Читать книгу Авиатор: назад в СССР 7 - - Страница 4

Не знаю, что меня сильнее сегодня поразило – появление МиГ-29 над моей головой или новости от штурмана экипажа Ан-12. Слова про свадьбу, эхом продолжали отдаваться у меня в ушах.

– Сергей, ты только не…

– Расстраивайся? – перебил я штурмана, пытавшегося меня приободрить. – Да, всё нормально. А вы о свадьбе-то как узнали?

– Как мы обещали тебе, цветы купили и пошли в часть передать весточку. Нам сказали, что она в отпуске. Поинтересовались у врача, где она живёт. На что нам был задан вопрос: «– А зачем вам?».

– Так, я надеюсь, вы объяснили?

– Естественно тебя не выдали. Сказали, что в благодарность за оказанную медицинскую помощь от лётного состава транспортного полка, хотим передать презент. Но нам, таким красивым, подтянутым, да ещё с цветами, посоветовали к ней не соваться. У неё свадьба сегодня, а жених из ВДВ больно ревнивый и во всех смыслах на голову контуженый.

– А вы чего?

– Ну, мы решили не рисковать. Там же свадьба. Где один десантник женится, там их целый взвод бухает.

– А вам ещё обратно лететь, ВЛК проходить… Теперь понятно, почему письмо не дошло до адресата.

– Мы подумали, что будет не к месту. Серёга, представь, что ты избавился от 45и килограммов лишнего веса. Я вот три раза так делал и до сих пор стройный, каждый развод приносил облегчение. Будто крылья вырастали, даря непреодолимое чувство свободы. Тебе ещё повезло, что сразу избавился от головной боли и бумажной волокиты, – сказал парень, и мы с ним попрощались.

Я и шёл со стоянки в класс на разбор. Потный, уставший и с букетом. Всё как у лошади на свадьбе – в цветах и мыле.

Взгляды техников в мою сторону не особо волновали. Кто-то пытался пошутить по поводу хризантем, мол, теперь так награждают за сбитый.

– Сергеич! – окликнул меня Дубок, шедший ко мне быстрым шагом.

– Слушаю, Елисеич.

– Ты мне про полёт не всё рассказал. Всё у тебя работало? – спросил Дубок.

– Ничего экстраординарного не заметил. А что?

– Вот ты не увидел ничего «экстра», а я обнаружил, – сказал мой техник и протянул пулю. – Дарю.

Я не мог придать значение этому трофею, поскольку до сих пор не получалось сосредоточиться. Новость про Олю заставила слегка тормозить. При ближайшем рассмотрении я сразу определил, отчего пуля.

– Ну, это ДШК. Калибр 12.7, марку пули точно назвать не могу. К чему этот подарок?

– Это с твоего самолёта. Застряла в подголовнике катапультного кресла, – серьёзно сказал техник, будто он стал свидетелем чего-то фантастического.

– Повезло мне. Спасибо за подгон. Буду теперь её хранить…

– Сергей, это знак. Для тебя уже второй, – сказал Дубок, подойдя ближе. – Катапультирование – это раз. Пуля – это два. Как я слышал, ты в училище самолёт в поле посадил…

– Ой, Елисеевич! – отмахнулся я. – Сегодня вообще не тот день, чтобы ещё мне о предзнаменованиях каких-то рассказывать. Предлагаешь не летать?

На этот вопрос Дубок отвечать не стал.

– Ты бы ещё перекрещивал меня перед каждым вылетом, как Макарыч в известной картине, – сказал я, укладывая в карман пулю. – Не переживай, я заговорённый.

– Дай Бог… – тихо сказал Дубок, и тут же замолчал.

Не сильно в эти годы приветствовалось в армии быть верующим. В основном все были атеистами.

– Ладно, пойду. Если хочешь, можешь крестить меня, – улыбнулся я.

– Сергеич, я тут хочу над фюзеляжем покумекать, – сказал Дубок, показывая мне трафарет со звёздами. – Не против, если оформлю?

– Не возражаю, Елисеевич, – ответил я и направился на разбор.

У входа на КДП встретил Марика, которому было интересно, где я достал такой букет. Тут же у него возникло много вопросов.

– Кому? А как достал? – спрашивал он, не давая мне возможности ответить.

