Читать книгу Облачный путник - - Страница 2
Мурманск
ОглавлениеЧайки
Первые в жизни символы – символы чаек,
Галочками на стеклянной витрине они
Молча парят. Из коляски я их замечаю
В самые первые жизни чуть начатой дни.
Зимнее солнце бросает косые узоры
Через чистейшие стекла большого окна;
В дальнем лесу замерзают от стужи озера,
В ближнем пространстве лишь снежная пустошь видна.
Галочкой чайку рисуют – теперь это знаю.
Две закорючки. Огромен заложенный смысл.
Стало быть, в жизни стада отражений блуждают,
Перемещаясь то в явь, то в бумажную мысль.
Мурманск
Не знаю, почему я так люблю
Свой Мурманск, зимний, темный и унылый —
Не из песка ли образ я леплю,
Сверкающий, узорчатый и милый.
Озера света – зимний стадион,
Под черным и суровым горным небом
Приютом маленьким сияет он,
Для детворы покрытый белым снегом.
Огромный порт, тревожные огни,
Которыми атомоход сигналит,
Вот появляются в ночи они,
И, будто светлячки, с зарей пропали.
Дорога к дому мимо гор идет.
Здесь вечером обычно очень страшно,
Но постоянно нас зовут вперед
Огни большой ажурной телебашни.
Бояться неба этого нельзя —
У северян ведь нечем поживиться —
А летом снова прилетят, крича,
И сядут на волну морские птицы.
Физкультура
Занимаешься физкультурой,
А внизу – долина лежит,
И в нее под тучею хмурой
Сверху сказочный лес бежит.
Вот весна. Он уже зеленый,
Неспособен теперь не петь,
И береза каждая кроной
Может песню прошелестеть.
Там, на полпути между небом,
То есть лесом, и дольней мглой,
Мы ребячьим гомоном смелым
Пробуждали солнце порой.
Из-за туч оно выходило,
Улыбалось миру и нам,
Вниз, к зеркальной луже залива
Шло, как парусник по волнам
Под загадочным майским ветром,
Меж огромных и черных скал,
Размотав канат километров,
Вдаль, где ночи виден причал.
***
Едва уловимый момент перехода
От мерзнущих улиц в домашний уют,
От мрачного неба – большая свобода,
И радость, и чай, что с ватрушками пьют.
Остались на воле замерзшие ели,
И сопка, что паром исходит седым,
От сумерек уж небеса посинели,
И серые тучи похожи на дым.
А кто-то сейчас лишь из дома выходит,
С тоской проводив нежно-алый закат,
Среди фонарей он оранжевых бродит,
Что ночью полярной над снегом горят.
Идет на кружок или в секцию этот
Немного замерзший уже человек,
Цепочки шаров, истекающих светом,
В услуге ему не откажут вовек.
Он будет за них очень долго цепляться,
Как за Ариадны ведущую нить,
С их помощью будет домой возвращаться,
Чтоб там на досуге стихи сочинить.
***
На час все позже. Значит, резко потемнеет,
Слой зимних туч на темном небе засинеет,
Дождь пеленой покроет всю равнину,
Лучи огромного светила нас покинут.
Мы будем в темноте теперь скитаться,
По светлым комнатам от ночи укрываться,
Мечтать о радости, что после стужи
Вдруг заискрится на весенних лужах.
Я буду вспоминать о теплом доме,
Где отражалось, точно в водоеме,
Огромнейшее северное небо,
Седое над большим вечерним снегом.
А вдоль него простерлась сопка с лесом —
Спокойная и чистая завеса —
Деревья, словно на холме травинки,
На видной нам из дома половинке.
Все десять лет стояла в этой чаше
Бетонная громада – школа наша,
Но мы ее углов не замечали,
И жили так же просто, как дышали.
Когда закат к нам в три часа спускался,
Он в сером доме школы загорался
Огромными и светлыми огнями,
Такими, что казались ночи днями.
А белый день снаружи был оставлен,
И вечеру дневному предоставлен,
Сам догорал в пушистой синей грелке,
Как хитрый газ в пылающей горелке.
Сны
Когда ложусь я спать – мне вспоминается
Все, то, что в жизни видено уже,
Вселенная как будто расширяется,
Несется, словно бы на вираже.
Все то, что на веку моем увидено,
Под веками слипается в комок,
И впереди горит, порвав с обыденным,
Смолистый, вечный, ясный уголек.
Потом весь мир воронкой будто сузится,
И кажется, я падаю в нее,
Вокруг события и люди кружатся,
А я плыву в кораблике своем.
И вот уже дорога извивается
Меж сопок. Это горный серпантин,
Орленком он парит, и вдруг снижается,
Ныряя в мох болотистых равнин.
Затем он растекается по берегу,
Становится полями и рекой,
И океаны северного вереска
Смыкаются блаженно надо мной.
Поселок
Какое чудо – маленький поселок.
В глубокой тундре заполярной он
Возник давно среди берез и елок
На берегу речных веселых волн.
