Читать книгу Капитали$т. Часть 1. 1987 - - Страница 4

Искал я долго и упорно, стараясь по возможности не шуметь и не привлекать внимания маменьки. Черт, я слишком давно был подростком. Совершенно забыл, где они прячут запретное. Пришлось делать тотальный обыск. В общем, журнал «PLAY BOY» я нашел в ящике, под кучей детских пластинок. Довольно затертая колода карт с обнаженными девицами хранилась в зимнем сапоге. В томике Гарднера нашелся черный конверт, а в нем – фото обнаженных дам, Брюса Ли и группы «Айрон Мейден», черно-белые и довольно паршивого качества, явная кустарщина. Но это все пустяки. Главное оказалось в прекрасной книге Вениамина Каверина «Два капитана». Простой почтовый конверт. Без марок и подписей. А в нем… Хрустящие советские деньги. Шестьсот восемьдесят пять рублей. И еще – двадцать долларов одной купюрой. Брюс Ли и «Айрон Мейден» еще куда ни шло. Тлетворное влияние Запада, конечно, предосудительно, но не ужасно. С каждым может случиться. От прослушивания «Братца Луи» тоже никто не застрахован – музыка, конечно, чуждая, но молодо-зелено, что возьмешь… А вот порнуха (хотя это эротика же, но кто там будет разбираться!), да еще и иностранная валюта… Это, знаете ли, статья уголовного кодекса. И срок заключения. Да еще и приличная сумма советских рублей. У простого (ну ладно, пусть не очень простого) одиннадцатиклассника – откуда дровишки? Нужно еще здесь покопаться. Может у Алёши Петрова здесь где-то «Стечкин» заныкан, а в свободное от уроков время он с корешами выносит сберкассы или грабит подпольных советских миллионеров – нарождающийся класс буржуазии?

– Алёша-а! – раздался призывный голос маменьки. – Алёша-а-а!! Обедать!

Я пошел на зов, тем более, что есть действительно хотелось. На кухне была раскрасневшаяся маменька и приятно сервированный стол, на котором издавала убойные запахи тарелка супа, кажется, харчо. Я опустошил тарелку почти моментально и получил на второе порцию макарон с очень приличной котлетой. Все это было прекрасно, насытившись, я поблагодарил маменьку от всей души.

– На здоровье, сынок! – расплылась в улыбке маменька и поставила передо мною громадную чашку кофе. Без молока. Конечно, есть люди, которые пьют кофе без молока, и делают это с удовольствием. Это, вероятно, какая-то особая порода людей. Им всё ни по чём. Они могут пить чай без сахара. Или томатный сок с солью. Вставать в пять утра, обиваться холодной водой, завтракать овсянкой и летать в космос. Лично я к этой породе людей никогда не принадлежал. И я терпеть не могу кофе без молока. Казалось бы – чего проще – попросить молока у любящей и заботливой маменьки? Но! Откуда я нахрен знаю, какой кофе любит Алёша Петров?! Может у него непереносимость лактозы? Или он в принципе ненавидит молоко в любых его проявлениях – от кефира до мороженного? Вот она, несчастная доля человека, попавшего в чужое время. Приходится пить и терпеть. И изображать удовольствие.

– Бразильский! – гордо сказала маменька, и я, упоенный своим страданием, не сразу понял, что речь идет о кофе.

– Класс! – сказал я мрачно.

– Валерий Александрович подарил! – похвалилась маменька и замолчала, погрузившись в какие-то мысли.

Я что-то невразумительно промычал. Видимо, я должен знать, кто такой Валерий Александрович. Но я, увы, понятия не имею об этом достойном муже. Так что, заострять тему я не стал, мирно допил кофе, поблагодарил маменьку и ретировался в свою комнату – переваривать обед и полученную информацию. Все явно шло к тому, что у меня случится информационное несварение.

Закрывшись, я еще немного пошарился по комнате – больше ничего интересного не нашлось, не считая початой пачки «Мальборо». Ну это уж слишком, подумал я. С курением подвязываем. Спорт и здоровый образ жизни прямо с завтрашнего дня.