– Никому. Где достал, там уже нет. Ты чего пристал? – поинтересовался я, замахнувшись на него цветами.

– Эй, нет! Ты если использовать букет не будешь, то мне продай. С ними же реальный вариант… расслабить партнёршу, – ехидно улыбнулся Ален Делон местного разлива.

– Так забирай. Мне не пригодились, – отдал я ему цветы, собираясь уже идти в класс. – А ты на разбор чего не идёшь?

– Я отпросился. Зубная боль у меня острая, – отмахнулся Марик.

– Её не Ефросиньей зовут, зубную боль твою? – спросил я.

– Я всегда двигаюсь вперёд, Родин. Не оглядываюсь назад и ищу новых для себя ощущений. Тебе самому не надоела Вещевая?

– Всё уже. Замуж вышла Ольга, – сказал я.

– Блин, Серый, поздравляю! – кинулся ко мне обниматься Марк. – Совет да любовь! Любите друг друга, как я… а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.

– Да погоди ты поздравлять, – пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.

– Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, – отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. – Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб…

– Ты закроешься или нет? – перебил я его. – Замуж вышла не за меня Вещевая.

– Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! – одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!

Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.

И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть?! Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!

Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!

– Ты чего такой, Серж? – спросил у меня Бажанян.

– Думаю.

– Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, – спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.

Я совершенно не заметил, как вошёл в класс, где уже собрался весь лётный состав. У доски стоит Бажанян, а за его спиной Гнетов с указкой. И гробовая тишина.

– Я… опоздал?

– Как бы да, Сергей Сергеевич. Ещё и зашёл без спроса, – сказал Гнетов.

Мои однополчане, если я им расскажу причину заклинивания у меня аварийного тормоза, поймут. А вот перед штурмовиками я сейчас выгляжу полным идиотом.

– Ладно, – махнул рукой Бажанян, разрешая мне занять своё место рядом с Пашей. – Давайте, Григорий Максимович по сегодняшнему дню.

– Особенностью сегодня явилось то, что мы работали по вновь выявленным целям в районе горного массива Луркох, – продолжил говорить Гнётов.

– А какова ситуация в районе Шаршари? – спросил командир эскадрильи штурмовиков.

– Судя по фотопланшетам, в районе Шаршари ничего нет. Воздушная разведка никаких сведений нам не дала, – ответил ему Гнётов.

– Ну а все наши удары пришлись на второстепенные объекты в, ничем не примечательном, Луркохе, – высказался недовольным голосом командир штурмовиков.

– И как показали результаты, вновь выявленные объекты не были полностью поражены, – подытожил Гнётов.

Тут же среди штурмовиков поднялся шум. Понять ребят можно. Максимович сейчас обвинил их в некомпетентности и непрофессионализме. Мол, бомбили не туда.

– Вы, товарищ Гнётов, сами-то, чем сегодня занимались? Прикрывали? А спустились бы и поработали, – встал со своего места командир эскадрильи штурмовиков.

– Арсений Павлович, поработаем. Дали бы чем, зашли бы на цели и поразили. Так, вам же доверили. А наши: – Мендель и Родин, и вовсе попали под перехват иранцев, – успокаивал рыжего подполковника Бажанян.

Стоит сказать, что с Арсением Павловичем Афанасьевым сталкивался я только на паре совещаний у Хрекова. Невысокого роста, коренастый, с непропорционально большими ладонями. Одной такой лапой он бы мог баскетбольный мяч спокойно держать, словно это теннисный шарик.

– То, что прикрыли, большое спасибо. Насколько было тяжело? – спросил Афанасьев. – Капитан, выйди, расскажи, – предложил он Менделю поведать о сегодняшнем бое, и Паша рассказал, как он уходил от атак Ф-14.

– Затем ещё и МиГи появились новые, – сказал Мендель и по классу прокатился гул удивления.

Но наша минута славы закончилась, и весь личный состав вернулся к спорам. Дело дошло до того, что штурмовикам оказалось не по нраву, почему командует именно наш полк. Они здесь уже базировались до нас и прекрасно справлялись с нанесением ударов. А тут прибыли бравые ребята, которых сам генерал армии Ахромеев сюда определил. Все лётчики-орденоносцы, некоторые повысили класс за время командировки и теперь учат их, как нужно работать по земле. Видимо, не сильно их поощряло командование за боевые вылеты.

