Читать книгу Домой приведет тебя дьявол - - Страница 10

Глава 8

Оглавление

Два миллиона долларов. За два дня. Несколько убитых. Другое будущее.

Чем больше Хуанка говорил, тем яснее я понимал, что его английский не так уж и плох, как мне показалось поначалу. Он прекрасно понимал, что говорю я, и эффективно со мной общался. Его акцент – вот что сперва сбило меня с толку. Голос у него был гораздо более хриплый, чем мой. Спанглийский – на нем говорят все, чей первый язык был испанским, а не английским, но в данном случае его язык казался мне наторелым, он чуть ли не знал, что переход с одного языка на другой – это идеальный способ привлечь мое внимание и держать Брайана в некотором смятении. Он прощупывал почву. А может быть, неуверенность и путаница первых минут не были притворством с его стороны, и он, как и многие из нас, не раз попадал в тяжелую коммуникационную ситуацию, говоря на языке, который не был для него родным, потому что это означало, что ты должен все предусмотреть и перевести, прежде чем оно прозвучит. Нервы всегда только все ухудшали. В любом случае он оказался умнее, чем я думал вначале. Он вполне мог рассказать любую историю. Он точно знал, когда посмотреть мне прямо в глаза и не отводить свои, пока я не прореагирую. Это пугало меня. Мне нужно было узнать больше.

– Откуда ты знаешь об этой конкретной поездке?

– В Хуаресе бы один чувак, который помогал прятать лед в фургоне, после его прибытия из Кульякана[79]. Парень работал в автомастерской в городе. De mecánico. Они загоняли фургоны в мастерскую, смешивали жидкий лед с водой, а потом наполняли один газовый баллон этой смесью, а сверху накачивали немного топлива на тот случай, если на границе устроят проверку. Когда они доставляли товар адресату, смесь начинали кипятить, чтобы выкипятить воду, и в результате получали жидкий лед. Один из его боссов недоплачивал ему, и тогда парень начал негодовать. У него жена, дети. Рты, которые нужно кормить, – вы меня понимаете. Так вот, они избили его и оставили умирать в пустыне, чтобы там его сожрали звери. Но он выжил. Один глаз он потерял во время избиения, но ему удалось подняться и добрести до Хуареса. Он знал, что самому ему этим cabrones не отомстить, а потому он попросил у Дона Васкеса деньги, чтобы перевезти семью в Монтеррей, а ему за это передал сведения о последнем фургоне, который он помогал готовить. Дон Васкес пообещал дать ему денег. Но, получив сведения, скормил этого ублюдка своим крокодилам. Дон Васкес ненавидит осведомителей. Любой, кто говорит с тобой о ком-то другом, будет точно так же говорить о тебе с кем-то другим. Вы меня понимаете. Фургон, о котором он рассказал, и есть тот самый фургон, который нам нужен.

– Крокодилам? У Дона Васкеса есть крокодилы?

– Да. Они экономят ему время. Никто не хочет возить покойников по пустыне и рыть им могилы. По ночам… в общем, эти поганые твари могут жрать что живых, что покойников. Если ты слишком долго копаешь, они могут и за тобой прийти. А покойники воняют жуть как, если их сжигать. Этот запах привлекает зверей из пустыни, где бы ты их ни сжигал. Новый партнер Васкеса… в общем, она решила, что проще будет скармливать крокодилам тех, кто должен исчезнуть.

– Ты понял, Марио? – сказал Брайан. – Я же тебе говорил – Хуанка свое дело знает. Этот парень в курсе всего. Он знает границу как свои пять пальцев. Будут у нас наши денежки, мы и глазом моргнуть не успеем, как дело будет в шляпе. И тогда мы приедем сюда и разделим бабки. Прощай, нищая жизнь!

Хуанка кивнул Брайану. Я сосредоточенно вглядывался в его лицо. Если ему это досаждало, то и бог с ним. Мне хотелось понимать его движения, нащупать ложь, которая вызывает судорогу на его лице.

– Кто этот партнер, о котором ты говорил, и как эта женщина и Дон Васкес собираются помочь нам в этом деле?

Хуанка улыбнулся – в первый раз за все это время. Он посмотрел на меня, как хищник смотрит на добычу. От его улыбки мурашки побежали у меня по спине.

– Партнер – не твоего ума дело, Марио. Твое единственное дело здесь – решить, участвуешь ты или нет.

– Справедливо. А если я скажу «да», то получу ли я ответы?

– Ты получишь ответы, если скажешь «да», действительно имея в виду «да». Ты говоришь «да», я тебе отвечаю на вопросы, а ты вдруг передумаешь и развернешься, чтобы уйти… Может быть, в этом случае мне придется тебя пристрелить, сукин сын.

Улыбка исчезла с его лица. Он не шутил.

– Мне не нравится быть застреленным. Но мне нужно знать еще одну вещь, и я надеюсь, ты ответишь на мой вопрос, потому что он охрененно важный. Сколько…

– Doscientos mil cada uno.

Doscientos mil cada uno. Двести тысяч долларов каждому. Кэшем. За одно дело. Ни хрена себе.

