Читать книгу О любви, о чем же еще? Стихи - - Страница 3

Венок Сонетов

Кольцевой

И снова снег. И снова в сердце грусть.

И завтра снова я тебя не встречу.

Слова ещё неведомых наречий

сжимают душу и теснят мне грудь.

И снова закружилась голова,

и вспомнились счастливые недели.

Они, увы, так быстро пролетели

и больше не вернутся никогда.

Она красива, девушка твоя,

уже не раз тебя я с ней встречала

и про себя давно вас повенчала,

надежду в глубине души тая,

но снег идёт в торжественном молчанье.

И нет надежд. Остались лишь страданья…

1.

И снова снег. И снова в сердце грусть.

В Москве зима в свои права вступила,

мою любовь-тоску заледенила,

и я шепчу кому-то – ну и пусть,

пусть он забыл. Я забывать учусь.

Мне снегом думы все запорошило,

и сердце равнодушное застыло.

Холодностью своей теперь горжусь.

Но как суров твой приговор, зима!

Ты, верно, удивляешься сама.

Ты тяжкий груз взвалила мне на плечи…

Моя душа – подстреленный олень…

А завтра снова будет длинный день,

и завтра снова я тебя не встречу.

2.

И завтра снова я тебя не встречу.

И без тебя мне будет так легко,

как будто тёплый, тихий летний вечер

грибным дождём вдруг заглянул в окно,

как будто нет зимы, мороза, вьюги,

как будто зреет мирно виноград,

и выход есть из замкнутого круга,

и слышен вновь фиалки аромат,

как будто вновь в тебе ищу я друга

и снова между нами нет преград.

Но всё же завтра я тебя не встречу,

и никаких надежд на счастье нет.

Составят ненаписанный сонет

слова ещё неведомых наречий.

3.

Слова ещё неведомых наречий

и музыка несочинённых фраз…

О, если бы суметь хотя бы раз

их передать тебе, не искалечив!

Слова ещё неспетых песнопений

и голос слышу я сквозь толщу лет —

ещё не появившийся на свет

непризнанный талант. А может, гений.

Ещё не забродившее вино,

ещё не распустившиеся косы.

Сказала – уходи, мне всё равно.

И навсегда осталась в сердце грусть.

Непрошеные горестные слёзы

сжимают душу и теснят мне грудь.

4. Армении

Сжимают душу и теснят мне грудь

тоскливые армянские напевы,

и синее пронзительное небо,

и недоступность гордых чёрных круч.

Армения моя! Звезда моя!

Любви к тебе не высказать словами.

Ты светишь негасимыми лучами

сквозь равнодушный холод декабря.

Мне не забыть прозрачных вод Севана

и книг священных Матенадарана,

и не нужны высокие слова…

Oдин бы раз из родника напиться

и молча Арарату поклониться.

Закружится от счастья голова…

5.

И снова закружилась голова.

Мне снится – по дорогам бесконечным,

по синим незабудковым коврам

к тебе иду в наряде подвенечном.

Мне яблони соткали кружева,

сирень зажгла негаснущие свечи,

и радостью звенящие слова

легли зелёным облаком на плечи,

и снова закружилась голова…

А наяву – холодная Москва,

за окнами молчат надменно ели,

и музыка откуда-то слышна,

весёлых звуков прошлого полна.

И вспомнились счастливые недели…

6.

И вспомнились счастливые недели,

прохладный переплеск ленивых волн,

прозрачный свет вечерней акварели

и звёздами прошитый небосклон.

И кажется – все это мне приснилось,

такое наяву не может быть!

Я долго богу сна тогда молилась,

чтобы велел он этот сон продлить.

Но бог не внял моей молитве кроткой,

наверно, спорить не хотел с судьбой,

и месяц опрокинувшейся лодкой

упал с небес вслед за моей звездой.

Мне вспомнились счастливые недели.

Они, увы, так быстро пролетели…

7.

Они, увы, так быстро пролетели,

весенние цветущие года,

промчались тополиные метели

и больше не вернутся никогда,

и весело проносятся апрели,

качаясь на качелях – проводах,

и вновь капели песню отзвенели

и больше не вернутся никогда,

и паруса прощально заалели

и сникли, исчезая в никуда…

А осенью в берёзовых прудах

так много золотых печальных рыбок,

но время исправления ошибок

прошло и не вернётся никогда.

8.

И больше не вернутся никогда

предутренние розовые зори,

озёрная прозрачная вода

и камни на застывшем косогоре.

Ленивая медлительность глубин

не изменила ритма нашей жизни,

и скалы, небу прошептав «аминь!»,

на нас глядели с гневной укоризной.

Как много было солнца, песен, смеха!

И россыпи огромных близких звёзд…

И роза, как немеркнущее эхо

твоей любви, моих надежд и грёз.

И в целом мире только ты и я…

Она красива, девушка твоя.

9.

Она красива, девушка твоя,

и розы на щеках её так ярки.

А я бледна. Что перед нею я?

Цветок нераспустившейся фиалки.

Она сияет нежною улыбкой,

идёт тебе навстречу, торопясь.