А ведь работа у штурмовой авиации весьма опасная. По крепости духа и яиц, круче них только вертолётчики.

– Я ещё раз, вам повторяю, товарищ капитан… – продолжал доказывать свою правоту Афанасьев.

– Опыта у нас хватает, чтобы мы могли вам подсказать, как правильно нужно работать по земле, – не унимался Гнётов.

Бажанян сразу вклинился в эту разборку, призывая всех к порядку. Среди обычных лётчиков тоже начались трения. Опустились уже до внутреннего порядка в жилом палаточном городке.

– Вечно приходите со своего дежурства, и давай намываться, – выкрикнул кто-то из штурмовиков.

– Там бак здоровенный. Чего тебе не хватает? – пытался уточнить суть претензий Паша Мендель.

– Вот ваши все так думают. А приходишь вечером, а воды уже нет, – продолжал возмущаться лётчик «грачей».

Через несколько секунд Араратович не выдержал и громогласно дал всем команду закрыть рты. Точного перевода его гневной фразы на армянском никто не знал, но догадаться о содержании было несложно.

– Завтра нашему полку… – начал говорить Араратович.

– Только вашему? – перебил его Афанасьев.

Вот же какой злючий попался! И не успокаивается. Всё задеть пытается. Не успел я додумать и наградить Афанасьева каким-нибудь нелестным эпитетом, в класс вошёл особый гость в звании полковника.

– Команду не подавайте. Я не надолго, – сказал он, медленно выходя на середину класса.

Полковник имел болезненный вид. Как будто его раньше времени выписали из инфекции и сразу на работу заставили выйти. Лицо, кстати, очень знакомое.

– Хотел бы с вами познакомиться. Всегда с уважением относился к авиации, – сказал полковник, поправляя солнцезащитные очки на воротнике. – Полковник Громов Борис Всеволодович, командир 4й мотострелковой дивизии.

Возможно, я единственный из сидящих сейчас смотрел на этого человека восторженными глазами. Передо мной был если не образец грамотного и достойнейшего генерала, то точно один тех, с кого стоит брать пример по службе.

Борис Громов, в будущем генерал-полковник. Через три года ему будет поручено занять должность генерала по особым поручениям. Эту должность возродят, поскольку Генеральный штаб будет нуждаться в объективной оценке обстановки в Афганистане.

Позже он получит назначение на должность командующего 40й армией. Именно ему поручат организовать и провести вывод советских войск из Афганистана. В 1988 году он будет удостоен звания Герой Советского Союза.

Как и многие видные генералы Советской Армии он уйдёт в политику. Займёт пост Губернатора Московской области. Один из немногих, кто за особо выдающиеся заслуги, связанные с укреплением российской государственности, станет полным Кавалером Ордена «За заслуги перед отечеством».

– Чего спорили то? – усмехнувшись, спросил Громов.

– Борис Всеволодович, дискутируем. Громко, но по делу, – ответил Бажанян.

– Ну да. Я так и подумал, – сказал Громов и подошёл к карте. – В общем, командованием поставлена задача взять проклятый Луркох. Как видите, этот горный хребет находится на пересечении дорог на Кандагар и Герат.

– Много нападений на колонны? – спросил Афанасьев.

– Неприлично много, ребята. Меня не так гепатит достал, как этот Луркох. Ваша задача уничтожить там всё, что только можно. Авианаводчики будут с вами завтра работать, а генерал Хреков руководить с борта Ан-26. Вопросы?

Никто ничего не спросил.

– Это хорошо. Начальника разведки пришлю завтра. Поделится с вами сведениями. Не ругайтесь тут только, – сказал полковник и тихо вышел из кабинета.

Вот такой он – лаконичный и спокойный будущий генерал Громов.

– Итак, как вы уже слышали от Бориса Всеволодовича, завтра и нашему, и вашему, Арсений Павлович. Хоть вы и отдельная эскадрилья, но в данный момент находитесь в оперативном подчинении командира нашего полка. Он же является старшим авиационным начальником на базе Шинданд, – сказал Бажанян и после этого подполковник решил успокоиться.– Давайте уже по задачам на завтра определимся и пойдём спать, – устало произнёс Буянов, похлопав Афанасьева по плечу.