Брайан и Хуанка уже упоминали деньги. Оба сказали, что денег много, но теперь я впервые услышал, сколько получит каждый из нас. Двести тысяч долларов за убийство нескольких наркоконтрабандистов. Двести тысяч долларов, отобранных у преступников, которые наводняют улицы ядом. Двести тысяч долларов – такой суммы я в жизни не видел. Таких денег я бы в жизни не заработал за десятилетия долгих присутственных часов, просиживая штаны на какой-нибудь говеной работенке. Двухсот тысяч долларов будет достаточно, чтобы покинуть Остин, предложить Мелисе начать все заново и купить домик в Мэне, или в Вермонте, или в любом другом из множества мест с приятными улицами, на которых высажены деревья, какие можно увидеть на открытках и по телику. Двести тысяч долларов – о таких деньгах я даже мечтать не осмеливался. Нищета – это не финансовое состояние, это состояние мозгов. Она разрушает тебя. Каждое препятствие подталкивает тебя к мысли, что ты и не заслуживаешь ничего лучшего, потому что грош тебе цена. Мелиса заслуживала лучшего. Я заслуживал лучшего. Анита заслуживала лучшего. Двести тысяч долларов превращали говеную идею в моей голове в нечто гораздо лучшее, потому что этих денег хватило бы свободно дышать какое-то время и пожить получше, как мы того заслуживали.

А может, все будет наоборот. Может быть, это будет двести тысяч долларов за пулю в голову.

– Окей, скажем так, деньги мне нужны. Скажем так, я подписываюсь на это дело. Участники: ты, Брайан, я. А кто еще?

– Брайан, ты и я. И все. Ты же не хочешь отдавать кому-то еще от своей доли, верно? Когда мы отдадим Васкесу его долю, мы втроем забираем то, что причитается нам, и уносим ноги. Toman la lana y se hacen los fantasmas mudos por el resto de sus vidas[80].

– Постой, – сказал Брайан, – последнее я не понял.

– Он сказал, что, когда мы получим нашу долю, мы должны будем исчезнуть и превратиться в немых призраков до конца дней.

– Черт побери, с такой кучей денег в кармане я готов и на большее. Хочешь призрака – я дам тебе призрака. А еще я могу изобразить ведьму, зомби, вампира и какого-нибудь долбаного оборотня, который будет играть в кости, пока я уношу ноги из этого городишки.

– Я тебе соберу все что нужно, – сказала Стефани. Брайан подошел к ней, поцеловал ее в лоб, обнял за плечи.

Запланированное двукратное пересечение границы казалось не лучшим выбором: выставлять троих человек против бог знает какого количества. Похоже на смертный приговор. И я не знал, зачем нам нужно тащиться к Васкесу, перед тем как все пойдет прахом. А то оружие, за которым мы ехали, вполне вероятно, не будет стоить и затрат на поездку.

– А ехать к Хуаресу есть нужда?

– Абсолютная.

– Почему?

Хуанка снова улыбнулся.

– Опять слишком много вопросов, güey[81]. Ты мне так и не сказал – ты участвуешь или нет.

– Участвую.

– Он участвует! – сказал Брайан. Он отпустил Стефани, подошел ко мне, похлопал по спине.

– Помни, что я тебе сказал, парень: если обманешь, получишь от меня пулю в голову.

После того как я был так близок к смерти, пока она травила Аниту, и чувствовал, что меня здесь больше ничто не держит, обретение чего-то такого, что пробуждает в тебе интерес к жизни, дало мне ощущение… чего-то, чувство, что жить – это не даром тратить время.

– Я услышал тебя с первого раза и не сомневаюсь в твоих словах. Однако, если ты лелеешь планы использовать меня и кинуть, то пуля будет у тебя в голове. Я в последнее время набил на этом руку.

Губы Хуанки искривились в улыбке.

– Би, мне нравится этот сукин сын, – сказал Хуанка, обращаясь к Брайану и показывая на меня. Он сделал несколько шагов ко мне. Я думал, он сейчас достанет пистолет и пристрелит меня, но он только выставил вперед ладонь. Мы обменялись рукопожатием.

– Las cuentas claras conservan amistades.

Я что-то подобное слышал всю мою жизнь. Это можно было перевести следующим образом: чистые аккаунты сохраняют дружбу, но есть идиома, которая ближе к истинному значению этих слов: хорошие заборы – залог хороших соседей.

– Мы отправляемся в пятницу. Времени у вас будет достаточно, чтобы… подготовиться или что уж там вам нужно. Я приеду за вами рано утром.

Я посмотрел на Брайана. Он кивал, и вид у него был такой, будто он прямо сейчас готов отправиться в путь. В некотором роде я тоже был готов. Я не верил Хуанке, и это дело вполне могло оказаться самоубийственным, но в прошлом я брался и за меньшее, а теперь и возможные последствия меня волновали меньше, чем прежде.

