Читать книгу Отрицательно настроенный элемент - - Страница 8

Звонки прекратились только в половине первого, и Долганов наконец прочно засел у себя в комнате. По своим внутренним биоритмам он был полуночником, и ночные часы, когда всё затихало, были у него самыми продуктивными. Это было время уединения и полной интеллектуальной свободы.

Убирая в стол бумаги, он вдруг обернулся и поглядел на топчан, где недавно сидела Фаина Романовна, словно она снова его окликнула.

«У него серьёзные боевые ранения… – вспомнил он её слова об отце. – Впереди такой светлый праздник… Ты бы всё-таки поздравил его…»

Задвинув ящик, Долганов пристально поглядел на редкие ночные огни за окном. Представляя возможную встречу с отцом, он невольно начал будить в себе какие-то хорошие воспоминания. Ведь если поздравлять со светлым праздником, то тогда уж с какими-то светлыми чувствами. Но всё светлое осталось где-то в раннем детстве, лет до пяти. А чем дальше, тем сложнее становилась его собственная жизнь и отношения с отцом.

На память Долганову пришло то далёкое мартовское утро – холодное и солнечное. На часах уже девять, но почему-то никто из старших не будит их с сестрой, чтобы вести в детский сад. Мирно посапывая, Наташа спит сладким сном в своей кроватке. Это ещё на старой квартире, в огромной коммуналке с высокими потолками, где они жили с родителями и занимали две комнаты. Ещё к ним часто приезжала бабушка Фаня, которая мама мамы. Вчера она загостилась и осталась на ночь. Ей постелили в детской, но рано утром она куда-то ушла.

Потерев кулачками заспанные глаза, Слава откидывает одеяльце и босиком идёт по длинному коридору в комнату родителей. Все старшие сидят за столом. Их лиц Слава не видит: яркое предвесеннее солнце бьёт прямо в глаза. Бабушка с ночи не сняла ещё чепчика, а у мамы его любимая «вкусная» причёска, когда волосы собираются на затылке витым полумесяцем, который напоминает края пирога, закрученные нежными женскими руками. Отец одет как на службу: на нём гимнастёрка с погонами и брюки галифе. Только китель висит ещё на спинке стула. Кажется, все чем-то озабочены. Или сердятся. И все смотрят на Славу. За что-то ему сейчас попадёт.

Попусту детей никогда не бранили, а рукоприкладство так и вовсе не было принято. Гнев старших и потеря их расположения означали, что малыш сделал что-то совсем неподобающее.

Слава начинает перебирать все свои вчерашние шалости, но не может вспомнить ничего такого, за что обычно ругают.

Отец поднимается из-за стола, заслоняя своим глыбообразным силуэтом значительную часть окна. Бабушка с мамой продолжают молчать. Отец приближается, садится на корточки и, глядя сыну в глаза, говорит серьёзно, сдержанно и прямо, словно перед ним стоит человек уже вполне взрослый:

– Умер товарищ Сталин.

Этот день навсегда запомнился Долганову как «6 марта 1953 года».

По городу гуляет промозглый ветер. Отец ведёт их с сестрой в детский сад. Левая Славина ручка в огромной ладони отца. Правую мальчик виновато прячет в кармашек пальтишка: накануне он потерял варежку, из тех, что бабушка связала из шерсти, которую так трудно достать. У них с сестрой одинаковые валеночки без калош. Наташа капризничает. Ей хочется пить. Возле стенда с газетой «Правда» много народу. У мужчин на головах шапки-ушанки, у женщин – платки и вязаные шапочки.

Отец остановился перед газетным стендом в последних рядах толпы, взяв обоих детей на руки. Заметив его, какой-то гражданин в очках обратился ко всем читающим с призывно-почтительной интонацией:

– Товарищи…

Все оглянулись. Увидев рослого мужчину с генеральскими погонами и двумя детьми на руках, публика расступилась, давая ему возможность подойти поближе к стенду, словно то, о чём написано в газете, затрагивает его каким-то особым образом.

Военных все уважают. Ведь они победители. Они фашистов разбили.

Вместе с отцом Слава внимательно вглядывается в газетный текст. Он уже умеет читать, хотя и медленно. В глаза ему бросается слово «Сталин», написанное прописными буквами. Оно повторяется в тексте много раз и всегда прописными буквами.

Читающие всхлипывают, тяжело вздыхают. Отец с детьми на руках отходит от стенда, и они идут дальше по ещё не асфальтированным центральным улицам мимо одноэтажных домов начала двадцатого века, наполовину разрушенных войной и временем. За ними возвышаются кирпичные стены строящихся пятиэтажек. Уже начались работы по восстановлению, благоустройству и облагораживанию города, которые потом затянутся на десятилетия.

