немного лучше, немного ярче, немного возвышеннее для каждого – вот мечта владелицы пятидесяти трёх картинных галерей в тринадцати странах мира. Софи ныряет в бумаги, почту, договоры, планы и проекты, не глядя на часы – для встреч и звонков у неё есть помощница, которая заменяет любой будильник и напоминалку. Минута в минуту дверь открывается, телефон звонит – всё строится строго по плану, и ничего не нарушает привычный ритм. Ничего, кроме неожиданного звонка от дворецкого.

– Минута, – не отрываясь от эскизов будущей выставки, сообщает Софи телефону.

– Я нашёл тетради, в которых Люсиль пишет сказки, – укладывается в три секунды дворецкий.

Софи замирает. Жмурится. Открывает глаза. Убеждается, что мир реален.

– Как давно?

– Почти полгода, – чётко, как в армии, отвечает Джордж.

– И вы узнали только сейчас? – в этом вопросе нет ни раздражения, ни гнева, ни осуждения, но пробирает от него, как от осознания, что тебя преследует маньяк.

– Простите.

– Везите, – лаконично отвечает Софи, вешая трубку.

В душе почему-то нарастает ощущение тревоги, паники, как бывает от фразы «нам нужно серьёзно поговорить». Только теперь Софи не ребёнок, а взрослая, которой предстоит решить, наверное, самый важный вопрос в жизни, пройти проверку. Миссис Грант не уверена, что сможет справиться с голосами в своей голове. С одним ужасно резким и настойчивым голосом.

«Выброси эти глупости из головы, они тебя не прокормят. Займись серьёзными вещами!»

Софи занимается серьёзными вещами, оставляя замечания по одним проектам и одобряя другие: расположение картин на двух новых выставках, предложения по рекламе, закупка всевозможных шедевров, креативные предложения, бюджеты… Стопка бумаг уменьшается, непрочитанных писем в почте не остаётся, а лёгкий, но сытный обед оказывается на кофейном столике у дивана. С ним же появляется и Джордж с гигантской стопкой прошитых листов.

– Что это? – тут же спрашивает Софи, ясно помнящая, что речь шла про тетради.

– Скопировал страницы, чтобы Люси не заметила пропажи, – спокойно и даже немного величественно рапортует старый дворецкий, глядя с уважением, но не с подобострастием.

– Хорошо, Джордж, можешь идти, – в привычной манере отвечает миссис Грант, вглядываясь в морщины, седую лысеющую голову человека, за которого мечтала выйти замуж года в четыре.

Едва заметная улыбка скрашивает гримасу серьёзности, делает Софи в старческих бледных глазах снова той маленькой девочкой, которая любила всюду прятать конфеты и громко хохотать, скатываясь вниз по перилам. Джордж кивает, пряча тепло в пышных усах, разворачивается, чтобы уйти.

– Хорошо отдохните, дядюшка, – чуть смягчает тон миссис Грант, смущённо утыкаясь взглядом в рукопись дочери. Сжимает кулаки, впивается ногтями в кожу, наказывая себя за слабость.

– Благодарю, миссис Грант, – старик прощается, делая вид, что ничего не заметил. Он степенно покидает кабинет, оставляя женщину наедине с её мыслями и предположениями.

Идеально выверенный ритм нарушается. Софи впервые отменяет две встречи подряд и даже не съедает и половину порции овощного салата. Возле её кабинета ходят исключительно на цыпочках и не разговаривают, считая, что случилось что-то не менее серьёзное, чем смерть чёрной дыры посреди одной из галерей. Страницы шелестят, похрустывают в умелых руках, а глаза порхают со строчки на строчку. Бровь периодически приподнимается, тихие смешки от странных оборотов и порой наивных детских слов срываются, но Софи продолжает читать увлечённо, с интересом подглядывая во внутренний мир дочери. Она узнаёт в героях дворецкого, нянечек, любимых и не очень учителей, Торрес и даже задумывается о том, что Люси может быть симпатичен один одноклассник, с которого списан рыцарь, но…

Софи громко захлопывает стопку бумаг. Злая ведьма невезения. Всегда с аккуратной причёской, любит складывать руки на бока, постукивая указательным пальцем по пуговице кармана. Неизменно с карминовой помадой на губах и презрительным взглядом. Злая ведьма невезения по имени Софина.

Миссис Грант позволяет себе пальцами потереть виски, сжать переносицу. Почему из всех ролей ей опять досталась злодейка? Разве она делает недостаточно? Не осуществляет каждую мечту дочерей? Да, требует, чтобы не бросали и не сдавались на середине пути, да, просит их держать лицо и марку семьи Грант, но разве это слишком много в обмен на весь мир?

