Читать книгу Погребенные - - Страница 11

Открывать глаза было физически больно. Решив повременить с этим, я стянула с кого-то одеяло и укуталась в него так, что к лицу перестал поступать не только свет, но и воздух. Не имея сил на поддержание жизни в организме, отключилась ещё на несколько часов, но предварительно поклялась себе больше никогда так много не пить и добавила похмелье в список самых жестоких египетских казней.

Всё тело болело, словно вчера вечером меня пережевали, а затем выплюнули. Назойливый луч солнца скользил по лицу, заставляя жмуриться, и на последнем издыхании я предприняла попытку перекатиться на живот, прячась от яркого света.

Рвотные позывы мятежно закручивались внизу живота, требуя немедленного высвобождения. Скрипя как ржавые пружины в старом матрасе, я смогла сесть.

Несколько минут потребовались для того, чтобы понять: мелодичная трель по всей комнате – не плод моей больной фантазии, а результат распахнутых настежь окон, из которых сочится не только солнечный свет, но и доносится щебетание птиц.

Я зябко поежилась, пальцами левой руки потирая висок.

– Дориан?

Соседняя половина кровати пустовала. Тёплая смятая простынь свидетельствовала не только о том, что он ушёл совсем недавно, но ещё и о том, что у нас… о, господи, мы переспали? Завершение вчерашнего вечера валялось на задворках сознания с огромной красной вывеской «даже не пытайся, всё равно не вспомнишь».

Что-то шевельнулось в ногах. Слишком заспанная и разбитая, чтобы обратить внимание, я потянулась к прикроватной тумбочке за телефоном и скинула белую простыню вместо одеяла на пол. Что-то мягкое и живое в ногах протяжно завыло, а потом острыми когтями цапнуло меня за пятку, которой в приступе неожиданности я приложила по голове… кота. Чёрная мочалка недовольно зашипела. Растерявшись, я уронила телефон на пол.

– А ну брысь!

Зелёные глаза смотрели с угрозой, не реагируя на слабые попытки спихнуть его подушкой. Слегка попыхтев от досады, я смирилась с тем, что в этой битве мне не выиграть, и вернулась к телефону.

Не знаю, как так вышло, но где-то между тем, когда в коридоре раздался крик, и тем, как удалось поднять мобильный, я свалилась на пол. Плашмя. Не сгруппировавшись.

– Твою мать, Дориан! – на английском закричал мужчина примерно в шаговой от меня доступности. – Какого чёрта ты здесь устроил?

От тона незнакомого голоса в голове мелькнуло до абсурдного глупое желание закатиться под кровать и оставить Дориана самого разбираться с… кем бы причина боли в моих барабанных перепонках ни оказалась.

Я уже была одной ногой в пыльном укрытии, когда крупная тень накрыла меня, а полный злости голос зазвенел от удивления.

– А ты, мать твою, кто такая?

Наверное, мне стоило представиться. Во всяком случае это предполагал этикет, но я просто уставилась перед собой, как листок на ветру задрожав от беспричинного страха.

– Здравствуйте, – прижимая к груди простынь, пропищала я.

Я не сразу его узнала, а когда поняла, не удивилась, почему его голос осел липким страхом на коже. Хмурый мужик. Габриэль.

Мужчина сверху цокнул языком, глядя на меня, как на какую-то девочку по вызову.

– Что за шлюху ты сюда притащил? – Он закатил глаза, подтвердив догадку насчёт уровня моего социального статуса в его понимании.

Впрочем, обращался Габриэль к пустоте. Кроме нас и кота в комнате больше никого не было. Или я так думала.

Я покраснела от возмущения и не успела озвучить мнение насчёт ложного обвинения в свой адрес, как в лицо прилетел лифчик и… господи, трусы. Габриэль просто скинул на меня вещи, разбросанные по кровати, и отошёл в сторону.

Кое-как, ещё пошатываясь от похмелья, я поднялась. Отчего-то робея, опустила глаза в пол и в не самом выгодном свете презентовала свой раздобревший на багетах голый зад, пока надевала трусы. Отсутствие лифчика, судя по всему, смущало только меня.

Я замерла с голой грудью, пытаясь вдеть крючок от бретельки в петельку. Тот, как назло, не поддавался онемевшим от волнения пальцам. По щекам разлился обычно несвойственный мне румянец. После я ещё долго корила себя за то, что в момент слабости подняла голову, встретившись с омутом тёмно-карих глаз.