Отец отворяет высокую скрипучую дверь детского сада и наклоняется к Славе.

– Пригляди за сестрой. В обиду не давай, смотри, чтоб поела.

Они с Наташей двойняшки, но Слава всегда за старшего. Он же мужик.

– Сам не балуй! – продолжает отец свои привычные утренние наставления. – Вот если только узнаю, что ты опять на крышу лазил…

Не конкретизировав своей угрозы, отец лишь строго погрозил пальцем и оставил детей в шумном муравейнике старшей группы.

На самом деле воспитатели редко на них жалуются и называют их детьми из хорошей семьи. Все старшие – члены ВКП(б), которую совсем недавно переименовали в КПСС. Мама – учитель русского и литературы в средней школе, отец – начальник Высшего военного училища специальной связи, а бабушка – завкафедрой классической филологии гуманитарного института. «Я в педагогике ещё со времён Комакадемии!» – говаривала она со степенным пафосом.

Вскоре в детском саду случился пожар. До сих пор Долганов отчётливо помнит, как растерянный сторож выносит их с сестрой из горящего здания, как хищнически щёлкают и поднимаются вверх языки пламени. Всех детей удалось спасти, и они потом под присмотром воспитателей сидели в магазине «Молоко», ждали родителей.

За Долгановыми приехал отец. Но ему нужно было вернуться на работу, и он взял детей с собой. Тогда они впервые побывали в военном училище.

Отец привёл Славу с Наташей в просторную комнату, где за столами сидело несколько человек в военной форме. На стене висел чёрный дисковый телефон, который часто звонил. Оттуда отец с детьми прошёл в комнату поменьше, где оставил их, наказав вести себя тихо.

Все сотрудники училища держали себя с отцом весьма учтиво, но стоило ему выйти за дверь, как из комнаты с телефоном донеслись какие-то гаденькие перешушукивания. Говорили очень тихо, но Слава как-то почувствовал, что речь идёт об их семье. «…А девчонка-то тут же конфету со стола цап, – прозвучало за стеной. – Сразу видно, детишки большого начальника».

Слава перевёл взгляд на Наташу и увидел в её ручке конфету в красной обёртке.

– Ты без спросу взяла, что ли? – спросил он строго, как и полагается старшему.

Малышка расплакалась.

– Она в вазочке лежала. Я подумала, что можно.

– Никогда нельзя брать без спросу! Только если угощают.

Взяв у плачущей сестрёнки конфету из рук, Слава решительно вошёл в комнату с телефоном. За столом у стены друг напротив друга сидели двое с нагловатыми физиономиями.

– Вот возьмите! – с достоинством проговорил Слава, опуская конфету на стол. – Мы нечаянно. И никакие мы не дети большого начальника. Мы дети генерала Долганова!

Поражённые поведением мальчика, который поначалу показался им совсем несмышлёным, сотрудники училища не нашли что сказать и потом притихли надолго. Видимо, испугались, что «сынок большого начальника» нажалуется на них отцу. Но Славе даже в голову не приходило говорить об этом с отцом. Ему казалось, он и сам уже вполне за себя постоял.

И на этом, пожалуй, детские воспоминания заканчиваются. От всего, что происходило дальше, у Долганова уже нет ощущения детства. Летом того же 1953 года в семью Долгановых пришло большое горе.

Отец разбудил их с сестрой рано утром. Он был одет в гражданское. Мамы нигде не было. Но спросить, куда она ушла, дети даже не решились, такой леденяще угрюмой скалой показался им в то утро отец. Он отвёл детей к бабушкиной старинной приятельнице Тамаре Иннокентьевне Дудецкой, у которой они пробыли до вечера. И хотя чадолюбивая тётя Тома старалась держаться с детьми как обычно, Слава с Наташей чувствовали, что произошло что-то ужасное, что как прежде уже никогда не будет.

Когда тётя Тома устроила малышам тихий час после обеда, они сквозь сон услышали, как она говорит по телефону с бабушкой:

– Всё в порядке, Фанечка, малыши спят… Да, я так подумала, пусть лучше у меня побудут… Зачем им сейчас в детский сад? Вечером ведь вы должны будете как-то им сказать… Ну а как? Сами не скажете, из соседей кто-нибудь ляпнет… Конечно-конечно, пусть ещё побудут… Я им только рада… Хоть месяц, хоть год… Но когда-то же нужно будет им сказать. Они ведь и меня будут спрашивать… Фанечка, милая, надо держаться! У тебя двое внуков! Игнатий, он ведь такой… Он надолго может замкнуться. А детям же тепло нужно, забота. Вот ради внуков ты и должна жить дальше! А я помогу во всём…

Слава резко сел на кровати, ощутив какую-то распирающую изнутри пустоту, которая потом не покидала его всё детство. Мыслей ещё не было. Мысли пришли позже. А тогда была только нестерпимая пустота, как будто внутри что-то вырезали. И его ощущение словно передалось Наташе. «Мама! Мама! Мамочка! – зарыдала она. – Где же мамочка?!»

