Читать книгу За гранью Разлома - - Страница 5
Глава 4
Знание
ОглавлениеУ конного памятника, не пойми что забывшего на маленькой площади посреди крошечного городка, отсутствовала голова. Судя по гладко оплавленным краям шеи, голова была отделена не без помощи колдовства, человеческого ли, вампирского ли. На сером постаменте, прямо поверх светлого прямоугольника, на месте оторванной таблички красовалась крупная выцветшая надпись: «ПОД ЗАЩИТОЙ ИНКВИЗИЦИИ». Макс наградил надпись скептическим взглядом; с тем же скепсисом он относился ко всему, связанному с этой организацией.
Впрочем, на этот раз стоянка в самом деле была под защитой. Стоило охотникам выйти на площадь, четверо мужчин в камуфляжных костюмах и защитных масках направили на них газовые баллоны, держа наготове колдовские книги.
Слава приветственно замахал руками, Миша поднял маску. Четверо опустили оружие. Каждое движение их рук сопровождалось тихим шелестом нашитых на спины кусков ткани, весьма отдалённо напоминающих крылья.
– Бессмертный, Кот, и этот, в капюшоне, – задумчиво проговорил тот, кто стоял слегка впереди. – Не ожидал увидеть вас вместе. Тем более здесь.
Проигнорировав «этого в капюшоне», Макс сдержанно кивнул. Он был бы не слишком расстроен, если бы его действительно не узнали; увы, здесь был другой случай.
– Мотыльки, – благосклонно проговорил Миша. – Какими судьбами?
– Здесь развелись крысы. Чистим.
Макс внимательно оглядел говорившего. Это был не тот человек, который возглавлял Мотыльков в прошлый раз. Где он? Погиб или сейчас отсутствовал? Мотыльков всегда шестеро, здесь были лишь четверо.
– А чего, давно? – поинтересовался Кот.
– Давно, – буркнул другой Мотылёк, и Макс, узнавший голос, едва сдержался от желания скривиться: этот голос был, как сок лимона на языке. – Недели четыре в области.
– И много крыс?
Нужно было спросить это предельно нейтрально, но неприязнь всё равно прорвалась, и Максу ответили тем же:
– Достаточно, чтобы представлять опасность для цивилов.
В дерзком голосе звучал откровенный вызов. Что ж, он до сих пор не смог повзрослеть.
– Тебе я бы советовал уехать туда, где безопаснее. Ты ведь так обычно делаешь, да?
– Был бы рад последовать совету, но, боюсь, ваши крысы прогрызли мне шины, а заодно распотрошили пару фур с продуктами и закусили группой тех самых цивилов. – В памяти вспыхнуло смеющееся лицо Ирки. – Неужели шестерым Мотылькам в самом деле не хватило чёртового месяца на то, чтобы отловить шайку из пяти отбросов?
– А, то есть ты с этими отбросами уже встречался? Рад видеть, что ты смог сбежать. Жаль, что не смогли другие.
– Так, давайте не будем… – начал было Миша одновременно с тем, как один из Мотыльков положил руку на плечо младшего товарища.
Макс медленно вдохнул через нос и так же медленно выдохнул. Не помогло. Внутри клокотало бешенство, которое выдавала лёгкая дрожь в понизившемся голосе.
– К сожалению, мы с Котом приехали сюда значительно позже, чем вы, и никого не успели спасти. Мы оказались настолько бесполезны, что даже не сумели догнать двух ушедших от нас отбросов после того, как сложили троих.
– Пятый, хватит!
Дерзкий Мотылёк сбросил вцепившуюся в его плечо руку старшего и отошёл назад. Макс проводил его испепеляющим взглядом. Парень – его ровесник, а ведёт себя лет на четырнадцать. И как Мотыльки его терпят? Впрочем, остальной состав Максу нравился не намного больше. Должно быть, оттого и оказалось приятно услышать, что этот тип всё ещё Пятый, как и полгода назад. Состав Мотыльков оставался стабильным, по крайней мере первые пять, а значит, можно было не считаться с неизвестным лицом.
– Двух недобитышей вы так и не поймали, я правильно понял? – уточнил Макс, а Миша немедленно подхватил вопрос:
– И никаких следов вампиров в округе?
