Читать книгу Бриллианты Эльжбеты. детская и юношеская литература - - Страница 2

Лида с наслаждением откинулась на мягкое сиденье машины и, прикрыв глаза, слушала в наушниках музыку. Она была счастлива. Наконец-то подошла к концу учёба в восьмом классе и начались летние каникулы. Лида с трудом дождалась завершения школьной практики, ежедневно жалуясь папе на вредную директрису, которая своими дополнительными занятиями украла у детей целых две недели законного отдыха. Девочка повернула голову и посмотрела на папу. Тот, как обычно целиком поглощённый своими мыслями, внимательно следил за дорогой. Почувствовав на себе взгляд дочери, он повернулся к ней и, хитро сощурив глаза, произнёс:

– Лидка-а-а! Кани-и-икулы!

– Да-а-а! – задумчиво протянула та в ответ.

Серое шоссе уходило за горизонт и растворялось в прозрачной дымке где-то далеко впереди на фоне тёмной полоски леса. Вскоре лес оказался совсем рядом, и уже отчетливо виднелись острые серо-зелёные верхушки высоких елей. Папа свернул с трассы на извилистую гравийную дорогу, сбросил скорость и открыл окна. Салон автомобиля мгновенно заполнил терпкий запах еловых шишек, лесной земляники и летнего разнотравья. В солнечных лучиках, с трудом пробивавшихся сквозь густые кроны деревьев, сверкали и переливались тяжёлые капли росы. От утреннего леса веяло приятной прохладой, и Лида, выключив музыку, вслушивалась в весёлое щебетание птиц. Они ехали на дачу. Лида так её называла. Хотя на самом деле это была вовсе не дача, а самый настоящий хутор. Папа случайно наткнулся на него в позапрошлом году, когда в жуткую грозу умудрился заблудиться в лесу во время охоты. Возвратившись поздно вечером домой, промокший до нитки и весь покрытый с головы до ног закорелыми кляксами коричневой грязи, он разбудил дочь. После долго и с воодушевлением описывал ей «нереальной красоты» хутор со старым деревенским домом, одиноко ютившимся на опушке соснового бора прямо на берегу речки, в котором он вынужденно пережидал непогоду. Показывал на экране телефона фотографии, на которых ничего толком не было видно. Сплошная пелена дождя и чёрный лес. Какой-то унылый амбар с пустыми глазницами окон, весь заросший высоченной по пояс травой. Разве что фильмы ужасов в нём снимать. Да и речка как речка, даже больше на ручей похожа. Спросонья дочь не проявила ожидаемого энтузиазма по поводу папиной находки, искренне не понимая, чем тот так восхищался.

– Далековато, – зевнула она. Потом добавила: «Какая-то халупа».

Увидев, как тот расстроился, и чтобы не огорчать его ещё больше, она уже другим тоном ободряюще сказала:

– А так вроде норм. А интернет там есть?

Продолжая наблюдать отчаяние в глазах папы, она обняла его и достала из его спутанных мокрых волос жёлтый листок и несколько покрытых паутиной веточек. Затем уже совсем примирительно произнесла:

– Давай завтра утром посмотрим. Сейчас очень спать хочется.

Только папа никогда так просто не сдавался. Уговорил-таки через две недели дочь поехать и посмотреть на хутор. И, о чудо! Стоило им только выйти из машины и прогуляться вдоль опушки, как девочка сразу же влюбилась в это место. На обратной дороге они уже взахлёб спорили, перебивая друг друга, как изменится дом после ремонта и какая комната будет у Лиды. Планировали, где лучше выложить настоящую русскую печь, чтобы готовить в ней пироги и сушить грибы. И чтобы лежанка была побольше. А ещё стоит построить летнюю террасу с видом на речку и по утрам пить там чай. Лида в шутку корила папу за то, что тот так долго не мог её сюда привезти. И что ехать на самом деле не так далеко – всего-то сорок минут от Минска. Просто папа не умеет толком делать фотографии. Да ещё и погода в тот день была пасмурная и дождливая. А сегодня светит солнышко и воздух такой тёплый. А речка какая красивая. И вода в ней такая прозрачная и чистая, что так и тянет зачерпнуть полные ладони и напиться вдоволь. А дом! Он такой большой. И брёвна такие толстые. А пахнет в нём как! Папа только хитро щурился и весь сиял. Лида улыбалась ему в ответ, прижимая к груди ведёрко с ароматными лисичками, которые всего за несколько минут собрала прямо на опушке. Так у них появился хутор.