– Анна, дальше по графику, отменённые поставь на ближайшую неделю, – приказывает Софи, нажимая кнопку связи с секретарём.

Рукопись дочери шлёпается с размаху в нижний ящик стола. Софи ныряет в рабочие задачи, будто она робот: улыбается, раздаёт указания, утверждает и отклоняет заявки до вечера. Но ровно в семь часов собирается домой, бросая долгий задумчивый взор на собственный ящик Пандоры, в котором сидит злая ведьма. Отворачивается и гасит свет, прощается кивком головы с каждым встречным, садится в машину, прикрывает глаза. Ехать недолго, но мысли успевают успокоиться, улечься, закончиться на более приятной ноте.

Дом встречает свежестью и цветами, улыбкой Джорджа и дочерьми, вернувшимися с дополнительных занятий. Софи ничего не меняет. Вечер выглядит как обычно: полезный и красивый ужин из пророщенного горошка, кускуса, овощной нарезки и кусочка тушёной курицы. Вилки и ножи едва уловимо стучат по фарфору в абсолютной тишине – во время еды говорить не положено.

– Как ваши занятия? – первый вопрос от матери, как и всегда, звучит, когда подают чай.

– Китайский отлично, – Люси как старшая отчитывается первой.

– Балет? – Софи приподнимает бровь, как бы спрашивая, почему она должна уточнять.

– Хорошо. – Девочка напрягается, сжимает кулаки под столом. – Допустила ошибку на разогреве.

– Нужно больше стараться, – делает вывод Софи и больше ни слова не говорит дочери, переводит внимание на младшую.

– Фортепиано и пение отлично, – болтает ногами Тори, стаскивая с общей тарелки уже третье печенье, хотя положено два.

– Правильно, держи марку, – сухо хвалит Софи, мысленно ставя галочку в сегодняшнем дне. – И прекращай столько есть. Лишний вес никого не красит.

– Да, мама, – соглашается Тори, запихивая рассыпчатую сладость в рот целиком, чтобы не отобрали.

– Два часа на уроки и спать, – командует Софи, поднимаясь из-за стола. – Ариана, мой чай в кабинет.

Суетливая горничная отправляется на кухню за новой кружкой горячего напитка – со стола брать ни в коем случае нельзя, ведь он уже остыл.

Софи поднимается в кабинет, грациозно садится в мягкое красивое кресло и коротко сжимает виски, распускает тугой пучок, массирует голову, позволяя себе немного свободы. Сегодня этого мало. Она идёт в небольшую уборную за соседней дверью и долго смывает макияж гидрофильным маслом, ватными дисками, средством от водостойкой косметики, увлажняет, питает кожу сыворотками и кремами. Снимает с себя блузку, пиджак и брюки, расстёгивает жмущий бюстгальтер и дышит полной грудью. Подставляет стройное тело прохладным душевым каплям, вспенивает в ладонях шампунь, втирает его в корни волос и смывает, растирает пушистым полотенцем кожу до красноты, укутывается в длинный белый банный халат и заставляет себя размазывать по волосам бальзам, укрепляющий мусс, когда хочется просто вернуться к уже опять остывшему чаю. Не переодевается. Выглядывает из-за двери и, пока никто не видит, забирается в кресло с ногами, обнимает коленки и чувствует себя маленькой девочкой. Такой как Люсиль.

Документы так и остаются нетронутой стопкой лежать в сумочке. Софи открывает крошечным ключиком ящичек, в котором уже много лет заперты мечты. Достаёт бумагу, карандаши и мелки, прикрывает глаза, выхватывает из калейдоскопа картинок одну и начинает рисовать. Никакого эскиза, никакой основы – просто твори и не думай, что делаешь правильно, а что нет. Вскоре на бумаге расцветает алый бок дракона, сверкают начищенные доспехи рыцаря и переливается цветами моря платье принцессы. Софи оставляет последний штрих на рисунке, откладывает мелок и долго рассматривает итог.

– Лучше бы с договорами закончила, – вздыхает женщина, складывая мечты обратно в ящик.

Крутится на кресле, по-детски обнимая коленки. Злая ведьма невезения. Софи никак не отмахнуться от этой мысли, ведь она слишком похожа на правду. Ей раньше всегда не хватало удачи. Контракты уходили от неё в последний момент, выставки проходили чуть хуже, чем могли, даже замуж она выходила не по любви, а ради бизнеса родителей, с которыми тоже не повезло – для них она просто была недостаточно хороша. Что бы Софи ни делала – обязательно находился кто-то талантливее и успешнее. Математика, английский, наука, история, география, физическая культура, язык и литература… Вечный номер два.