– Последние дней пять здесь никого, – ответил третий Мотылёк, и Чтец сжал зубы, не позволив себе очередной выпад. Впрочем, за него это сделал Кот:
– А чего вы тогда тут?
Вопрос Славы прозвучал потрясающе невинно и немного растерянно. Просто прекрасно.
– Двое уходят в разведку, остальные следят за безопасностью стоянки, – невозмутимо ответил главный. – Проезжающие мимо люди часто останавливаются здесь на ночь, и Инквизиция отвечает за то, чтобы они могли спать спокойно.
– Хорошее дело. – Миша улыбнулся, но его взгляд остался серьёзным. – Пожалуй, не будем вам мешать. Надеюсь, об этих крысах скоро можно будет забыть.
– Пока! Удачи в охране памятника! – Слава жизнерадостно помахал рукой и, оставив Мотыльков осмыслять мотив сказанного, обернулся к Максу. – Чего, идём?
– Идём.
Макс первым шагнул в ту сторону, откуда они пришли. Напарник последовал за ним и вдруг негромко – однако так, чтобы желающие услышать могли это сделать, – заметил:
– У них проблемы с крысами, потому что давно не было кота.
– Надеюсь, конкретно этого Кота в их составе не будет.
– Да ни в жизнь! – пообещал Слава, и Макс безоговорочно ему поверил.
В чём они абсолютно сходились, так это во мнении, что большие команды, а тем более организации вроде Инквизиции, здорово мешают работать и жить.
Наставник Макса тоже не любил Мотыльков, правда, по более личным причинам: его предыдущий ученик сбежал к ним.
– Ты знаешь, почему он меня киданул, а? – жаловался вечерами хлебнувший лишнего Синий. – Он, это, сказал, что я слишком старый. Ну да, я не из этого вашего поколения мечущегося, но какой я старый, мне ещё пятидесяти нет… Я в армии служил, пока вы клювами у мамкиной груди щёлкали! У меня опыта больше, чем у всех этих Мотыльков вместе взятых, а теперь я для вас, значится, старый…
Скорее всего, настоящая причина бегства ученика была другой. Может, пристрастие Синего к алкоголю, а может, иные особенности характера, однако в одном бывший военный был прав: опыта ему хватало, и Макс ценил возможность перенять его часть.
– Что у тебя с Мотыльками? – осведомился догнавший Макса и Славу Миша.
– Долгая история взаимного недопонимания, конфликт интересов и несовпадение идеологий.
– Идеологий?
– Я не люблю Инквизицию.
– Почему?
– А что, по-твоему, Инквизиция? Как для тебя выглядит то, чем они занимаются?
– Хм… – Миша задумался. – Ну, это большое объединение охотников, куда принимают новичков, чтобы они могли освоиться и потом помогать общему делу. У них неплохая инфраструктура: я не видел стоянок лучше, чем у них. Кстати, стоянок этих становится больше. Сейчас на многих ещё и зарядиться можно, и воду подвозят. И это не только для своих, закрытые стоянки я встречал, ну, раза два, наверное. Мне очень нравится, что они работают не только на себя, но и на людей в целом. Опять же, их система передачи информации по стоянкам довольно удобная, но это мне повезло получить к ней доступ, вообще это обычно только для их членов. Ну и да, в целом на дорогах стало приятнее, когда Инквизиция начала развиваться. Куда меньше охотников стало шататься неприкаянными. Я вот давно не слышал о том, чтобы охотники нападали на других людей, даже о грабежах не слышал. Мирным вампирам всё ещё достаётся, но это да, тут сложно. И, в общем-то, в целом мне кажется это объединение логичным и удобным: охотники знают, что их поддержат и едой, и газом, и что ещё там может понадобиться, а они выполняют общественно полезную работу, которую им организованно спускают сверху. – Он замолчал, будто закончив, а потом вдруг добавил: – Возможно, будь ты в Инквизиции, твоя проблема с машиной уже давно была бы решена.
Макс невесело усмехнулся. Будь он в Инквизиции, он бы уже давно удавился.