Последующие полтора года папа практически каждую неделю наведывался на хутор, разрываясь между работой и стройкой. Зачастую он возвращался домой, когда дочка уже спала. Лида поначалу даже пожалела, что они ввязались в эту затею. Ведь в последнее время им удавалось увидеться только рано утром за завтраком, да и то не каждый день. Папа был целиком поглощён ремонтом и всё чаще оставался там ночевать, если позволяла работа. По выходным он брал на стройку и Лиду. Иногда они вместе косили траву, жгли сухие ветки в саду, собирали в ящики опавшие яблоки. Когда появлялось настроение, ходили на соседнюю конюшню в старое панское имение, которое называлось так же, как и протекающая рядом с их домом речка, – «Сула». Там Лида пристрастилась к занятиям верховой ездой. Но по большей части они просто наслаждались природой, ходили за грибами, готовили на костре еду. А ещё они мечтали, каким красивым и уютным станет дом после ремонта. Эти поездки прибавляли обоим силы и терпения, чтобы дождаться окончания стройки. И дом вышел на славу. Про него даже статью в интернете написали, мол, какую красоту можно сотворить из старой развалюхи. Любимым местом в доме у них был огромный камин прямо посреди просторной гостиной. Камин сделали настолько большим, что папа забрасывал туда толстые поленья целиком. И те, с громким треском разгораясь, обдавали жаром всю комнату. Высоченная кирпичная труба при этом так натужно гудела, что Лиде даже становилось не по себе. А вдруг эта самая непонятная тяга, которую так нахваливал папе дед-печник, с гордостью сдавая свою работу, и её затянет в камин?

С камином вообще целая история вышла. Папа несколько месяцев ходил поникший, что никто из печников не желал за такую работу браться. Русскую печку – пожалуйста. Грубку с лежаком – только дай. А камин… «Нахалера он вам?» – лишь повторяли печники, словно сговорившись. Всё твердили, что камином только небо натопить получится, а уж никак не дом. Как оказалось, никто уже давно камины не делает, да и толком не умеет. Там свои правила кладки. Наконец один сдался. Совсем старик, маленький и щупленький. Росточком и фигурой ну прямо как мальчик. Он с сыном из глухого Полесья на заработки приехал. Упёрся, правда, чтобы папа чертежи достал. По чертежам, сказал, сделает. Да и не он вовсе это сказал, а сын его так перевёл. Дед-печник говорил на таком чудном языке, что даже папа его не всегда понять мог. Слушает, слушает, а потом как засмеётся и к молодому поворачивается, мол, давай переводи. Удивлённой Лиде папа растолковал, что это старые полешуки и мова у них своя, особая. А про смысл многих слов и так догадаться можно. Например, свод печи они «поднебеннем» называли. Красиво звучит. Значит, как бы в небо упирается. Сразу сложновато было общаться, но со временем привыкли. Как пришёл срок камин испытывать, то заметно было, что старик волновался. Но стоило только первым щепкам разгореться, как густой сизый дым плотной струйкой потянуло в трубу. «Будет тяга!» – радостно усмехнулся старик.

– Да ещё какая! Смотри, чтобы тебя не утянуло, – добавил за ним сын, глянув на Лиду и шутливо подмигнув ей.

Ох и весёлым же этот старый полешук в итоге оказался. Всё лето они с сыном на хуторе проработали. Даже расставаться не хотелось. Перед отъездом он выложил русскую печь. Не дав кладке как следует высохнуть и затвердеть, старик, как обезьяна, запрыгнул на лежанку и давай плясать.

– Ты что творишь, старый чёрт? – в сердцах воскликнул тогда папа. – Сам же свою работу испортишь.

– Не волнуйтесь! – заступился за него сын. – Коли печь на совесть сложена, она и не такие танцы выдержит. А батя своё дело знает.