Единственное, в чём ей удавалось быть лучшей – искусство. На этих уроках Софи сияла, как новогодняя звезда на ёлке: рисовала удивительные в своей самобытности картины, безошибочно определяла авторство и никогда не путалась в художниках – не было никаких сомнений в том, какой путь выбрать. Не было ни у кого, кроме самой Софи, которая мечтала создавать сама, а не искать шедевры по всему миру.

– Этой размазне ты учиться не будешь, – выносит приговор отец, когда получается отсмеяться. – Откуда в твоей голове такие идеи? Художником! – Снова смеётся, будто услышал хорошую шутку, а не заветную мечту двенадцатилетней дочери. – Будешь искусствоведом. На выпускной подарю тебе картинную галерею.

Софи не плакала, потому что в семье Грант не принято разводить сырость, лишь молча шла дорогой чужих желаний. Одна галерея становилась тремя, пятью, десятью. Австрия, Венгрия, Польша, Нидерланды, Испания, США и даже Россия – её искусство дотянулось туда и расползлось дальше. Брак с холодным сердцем, дети как проекты, работа с жаждой доказать, что может, миллионы и миллиарды евро, проходящие сквозь пальцы, но не оставляющие и крупинки радости в сердце.

Лишь редкие вечера, как сегодня, когда она позволяет себе себя. Снимает личину «миссис Грант», становясь просто «Софи». Кресло останавливает своё вращение, когда часы показывают уже половину десятого. Большой и уютный халат превращается в модную шёлковую пижаму, замотанные в полотенце волосы расчёсанной волной укладываются на спину. Свет в кабинете гаснет.

– Люсиль, Торрес, добрых снов, – желает дочерям Софи, не заглядывая к ним в двери. Знает, что они достаточно послушные, чтобы лечь спать без её надзора. Верит, что им хватает в жизни контроля.

Ночь ласкает, убаюкивает, но долго не приносит сон. Кровать слишком большая, пустая, неуютная. Конечно, под ней нет никаких монстров, но… Монстры есть внутри головы, и тёплые руки защитника – мужа – ещё три дня их не разгонят. Командировки становятся чаще, длиннее, но Софи не хочет узнавать правду, какой бы она ни была. В конце концов, никто из них не клялся в любви и верности даже на свадьбе. Пышной, яркой свадьбе с дорогущим тортом высотой с человека, с танцами до утра и поющими звёздами вместо диджея, с неискренними поздравлениями и золотыми карточками вместо любви. Ей хочется посмеяться над собой, своей жизнью, но усталость наконец берёт своё.

Софи уносится в реалистичные сны, где она – отважный дракон, спасающий принцессу от раннего брака, где она – рыцарь, путешествующий на драконе, где она – принцесса, держащая в заложниках дракона, чтобы встретиться с его верным рыцарем. Сны сменяются слишком быстро, сумбурно, превращают друг друга в фарс и нелепость. Калейдоскоп картинок останавливается и зачем-то замирает на той, где она – Злая ведьма невезения, не дающая принцессам, рыцарям и драконам обрести счастливый конец.

Будильник премерзкой трелью врывается в голову, разрывает паутину кошмара, выпуская Софи в реальность. Женщина тяжело дышит, морщится от прохладного липкого пота и покачивающимися шагами скрывается в душевой. Привычные ежедневные действия возвращают спокойствие быстрее всяких психологов. Умыться, сделать укладку и макияж. Красный брючный костюм в зелёную клетку ассоциируется с Новым годом, который наступит через две недели. Настроение стремительно взлетает вверх.

– Джордж, установите сегодня ёлку. – Софи спускается вниз, обувает лёгкие сапожки перед выходом из дома, накидывает пальто.

– Как скажете, миссис Грант, – соглашается неизменно вежливый, услужливый и такой родной дворецкий. Софи ослепляет его улыбкой.

В машину женщина и две девочки садятся молча. Что им обсуждать, если своё расписание каждая знает, об успехах отчитываются вечером и семейным днём назначена суббота, а не среда? Миссис Грант хотела бы поговорить с Люси, спросить её о сказках, о ведьме, о драконе, любящем сыр вместо мяса, о странной принцессе, которая побеждает всех и исправляет чужие ошибки. Хочется знать, какие курсы хочет пройти Люси, какой ей нужен редактор и готова ли она по-настоящему пробиваться в издательство… Софи не спрашивает, потому что в голове уже целый план, который можно будет привести в действие к обеду. Деньги способны решить большинство возможных проблем на писательском поприще.