– А как оно выглядит для тебя? – спросил школьный друг, и Макс безапелляционно ответил:
– Хреново. Во-первых, совершенно непонятно, кто за этим стоит. Да, я знаю, что у них там Совет, но никто, кого я спрашивал, не знает, кто в нём состоит. И вот этот чёрт знает из кого состоящий Совет берёт наивных идиотов, решивших поиграть со смертью ради исключительно благородной цели, внушает им чувство безопасности и выкидывает их на корм Кровавым. До Инквизиции две трети из тех, о чьей бестолковой смерти я узнаю, спокойно сидели бы себе дома, слушали радио и не лезли, куда не надо. Дальше. Стоянки – это прекрасно, здесь я не спорю. Но вот эта их структура с заданиями и иерархией… Получается, если бы я вступил в Инквизицию, для того чтобы я мог делать всё то, что я делаю сейчас, я должен был бы сначала что-то там доказать, поработать под надзором, получить какой-то ранг, заслужить право брать задания по своей, чёрт возьми, специальности… И только после этого мне бы милостиво разрешили выбирать работу из составленного не пойми кем списка, выполнять её и отдавать часть заработка в общак. Ах да, и ещё эта замечательная повинность с дежурствами. Как бы я ни относился к Мотылькам, без Инквизиции они могли бы сейчас заниматься одним из бесконечного множества более полезных дел. Мотыльки не те люди, чей потенциал можно растрачивать на охрану стоянки. И на кой чёрт им на это шесть человек? Совершенно нерациональное использование человеческого ресурса. Это получается, вступи я в Инквизицию в самом начале, я даже не дожил бы до права работать по специальности, потому что сдох бы ещё где-то в первые пару месяцев, когда меня с кучей «героев», в глаза вампиров не видевших, потащили бы отбивать какое-нибудь поселение в качестве массовки. Этого я вообще не понимаю. Когда вампиры нападают на поселение, туда и так быстро стягиваются все охотники, кто есть поблизости. Зачем бросать туда неопытных новичков? Зачем давать им этот опыт сразу в таком бою?
Миша печально вздохнул.
– Да, за всё удобное приходится платить неудобствами. Но ты всё-таки слишком строг. Никого там насильно на смерть не тянут, всё добровольно.
– Не тянут. Просто на всех, кто не пошёл, вешают клеймо труса.
– А тебя это беспокоит? – Миша сощурился. – Мой, скажем так, образ жизни с Инквизицией не сочетается, твой, по всей видимости, тоже, тогда откуда столько эмоций? Не из-за новичков на дорогах же.
– Мне не нравится, как Инквизиция растёт. Пока они достаточно открыты, но с каждым годом появляется всё больше существенных привилегий для своих, которые раньше были в общем доступе. Вроде тех твоих новостей. Раньше их все оперативно говорили по радио, а теперь? Мне не нравится эта их попытка всё подмять под себя, структурировать, впихнуть всех в такие вот ячейки. Может быть, я драматизирую, но для меня подобное противоречит самой идее охоты.
– Знаешь, Макс, а ты сейчас говоришь точно так же, как Мирка, когда вы спорили.
– Что? – сбитый с толку неожиданными словами друга, Чтец невольно замедлил шаг. – Ты о чём?
– Вы спорили о печатях. – Миша улыбался, словно рассказывал о чём-то неимоверно приятном. – Ты говорил, что нужно отбросить лишнее и всё структурировать, а Мирка – что такой подход противоречит сути создания печатей.
– Но это же совсем другое.
Или не другое? Может быть, вся проблема тогда была не в тезисах Мишиной спутницы, а в способе их подачи? Макс шёл молча, скрупулёзно вспоминая, что говорила тогда Мира и что он отвечал ей.
Миша тоже молчал, давая другу подумать, за что тот был ему крайне признателен.
– Да, пожалуй, я в самом деле был неправ, – признал наконец Макс.
И он прибавил шаг. Хотелось уйти подальше и от Мотыльков, и от этого разговора. В автодоме Бессмертного его ждали загадочные печати, которые было просто необходимо изучить, да и следовало убедиться, что Раду никто ещё не съел.