Вот и переживала Лида, что в трубу её может затянуть. Поначалу она много чего боялась. Особенно страшным казалось одной очутиться в лесу, окружавшем хутор со всех сторон. Где-то там в чаще бродил матёрый кабан с кривыми, как турецкие сабли, клыками. Кабан этот иногда по ночам захаживал на хутор и разрывал носом землю неподалёку от дома, оставляя после себя такие гигантские отпечатки копыт, что папа даже не удержался и измерял их линейкой, при этом удивлённо качая головой. Кабана он называл Секачом. Лида так и не успела выведать, откуда папе известно его имя. Над всеми страхами дочери он только, как обычно, по-доброму посмеивался и заверял её, что Секач боится Лиду даже сильнее, чем она его. Потому и приходит по ночам. Девочка успокоилась. В последние дни ремонта рабочие, которых все называли смешным и странным словом «шабашники», соорудили домик в ветвях раскидистого старого дуба, растущего на краю участка. Счастью Лиды не было предела.

– Всё, приехали. Выгружайся, – прервал папа мысли дочери, припарковав машину рядом с низеньким сарайчиком позади дома.

Лида нехотя вылезла из машины, сладко потянулась и прошептала: «Кайф». Затем обернулась:

– Па!

– Что?

– Я схожу к Лёдзе Петровне. Может, Сенька приехал.

– Вещи только свои сначала в комнату отнеси.

Лида торопливо затянула наверх тяжёлую сумку с одеждой и направилась через просеку в соседнюю деревню к знакомой бабуле. С Лёдзей Петровной папа повстречался в тот же день, когда набрёл на хутор. Она была старожилом, всех знала и потому помогла найти рабочих для стройки. А ещё папа покупал у неё творог и сметану. В прошлом году Лёдзя Петровна даже пригласила их с Лидой на свой день рождения. Папу в деревне уважали. Все удивлялись, как он за такой короткий срок смог привести в порядок обветшалый хутор. А ещё папа разрешал пасти в их саду коров и собирать вкусные яблоки, которых осенью было полным-полно. И вообще они быстро сошлись с местными, хотя и сходиться особо было не с кем – всего-то семь дворов в деревне.

Пешком до деревни идти минут десять, а на велосипеде и того быстрее. Подходя к дому Лёдзи Петровны, Лида ещё издали приметила два вихрастых чуба, торчащих поверх кустов. Ну конечно! Паша и Томак. Кому же ещё тут быть? Томак и Лида были одногодки, а Павел только перешёл в последний класс. Они каждый год приезжали к бабушке Лёдзе на все каникулы из Баранович. Прошлой осенью мальчишки не раз брали с собой Лиду за грибами и на рыбалку, найдя себе отличный предлог увиливать от работы по хозяйству. При этом они нередко исчезали куда-то по своим делам, заговорщицким шёпотом предупреждая Лиду, что если бабушка будет спрашивать, то они целый день провели с ней. Воровато оглядываясь по сторонам, братья курили. Девочку они не видели. Та незаметно подкралась к Паше с Томаком и выскочила у них прямо перед носом.

– Привет! А что это вы тут делаете?

Пашка от неожиданности поперхнулся дымом и закашлялся, а Томак зажал окурок в кулак и тут же отбросил в сторону, с досадой ухватившись за обожжённую ладонь. Лидка расхохоталась. Смущённые братья покраснели и не нашлись что ответить. Девочка переводила задорный взгляд то на одного, то на другого, оценивая произведённый её внезапным появлением эффект. Со времени их последней встречи те успели заметно вытянуться. Особенно Томак, который хоть и был младше Паши, но ростом уже обогнал брата. Его длинная нескладная фигура постоянно пребывала в каком-то беспокойном движении, как будто он вот-вот собирался что-то учудить. Больше всего забот ему доставляли собственные руки. Томак никак не мог найти им места. Он то прятал их в карманы брюк, то вновь доставал и теребил ими свои короткие непослушные волосы, походившие на раскиданную копну соломы. Сейчас он сложил руки за спиной и незаметно потирал место ожога, болезненно морщась при этом. Глаза его также виновато моргали, избегая встречи со взглядом Лиды. В отличие от брата, Павел был всегда собран и никогда не суетился. Даже речь его была плавной и слегка заторможенной. Телосложением он был гораздо плотнее Томака. Издали его вообще легко было принять за взрослого, особенно когда он шагал по дороге своей размеренной шаркающей походкой. Пашка непременно хотел казаться взрослее, чем он был на самом деле. Он уже давно решил, что станет учителем, и чтобы легче было поддерживать авторитет у будущих учеников, вырабатывал в себе привычку держаться при посторонних солидно и с неизменным достоинством.