Командир штурмовиков поднял руки, дав понять, что он не против.

– Итак, горный массив Луркох, – показал на карте Гнётов. – Площадь 256 квадратных километров. Имеются вершины до 3000 метров. Ущелья для маневрирования очень сложны.

– Товарищ капитан, вынужден не согласиться, – снова подал голос Арсений Павлович.

Никак он не угомонится! Везде ему надо сумничать. Теперь он решил поднять тему для дискуссии о манёвренных характеристиках Су-25го. Даже вышел к доске и принялся рисовать уравнение движения и схему сил для этого самолёта во время выполнения виража. Пошли формулы, расчёты и примеры. А всё для того, чтобы назвать несколько цифр.

– Из этой схемы видно, насколько наши штурмовики хорошо могут маневрировать в узком пространстве. А живучесть, сами знаете, у нас хорошая, – развёл Афанасьев руки в стороны и положил мел.

Я обернулся назад и обнаружил большую часть класса спящими. Настолько им было «интересно» слушать своего командира, что решили лётчики-штурмовики начать отдыхать уже здесь.

– Палыч, давай уже кончай мериться половыми органами и пойдём спать. Завтра обговорим налёт, – предложил Буянов и был услышан. Класс опустел, практически, мгновенно.

После долгих водных процедур в ледяной воде, наша палатка собралась на вечернее чаепитие. Гусько своих отваров не предлагал.

– Савельевич, как ты мог нас без кваса оставить? – спросил у него Бажанян, доставая большую коробку с печеньями.

– Да с таким презентом от нашего нового друга можно и без собственных продуктов жить, – улыбнулся замполит, заливая кипяток в заварник в синий горошек.

– Это ты на Хватова намекаешь? Он сегодня меня на совещании просто доконал! – воскликнул Буянов. – Смотри, чего дал нам.

На стол Иван Гаврилович положил большую коробку с печеньями под названием «Альберт», написанном на английском языке.

– Югославское? – поинтересовался Гнетов. – Я пару раз только ел подобное в жизни. Вкус интересный. Воздушный такой.

– Тебе вкус интересный, Максимыч, а я теперь голову ломаю, – возмущался Буянов. – Просто так ничего эти ребята не делают. Может, мстит нам за вчерашний вечер?

– Неа. Говорит, что есть у него к нам дело, но его он хочет с Томиным обсудить. Пускай подкармливает. Нам хорошо, а он не жалуется, – махнул рукой Савельевич.

Про себя я подумал, что дело, возможно, будет не совсем законное. Но насчет Томина он явно ошибся – не тот человек. Тем более, что у него тоже до сих пор перед глазами каша с мухами.

В разгар чаепития появился любимец публики Марк Барсов. Вид у него был не самый весёлый. К тому же, голова была в лепестках цветов.

– Ты где был, цветочник? – спросил у него Буянов.

– Товарищ командир, ночью в кусты хризантем врезался, – уверенно заявил Марик.

– Слушай, балбес великовозрастной, – отдёрнул его комэска. – Ты где тут кусты с такими цветами видел? Кроме верблюжьей колючки и акации ничего нет.

– И то, колючку скоро Савельевич всю переработает на отвары, – улыбнулся Гнётов.

Предупреждал Марика Иван Гаврилович, что шкуру спустит, если тот не перестанет по бабам ходить.

– Ты вот мне скажи, почему ты такой? Чего тебя так и тянет найти приключений на… своё «хозяйство»? – задал уже вопрос Бажанян. – Гаврилыч ведь тебя мерином сделает, если ещё попадёшься.

– Да я его сейчас сделаю таким, чего тянуть?! – воскликнул Буянов, замахнувшись на Марка. – Цветы, где взял, зараза?

– Сергей дал, – кивнул в мою сторону Барсов.

Тут уже все навострили свои уши. В течение пары минут проблема Марка забылась полностью.

– Родин, так кому цветы ты нёс? Тем более, около КДП. Там есть несколько интересных кандидаток, – подмигнул Гусько.

– Моей кандидатки там нет. Замуж она вышла, – сказал я, поднимаясь с места. – Не понадобились мне цветы. Я пойду отдыхать с вашего позволения.

– Таак… Погоди, Сергей, – остановил меня Бажанян. – Пошли, отойдём. Поговорить надо.