Я ж с гордостью своей, в печали зыбкой,

бреду одна, прохожих сторонясь.

Но я не знала, что и ты прохожий,

что лишь на миг остановился ты,

и для меня ты стал ещё дороже,

но свет померк лучей моей звезды,

зато твоя лишь ярче засверкала…

Уже не раз тебя я с ней встречала…

10.

Уже не раз тебя я с ней встречала…

Ну что ж, пусть будет счастлива она

и не страдает так, как я страдала,

когда тебе вдруг стала не нужна.

Ты недостоин той любви высокой,

которая переживёт века,

ты человек, от вечности далёкий,

твоя любовь, как память, коротка.

…Вся наша жизнь – канатная дорога.

Миг – встреча, расставанье – навсегда.

О, если б задержаться хоть немного…

Но всё быстрее кресел череда.

И с горечью вам вслед я прошептала —

я про себя давно вас повенчала…

11.

Я про себя давно вас повенчала,

и больше нет тоски в душе моей.

Ещё не поздно всё начать сначала,

и будет просто чуточку грустней.

Сегодня мне сосульки спели песню —

весенний, синий клавесинный вальс.

А ручеёк поёт ещё чудесней —

с него не сводит солнце бликов-глаз.

Взметнулись ввысь берёзовые руки,

освободясь от белой пелены…

У каждого из нас печаль своя,

а в жизни – море, океан разлуки,

но не боимся мы её волны,

надежду в глубине души тая.

12. А.А.

Надежду в глубине души тая,

я возвращаюсь к месту нашей встречи.

И так же бледен загрустивший вечер,

как без тебя бледна душа моя.

Не думала, не верила, не знала,

что ты и есть мой принц, мой звёздный миг…

Неделя счастья. Как же это мало!

И вот иссяк живительный родник,

сама его камнями закидала,

засыпала песком засохших слёз…

Я ничего тогда не понимала!

Ты на алтарь души моей принёс

свою любовь, как жертву на закланье…

А снег идёт в торжественном молчанье…

13.

А снег идёт в торжественном молчанье

мерцающей прозрачной пеленой,

и места нет святой моей печали

среди любви и радости земной.

И надо бы забыть. Но не забуду.

И надо бы уйти. Но не уйду.

И долго в снах тебе являться буду,

пока не стану сниться наяву,

пока не стану бед твоих причиной

и вечным наказанием твоим,

пока не станет боль неутолимой…

Но, сонным равнодушием храним,

ты не придёшь. Напрасны ожиданья.

И нет надежд. Остались лишь страданья.

14.

И нет надежд. Остались лишь страданья.

Проходят дни печальной чередой.

Мои года кружатся надо мной,

как вороны из старого преданья.

Не знаю, сколько их, не сосчитать,

но знаю точно, сколько улетело.

Их не вернуть, не спрятать, не поймать,

и вот ещё на год я постарела,

ещё один куда-то вдаль умчался,

а я смотрю на стаю в вышине

и жду, чтоб новый прилетел ко мне

и вдруг вороной белой оказался.

А день опять был бестолково пуст.

И снова снег. И снова в сердце грусть.

Любовь, везде любовь.

И в книгах. И в кино.

У юноши в глазах.

У девушки в улыбке.

И кажется – пришла

она ко мне давно,

но не найти никак

её в осенней дымке…

Любовь, везде любовь —

и нет её нигде,

она ведь как мираж,

ей до меня нет дела.

И только отзвук бурь,

кругами по воде,

и отсвет той звезды,

Что век назад сгорела…

1983

Будешь помнить!

Вот и лето промелькнуло

пестротою сновидений,

переплеском волн севанских,

чередой счастливых дней.

Через час я улетаю,

больше ты меня не встретишь,

но я знаю – долго-долго

будешь помнить обо мне.

Будешь помнить этот вечер,

эту розу из картона…

Я тогда тебе в отместку

розу мёртвой назвала,

а она была живая,

только ты не знал об этом

и ушёл, со мной не споря.

Ты ушёл, а я ждала.

Я ждала тебя напрасно

до последнего мгновенья,

через час я улетаю,

и надежды больше нет…

Но тебя заколдовало

розы той прикосновенье,

и лишишься ты покоя,

снова вспомнив обо мне.

1984

Осень в Москве

Осень в Москве. Золотые деревья,

тусклый туман, нескончаемый дождь…

Верно Москву называют деревней —

лужи и слякоть везде – не пройдёшь.

Мокрые листья на мокрые зонтики

лепятся, жмутся друг к дружке, дрожа,

тихо осеннюю шепчут мелодию…

Зонтик, весь в листьях, похож на ежа.

Серые улицы, серые лица,

и равнодушны стальные глаза.

Вот бы скорее на юг возвратиться,

к солнцу, теплу, виноградным лозам.

1984

Вопль души, или В общежитии

и снова я одна.

и все вокруг чужое.

и словно бы в запое

ущербная луна.

здесь все противно мне —

манеры, лица, нравы,

садистские забавы,

бутылки на окне.

и я считаю дни

до своего отъезда.

проходят бесполезно

и медленно они.

1984