В деловом костюме, в котором я видела его всегда, с заправленными в карманы брюк руками, сжав губы в одну источающую презрение полосу, Габриэль смотрел на меня сверху вниз. Безо всякого интереса или желания, лишь с недовольством и злобой.

– Живее, – скомандовал он. – Одевайся и проваливай отсюда. Дориан!

Из-за живой изгороди, отделявшей спальню от гостиной, показалась кучерявая голова.

– Доброе утро, папаша, – фыркнул парень, громко помешивая чёрный кофе в огромной кружке. Он выглядел бодрее и лучше меня и, к счастью, оказался одет. По крайней мере на нём были трусы.

– Угомони своего надзирателя, – обиженно фыркнула я, прыгая на двух ногах вокруг своей оси и втискиваясь в юбку.

Оба уставились на меня.

– Кто это, и что вы делали на моей кровати?

Оу.

Дориан почесал затылок, блуждая взглядом по разгромленной нашими общими стараниями комнате.

– Аня? – с надеждой в голосе спросил он.

– Отвали, – накидывая его куртку, ответила я.

Приятное послевкусие хорошей ночи покинуло спальню ровно в ту секунду, когда Габриэль переступил её порог. Они разминулись. Прямо как я и умение анализировать, прежде чем делать. Не думала, что в мире существуют люди, раздражающие меня сильнее Патрика.

Ошибалась.

Хотелось убраться отсюда поскорее. Отмыться и забыть всё. Желательно выпить таблетку экстренной контрацепции. С этими мыслями и гордо вскинутым подбородком я намеренно задела Габриэля плечом.

Он обернулся, чтобы проводить меня хмурой гримасой. Тень замешательства залегла в уголках прищуренных глаз. Хотелось ляпнуть, что он последний урод, но язык не повернулся: под солнечными очками, скрывающими половину лица, прятался ходячий тестостерон в рубашке.

– Ещё увидимся, солнышко! – с другого конца комнаты прокричал Дориан.

– Сильно в этом сомневаюсь, – фыркнула я, напоследок собравшись с силами и выставив средний палец перед носом Габриэля. Прежде чем тот обработал информацию и прибил меня, я вылетела за дверь и громко ей хлопнула.

Над Парижем сгущались тучи. К счастью для меня, в кармане кожаной чёрной куртки Дориана отыскалась смятая купюра с двумя нулями на конце. Немного посомневавшись, я всё же решила, что этого даже мало за то, что он не вспомнил моё имя, а потому купюра стала частной собственностью Аники Ришар.

Умирая от жажды и голода, я остановилась на первой попавшейся летней веранде и сразу же заказала ведро чёрного кофе. Лишь осушив две полные чашки, начала немного соображать и огляделась. Стройный ряд дорогих модных бутиков через дорогу подсказывал, что я в самом сердце Парижа.

– Madame, – позвала официантка, – ваша пепельница.

Табак окончательно вернул меня к жизни. В голове активно закрутились немного поскрипывающие шестерёнки, и перед глазами возник гадкий, мерзкий, противный образ Габриэля Эттвуда.

– Нужно было ответить ему, – себе под нос бормотала я. – Нужно было…

Официантка подошла к столику, чтобы забрать пустые чашки. Я расплатилась за завтрак и потянулась за телефоном, который почему-то не обнаружила в кармане.

– Мадам, не подскажете, который сейчас час?

– Половина третьего, – ответила девушка, протирая стол. – Могу ещё чем-то вам помочь?

– Да… эм… мне нужно срочно сделать звонок, а мобильный, похоже, где-то выпал.

– Конечно. – Она достала телефон. – Отнесёте его потом на бар?

– Спасибо.

Я не отличалась хорошей памятью на имена, лица, а уж тем более, номера телефонов. Набрать маме удалось не с первой попытки. На летней террасе пошёл дождь, когда она всё же соизволила взять трубку.

– Ришар, твою мать! – закричала она ещё до того, как я успела поздороваться или предупредить её, что звоню с другого номера. Она эксплуатировала нашу фамилию каждый раз, когда злилась на меня.

– Ты моя мать, – уже полностью мокрая, забираясь под навес, ответила я.

– Вот значит как? Вспомнила?

– Мам, прости. – Двадцатипятилетний ребёнок внутри меня и в самом деле раскаивался. – Я потеряла телефон и, кажется, – снова пошарила по карманам, – ключи от квартиры тоже. Ты где сейчас?

– Как где? В больнице, у Алекса.

– Он пришёл в себя?