Раду никто не съел. Она мирно спала под ветвями склонившегося к автодому куста, сложив руки и голову на вынесенном ей стуле. Её плечи укрывала не иначе как вынутая из корзины кикиморы тряпка, а на голове красовался сползающий набок венок из медуницы. Выключенный фонарик валялся на земле рядом с пледом, на котором сидела Рада и лежала свернувшаяся в плотный клубочек Ночка. Рядом с кикиморой сидела источающая слабый холодный свет юная дева в невесомых белых одеждах и изящно ела землянику с большого листа лопуха.
Поприветствовав охотников игривым взглядом, чудесное создание вдруг оказалось на ногах, подмигнуло Славе и просто ушло куда-то в лес, сопровождаемое парой вдруг отделившихся от куста сучковатых существ. Нечисть – вила и двое леших – двигалась неспешно и в то же время неуловимо, она как будто ушла из восприятия раньше, чем скрылась от глаз, и только лунный отблеск сверкнул на прощание в крыльях девы, совершенно игнорируя факт отсутствия луны.
– Интересно, – заметил Макс, а Кот, явно теряющий связь с реальностью, попытался последовать за ночными гостями. Пришлось схватить его за плечи и как следует встряхнуть: – У неё ноги козлиные.
– Что? Где? – Слава замотал головой, стряхивая наваждение, и Макс, облегчённо выдохнув, невесело пошутил:
– Однажды парочка вил затанцует тебя насмерть.
Свисающая со стула Рада казалась трогательной и беззащитной. Упирающаяся в руку румяная щека собралась по-детски забавной складкой, лямка майки сползла с плеча, увеличив передний вырез. Макс вздохнул. Раде достались лицо ребёнка и фигура не хуже, чем у вилы.
– Рада, – позвал он. – Просыпайся.
Рада причмокнула губами, вытянула руку и свалилась со стула.
– Что, где? – не хуже Кота испуганно пробормотала она, растерянно хлопая глазами. – Ой, вы вернулись. А я, кажется, задремала… – она потянулась и зевнула. – А где Ночка?
Кикимора вскинулась. Сонно улыбаясь, Рада погладила её чёрную шерсть. Ещё сутки назад Макс счёл бы идею жить под одной крышей с кикиморой чем-то вроде плохой шутки, теперь же он завяз в этой шутке по самые уши.
– Давай ключ. – Макс протянул руку.
– Ключ? – Рада огляделась по сторонам, заставив Макса напрячься. – А, ключ…
Она вытащила ключ из-под стула и, проигнорировав протянутую Максом руку, передала его Мише. Тот поспешил отпереть автодом и войти внутрь. Из-за не успевшей захлопнуться двери послышался его голос: Бессмертный звал свою спутницу. Макс покосился на Раду. Та неловко пыталась собрать выданные ей вещи, а решивший помочь ей Слава не менее неловко складывал стул. Наверное, это было забавно, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось отвернуться и куда-нибудь уйти, и Макс не придумал ничего лучше, чем уйти в автодом.
За время их отсутствия автодом преобразился. Все постели оказались застелены, вещи – аккуратно разложены по углам, а на столе красовалась тарелка с бутербродами. Стол упирался в спальное место Миши, собранное из двух передних кресел. Кресла раскладывались, превращаясь в самую большую кровать автодома, на которой даже Бессмертный помещался без труда.
– Ого, Мира как домовая! – обрадовалась последовавшая за Максом Рада.
Макс – как, впрочем, и Рада – никогда не имел дел с домовыми, но, судя по тому, что говорили другие, эти создания попадались на глаза чаще, чем странная спутница Миши. Даже сейчас она пряталась за своей занавеской: не выглянула, не поздоровалась, не поинтересовалась состоянием выгнанной ею на улицу Рады.
– О, бутеры! – следом за Радой в автодом пролез Кот. – Класс! Мира безумно вкусно готовит, у неё даже бутерброды – прямо вообще!
И, словно желая как можно быстрее подтвердить свою правоту, Слава кинулся к тарелке, забросив стул в первый попавшийся угол и не удосужившись закрыть дверь.
Когда Макс, убедившись в том, что успешно справился со всеми замками, подошёл к столу, Слава с Радой поглощали бутерброды так, будто один ещё не привык к тому, что больше не должен жить впроголодь, а другая буквально вчера покинула большую семью. Макс усмехнулся.
– Нам с Мишей оставьте, – попросил он и отправился мыть руки.
