Читать книгу Теория невероятности - - Страница 2

Есть на свете множество преданий, которые передаются из поколения в поколение и словно питают жизненные силы той или иной семьи, рода, целой нации, определяя и направляя судьбы отдельных людей, общин или даже целых народов. И если проанализировать жизнь последнего представителя той или иной человеческой группы, например семьи, несложно будет увидеть, что в этом человеке, словно в зеркале, отражена и воплощена та сила, тот вектор и то «зерно судьбы», о которых гласит передававшееся из уст в уста его предками предание.

Именно таким человеком, последним в роду Олджеров, и был Хью.

Дед Хью, Кирк Олджер, посвятил свою жизнь попыткам «уйти от судьбы», но в итоге все равно окончил свой жизненный путь на дне Большой Реки. Правда, перед этим, он сумел сдержать данное им самому себе слово и сделать так, что передававшееся в семье по мужской линии предание никогда не было услышано ни его сыном, ни внуком. Таким способом Кирк Олджер попытался разорвать порочный круг, в который оказались вовлечены все известные ему предки – и его отец, и его дед, и прадед, исколесившие, каждый в свое время, страну с гитарными чехлами за спиной. Кирк Олджер не знал, были ли музыкантами все Олджеры чуть ли не от сотворения мира, но семейное предание гласило, что это было так. Он же решил, что больше в его роду не будет «трубадуров», уехал на другой конец страны и успешно начал карьеру торговца недвижимостью. Он весьма преуспел в риэлторском деле и в какой-то момент сумел-таки исполнить свою мечту и заработать желанный миллион. Но, как говорится, от судьбы не уйдешь, и 52-летний миллионер, сделавший состояние на торговле чужими домами, пополнил ряды утопленников с фамилией Олджер.

Отец Хью и сын Кирка Олджера, Оливер Олджер, разумеется, знал о том, что его предки либо спокойно отдавали Богу душу в нищете, которой обычно заканчивается жизнь музыканта, но зато уходили в мир иной мирно и с улыбкой на лице, либо, пытаясь освоить другие профессии, в конечном итоге неизменно сводили счеты с жизнью, бросаясь в бурные воды Большой Реки. Однако, Оливер Олджер вырос, так и не узнав семейного предания, объяснявшего мотивы суицидальных поступков Олджеров-немузыкантов, ничего не ведая об этом семейном проклятии, приводившем некоторых его предков на самую середину моста через Большую Реку и заставлявшем их кидаться головой вниз в том месте, где Большая Река бурлит и пенится на каменистых Малых порогах. Будучи же человеком настолько современным, что вера в Провидение или, тем более, в проклятие для него была чем-то вроде веры Фокса Малдера в НЛО, Оливер Олджер списывал такую удивительную неоригинальность некоторых своих праотцев в выборе способа покончить с собой либо на их скудное воображение, либо на случайное совпадение. Правильнее будет даже сказать, что успешный адвокат, а затем и верховный судья Оливер Олджер вообще об этом не думал – ему было чем занять свою голову и помимо размышлений о давно почивших неудачниках-самоубийцах.

Разумеется, и Хью Олджер, студент престижного математического колледжа, ничего не знал о семейном предании, определявшем судьбы его предков. Однако, получив телеграмму о неожиданном и смертельном прыжке верховного судьи Оливера Олджера с моста прямо в том месте, где с жизнью до этого покончил и его дед-миллионер, Хью не стал все списывать на простое совпадение. Уж слишком противоречила математическим законам ситуация. Хью знал, что шанс на то, что молния дважды ударит в одно и то же место, практически равен нулю, а регулярное поражение молнией одной и той же точки, из раза в раз, с позиций теории вероятности, вообще являлось невозможным событием!..

Тем не менее, некоторые Олджеры, включая отца и деда Хью, периодически доказывали своим примером эту «теорию невероятности». О том, что испокон веков Олджеры выбирали для сведения счетов с жизнью неизменно одну и ту же точку пространства – мост через Большую Реку в районе Малых порогов, – Хью когда-то узнал от своей бабки, что вызвало тогда бурю гнева со стороны деда, заявившего своей супруге: «Или прикуси свой длинный язык, или, видит Бог, я тебе его укорочу сам!»

Поэтому Хью дал себе зарок разгадать эту семейную тайну, так нагло попиравшую законы Всеведущей Математики, и после завершения похоронных мероприятий приступил к своему расследованию.

Перво-наперво, он собрал по архивам и метрическим книгам все, какие смог, сведения об Олджерах, покончивших с собой. Получился список из четырех имен, уходивших до девятого колена по восходящей линии, включая его отца и деда – Оливера и Кирка Олджеров.

Далее Хью начал искать все, какие только можно было найти, факты о жизни своих предков.

Элементарное сопоставление выявило следующую закономерность: самоубийцами становились те в роду, кто, вопреки явно прослеживавшейся семейной традиции, изменял фамильному ремеслу музыканта и выбирал какую-либо другую профессию.

Такой вывод для математика Хью Олджера звучал, как приговор. Нет, конечно, Хью на уровне самоучки владел гитарой и имел неплохой голос, но становиться, как говаривал его дед, «малохольным музыкантишкой» в планы Хью никак не входило.