Я пересмотрел все шмотки, которые смог найти. В общем, Алёша Петров гардероб имел вполне ничего себе. Три пары джинсов, две джинсовых куртки и джинсовая рубашка. «Левайс» и «Рэнглер». Еще – два официальных костюма-тройки, целую кучу свитеров, три пары кроссовок («Адидас» рулит!), два спортивных костюма – невзрачный отечественный и ярко-синтетическая «Пума», это не считая всяких футболок, сорочек, кедов и прочих мелочей. По-моему, для восемьдесят седьмого года вполне прилично.

В общем, обследовав все, что можно, я прилег отдохнуть с томиком Конан Дойля, который совершенно не лез в голову, а лезло всякое беспокойство – вот завтра-послезавтра выходные, а в понедельник начинается школа. А я даже не знаю – КАКАЯ, нахрен, школа – куда идти и чего там делать?

Отдохнуть мне толком не дали. С работы заявился папенька и дернул меня на ковер – в свой кабинет. Об аудиенции торжественно сообщила мне маменька:

– Зайди, Алексей! У отца разговор есть!

Ох как я не люблю эти официальные разговоры. Но деваться некуда – пришлось придавать лицу почтительное выражение и топать на прием.

Папенька встретил меня развалившись в кресле. Перед ним на столе лежала газета «Труд» и пепельница со свежим окурком. Вид у папеньки был, как у человека, который много и хорошо потрудился, а вот теперь – заслуженно отдыхает.

– Садись, Алексей, – папенька указал на кресло. – В ногах правды нет!

Я повиновался.

– Значит… выписались? – спросил папенька, глядя в газету.

– Выписались, – сдержанно подтвердил я.

– А врач что говорит?

Я коротко пересказал прощальную речь Бориса Михайловича, обращенную к нам с маменькой. Она сводилась к тому, что мне нужно по возможности избегать стрессов, придерживаться режима и здорового образа жизни. Лично меня это вполне устраивало, особенно в той части, где было о стрессах.

– А ты сам как себя чувствуешь? – спросил папенька.

– Да вроде бы все в порядке, – ответил я, стараясь оставить в этом вопросе некоторую долю неопределенности, – голова почти не болит. И вообще…

Папенька мрачно покачал головой и надолго задумался. Что-то определенно было не так. Я поднял глаза на Владимира Ильича, который смотрел на меня с портрета. Кажется, Ильич смотрел на меня с некоторым подозрением – наверное, с присущей ему проницательностью, разглядел в простом советском комсомольце пришельца из иного времени. Из темного царства капитализма.

– А скажи мне, Алексей, – подал вдруг голос папенька после паузы, которая сделала бы честь любому районному драматическому театру. Я вздрогнул от неожиданности. – А скажи мне, Алексей, только честно, даже не как отцу, а как старшему товарищу… Ведь мы же товарищи?

Я энергично кивнул, что должно было означать – мы определенно товарищи.

– Вот! – сказал папенька удовлетворенно. – Скажи мне по-товарищески… Мне позвонили из милиции. Николай Николаич. По твоему делу.

По моему делу?!! Вот это поворот! Что за дело еще?! Я заерзал на кресле.

– По поводу ДТП.

Ах, по этому делу… Меня же сбил автомобиль «Москвич», я и забыл совсем. Ох, дорогой товарищ папенька, доведете вы меня до инфаркта, подумал я. А мне нервничать нельзя. Строго запретил товарищ завотделением!

– Значит, – продолжил папенька, – тот шофер дает показания. И свидетели дают показания. В общем, получается так, что ты это специально. Под машину. Вот так. – И папенька надолго замолчал, глядя то ли в газету «Труд», то ли просто в стол.

Я тоже притих, слегка ошарашенный. Нормальный расклад. Значит, Алёша Петров решил самовыпилиться. И даже попытался это сделать. И почти преуспел, только не полностью. Малолетний придурок, теперь мне за ним все это прекрасное расхлебывать! Я очень злился на парня, в теле которого очутился. Нельзя же так инфантильно и безответственно! Собрался выпиливаться – хоть бы записку оставил. А то, как мне отмазываться теперь, вот в чем вопрос?! Короче говоря, все отрицаю.

– Сам?! – воскликнул я. – Да ничего подобного! Я плохо помню тот момент, как в тумане. Но чтобы сам – да зачем мне?! Да я никогда!