– Пришёл, пока ты шлялась непонятно где, вместо того, чтобы быть с ним ря… – Её отвлекли, и мама не закончила фразу. Я прислушалась, пытаясь понять, о чём говорит доктор Робинс. Видимо, попросил её так на меня не орать. – Короче, приезжай сюда, пока я окончательно не вышла из себя, – смягчившись, добавила мама и сбросила звонок, оборвав меня посреди просьбы подсказать адрес больницы. Где мне искать Робинса, когда в Париже их тысячи?

Пришлось перезванивать. Дождь и не планировал утихать, поэтому на деньги Дориана я вызвала такси. Не самое выгодное вложение, когда в кармане террариум для пауков, расплодившихся и заплётших всё внутри паутиной.

Однако плевать я хотела на выгодные инвестиционные портфели. Этим дождливым утром, которое нормальные люди считали обедом, я чувствовала себя так паршиво, что не смогла отказаться от жалкой прихоти, от отголоска былой роскоши и славы. Вместо рено за пятнадцать евро к кафе подкатила чёрная машина по тарифу бизнес-класса.

Я хмыкнула и, высоко задрав подбородок, с мокрым от дождя пятном на заднице прошлёпала до машины и забралась внутрь, намочив всё, до чего дотянулась.

Спустя час мы наконец-то добрались до больницы. Дождь всё никак не утихал, отчего весь персонал клиники жался в угол под козырьком. Кто-то курил, кто-то просто разговаривал и потягивал кофе из бумажных стаканчиков. Словно невзначай прибившись к группе курильщиков, я стрельнула сигарету. Да, я оттягивала встречу с Алексом до последнего, пока чья-то рука не вцепилась в мой загривок.

– Ришар!

– Ну мам!

– Что мам?! – зашипела она. – Господи, на что ты похожа?

Я развернулась к ней, размазывая сигарету ботинком по земле. На разукрашенном всей косметикой, что нашлась в доме, лице отобразилось искреннее изумление. Полагаю, дело было в моей причёске и чужой куртке, накинутой на голое тело.

– Аника, где… господи! – Мама зажала рот руками, сдерживая ругательства. – Ты что, ночевала на улице? Подралась с бомжами?

– Никто не ночевал на улице. – Я обиженно цокнула языком, запахивая куртку и обхватывая себя руками. – Я осталась у друга. Выпили немного…

– Немного? – вскрикнула она, хватая меня за подбородок. Люди улыбались, наблюдая за тем, как взрослую двадцатипятилетнюю девушку отчитывает низкорослая, худосочная карлица. – Пойдём внутрь, пока тебя не весь Париж успел увидеть, – прошептала мама, воровато озираясь и проталкивая меня в больницу.

Доктор Робинс ждал у стойки администрации, о чём-то беседуя с медсестрой. Увидев нас, он закашлялся и нервно поправил очки на переносице. К счастью, он был куда более тактичным, чем моя мать.

– Аника, – он долго подбирал слова, пока мама копошилась в сумке в поисках средства, способного спасти моё лицо, – рад тебя видеть. Александр спрашивал о тебе.

– Как он? – Усевшись на скамейку, я принялась натягивать бахилы. Мама тут же воспользовалась возможностью и стала вытирать меня влажной салфеткой, не очень прилично ругаясь себе под нос.

– Небольшое сотрясение и два шва. – Робинс почесал висок. – Но жить будет. Сейчас у него в палате коллеги по работе, но думаю, они уже уходят. Мы можем его навестить, только мне нужно пять минут, чтобы подписать страховой полис.

Я задумалась, о каких таких коллегах шла речь, сразу представив посеревшую от ужаса Модлен. Пока доктор Робинс возился с бумагами, мама успела причесать меня гребнем, повыдирав при этом половину волос. Несколько раз ткнула в глаз тушью, пытаясь придать усталому взгляду более свежий вид. К сожалению, с одеждой ситуация не поддавалась исправлению.

Я волновалась о том, что скажу Алексу и нервно грызла ноготь. Наверное, поэтому не сразу оценила масштаб катастрофы. Когда мы зашли внутрь, у кровати Робинса обнаружилась высокая фигура в чёрном. Стоило ей обернуться на звук открывающейся двери, и мой язык отнялся на добрые двадцать секунд. Чёрт меня подери…

– Мистер Робинс, – учтиво кивнул Габриэль, сперва обратившись к доктору. Его чувственные губы дрогнули в усмешке, когда он поднял глаза и посмотрел на меня. – Мисс и миссис Ришар.