В то же время, проведенный им анализ давал однозначный результат: если ты Олджер, то или занимайся музыкой, или готовься к прыжку с моста в районе Малых порогов. При этом, Хью по-прежнему не знал ответа на главный вопрос: почему этот странный алгоритм судьбы так методично, без единого сбоя работает в его семье. А только лишь найдя ответ на этот вопрос, можно было понять принцип работы этой машины смерти и затем найти тот самый рубильник, который остановил бы чудовищный механизм раз и навсегда.

Еще на этапе сбора сведений Хью обратил внимание, что его самые далекие предки, о которых ему удалось собрать информацию, были родом с побережья Большой Реки, как раз из тех мест, где она набирает полноводность и силу на подходе к Малым порогам. Понимая, что разгадку этого странного магнетизма Большой Реки для Олджеров следует искать именно там, на прибрежных равнинах, Хью взял в колледже академический отпуск и ранним утром второго октября 20… года отправился в те места, где, как впоследствии выяснится, в возрасте 44 лет оборвется и его жизненный путь.

Но обо всем по порядку.

2

Хью вел машину и наслаждался звучащими по радио хитами времен Фолк-Возрождения. Асфальтовая лента петляла между багряно-желтых, уже начинавших терять листву деревьев и серебрящихся на солнце озер, просвечивающих меж стволов кленов, вязов и изредка встречавшихся елей. В воздухе носились паутинки, и ласковое солнце бабьего лета ласкало лицо и руки сквозь лобовое стекло. На душе Хью царила та щемяще-сладкая тоска, которую пробуждают в нас сочные краски зараженного осенью мира.

Хью держал курс в Клайберт – небольшой городок в паре десятков миль выше по течению от Малых порогов, где неизменно рождались все Олджеры, о которых ему удалось собрать информацию, включая и его деда, Кирка Олджера.

Будущий миллионер покинул Клайберт в 19… году, и отец Хью, Оливер Олджер, появился на свет уже не в маленьком селении на берегу реки, а среди каменных джунглей мегаполиса на другом краю страны. Там же потом родился и Хью. Тем не менее, и его отец, и его дед по неясным пока причинам на склоне лет проделали неблизкий путь сюда, на свою историческую родину. И этой же дорогой к «родным местам» ехал сейчас и Хью.

Он ехал не спеша, наслаждаясь пейзажем, когда дорога внезапно вынырнула из обступающих ее деревьев, открыв вид на приютившийся на самом берегу реки небольшой городок. Это и был Клайберт.

Этот провинциальный городишко были как две капли воды похож на другие такие же маленькие города, которые Хью проехал по пути сюда: аккуратные маленькие домики с цветущими палисадниками, беленые стены церкви на главной городской площади и постепенно приходящее в запустение, почти сельское по виду и убранству кладбище на окраине.

Городское кладбище Клайберта находилось в небольшой рощице с правой стороны дороги на въезде в город. Желая размять затекшее после долгой езды тело, Хью остановил машину на обочине, выключил мотор и отправился прямо туда, где среди высоких луговых трав высились кресты и надгробия. Где-то там должен был покоиться прах предков Хью Олджера, могилы которых он впервые в своей жизни собирался посетить.

Побродив минут пятнадцать между покосившимися надгробиями, на многих из которых беспощадное время уже практически стерло надписи, Хью остановился перед высоким каменным крестом, верхушка которого выглядывала из доходившей до пояса травы. Гранитный крест был отполирован солнцем, ветром и дождями, но вырезанная на нем надпись была еще читаема: «Здесь лежат Элтон и Мария Олджер, мир их праху!»

Олджеры, перед местом упокоения которых стоял сейчас Хью, приходились ему прапрадедом и прапрабабкой. Из собранных им сведений Хью знал, что Элтон Олджер, как и большинство мужчин, носивших эту фамилию до него, был музыкантом, посвятившим свою жизнь бесконечным разъездам и выступлениям на ярмарках и в придорожных забегаловках по всей стране, исполняя старые фольклорные песни под аккомпанемент гитары. И, как и все Олджеры-музыканты до него, закончил свою жизнь, не добившись ни славы, ни денег, зато умер тихой спокойной смертью в собственной постели в возрасте 93 лет.

Пройдя дальше, Хью удалось обнаружить в высокой траве еще несколько могильных плит Олджеров с наполовину стертыми именами, датами и эпитафиями. Возле одной из таких плит он остановился и погрузился в глубокие раздумья, пытаясь понять, какая сила из поколения в поколение держала его прародителей прикованными к этим местам и неизменно заставляла выбирать небогатое ремесло провинциальных музыкантов.

Раздавшееся сзади покашливание вернуло Хью к реальности. Обернувшись, он увидел стоявшего перед ним старика, выцветшие глаза которого и вошедшее в привычку дежурное выражение скорби на морщинистом лице, а также наличие сопровождавшего его старого лохматого пса дворняжьих кровей, выдавали в нем кладбищенского сторожа.

– Добрый день! – постарался как можно приветливей поздороваться Хью.

– Добрый, молодой человек, добрый… Каждый день добрый, если ты служишь Господу и не делаешь зла ближним! – голос старика был скрипучим, как несмазанная дверная петля. – Я уж и забыл, когда это было, чтобы кто-нибудь интересовался могилами Олджеров, – его интонация не была вопросительной, но Хью почувствовал в этих словах явный вопрос: кто же ты, приезжий, невесть зачем остановившийся перед давно забытыми надгробиями?