– Вот я и хотел поговорить, Алексей, – сказал папенька задумчиво. – Возраст у тебя сложный, как сейчас говорят. Переходный. Это мы в семнадцать лет и на фронте, и у станка, и в шахте… А вы другие. Может ты рассказать чего хочешь? Поделиться? И вообще – сам понимаешь. Выпускной класс. Определяться нужно. А я – отец, но не знаю, чего ты в жизни хочешь? А, Алексей?

Боги, боги, ну и тоска. Папенька мой порядочный зануда, оказывается. Впрочем, наверное, ответственным работникам так и нужно. Лично я понятия не имею – в какую сторону мне определяться. И кем я хочу быть. Если честно, то я не знал этого даже в той своей жизни. И даже будучи взрослым. А тут предлагают семнадцатилетнему пацану с ветром в голове и «Модерн толкингом» в магнитофоне – определяться. Ага. Вот прям сейчас! Педагоги хреновы! Это все пронеслось у меня в голове, но ничего подобного я конечно не сказал.

– Ну… Еще же время есть, – сказал я смущенно, – я же думаю об этом… А насчет того случая – что я, совсем ненормальный, под машину кидаться? С чего бы?!

Папенька и Владимир Ильич с портрета смотрели на меня с осуждением. Мне явно не хватало революционной решительности. И еще чего-то, не знаю чего.

– А может какая красавица тебе голову вскружила? – заговорщицки понизил голос папенька. – А, Алексей? Ну скажи честно, было? И ты сгоряча… – молодежь сейчас нервная, горячая! А?

Все может быть, папенька, дорогой. Только вот проблема – я не в курсе!

– Нет, – покачал я головой со всей возможной решительностью. – Никто мне голову не вскруживал. Во всяком случае, – добавил я, – так, чтобы под машину кидаться. И вообще!

– Ох, хорошо бы, – сказал папенька с явным недоверием, – Ну ладно. Будем надеяться, что все так. Я там скажу Николай Николаичу. Что поводов для такого у тебя нет. И быть не может. Хорошо, Алексей… Не буду тебя задерживать. Отдыхай. А впрочем… Может тебе нужно чего-то? Говори! Я – твой отец и старший товарищ. Чем могу, сам понимаешь.

Вот. С этого, добрый папенька, начинать нужно было! Кое-что мне определенно нужно.

– Врач сказал, что для нормального выздоровления нужны умеренные спортивные нагрузки. Вот я и хотел начать…

– Тебе на сколько освобождение от физкультуры выписали? – перебил меня папенька.

– До конца учебного года, – сказал я. – Но физкультура, которая в школе – это же не то. А нагрузки все равно нужны. Я давно хотел на бокс или на борьбу.

– Хорошо, – сказал папенька величественно, – Бокс это хорошо, Алексей. И борьба – тоже неплохо. Спорт дисциплинирует и укрепляет тело и дух (как все же мой папенька любит изрекать банальности, у меня мысленный фейс-палм залип). Я узнаю. Завтра позвоню Игорю, в горком комсомола. Пусть своих инструкторов поспрашивает – куда тебе можно с твоим диагнозом. А вообще, это хорошо, что ты о спорте задумался. Давно пора! Ну иди, отдыхай, Алексей!

– Спасибо! – искренне сказал я. Все-таки мой папенька хоть и несколько зануден, но по всему видно – человек неплохой, невредный.

И я пошел отдыхать.

Нет, не так. Человек из двадцатых годов двадцать первого века пошел к себе в комнату, в которой нет интернета, телевизора, смартфона-планшета, электронной книги и прочих приблуд. В которой нет даже радио! Вот это я попал, так попал…

Остаток того дня прошел без особых приключений, спокойно и размеренно. Мы всей семьей за каким-то чертом посмотрели программу «Время» – повсеместное внедрение передовых методов хозяйствования, важность ускорения, плюрализм не только в общественной, но и в производственной сфере, как важнейший фактор борьбы за качество продукции, Михаил Сергеевич среди колхозного актива Нечерноземья разносит бюрократию, а новый подход в партийной работе – превозносит и вообще – поворот всей нашей политики к человеку. Короче, полнейший трэш. Что интересно, мой папенька никак не комментировал происходящее. Я заметил одну особенность его организма – как только в кадре появлялся Горбачев с супругой, родитель начинал дышать глубже чем обычно, а по лицу его бежали судороги, будто от скрываемой зубной боли. Как только Горбачев и Раиса Максимовна пропадали с экрана, папенька начинал дышать нормально и судороги мгновенно прекращались. Очень интересно, подумал я. Наверное, отец мой недолюбливает чету Горбачевых. Чутьем старого номенклатурщика чувствует, куда дует ветер. Ладно. Нужно будет изучить этот вопрос поподробнее – поговорить по душам с папенькой. Маменька моя за новостями следила рассеяно. Зато после прогноза погоды оживилась – началась программа «Музыка в эфире». М-да, подумал я. Ну, зато без рекламы. Хоть что-то хорошее. А вот через три года – понесется. От АО «МММ» и до тампонов «Тампакс». Музыку в эфире я уже вынести не мог – отпросился спать.