Двести тысяч долларов. До хрена денег. Достаточно, чтобы я мог начать жить заново вдали от того, что преследовало меня. Может, где-нибудь, где зимой выпадает снег и люди здороваются друг с другом на улице. Мой мозг опять показал мне приятный маленький дом с белым забором и огромным деревом перед ним. Гребаная Американская Мечта. У дома маленькая терраса, на которой мы с Мелисой можем присесть, выпить кофе, смотреть, как листья, крутясь, падают с дерева в траву.

Я оттолкнул от себя Мелису, листья, кофе. Это место было опасным, ходить туда не следовало. Мне нужно было сосредоточиться на неотложной задаче и забыть обо всем остальном. Если La Huesuda дает мне один последний шанс, значит, так тому и быть. Ждущие меня крохотные ручки по другую сторону – не тот результат, о котором я когда-нибудь пожалею.

Эта мысль заставила меня задуматься. Попаду ли я на небеса, чтобы быть с моей деткой – ведь я людей убивал? Я знал, что раскаяние способствует искуплению грехов, и я очень на это надеялся, потому что я раскаивался в том, что ударил локтем Мелису, раскаивался больше, чем в каких-либо моих других идиотских поступках. Неужели убийства без раскаяния закроют передо мной райские врата? Узнать это не было возможности. И я решил, что мне все равно. Я убивал сукиных сынов, которые заслуживали смерти, верно? А потом моя мама говорила, что страдания покупают входной билет на небеса, а я выстрадал такое, чего и худшему своему врагу не пожелаю. Худшая часть утверждения, что ты больше не веришь в Бога, состоит в знании: Бог здесь, и он слышит тебя. Вот почему молитвы потихоньку возвращаются к тебе, когда вся эта задуманная срань идет насмарку. Вот почему безверие – это всего лишь переход к другой стене комнаты, из которой ты никуда не выходил.

– Я вижу, ты задумался, Марио. Ты что – возбужден, или испуган, или что? – спросил Хуанка, глядя на меня и игнорируя Брайана, а это означало, он и без того знает, что этот ширяльщик пребывает в возбуждении, горит желанием поскорее отправиться в путь.

– Думаю о делах, которые нужно успеть сделать до пятницы.

– В задницу вас, – сказал Брайан. «Три амиго»[82], леди и джентльмены!

Я и Хуанка посмотрели на него. Глупый гринго.

– Órale pues[83]. Будьте здесь в шесть утра или около того. Путь у нас неблизкий.

Я встал, повернулся. Брайан подбежал и снова похлопал меня по плечу. Хоть он и был наркодилером, но вел себя иногда как ребенок. Стефани смотрела на нас. Она за все это время не сошла с того места, которое заняла, когда появилась в комнате. Голубой бокал в ее руке был пуст. Она рассеянно потирала свой выступающий живот, описывая на нем ладонями неторопливые круги.

Я видел такое рассеянно-защитное поведение раньше. Этот жест разломал меня пополам со страшной силой, мне даже показалось, что я слышал, как что-то треснуло у меня внутри.

– Мы должны отпраздновать это, – сказал Брайан. Он сунул руку в карман и достал оттуда пакетик. Он потряс пакетиком в воздухе, и выражение радости на его лице напомнило мне нетерпеливого щенка. Я ни в коем разе не хотел в этом участвовать, а потому невнятно сослался на одолевавшую меня усталость и сказал, что увижу их в пятницу утром.

Я прошел половину коридора, когда услышал шаги, догонявшие меня. Стефани. Я открыл дверь и развернулся. Она чуть прислонилась к дверной раме.

– Спасибо, Марио, – сказала она, а потом опустила глаза и понизила голос на несколько децибел: – Ты же понимаешь, что Брайан, вероятно, вчистую провалил бы все это дело без твоей помощи, так что спасибо тебе.

Что-то вроде теплого шарика росло у меня в горле, мешало дышать.

– Не за что тут благодарить.

Я хотел было сказать, что делаю это ради денег, делаю это, потому что, убивая плохих людей, я чувствую, что мое отношение ко всему вокруг становится не столь ужасным, хотя причин этого мне не дано понять – ума маловато. Я хотел было сказать, что мой больной мозг преобразовал похищение пикапа, набитого кэшем, в будущее с Мелисой в маленьком домике в альтернативном измерении, в котором я никогда не толкал ее на кухонный стол. Вместо этого я молча смотрел на Стефани, особенно на руку, все еще в защитном жесте лежащую на ее животе. Вот тогда-то я и понял, что делаю это ради нее и ради маленького существа в ее животе в такой же мере, в какой делаю это ради денег. Такие поганые слова будут наверняка много весить на другой чаше весов, если я проглочу пулю. Хорошие люди отправляются на небеса, даже если совершают дурные поступки. Я развернулся и пошел к моей машине, уже предчувствуя ту острую, холодную тишину, которая вскроет меня, как только я войду в дом.

79

Кульякан – город в Мексике, столица штата Синалоа.

80

Мы берем свои бабки и на всю оставшуюся жизнь превращаемся в немых призраков (исп.).

81

Чувак (исп.).

82

Вероятно, намек на нерегулярные встречи глав трех стран: Канады, Мексики и США, встречи эти носят название «Три амиго».

83

Тогда молитесь (исп.).

Домой приведет тебя дьявол

Подняться наверх