Читать книгу Александр Алехин. Жизнь как война - - Страница 4

Столица восхитилась почетным гостем, который в прямом смысле творил чудеса. Среди больших почитателей таланта американца оказался и сам Алехин, пускай тогда он еще и был ребенком.

В то время Америка являлась шахматной сверхдержавой. Страна считала первым чемпионом мира Пола Морфи, официально лучшим на планете стал Вильгельм Стейниц (пусть и уроженец Австро-Венгрии), и лишь немецкий шахматист Эмануил Ласкер отнял у звездно-полосатых величие. Но такие яркие мастера, как Пильсбери, давали США надежду, что утраченные позиции скоро могут быть возвращены.

Увы, американских героев, включая Пильсбери, постигала незавидная участь. И это показательно, поскольку шахматы вовсе не для всех оказались дарованием – с тем же успехом они могли становиться и проклятьем. Трагической можно считать не только судьбу Алехина, но и судьбы многих других выдающихся шахматистов.

Морфи оказался удивительным самородком. Уже в девять лет он считался одним из сильнейших игроков в Новом Орлеане, в 12 переиграл зарубежного мастера Иоганна Лёвенталя, брови которого подпрыгивали до небес после каждого неожиданного хода юного оппонента. В 21 год он пересек океан для проверки сил – и разбил в Европе сильнейших шахматистов (включая блистательного немца Адольфа Андерсена). Его слава стала так велика, что британская королева Виктория устроила для него аудиенцию. Американца негласно стали называть лучшим игроком в мире! Вернувшись домой, Морфи неожиданно изменил свое отношение к шахматам, со временем полностью отказавшись от игры ради карьеры юриста. Однако преуспеть на новом поприще он так и не сумел. Все, даже клиенты юридической конторы, воспринимали его больше шахматистом. Но он почему-то бежал от этого клише, не желая слышать подобных ассоциаций. Вильгельм Стейниц пытался уговорить его сыграть матч, но тщетно. Заканчивал жизнь Морфи полным параноиком: был уверен, что его преследует шурин, а в ресторанах хотят отравить. Бродил по улицам тенью, нашептывая под нос что-то бессвязное, и отоваривал тростью прохожих, вспоминавших его блистательное прошлое. Умер он в 47 лет в ванной от инсульта – по легенде, окруженный обувью, которую зачем-то расставлял по квартире в странном порядке, о чем рассказывала его племянница. Но именно Морфи по таланту и нереализованному потенциалу считают одним из сильнейших за всю историю шахмат.

Участь Стейница оказалась не менее трагичной. Его разум однажды помутился, а на побывке в Российской империи в присутствии русской секретарши маэстро начал говорить с кем-то несуществующим через форточку – начались галлюцинации. Стейница заперли в московской психиатрической клинике, где поначалу из-за путаницы его принимали за пациента, выдававшего себя за… Стейница¹. После лечения ситуация не сильно улучшилась: американец верил, что электрический ток двигает фигуры на доске, а сам он провел партию с Богом – и выиграл. Последним пристанищем бывшего чемпиона мира стала американская клиника – подвело сердце. Ему было 64.

Однако в США были не только Морфи и Стейниц, но и удивительный Гарри Пильсбери, который однажды вдохновил на чудеса Алехина. Американец начал играть в шахматы в 15 лет, чтобы отвлечься от горя, постигшего семью, – смерти матери. Прославился на весь мир уже в 1895 году, когда прибыл в Гастингс (Великобритания) и в 22-летнем возрасте выиграл крупнейший международный турнир, первый же в своей карьере. Уступив на старте Чигорину, он затем выдал серию из девяти побед подряд и занял первое место, опередив действующего чемпиона мира Ласкера, экс-чемпиона Стейница и многих других звезд. В интервью Brooklyn Daily Eagle Пильсбери рассказывал: «Конечно, Чигорин был сильнейшим противником. Могу оправдать свое поражение страхом сцены, того, что мне, молодому игроку, противостоит ветеран. Кстати, в некоторых английских газетах обо мне писали лживую информацию. Например, что я был высоким и желтушным, курил зеленые сигары. Другой корреспондент заявил, будто я был феноменом и начал играть в шесть лет»².

В Лондоне Пильсбери сыграл также с шахматистками, вообще часто практикуя подобные встречи. Он дал каждой фору в коня и почти все партии выиграл. После турне по Великобритании Пильсбери стал национальным героем в США, поскольку Стейниц уже год как сложил полномочия чемпиона мира. Ему устроили званый ужин в Бруклине, где меню оформили диаграммами лучших партий Пильсбери в Гастингсе. К тому моменту юноша уже давал удивительные сеансы игр вслепую, став своеобразным шахматным Гарри Гудини. Ему завязывали глаза, сообщали ход соперника, и он делал свой – и так на большом количестве досок. Как правило, побеждал – и не суть, что соперники были ниже уровнем, все равно им восхищались. У Пильсбери оказалась фотографическая память, чем он и пользовался для подобных трюков. За волшебство платили хорошие деньги, и ему приходилось удивлять публику, чтобы зарабатывать на ремесле. А расплачивался он за это здоровьем. Его мучили бессонницы, потому что в голове все время прокручивались партии, где можно было сыграть и получше.