Я громко сглотнула, и мама точно что-то заподозрила.

– Мистер Эттвуд, моя дочь Аника, я рассказывала вам о ней, – пихнув меня в спину прямо в лапы Габриэля, приторно-сладким голосом пропела мама.

– У вас знакомое лицо, Аника. Мы точно нигде не встречались? – проговорил он, не сводя глаз с моей груди и лифчика, который сам же швырнул мне в лицо сегодня утром.

– О, вы умеете улыбаться, мистер Эттвуд? – прошипела я так, чтобы никто кроме него не смог меня услышать. Неискренняя улыбка тут же померкла. Теперь я узнавала мужчину, с которым имела несчастье познакомиться утром.

– Не принимайте на свой счёт.

– Аника! – предотвратил кровопролитие Алекс, присаживаясь на больничной койке.

Пришлось снова задеть Эттвуда плечом, чтобы пробраться к Робинсу. На этот раз вместо презрения в глазах Габриэля мелькнуло едва уловимое веселье, по всей видимости, свидетельствовавшее о запущенной стадии биполярного расстройства.

С гордо поднятым подбородком я уселась на краешек больничной койки и посмотрела на Алекса. От вида его перебинтованной головы шея сама вжалась в плечи.

– Ты как? – с самой виноватой на свете физиономией поинтересовалась я, легонько сжав протянутую в мою сторону ладонь.

Степень неловкости перевалила за критическую отметку, когда Робинс придвинулся ко мне и прошептал:

– Эй, я надеюсь, ты не винила себя в случившемся всю эту ночь?

Не знаю, услышал Эттвуд его вопрос или такая реакция стала простым совпадением, но за спиной послышался сдавленный смешок. Сгорая от стыда, я не нашла в себе сил обернуться.

– Мне очень жаль…

Мозолистая ладонь профессора сжала мою руку в успокаивающем жесте.

– Всё в порядке, Аника. Со мной всё хорошо. Я ни о чём не жалею.

А вот я жалела. Обо всём, что случилось после того, как Дориан вывел меня из Лувра и посадил к себе в машину.

– А вы, мистер Эттвуд, к нам надолго или уже уходите? – поспешила я сменить тему, когда мама и доктор Робинс вышли в коридор, чтобы взять всем кофе.

– Я вас стесняю? – Он стоял посреди комнаты и наблюдал за нами с лицом, с каким обычно следят за зверушками в зоопарке. Чёрный костюм, идеальная осанка, руки сложены в области, на которую мне не следовало смотреть…

– Вы? – Я постаралась изобразить пренебрежение. – Нет.

Усмехнувшись, Габриэль исподлобья посмотрел на меня. Похоже, хорошее расположение духа давалось ему с трудом. Не помню, чтобы он вёл себя настолько же доброжелательно утром или в течение двух прошедших недель, когда его присутствие вызывало беспричинный страх и холод на душе.

«Что тебе надо?» – подумала я.

– Мистер Эттвуд приехал выразить свои искреннее соболезнования, – огорошил меня Алекс, смягчив тон. Мне казалось, или раньше он на дух не переносил Габриэля?

– Очень мило с вашей стороны, мистер Эттвуд.

– Мило – моё второе имя.

– Главное, что вы искренне переживали и никакое Око не замешано в вашей добродетели. – Я вернула Габриэлю ту же противную улыбочку, что играла на его губах.

Он не сразу нашёлся с ответом, подтверждая мои догадки.

– Кстати, – спустя минуту молчания опомнился Эттвуд. Запустил руку в карман накинутого поверх костюма плаща. В его голосе снова засквозило неприкрытое раздражение, равно как и во взгляде, которым он удостоил меня лишь мельком. – Это ваше?

Я так громко икнула, что чуть сама не оглохла, стоило увидеть свой телефон и ключи в его широкой ладони.

– Это твой телефон? – удивился Алекс, по понятным причинам искренне не понимая, какая кошка между нами пробежала.

– Мисс Ришар, кажется, забыла его…

Вскочив с кровати, я вырвала свои скромные пожитки из рук Эттвуда. Его пальцы сомкнулись вокруг моего дрожащего запястья. Тёмные глаза внимательно изучали реакцию, пока у меня отнимались ноги. Ещё секунда, и я бы грохнулась замертво. Он победно улыбнулся.

– Мисс Ришар забыла это вчера вечером в Лувре. Смотритель просил передать вам, когда я заезжал туда утром. Подумал, что вы точно приедете навестить мистера Робинса.