Ручей стремится прямо к океану,
Деревья нависают над водой,
И камни в пене, и вода туманом
Висит над всей поверхностью. Одной
Лишь этой речкой полнится весною
Деревня, что похожа на аул;
И ходят с гор потоки чередою,
И слышен океана тихий гул.
Облака
Словно птиц одинокая стая,
Словно странники издалека,
Ничего про границы не зная,
Над полями плывут облака.
Мчит их ветер по ясной лазури,
И носиться без смысла, без дел,
Дожидаясь спасительной бури —
Вот их вечный и тяжкий удел.
И плывут они, странные звери,
Направляясь в туманную даль,
Глядя грустно на землю, и веря
В то, что людям нужна их печаль.
Что нужны нам их летние слезы,
И дождливый осенний рассвет,
И снежинки на ветках березы,
И весеннего ливня привет.
Ничего, что их грусть быстротечна,
Ничего, что их жизнь коротка —
Над землей, вместо умерших, вечно
Будут новые плыть облака.
Ветка
Хоть только о детстве пиши.
Ведь взрослым живется не лучше,
Все было страннее и глуше
В той мурманской дальней тиши.
К примеру возьмем только лес.
Он в марте почти просыпался,
И таял, от ветра качался
Под синью глубоких небес.
И я по нему поутру
На лыжах пошла в воскресенье
Под пахнущей почками сенью
На южном и сладком ветру.
Увидела ветку внизу.
Лежала она под ногами,
А я в птичьем гомоне, гаме
Решила: домой понесу.
В бутылку поставив ее,
Смотрела я взглядом влюбленным,
Листвы распусканье зеленой
Впуская в жилище свое.
Детство
Вновь показалось: в этой жизни смысл
Имеется, и я учусь чему-то,
Но рай земной, учись ты не учись,
Является лишь в детстве почему-то.
Деревья возле школы там стоят
Сплошною неприступною стеною,
И дети носят маленьких котят
Лечиться. Это было и со мною.
Я тоже собирала там листву
Осин, от бурь дождливых пожелтевших,
И видела, как мелкую траву
Накрыли тени облаков безбрежных
И, ствол березы белой примотав,
Который под ветрами обломился,
Я видела – он будто зарастал,
Но оказалось, это сон приснился.
И это я училась там читать
По детским книжкам, приходя с прогулки,
И так отчаянно хотел летать,
Тот голубь, что нашли мы в переулке.
***
Вспоминаю, как детям нравится,
Когда в комнате их темно —
Вдруг луна почему-то уставится
В занавешенное окно.
Неожиданно изменяется
Освещение, угол, цвет —
И картина преображается,
Будто не был дома сто лет.
Лучик маленький вдруг привиделся
Из-за двери, издалека —
Как перо у голубя, выбился,
По паркету поступь легка.
И ребенок в свете купается,
Неизведанные миры
В что-то близкое превращаются,
Подчиняясь ритму игры.
Исчезает опасность темная,
И неведомым светом ночь
Озарилась. И комната скромная
Отступила, бледная, прочь.
Прогулка
Холодом бьет по лицу —
Лунная белая маска,
В черном остывшем лесу —
Страшная зимняя сказка.
Шапка не сможет помочь —
В уши забились иголки,
Воет полярная ночь
Песнь искореженной елки.
В синей фонарной дали
На опушенной тропинке
Гнездышки свили свои
Белые птицы-снежинки.
Мелкий прореженный лес
В темную даль углубился,
Фосфор, мерцая, с небес
Пал, и над сопкой светился.
Школы коробка молчит,
Купол дрожит созвездный,
И колотушкой стучит
Сторож у края бездны.
Дальше уж нет ничего,
Кроме тоски напрасной
Льдистых озерных вод
После линейки трассы.
Нет никого, ничего,
Слабые тело и ноги,
Молча и жутко ползет
Черная тень по дороге.
Слова
Слова спускались прямо с потолка,
Огромным звоном уши накрывали,
И тень их колокола, что легка,
Как сон, на тумбочке, на одеяле
Лежала. Мне казалось, счастья нет
Другого, чем присутствие такое,
И удивлялась, как тринадцать лет
Могла я жить, совсем не беспокоясь,
О том, что тени звуков – вот они,
Их видно, словно легких насекомых,
Неощутимо вьющихся в тени
Стрекоз и белокрылок бестолковых.
Слова друг с дружкою сплелись, и вот
Красиво упорядочены звуки.
Летящей птицей мысль ко мне идет,
Как будто к арфе прикоснулись руки.
Сорока
Сорокой унеслась печаль
В молчанье августа лесное,
Гудок состава спел про даль,
Как жеребец, идя в ночное.
Зеленый северный рассвет
В озерной сини растворился,
Рябин багряно-жаркий цвет
На мшистых скалах отразился.
В вагонном доме кочевом
Несемся вдаль, в сосновый шепот,
Лежат в покое вековом
Протоптанные лосем тропы.
Поют о чем-то ручейки,
И, выйдя из-за косогора,
Реки равнинной две руки
Смыкаются в теченьи скором.
И осень хмурая теперь
Права внезапно потеряла,
И в душу отворилась дверь,
И царство ветра в ней настало.