На пике славы Пильсбери все в том же 1895 году приехал в Российскую империю, и эта поездка дорого ему обошлась. И хотя сам он это официально нигде не подтверждал, историки (например, Билл Уолл) полагают, что именно в той злополучной командировке шахматист заразился сифилисом от проститутки³. Половину турнира в Петербурге, где по шесть партий друг против друга играли четыре лучших шахматиста в мире, Пильсбери шел в лидерах – и вдруг посыпался. Виною стало тяжелое течение гриппа (баланс против победителя Ласкера остался в пользу Гарри). С тех пор его результаты начали колебаться, и не в последнюю очередь – из-за неизлечимого заболевания, постепенно разрушавшего здоровье американца. Пильсбери не выдерживал длинных марафонов, обычно захватывая лидерство, а потом проигрывая партию за партией.

Его все чаще беспокоили сильные головные боли, бессонница и невроз. Но врачи не лечили шахматиста, а больше изучали. Доктор Трелкельд-Эдвардс и профессор Мэнсфилд Мерриман попросили шахматиста выучить 33 труднопроизносимых слова. Всего с минуту глядя на них, он воспроизвел все слова в том же порядке, затем провел четырехчасовой сеанс игр вслепую и сразу после этого снова повторил все слова, причем как в прямом, так и в обратном порядке. Слова подобрали действительно сложные – антифлогистин (название медикамента), такадиастаза (фермент из плесневого гриба), стрептококк (бактерия) и тому подобные. Еще он мог безошибочно воспроизводить по памяти до тысячи ходов своих соперников на турнире, а также совмещать слепые партии в шахматы с игрой в шашки и вист.

Все чаще ему требовалась медпомощь, которую оказывали прямо во время соревнований. Увы, чтобы облегчить свою участь, сам он делал немного, злоупотребляя курением и распитием алкогольных напитков даже на своих знаменитых шахматных шоу. Но слава о нем и его уникальных способностях распространялась. О Пильсбери хорошо знал Алехин и наверняка страшно завидовал брату Алексею, которого пригласили участвовать в сеансе слепых шахмат с участием Пильсбери в московском дворянском собрании в декабре 1902 года. Там американец установил очередной мировой рекорд по количеству соперников в сеансе игры вслепую – их было 22 (победил в 17 партиях).

«Об игре, не глядя на доску, я впервые услышал девятилетним мальчиком, – вспоминал Алехин. – В это время мой родной город – Москву – посетил Пильсбери, который дал здесь сеанс одновременной игры вслепую на 22 досках. Я сам тогда не имел еще доступа в шахматный клуб, но мой старший брат принимал участие в сеансе и сыграл с Пильсбери вничью. Достижение Пильсбери подействовало на меня ошеломляюще. Впрочем, таково же было впечатление всего шахматного мира»⁴.

Затем уже сам Алехин начал практиковать сеансы игры вслепую, восхищая поклонников этой магии, недоступной для обыкновенного человека, – впервые попробовал, когда исполнилось всего 12 лет. Но за подобные таланты приходится расплачиваться: на фоне большого количества шахматных гастролей Пильсбери долго болел, у него случались припадки. Лихорадка и высокая температура приводили к делирию; он даже пытался выпрыгнуть из окна в больнице. Скончался Пильсбери в 1906-м в Филадельфии уже частично парализованным – ему было всего 33 года.

Долгое время считалось, что американец умер от сверхнапряжения клеток мозга; лишь позже появилась информация о сифилисе. Но умственное перенапряжение из-за большого числа выставочных турниров (и нездорового образа жизни) также наверняка повлияло на скорую развязку. Ласкер в интервьюNew York Times сразу после смерти своего соперника вспоминал: «Его мозг стал неисправным. <…> Когда две армии из 16 боевых единиц каждая сражаются друг с другом в имитационной войне в соответствии с правилами, мозг игрока находится в постоянном возбуждении. Он должен предвидеть результат враждебного маневра, тщательно анализировать. <…> Шахматы требуют мужества. <…> Нельзя сомневаться, что мозг значительно набирает силу благодаря игре в шахматы. Поэтому можно сделать вывод, что в современном обществе идеальным мужчиной был бы шахматист. Но тут я слышу, как кто-то парирует: “А как насчет Морфи, Стейница и Пильсбери, трех величайших американских шахматистов, которые стали жертвами безумия? Разве не опровергают они вашу теорию?” Мой ответ решительный: “Нет”. <…> Пильсбери умер от болезни, которую спровоцировало перенапряжение клеток его памяти. Но шахматы имеют к этому лишь очень косвенное отношение. Память имеет наименьшую ценность для шахматиста, который вместо нее должен использовать изобретательность, оригинальное мышление и логику. Только в шахматах с завязанными глазами память находит себе место. К сожалению, Пильсбери взял за правило так играть. Шахматные клубы заставляли его играть столько партий, сколько он мог выдержать. В трудные часы выставок, на которых Пильсбери демонстрировал свои подвиги, играя заодно в шашки и вист, он курил и пил виски. Так мало-помалу его здоровье и было подорвано. Друзья, видя, что он теряет силы, предупреждали его об опасности. Но шахматный мир ужасно организован, и как бы он ни был обязан Пильсбери, ему не позволяли зарабатывать себе на жизнь без этих выставок. Порочный круг замкнулся, и теперь мы скорбим у его могилы»⁵.

Это могло бы стать предупреждением Алехину, память которого, как показало время, оказалась крепче, чем у Пильсбери. Но даже если он и читал интервью Ласкера, это не помешало ему стать одним из лучших мастеров игры вслепую в истории шахмат.