– Надолго приехала? – наконец спросил Паша, поняв, что тревога оказалась ложной.

– Не знаю пока. Наверное, на всё лето. Бабушка дома?

– В огороде копается.

– Пошли, я к вам в гости.

Заметив, что оба продолжают смущённо топтаться на месте, Лида улыбнулась и добавила:

– Не боись! Не выдам. Мой папа тоже от меня прячется, чтобы покурить. Думает, что я не знаю.

Ободрённые такими вескими доводами, братья успокоились, и вся компания дружно направилась к дому.

Лёдзя Петровна сидела на крыльце и чистила редиску. Заметив Лиду, она отставила миску в сторону и поднялась, опёршись на кривую клюку. Затем, радостно улыбаясь, заковыляла навстречу к девочке. Все в округе говорили, что бабуля – колдунья. Когда Лида спросила про неё у папы, тот с улыбкой ответил, что люди от невежества городят всякую чушь. И никакая она не колдунья, а просто знахарка или травница. Хотя после добавил, что может и колдунья. Но только добрая, потому что людям помогает. Она всегда передвигалась, согнувшись в три погибели, и смотрела на окружающих снизу вверх острым, пронизывающим взглядом. В любое время года Лида видела её неизменно укутанной с ног до головы в тёплые вещи. Девочка всегда поражалась, как это ей не жарко летом так наряжаться. Единственный предмет гардероба, который бабушка меняла с приходом весны, был её тёмно-серый махровый платок. С наступлением тёплых деньков она откидывала платок на плечи, а голову укрывала лёгкой хлопчатой косынкой.

– Что вы, Лёдзя Петровна! Сидите. Я сама подойду.

– Ничога. И гэтак цэлы дзень сяжу. Прывет, мая лапанька. Дауно прыехала?

– Только что.

– Ну пайшли я цябе пакармлю, бо ты такая худэля.

Лёдзя Петровна отправила мальчиков в погреб за сметаной. Через минуту она уже поставила перед Лидой тарелку с ещё тёплыми тонкими блинчиками и глубокую чугунную сковороду с журчащими в жире шкварками. Лида с удовольствием принялась за еду, по ходу умудряясь рассказывать бабуле последние новости. Девочка, обжигаясь, пальцами выуживала из сковороды ароматные кусочки жареного сала и заворачивала их в блин. Затем макала блин в скрынку со сметаной и отправляла в рот. Ох и вкуснотища. На столе появилась чашка чёрного чая и блюдце с малиновым вареньем. На вопрос Лиды, что у них нового, Лёдзя Петровна обстоятельно отвечала, что всё по-старому. Пашка и Томак школьный год закончили плохо и вообще учиться не хотят. На лето они устроились в колхоз на подработку. Ей уже сложно самой ходить собирать травы. Ноги болят, а внуки помогать не хотят. Может, Лидка как-нибудь подсобит, и Лёдзя Петровна расскажет ей про силу, скрытую в растениях. Потому как в жизни ей это непременно пригодится. Огурцы в этом году ранние и уже поспели, а клубника ещё почти вся зелёная, так как сильно дожди лили. Но всё равно Лида должна пойти на огород и набрать клубники себе и папе. Сеньку привезут только послезавтра, и он сразу придёт к ней в гости. Сенька – третий внук Лёдзи Петровны – был закадычным Лидкиным дружком. Ему исполнилось всего девять лет, и он хвостиком ходил за Лидой, не оставляя её ни на минуту. И ещё он очень любил играть с ней в куклы. Говорил Сеня мало, почти всё время молчал. Вообще, он был очень тихим и застенчивым ребёнком.

Лида сбегала в огород и наелась сладкой клубники, выбирая самые крупные и спелые ягоды. После набрала кружку для папы.

– Ну, я пойду, Лёдзя Петровна! Кружку завтра вам верну. И с травами вам помогу. Вдруг папа заболеет. Тогда я его вылечить смогу. Спасибо за обед. Надо ещё вещи в сарае перебрать, – попрощалась она и направилась к хутору. Пашку и Томака нигде не было видно. Скорее всего, опять курили где-нибудь втихаря.