Читать книгу Авантюрист. Начало - - Страница 2

12 июля 2015 года. Нью-Йорк, Соединённые Штаты Америки.

Сегодня последний день моего затянувшегося отпуска, ночью у меня рейс в Москву. Послезавтра первая операция, надо будет ещё раз посмотреть историю болезни пациента. И с Викой надо что-то решать. Вернее, всё давно решено. Она не хочет понимать, что больные для меня всегда будут на первом месте. Да и пожалуйста, насильно никого не держим.

А неплохо я провёл эти три недели в Штатах! Прилетел в Сан-Франциско, пара дней в Калифорнии, а потом на машине через всю страну во Флориду. Пляжи там явно лучше калифорнийских, кто бы что ни говорил. И надо будет позвонить той сербке – может, из этого что-нибудь и получится.

Из-за Катарины я провёл во Флориде даже больше времени, чем планировал, и прилетел в Нью-Йорк буквально на один день и с одной-единственной целью. Собственно, я сейчас и выполняю последний пункт моей программы: мюзикл «Гамильтон» в театре «Ричардс Роджерс», самая горячая премьера на Бродвее за много-много лет. История о трагической судьбе парня с десятидолларовой банкноты и по совместительству первого министра финансов США.

Второй акт, совсем скоро Гамильтона смертельно ранят. Потом ещё пара композиций – и всё, можно будет в аэропорт.

Господи! Что это со мной, почему в груди такой холод? Не могу дышать! А вот это совсем плохо – похоже, у меня инфаркт…

Раннее утро 11 июля 1804 года, Уихокен, штат Нью-Джерси, берег Гудзона напротив Нью-Йорка.

Я лечу в каком-то узком и тёмном туннеле. Вот он расширяется и светлеет, стены становятся то зелёными, то синими, потом прозрачными. Я вижу себя мёртвого в театральном кресле. Кругом кричат. Все исчезают. Я падаю. Куда? Внизу лесная лужайка на берегу реки.

– Большая ошибка, Гамильтон, – слышу я голос. Что здесь происходит? Почему на мне какие-то старинные шмотки? Что у меня в руке? Это что, дуэльный пистолет? И почему он дымится?..

Человек, стоящий в десяти шагах напротив меня, вскинул такой же пистолет.

Прозвучал хлопок, и тот, кто ещё секунду назад был Александром Гамильтоном, первым министром финансов США, упал, поражённый точным выстрелом своего противника.

– Мистер Бэрр, вы это видели? – спросил у второго дуэлянта его секундант Уильям Питер Ван Несс, поднимая с земли сбитую пулей ветку над головой Аарона Бэрра. – С такого расстояния нельзя промахнуться. Гамильтон специально выстрелил мимо.

– Я видел только то, что он попытался уйти от выстрела, сделав шаг назад, – Аарон Бэрр, третий вице-президент США, был мрачен. Он не хотел убивать Гамильтона, с которым когда-то был дружен.

В это время присутствовавший на дуэли доктор Госак пытался оказать помощь тяжело раненому Гамильтону.

* * *

– Доктор, не старайтесь, рана смертельна, – сказал я склонившемуся надо мной мужчине. Почему я решил, что это врач? Сто процентов, что я вижу его впервые, но отчего-то уверен, что это доктор Госак, Дэви Госак. Как будто я знал его раньше. Силы покинули меня, и я опять погрузился во тьму.

Внезапно я как бы проснулся. Очень светло и тихо. Первым, что я увидел, стало лицо моего камердинера, старины Барри. Стоп, какой может быть камердинер у простого анестезиолога? Но я точно знаю, что это Барри. Тот самый Барри, которого я спас на Гарлемских высотах в далёком сентябре тысяча семьсот семьдесят шестого года. Я? А КТО Я?

Темнота. Сознание опять покинуло Александра.

– Мистер О`Салливан. Что с Гамильтоном? Он жив? – спросил у Барри Джеймс Эштон Байард-старший, близкий друг Гамильтона и хозяин дома, где тот сейчас медленно умирал.

– Мистер Гамильтон опять потерял сознание, сэр. С ним доктор Госак. Я боюсь самого худшего и еду к епископу Муру, – сказав это, Барри вышел из кабинета хозяина дома.