Став постарше, дети узнали, как нелепо всё случилось. На протяжении нескольких месяцев Вера чувствовала какое-то желудочное недомогание, но к врачу не шла и близким ничего не говорила, не желая их огорчать. Подруга посоветовала ей курс лечебного голодания, который Вера поспешила испытать на практике. На третий день курса она потеряла сознание, перебегая дорогу в неположенном месте. Водитель грузовика не справился с управлением…

Первый год после смерти матери был очень тяжёлый. Убитый горем Игнатий не замечал ничего вокруг. Даже дети перестали для него существовать.

Фаина Романовна видела, как малыши тянутся к ней, и это придавало ей силы. Договорившись на кафедре о снижении нагрузки, она забрала детей к себе. А жила она тогда недалеко от набережной в двухэтажном деревянном доме, разделённом на три квартиры с отдельным входом. У бабушки была одна большая комната, которая совмещала в себе кухню, спальню и гостиную. Здесь же стояли шкафы с книгами, среди которых были и дореволюционные издания в хорошем кожаном переплёте, с пожелтевшими страницами, от которых так и веяло стариной.

Бабушка много рассказывала детям о судьбах известных писателей, учёных, полководцев, о жизни в разных странах. За год дети настолько привыкли жить у бабушки, что были даже немного разочарованы, когда отец, осунувшийся и виноватый, приехал за ними.

– Мелких в школу пора записывать, – говорил он Фаине Романовне, смущённо пряча глаза. – Но без вас нам будет трудно. Переезжайте к нам. Хотя бы на какое-то время.

– Бабушка, поедем, поедем! – восклицали дети, повисая на ней с двух сторон.

Однако воспитание бабушки имело для Славы неожиданные последствия. Как-то ранним вечером, когда они с отцом стояли в очереди за овощами, которые отпускали с лотка напротив входа в овощной магазин, Слава вдруг выдаёт с детской непосредственностью, не понижая голоса:

– Пап, а почему у нас в стране только одна партия?

Все стоящие в очереди словно по команде обернулись, и рой изумлённых глаз устремился в сторону мальчика. Продавщица уронила пятисотграммовую гирьку на чашу весов, и стрелка весов резко упала на ноль.

Слава почувствовал, как отца всего передёрнуло, хоть он и старался казаться невозмутимым.

– Я тебе потом объясню, – сухо проговорил он вполголоса. – А пока поди на площадке с ребятами поиграй.

Не понимая, что он сделал не так, Слава побрёл на детскую площадку, сел на качели и начал слегка покачиваться, не отрывая ног от земли.

– Слава! – окликнул его отец.

Мальчик тут же подбежал.

– Сядь, – властно скомандовал Игнатий, усаживая сына рядом с собой на лавочку. – Послушай меня. Во-первых, такие вот разговоры, о нашем политическом устройстве, о нашем правительстве, это не для очереди…

– Почему? – спросил Слава с живым интересом.

– Потому что это очень серьёзная тема… Тебя могут понять неправильно… Видишь, как люди на тебя посмотрели?

– Но бабушка сказала, что в Англии есть партия рабочих и есть ещё другие партии… А у нас только одна…

– Потому что Англия – капиталистическая страна. Каждая партия там выражает интересы определённого социального класса. Интересы этих классов не совпадают, между ними идёт постоянная борьба. Там есть богатые и есть бедные. Там есть частная собственность. У богатых в собственности все заводы, все фабрики, а у бедных нет ничего, поэтому они вынуждены работать на богатых. Богатые этим пользуются и эксплуатируют бедных за гроши. А ещё там бывает безработица, когда работы нет никакой и тогда бедным приходится совсем худо. При царе и наше общество было капиталистическим. Но в семнадцатом году произошла пролетарская революция и освободила простой народ от гнёта капитала. К власти пришли большевики во главе с Лениным и основали социалистическое государство. Это государство совсем другого типа, которое заботится о своих гражданах. Государство даёт тебе возможность учиться, даёт тебе работу, даёт тебе жильё. У нас нет эксплуатации. Никому здесь не позволят обогащаться за счёт других. И враждующих классов у нас нет. Есть только два дружественных класса – рабочих и крестьян. Советский народ морально и политически един. Потому и партия у нас одна. Понимаешь?