– Учитесь усердно и помните, что вы Грант, – напутствует девочек женщина, даже не оглядываясь назад.

В ответ не вслушивается – отправляет команды секретарю, отделу закупок, юристам и даже клинингу.

Дзинь.

Как обычно, в половину восьмого Софи заходит к Молли, чтобы выпить любимый улун. Буря мыслей и чувств внутри совершенно не мешает миссис Грант быть грациозной и великолепной в глазах других.

– Мисс Гудроу, доброе утро! – Софи поливает руки антисептиком, растирает.

– Доброе, милочка, – соглашается Молли, присаживаясь на стул.

Софи садится на своё место, снова трогает золотистую корочку творожного рулетика ноготочком, сжимает между пальцев, заставляя крошиться. Откусывает.

– Люсиль пишет сказки, – отвечает женщина на незаданный вопрос.

– Ого-го! – Восторгом светится каждая морщинка на лице старушки. – Какие?

– Да какие там могут быть сказки, кроме драконов, принцесс и рыцарей, – отмахивается Софи, как от чего-то незначительного, хотя гордость так и распирает изнутри. – Только я в её историях – Злая ведьма невезения. – Искреннее волнение, тревога, страх скрываются за саркастической улыбкой.

– Она ведь ребёнок, – примирительно заключает Молли. – В этом возрасте каждому кажется, что родители – настоящее зло, с которым следует бороться изо всех сил.

– И мне от этого должно быть легче? – Приподнимает изящную бровку Софи. – Отправлю её на курсы писательского мастерства, пусть сразу учится как правильно, а не набивает бесконечные шишки о картонных героев.

– Порой нам нужно написать всего одну книгу в своей жизни, чтобы стало легче дышать. Не каждое хобби должно становиться профессией, не в каждом мимолётном увлечении стоит искать дело жизни, – философствует Молли, поправляя шаль на сливовом платье с белым воротником. – Иначе бы стала я юристом и не было бы у вас никакого кафе.

Мисс Гудроу хрюкает от смеха, на что Софи лишь морщится. Морщится от странных звуков, от обжигающе точных слов, от горького чая.

– Но, в конце концов, у каждого свой путь и жизнь всё расставит по местам. – Старушка примирительно подмигивает .

Софи не отвечает, гипнотизирует взглядом полупрозрачный зелёный чай. Хотелось бы ей вот так в детстве? Чтобы за каждым чихом следили, удовлетворяли нужды до того, как они возникнут, чтобы на каждое «хочу» приносили самое лучшее, самое нужное и важное для побед? Завистливое тихое «пожалуйста» криком проносится в душе. Пожалуйста, дайте дышать, умоляю, не ломайте крылья, прошу, позвольте мне выбрать.

Выбор. Это слово отрезвляет, пугает, бесит и раздражает. Выбор, выбор, выбор. Она совершает их сотни за день, десятки тысяч за год. Решает, как девочкам жить, какие кружки выбирать и чего достигать, к чему стремиться, где одеваться. Лишает их того, в чём нуждалась когда-то. Жмурится, сжимает большим и указательным пальцами переносицу, выдыхает.

– Я не буду вмешиваться, пока она сама не расскажет. – Фарфоровая чашечка неожиданно громко звенит о блюдце. – По крайней мере, пока.

Софи скрещивает руки на груди, убеждая себя, что поступает правильно, что так будет лучше и Люси не станет всю жизнь с болью вспоминать, что мама рылась в её вещах, не давала вдохнуть.

– Мудрое решение, – качает головой Молли, скрывая печаль в мутных зелёных глазах.

Миссис Грант достаёт телефон, отменяет задачи по поиску курсов, наставников и редакторов для Люсиль. Вместо этого просит Джорджа следить и приносить новые копии раз в неделю.

Дзинь.

Болтовня на фоне больше не мешает, не отвлекает, но и в Софи не остаётся искренности. Она пьёт чай, много болтает, рассказывая, как здорово запланировала мероприятия на семейную субботу, как ей повезло, что её дочери выросли такими умничками и жизнь вообще прекрасна.

Молли улыбается, прячет в глазах печаль и тоску, совершенно точно не собираясь вмешиваться. Не собирается спрашивать, часто ли Софи говорит дочерям, что гордится ими, что любит, обнимает ли, когда у тех ручьями текут слёзы, даёт ли понять, что принимает девочек любыми и искренне желает подарить им весь мир.

Молли молчит, потому что несколько тысячелетий назад обещала, что больше не будет вершить судьбы других.