Около узкого зеркала, висящего над крохотной раковиной, красовалась простенькая печать-сушилка. Она чем-то отличалась от тех, к которым привык Чтец, но в тусклом свете настенного светильника разобрать мелкие детали было сложно. К тому же куда больше Макса сейчас интересовали другие печати.
Миша уже сидел за столом. Он встретил Макса приветливым взглядом и жестом предложил сесть рядом, но Чтец знал, что не сможет сейчас спокойно сидеть и слушать очередную байку Кота.
– Можно? – он кивнул в сторону руля.
– Конечно. Только положи вон тот плед на постель, хорошо?
Макс кивнул. Опущенные кресла занимали практически всё пространство в передней части автодома, но около педалей и руля всё ещё можно было сесть, спустив ноги вниз. Деревянная дощечка с пятью затейливыми печатями крепилась прямиком над спидометром. Здесь было светло, и Макс, склонившись над колдовскими знаками, почти забыл, как дышать.
Это было чудо. Настоящее произведение искусства, волшебство, магия – что угодно! Люди, сотворившие эти печати, были настоящими гениями, и Макс многое отдал бы за право встретиться хотя бы с одним из них.
На первый взгляд смысл печатей казался столь же очевидным, сколь неочевидным был принцип их работы. Множество мелких деталей требовало подробного изучения, и Макс вглядывался в них, следил за линиями, отмечал их особенности. Где-то они были толще, где-то – тоньше; Чтец замечал места, где рука мастера поворачивалась под причудливыми углами. Всё это имело значение, и Макс был готов поклясться, что за всю свою жизнь он встречал не более десяти подобных работ.
Сложные, трудно читаемые, но удивительно простые в использовании. Три из них меняли цвет внешней обшивки автодома: белый, светло-серый и камуфляжный, притом узор и цвет последнего каждый раз выстраивался заново с учётом нынешнего окружения. Такие печати считались редкостью, для их работы требовалось соблюдения огромного количества условий, но вот, они здесь.
Четвёртая печать освобождала автодому путь от растительности, пятая – от снега. Эти две заметно отличались от первых трёх и друг от друга.
– Откуда они у тебя? – обернувшись на Мишу, спросил Чтец, и тот, не потребовав уточнения, ответил:
– Дед Мирки помогал нам достать и обустроить автодом, он же написал для нас это.
Макс покосился в сторону зелёной занавески.
– Один человек? Я почти уверен, что их было три.
– Один. – Миша невесело усмехнулся. – Он сильно болел, скакало настроение, иногда месяцами не мог работать. У него где-то полгода ушло на это всё. Но дед был настоящим гением. – Слово «был» отдалось в голове Макса медным гулом. – У него каждая печать была уникальна, не похожа на другие, и он никогда не повторял свои работы.
– Его уже нет? – обречённо спросил Чтец, и Миша скорбно опустил голову.
– Умер в прошлом году.
– Это связано с… – Макс кивнул на зелёную занавеску, и Миша отрицательно покачал головой.
– Мирка пострадала раньше, но, конечно, смерть её деда сделала ещё хуже. Он был единственный Миркин родственник, и они были очень близки. Но дед хорошо умер, дома, во сне, не страдая.
Чтец вновь осмотрел печати, задержав взгляд на камуфляжной. Мира была права: такое не каталогизируешь. Она знала, о чём говорила, ведь её вырастил гениальный мастер, создававший невероятные шедевры. И всё же, когда она попала в беду, способной помочь ей печати не нашлось. Странная девушка вдруг стала понятнее, даже захотелось поговорить с ней, узнать больше о её деде и его невероятных творениях. Но не сейчас, утром. Быть может, она уже спит?
Мира наверняка спала, ведь она не подала ни единого признака жизни, пока они делили спальные места и готовились ко сну. Но ничего. Им предстояло провести вместе, пожалуй, не меньше месяца, а за это время он точно сможет её расспросить.
За прошедшие с потери книги недели привычка Макса просыпаться раз в полтора часа никуда не делась, хотя и заметно сбилась. Этой ночью он проснулся всего трижды, и каждое пробуждение сопровождалось неприятным осознанием: обновлять охранную печать больше не нужно. Её больше нет.