На следующее утро я поднялся в семь часов и отправился на пробежку. Когда я сказал об этом маменьке, она на несколько секунд потеряла дар речи, а потом развела руками – мол, беги, раз приспичило. Папенька наоборот отнесся к моей спортивной инициативе вполне доброжелательно. И я побежал!

Что могу сказать… Меня хватило на три круга вокруг стадиона. К концу второго круга дыхалка отказала, ноги как будто налились свинцом, а сердце колотилось так, что я сказал – ну его нафиг, для первого раза достаточно. На спортплощадке были турники и брусья, но я решил, что на турнике мне ловить определенно нечего. Вот гантели – разборные, хотя бы от «единички» до «пятерки» мне бы пригодились. Нужно будет решить этот вопрос, сходить в «Спорттовары». А пока я, уставший и вымокший, потихоньку гулял по центральной нашей улице и глазел по сторонам. Город давно проснулся. К стадиону спешили спортсмены от пятнадцати и до семидесяти. Пенсионеры и подростки гуляли с собаками. У дверей шахматно-шашечного клуба уже тусовка – и не спится этим шахматистам субботним утром. Из пельменной, которая так и называется «Пельменная» (креативненько, че…) доносятся запахи, которые напоминают о том, что я еще ничего не ел сегодня. И очереди! Уже очередь за свежим хлебом – в магазин, именуемый «Хлеб». Очередь в «Промтовары» ждет открытия магазина – терпеливо, но чувствовалось в этой терпеливости какое-то тихое ожесточение. И даже небольшая очередь к автоматам с газировкой – к ней я присоединился и получил за копейку стакан газировки без сиропа. Напившись, я отправился домой, разглядывая полузнакомые улицы и людей, очень похожих на людей нашего времени, но в то же время – совершенно других. Люди производили такое… очень противоречивое впечатление. С одной стороны – большинство людей как будто старалось выглядеть максимально неприметно и серо. Реально, какой-то перебор с темными цветами одежды, особенно у старшего поколения. Темные, серые, коричневые кепки, брюки, юбки, кофты, рубашки… В то же время – максимальная простота. Такое ощущение, что старшее поколение одежде если и придавало значение, то очень небольшое. Есть – и ладно. Но вот у молодежи – всё с точностью до наоборот. Стремление максимально выделиться – цветами шмоток, фасоном, прической. Что касается причесок, то складывалось ощущение, что большинство молодых людей дали клятву – никогда не стричься и не причесываться. Захипповали и запанковали. Стиля, как такового, похоже, не было вовсе. По крайней мере, я не заметил его проявлений. Одевались кто во что горазд, кто что смог достать. Впрочем, подумал я, суббота, утро. С чего бы народу так уж наряжаться…

В общем, домой я пришел уставший, но все же полный впечатлениями. До сих пор в голове не укладывалось – я в другом времени. Было уже начало десятого, папенька уже отбыл на службу – похоже, ответственные работники работают и по субботам. А маменька, осведомившись о моем самочувствии и обрадовавшись тому, что ничего у меня не болит, предложила пойти завтракать. Я с удовольствием воспользовался предложением и последовал на кухню, но тут зазвонил телефон. Трубку сняла маменька.

– Алло! Да, Виктор. Да, дома… Сейчас позову… Одну минуту!

Ну вот. Меня к телефону. Какой-то Виктор. А ведь день неплохо начинался…

– Алло! – сказал я как можно более беззаботно.

– Здорово, Лёха, – ответил мне напряженный голос из трубки. – Вышел уже из больнички?

– Вышел, – сказал я. Между прочим, чистую правду.

– И чего думаешь делать? – Звонивший мне человек явно был чем-то озабочен. Еще бы понять, что он имел в виду…