Кто-то включает и выключает тумблер моего сознания. Темнота, свет, темнота, свет. Что-то тёплое льётся мне в рот, и я прихожу в себя. Всё тело как будто в огне, где-то на задворках сознания я слышу голос:

– Сын мой, вы готовы принять последнее причастие?

Стоп-стоп-стоп, какое ещё последнее причастие? Кто это говорит вообще? С трудом поворачиваю голову и вижу типичного, как будто из какого-то сериала, англиканского священника. «Епископ Мур пришёл отпустить мне грехи перед смертью», – мелькнула в голове мысль. Странная слабость опять чуть было не отправила меня в забытье, но я удержался на краю.

– Мистер Гамильтон, вы слышите меня? – произнёс этот священник.

А вот это уже ближе, он назвал меня Гамильтоном. Каким Гамильтоном? Думай, голова, шапку куплю. Ты точно знаешь, кто это.

Странные одежды, странное оружие, люди, говорящие на каком-то странном английском. Знакомые мне люди, которых я, однако, никогда не видел. Надо что-то ответить, мне же задали вопрос.

– Да, – стоп, какое, блин, «да». Он же меня по-английски спросил. Как к нему обращаться? Батюшка? Отче? Падре? Святой отец? Ваше преосвященство? Ваше преосвященство!

– Да, ваше преосвященство.

– Мистер Гамильтон, сын мой, я тут по просьбе вашего камердинера и в память о ваших заслугах перед страной. Церковь не одобряет дуэли, а мистер Аарон Бэрр ранил вас именно на дуэли. Мистер Пэндлтон дал мне прочитать написанное вами перед дуэлью и сказал, что вы специально промахнулись. Я отпущу ваши грехи и причащу, только если вы заверите меня, что не собирались его убивать. Так ли это?

Итак, что мы имеем. Аарон Бэрр, епископ Мур, дуэль, странные одежды и меня называют мистером Гамильтоном. Получается, что я этот, как его, попаданец. Точно, я попаданец в тело первого министра финансов США.

Какая ирония, пошёл на мюзикл и попал в тело его персонажа. И как раз в тот момент, когда его убили. Однако этот Мур ждёт от меня ответа.

– Ваше преосвященство! Я не собирался убивать мистера Бэрра и специально выстрелил мимо, – и снова сознание покинуло меня.

– Господа, – обратился епископ Мур к ожидавшим его друзьям Гамильтона, – мистер Гамильтон снова потерял сознание, я отпустил ему грехи, но ещё не причастил. Если будет на то воля Господа нашего, ваш друг снова придёт в себя, и я закончу начатое.

Услышав это, Барри встал и прошёл в комнату, где лежал его хозяин. Все остальные в тишине раскурили сигары. Потянулись томительные часы ожидания.

– А вы знаете, господа, – сказал Нэт Пэндлтон, секундант Гамильтона на дуэли, – а ведь Бэрр застрелил Александра практически на том же самом месте, где на дуэли погиб Филипп, сын Гамильтона.

– Мистер Пэндлтон, я бы вас попросил, – сказал Барри, – мой хозяин жив и, даст Бог, будет жить…

* * *

– Какое сегодня число? – спросил я у Барри, едва открыв глаза. Судя по всему, он спал в кресле у окна, но проснулся, когда я пришёл в себя.

– Четырнадцатое июля, сэр.

Так, если я правильно помню, мой реципиент уже два дня должен быть мёртв. Вроде бы пуля раздробила два ребра, пробила печень и застряла в брюшной полости. Попробуем глубоко вдохнуть. Чёрт, больно! Рёбра действительно сломаны. Но что со всем остальным?

– Барри, где пуля, которой меня ранили?

– Вот она, сэр, – мой камердинер развернул платок и показал свинцовый шарик диаметром сантиметра полтора. Понятно, она прошла навылет.

– Помоги сесть.

– Конечно, сэр. Сейчас.

Так, теперь посмотрим, что к чему. Откинув покрывало, я размотал не очень-то чистые бинты и провёл экспресс-осмотр. Невероятно… пуля наверняка задела печень. Я – как странно даже про себя произносить «Я» – должен был умереть от потери крови.

Должен был, но не умер. Чудеса. Хотя чего я удивляюсь. Моё сознание переместилось в прошлое, в тело другого человека. Это само по себе настолько непостижимо, что на этом фоне моё исцеление выглядит сущим пустяком. Очевидно, что мы очень мало знаем и о мире, в котором живем, и о человеческом теле.