В четвёртый раз Макс проснулся, уловив движение той вечно тревожной частью своего сознания, что не знала покоя даже во сне и всегда была настороже. Краем глаза он успел заметить покачивание зелёной занавески, наверху послышался шорох, впрочем, сразу же стихший. Лучи раннего солнца пробивались в неплотно занавешенные окна, снаружи щебетали лесные птицы, а внутри пахло яичницей. На полу между спальными местами дрых Слава, поджав одну ногу и вытянув на всю длину вторую; в передней части автодома Миша аккуратно складывал постель.
Макс медленно сел, удивляясь непривычной лёгкости в голове. Он выспался так, как, пожалуй, не высыпался уже давно, и, ещё не поднявшись с постели, почувствовал голод. Переступив через Кота, Макс приветственно кивнул Мише и направился в ванную. Вернувшись, он обнаружил Бессмертного, возящегося с чайником. На столе стояли четыре пустые чашки и четыре тарелки с яичницей, рядом на отдельном блюдце лежали хлеб и сыр для кикиморы. Мира приготовила завтрак, и теперь он остывал. Почему? Зачем? Временно смиряясь с полным отсутствием понимания причин и мотивов действий спутницы Бессмертного, Макс громко объявил:
– Подъём!
Из-за занавески послышались возня, глухой удар и вскрик Рады. Держась за голову, растяпа-сестра выбралась наружу, кинула обиженный взгляд на низкий потолок её спального места и наступила на Кота. Охнув, Слава отшатнулся и стукнулся затылком о кровать Макса.
– Доброе утро, – тяжело вздохнув, проговорил Макс.
Как оказалось потом, беспокоиться о температуре завтрака не стоило.
– Смотри. – Миша показал другу одну из вплетённых в настенный узор печать. – Греет еду.
– Серьёзно?
– Ага.
Печать действительно грела еду. Она была странной: содержала в себе слишком много мелких деталей, существовала исключительно ради нагрева еды до определённой температуры и, учитывая её общую нагруженность, была сложна для применения.
– Ты можешь этим пользоваться? – Макс не был уверен, что сможет сам.
– Легче лёгкого. Попробуй.
– Попробую.
Получилось в самом деле легко. Слишком легко. Печать заслуживала детального изучения, и Макс поклялся себе обязательно заняться этим после завтрака.
Завтрак удался: яичница с хлебом и сыром показалась удивительно вкусной. Макс скинул бы это на голод, но вчерашние бутерброды, оставленные Мирой, тоже были вполне хороши для их простоты.
– Дай угадаю, Мира обменяла своё колдовство в обмен на способность готовить, – прочавкал Слава, собирая куском хлеба растёкшийся по тарелке желток.
– У неё всегда были золотые руки, – не скрывая гордости, ответил ему Миша.
Откинувшись на спинку дивана, Макс, как смог, вытянул ноги. Он чувствовал бодрость, сытость и приятное послевкусие, в голове было чисто и ясно. Рада и Кот собирали постели, Миша отправился мыть посуду. Под его ногами сновала кикимора.
– Она тебе не мешает? – поинтересовался Макс, и Миша, выключив воду, недоумённо осведомился:
– Кто?
– Кикимора.
Бессмертный опустил взгляд, как будто только сейчас заметив вьющуюся вокруг него нечисть.
– Да нет, не мешает, – удивлённо ответил охотник, а прибежавшая на слово «кикимора» Рада полезла с вопросами:
– Ночка что-то сделала не так?
Кикимора прижалась к её ноге, и Рада опустилась на корточки.
– Она хочет помочь, – сообщила новоявленная повязанная, – но не знает чем, потому что она грязная.
– Если хочет помочь, пусть не мешает, – посоветовал Макс, но Миша вновь повторил:
– Она не мешает.
Второй раз Ночка дала о себе знать, когда они собрались в задней части автодома, чтобы обсудить, что делать дальше.
– Нужно найти Раде место, – напомнил Макс.
– Я знаю много поселений, – серьёзно заверил Бессмертный. – Какого рода место мы ищем?
Как оказалось несколько минут спустя, поиски грозили затянуться. Ситуация оказалась куда хуже, чем Макс мог представить: Рада понятия не имела, чего, кроме возможности оставить себе кикимору, она хочет от нового дома.