В попытке избавиться от его пальцев на обнажённой коже, я дёрнула рукой, и он отстранился. Температура воздуха резко повысилась до неприемлемо жаркой. Не желая и дальше провоцировать Эттвуда, я решила выбраться в уборную и привести себя в порядок.

Туалет на первом этаже больницы оказался пустым. И мрачным. Несколько серых кабинок в ряд и две раковины, над которыми слабо моргали лампочки явно старше меня по возрасту. Я покрутила кран с холодной водой и принялась тереть руки, выскребая грязь из-под ногтей. Я испытывала такое омерзение от самой себя, что хотелось стереть кожу. В агонии и ненависти к себе я наклонила голову и принялась полоскать рот. На вкус вода ощущалась солёной, с тухлой отдушкой. Я немного подержала её во рту, а потом сплюнула и вытерла уголки губ тыльной стороной ладони.

Когда я подняла голову и посмотрела на своё отражение, глаза расширились от ужаса. Я так и замерла с рукой у рта. Кровь. Она была везде. Размазана по подбородку и губам, по ладони, которой набирала воду в рот. Я опустила взгляд на раковину и кран, из которого буквально минуту назад шла чистая вода. Теперь всё было измазано кровью. Красной, вязкой жижей.

Голые ноги полоснуло чем-то холодным, и я вскрикнула. Сердце упало в пятки и оставалось где-то там, пока я опускала голову, вглядываясь в нечто чёрное, хватающее меня за щиколотки.

– Что за дерьмо? – невольно слетело с губ.

Не успела я разобраться с этим, как в комнату подул сильный ветер. Дверцы кабинок жалобно заскрипели. За одной из них послышался нечеловеческий скулёж. Словно в попытке выбраться оттуда и выйти на свет, костлявая рука легла на дверь туалета. Крик ужаса застрял у меня в горле.

– Виновна, – повторил нечеловеческий голос из-за дверцы, оставляя на стене глубокие борозды от ногтей.

Перед глазами рябило. Челюсть свело судорогой. Я закрыла уши руками, искреннее уверовав в то, что это может помочь, но… тени взревели только громче, пробиваясь сквозь пальцы. Они вились и плясали надо мной. Как будто издевались, хотели поглотить меня.

Убрав руки от ушей, я попробовала отмахнуться от тёмного облака перед лицом. Какие бы слова не собиралась произнести, они замерли у меня на языке, оставляя вкус пепла. Danny ahabi yabi. В голове запульсировала тьма. Я стояла, словно вкопанная, ожидая, что же вылезет передо мной на этот раз. Не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже пальцем.

Это было безумие. Настоящий кошмар, в котором не осталось места мыслям о том, что всё это лишь мираж. Я ни капли не сомневалась в реальности происходящего.

Рука перестала царапать, и голос, состоящий из теней, рассмеялся. Хрипло. Устрашающе. Почудилось, будто он собирается что-то сказать, но две мигающие над раковиной лампочки вдруг резко потухли, и мир погрузился во мрак.

Меня трясло, как на отбойном молотке. Я часто дышала, мотая головой из стороны в сторону в попытке выяснить, откуда странное существо бросится на меня в следующий раз, но ничего не происходило.

Попятившись, я упёрлась спиной в раковину. Опора придала мне уверенности, и я развернулась к зеркалу, чтобы нащупать светильник. Он вспыхнул так же резко, как и то, что я увидела в отражении.

Женский силуэт позади меня улыбнулся. Отдалённо похожая на меня женщина, состоящая из трупных ошмётков, ласково провела пальцем по моей шее. Наклонилась к уху. Прежде чем она успела что-то прошептать, я словно прозрела, закричав…

– Ришар! – кто-то дёргал меня за плечи. – Ришар!

Мой параллельный мир схлопнулся. Лопнул, как воздушный шар, когда голос прорвался за барьер и оглушил меня. Я открыла глаза.

Габриэль облегчённо выдохнул.

– Твою мать, ты меня напугала.

Растерянно озираясь, словно пьяная, я нашла себя сидящей под разбитой раковиной, из которой фонтаном хлестала вода. Эттвуд опустился на корточки передо мной, часто выдыхая в попытке успокоиться.

– У тебя не все дома? Зачем ты так орала? Я думал, тебя тут режут.

Мои губы приоткрылись, а глаза расширились.

– Danny ahabi yabi, – прошептала я, глядя на треснувшую, словно от когтей, поверхность туалетной кабинки.

Эттвуд вдруг резко напрягся.

– Что ты сейчас сказала?