– Где Элизабет? – спросил я. Раз уж выжил, надо поговорить с женой.

– Сэр, у меня для вас очень плохие новости. Дело в том, что миссис Гамильтон, она… – Барри замешкался, пришлось даже повысить голос.

– Что с ней? Что с моей женой?

– В тот день, когда вас ранили, сэр, рядом с портом нашли тело мужчины, как две капли воды похожего на вас. В «Нью-Йорк Пост» не стали разбираться, и на следующее утро газета вышла с сообщением о вашей смерти. Миссис Гамильтон увидела это, и с ней случился удар. Сэр, примите мои соболезнования. Она умерла.

Я побледнел и без сил откинулся на подушки.

– Мне надо побыть одному…

Барри кивнул и вышел.

Тот, кто должен был умереть, выжил, а та, кто должна была жить, умерла. Провидение осуществило какую-то рокировку. Никаких особенных чувств известие о смерти жены Гамильтона у меня не вызвало, всё-таки она мне абсолютно чужой человек. Но сам факт изрядно меня удивил. Я точно помню, что всё было совсем не так.

И тут я подошёл к главному вопросу. Что мне делать в этом времени? В Европе промежуток в наполеоновских войнах. Континентальная блокада уже действует, а на российском престоле мой тёзка, отцеубийца Александр Первый.

Здесь, в Северной Америке, тоже не скучно. США только что купили Луизиану и уже посматривают в сторону запада континента, где пока хозяйничают испанцы. Англичане тоже не сидят без дела и готовят попытку реванша. Совсем скоро, в 1812 году, начнётся англо-американская война, в которой подданные королевы сожгут Капитолий и Белый дом. Достойные поступки, жаль только, что потом они проиграют.

Итак, что мне делать? Можно, конечно, так и остаться Александром Гамильтоном, человеком с большими связями и очень большими долгами. Как-то разобраться с финансами и жить. Уехать во Флориду или на Кубу и переждать войну, а потом вернуться в Нью-Йорк.

Или можно попытаться столкнуть скрипящую телегу истории с известной мне траектории. Так сказать, решить для себя вопрос о роли личности в истории. А что? Хорошая идея. Географию я знаю. Историю вообще и историю развития техники в частности – тоже.

Решено, будем через колено ломать объективные законы общественного развития.

Вот только как? США сейчас – задворки цивилизованного мира, лишь потом они выдвинутся на первый план, а пока это так, захолустье. Все серьёзные дела решаются в Европе. Но мне пока туда путь заказан. Кто я сейчас для сильных мира сего? Никто, по большому счёту. Бывший министр бывшей колонии. Начну играть в оракула – сочтут забавным дурачком. Нет, надо сначала сделать себе настоящее имя.

Правда, для этого нужны деньги, а Гамильтон, как назло, по уши в долгах. Но ничего страшного, я знаю, где эти деньги взять, и это относительно несложно. Даже закон не придётся нарушать. Почти.

Планы пока составлять не буду, гнилое это дело. Сколько раз убеждался, чем подробнее планируешь, тем больше всего надо переделывать. Цель я знаю: направить Россию, – да, именно её, а не США, – по другому пути развития. Где не будет ни восстания декабристов, ни позора Крымской войны с последующим подъёмом народовольцев и прочей революционной нечисти.

Декабристы разбудили Герцена, а он, накатив стопарик, начал крутить головой в поисках денег. Естественно, что нашлись те, кто ему деньги дал. Лайми, кто же ещё?

А уж потом всё завертелось, и Россия пришла к революции, которая чуть было страну не угробила. Иосиф Виссарионович, конечно, чутка поправил положение, но всё равно получилась какая-то задница.

Началось всё это давно, но сейчас ещё не поздно всё изменить. Чем я и займусь. Жаль, что телу уже сорок семь, но это лучше, чем ничего. Лет двадцать активной жизни у меня есть, а там видно будет.

Но сначала надо разобраться с семейными проблемами Гамильтона. У него, хотя нет, теперь уже у меня, остались дети. И я, хм-м, их люблю, что бы ни писали по этому поводу современники и потомки. Значит, надо устроить их ближайшее будущее.