– Чем бы ты хотела заниматься? – несколько растерянно спросил её Миша.
– Не знаю.
– Что тебе нравится делать?
– Э-э-э…
– Что ты вообще умеешь?
– Ну, если честно, ничего…
– А в школе что нравилось?
– Мне вообще школа не нравилась.
Именно тогда в повисшей неловкой тишине кикимора и оказалась между ними. Рада вгляделась в нечисть и вдруг заявила:
– Ночка благодарит за то, что ей позволили войти в дом хороших людей.
– Во, я тоже! – обрадовался Кот, и Рада поспешила поддакнуть.
Макс обернулся к Мише. Друг выглядел растерянным, он смущённо улыбался и как-то странно двигал плечами, как будто пытаясь развести их и сжать одновременно.
– Как ты понимаешь, что говорит нечисть? – вопрос пришёл в голову внезапно, и Макс удивился, почему не задал его раньше.
– Как? – Рада беспомощно покосилась на Ночку. – Ну…
– Ты слышишь голос в голове?
– Нет, голос не слышу. – Повязанная решительно затрясла головой. – Я просто не знаю, как сказать. Это, ну… У меня просто появляется в голове знание, вот.
У неё в голове просто появляется знание. Макс замер, старательно обрабатывая услышанное, запрещая себе поверить, что одна из основных зацепок в его поисках всё это время могла быть так близко.
– Как во время Разлома?
Тонкая рука с длинными пальцами, вытянутая вперёд шея, лицо, скрытое за длинными грязными спутанными волосами. Тихий, лишённый эмоций голос, озвучивший мысли Макса раньше него самого. Он почти отшатнулся, почти заподозрив, что в автодом Миши проникла ещё какая-то нечисть. Почти.
– Не знаю… – Рада подняла глаза к потолку автодома и нахмурила лоб. – Я не помню.
Иногда Макс думал, что тоже хотел бы не помнить, но он помнил так, как будто бы всё случилось вчера. Как потемнело перед глазами, земля содрогнулась и он упал на колени, расцарапав ладони об асфальт. Ещё мгновение он чувствовал боль, но потом она исчезла, а вместе с ней – ощущение собственного тела. Ощущение мира вокруг.
Макс не слышал голоса, ему никто ничего не говорил, но, если бы у знания был цвет, это был бы зелёный. Его было проще представить картинами, чем словами.
Мир разорвался пополам, будто гидра. Одну половину пустили через мясорубку, выжав все соки, и теперь она, изуродованная, была обречена на долгое мучительное восстановление, которое вполне могло оказаться безуспешным. Реальность осталась такой же, какой была на момент Разлома, только все не отмеченные магией люди исчезли, все носители энергии вышли из строя, выпитые до дна, а барьеры, стоявшие между нечистью и живыми, начали расходиться по швам.
Вторая половина старого мира восстановилась почти мгновенно, быстрее, чем неотмеченные магией люди поняли, что чего-то лишились. На месте сгинувшей части реальности выросла новая, и теперь в ней никогда не было колдовства, не случалось Призыва, никто не умирал и не исчезала треть человечества. Одну из ран временной заплаткой закрыли пустые тела людей, души которых забрали Разлом или смерть. Их судьба была очень проста – прожить серую жизнь и тихо умереть, ничем не запомнившись и ничего не достигнув, а когда умрёт последний из них – рассосётся последний шрам – след того, что когда-то многое из сказок было реальным.
Две картины, в которых смешалось прошлое, настоящее и будущее, сбивали с толку, лишали чувства реальности, сводили с ума. Казалось, что голова сейчас разорвётся, и, придя в себя, Макс обнаружил, что стоит на коленях и кричит то ли от боли, то ли от ужаса и отчаяния, а в висках в ритме ускорившегося пульса гремят то ли созданные им, то ли внушённые кем-то другим слова: «Призыв нарушил баланс. Нарушение баланса нарушает целостность бытия».