Благо для этого у меня есть друзья. Да и мой несостоявшийся убийца может ещё пригодиться…

– Барри, – позвал я своего камердинера. Через секунду он вошёл в спальню. – Я же в доме у Байарда-старшего?

– Да, сэр.

– Отлично, позови его и принеси перо и бумагу…

– Александр, я так рад, что ты выжил. Это настоящее чудо! Доктор Госак сказал, что рана была смертельна, Нэт Пэндлтон тоже сказал, что после такого не выживают.

– Друг мой, видимо, Господу нашему я всё ещё нужен здесь. Я могу попросить тебя об одолжении?

– Конечно, всё что угодно.

– Я собираюсь уехать из Нью-Йорка на какое-то время, и мне нужны деньги. Не мог бы ты заняться продажей моего дома? Его цены должно хватить на покрытие моих долгов.

– Хорошо, если ты так хочешь.

– Спасибо, дорогой друг, а теперь, если можно, оставь меня. Мне нужно написать несколько бумаг.

Оставшись в одиночестве, я приступил к написанию писем. Поначалу писать пером было неудобно, но потом я расслабился, и мышечная память оригинала взяла своё.

Писем было несколько, и все они, за исключением одного, были очень похожи:

«Дорогой (имя адресата), я чудом выжил после дуэли, но судьба тут же нанесла мне тяжёлый удар, отняв мою Элизабет. Находясь на пороге смерти, я понял, что много бед причинил моей семье, и решил, что мне нужно покинуть моих близких. Однако я не могу оставить их без средств к существованию и прошу вас помочь моей семье как материально, так и морально. Надеюсь, вы помните, как многим вы мне обязаны, и не оставите это письмо без внимания». И так нескольким адресатам, включая губернатора Нью-Йорка Льюиса Моргана.

В письме к моему противнику на дуэли, мистеру Бэрру, я извинился, ведь это я был её причиной, так как оскорбил его, и также попросил о помощи моей семье. Я был уверен, что и он мне не откажет, в прошлом мы с ним были дружны. Тем более я знал, что в моей прошлой реальности мистер Бэрр очень корил себя за убийство Гамильтона.

Закончив писать, я позвал Барри и попросил его разнести письма по адресатам. Эта работа отняла у меня очень много сил, и я заснул, откинувшись на подушки.

Следующие пару дней я беззастенчиво пользовался гостеприимством Байарда и принимал посетителей. Всё, что я знал и помнил о Гамильтоне, оказалось правдой. Очень многие влиятельные люди Соединённых Штатов Америки были у него в долгу. Вместе они организовали фонд, выкупивший мои долги и обеспечивший моим детям достойное содержание. Если у меня всё получится, я расплачусь с друзьями Гамильтона, если нет, значит нет.

Всё устроилось в лучшем виде, детей взяли к себе родственники моей покойной жены, дом я продал, а в день моего отъезда из Нью-Йорка меня посетил мистер Бэрр.

– Мистер Гамильтон, – начал Аарон. – Я получил ваше письмо, оно меня удивило, учитывая, сколько грязи вы на меня вылили в последнее время. Однако Господь велит прощать, и я прощаю вас. Признаться, я рад, что не убил вас. Это стало бы тяжёлым грузом для меня. Поэтому я приму самое активное участие в судьбе ваших детей и прошу принять это, – с этими словами он протянул мне увесистый конверт, – здесь десять тысяч долларов. Куда бы вы ни отправились, эти деньги точно не будут лишними.

– Я надеюсь, это не подарок?

– Нет, конечно, вы в свойственной вам манере меня перебили. Это ссуда. Отдадите через десять лет.

– В таком случае я их приму. Могу вас заверить, я отдам их намного раньше.

– Рад это слышать. Теперь позвольте откланяться, и удачи.

– Спасибо, Аарон.

Однако, не ожидал я от Бэрра такого широкого жеста. Десять тысяч долларов, шестнадцать килограмм золота. Сколько это в ценах две тысячи пятнадцатого? Миллиона четыре, не меньше. Это даёт мне намного больше возможностей.

Ну что ж, дела в Нью-Йорке закончены, пора покинуть будущее Большое Яблоко.

– Барри, лошади заложены?

– Да, сэр. Всё готово.

– Том с семьёй предупреждены?

– Конечно, сэр.

– Отлично, поехали.