Макс не понимал, откуда в его голове взялось это знание. Этого не понимал никто, хотя, как оказалось, в момент Разлома оно пришло ко всем, включая вампиров. Как это произошло? Правдивы ли внушённые им картины? Как теперь жить дальше? Ответ на первый вопрос так и не нашёлся, на второй нашёлся частично: в их части реальности всё было именно так. А жить дальше оказалось возможным, и даже неплохо жить, с каждым годом всё лучше. Люди приспосабливались, и теперь Макс не мог избавиться от ощущения, что в самом деле видит восстанавливающееся равновесие.
Колдуны и не отмеченные магией люди сосуществовали в балансе только за счёт немногочисленности и слабости первых. Вампиры в этот миропорядок не вписывались; они и не вписались. Они казались – нет, были – непобедимыми. Но после Разлома, когда колдуны обнаружили свои силы резко возросшими, расклад изменился. От года к году жизнь становилась всё стабильней и тише, и Макс медленно наблюдал, как человечество в ускоренном режиме снова проходит все этапы становления цивилизации. Просто теперь в цивилизацию вписалось много нового: вампиры, нечисть, новые возможности колдовства, пробудившиеся в некоторых колдунах способности шептунов, целителей, повязанных с нечистью и прочих таких вот… чтецов, как он.
Макс сразу же понял, чему он посвятит свою новую жизнь, когда впервые увидел смысл в причудливых переплетениях линий колдовской печати. Он прочитает Разлом: узнает его природу, найдёт источник пришедшего тогда знания, проверит, правдива ли та его часть, которая касалась другой стороны. Максу тогда было семь, он остался один, и всё вокруг менялось и рушилось слишком быстро. Эта несбыточная цель стала его надёжной опорой и оставалась ей до сих пор. Хотя на деле, конечно же, всё оказалось куда сложнее, чем казалось сначала. Чем дальше копал Макс, тем больше странностей и нестыковок он находил. Картинка никак не желала сходиться, нити тянулись в разные стороны, и Чтец мог только гадать, куда они ведут. И ему это нравилось. Как и нравилось выбранное им самим прозвище, ставшее столь же родным, как собственное имя. Впрочем, со многими охотниками случалось то же.
– Я тоже не помню!
Должно быть, затянувшееся молчание и напуганное лицо Рады оказались слишком тяжелы для Кота.
Мельком скользнув взглядом по окаменевшему лицу Миши, Макс посмотрел на его странную спутницу. Её лицо всё так же скрывали волосы, но рука мелко дрожала. Так ничего и не сказав, Мира вновь скрылась за занавеской, и Макс, почувствовав, что вырвался из омута воспоминаний, вздохнул и расправил плечи.
После случившегося возвращаться к проблемам самоопределения Рады не хотелось. Случившегося? Мира задала короткий вопрос. Рада не смогла ответить. Это всё, что случилось, но в голове Макса хаотически метались мысли, они возникали вспышками озарения и тут же гасли, не удерживаясь в памяти. Оставив Мишу продолжать разбирательства с Радой, Чтец поспешил достать тетрадь с записями. Мысли требовалось оформить и структурировать, уже потом с ними будет можно работать.
«Знания Разлома = Метод разговора нечисти с повязанными?
Знания получены от нечисти? – Нечисть устроила Разлом?
Нечисть устроила Разлом? – /– До Разлома нечисть не имела силы —/– Призыв устроили с помощью нечисти.
Во время Призыва выпустили Сущность:
1. Сущность была одна, она создала вампиров, а потом устроила разлом. Нарушила баланс, а потом возмутилась его нарушением?
2. Следом за этой Сущностью вышла другая, ещё более сильная.
3. Разлом случился сам собой, сработали какие-то триггеры. (Конкретные? Их можно обнаружить? Их можно воспроизвести и повторить Разлом?) Во время Разлома какая-то нечисть прокомментировала происходящее.
Найти повязанных с нечистью, которые помнят Разлом».
Думая так, Макс мог объяснить половину своих вопросов и опровергнуть половину уже найденных ответов. Ещё одна деталь, места которой он не мог найти, но всё же было до одури приятно понимать, что он идёт верным путём. Среди сгоревших заметок остались контакты повязанного, который точно знал больше, чем Рада. Контакты Макс не помнил, но он отлично помнил, откуда их взял изначально. Решительно отложив тетрадь, Чтец прислушался к разговору Рады и Миши.