Читать книгу Козерог - - Страница 2

КОЗЕРОГ

ЫМБШ

И сказал я, что сухой закрытый Телец бодæт рогами приспосабливающуюся ко всему Деву юга, и наступæт наш холодный Козерог. Числа последних дней и давно пересечённого экватора, двадцатые Числа четвёртой из священных книг, в которые ты, ребёнок свœго времени, перестала верить. Неужели ты открыто осквернила святыни? Иначе я не мыслю, что как это вышло, что дева с торчащим из чрева копьём – это ты?

Твоя тёмная цель, этот рост в глубину колдовства, и привели тебя к печальной судьбе, сравнимой, по видимости, с судьбой цыганки в Богемии, которой отрезали правœ ухо. ЛЮБОВЬ, сей туман и насморк ангела, одурачивал нас от Козерога мимо Водолея и до Рыб, от Овна мимо Тельца до Близнецов, от Солнца мимо Льва, Девы, Весов до Стрельца, пропуская Скорпиона, пропуская Рака, возвращаясь к точке исходности, опять в Козерог, где я верю в тебя и уповаю и не знаю, что с тобой делать, залить тебя чёрным битумом, любимая? вытащить копьё и метнуть его на запад? или синими слезами залить священную субботу мрака? или жить обычной жизнью трудолюбивого старика с больным желчным пузырём? терпеливо стоять у токарного станка в фиолетовом комбинезоне, как на коленях перед Богом, липким пальцем освобождая от деревянной стружки уголки свинцовых глаз? в ночную смену, меж одиннадцатью и часом ночи, встречая новый день со стамеской в руках, выдалбливая на рукояте советского серпа еврейские «бэт» и «эйн» в назидание обществу Bund? верить в грядущую кастрацию Сатурна и новœ возрождение с новым пролетариатом? усталыми мышцами поигрывать перед соседкой, твœй будущей матерью, с желчью в лести и холестерином в крови? Да, моя страдалица с копьём и точёными коленями, я твой старый отец, а ты – сама себе мать… ты не должна быть безродной скотиной, знай свои корни, тем паче твои благородны. И да, я сам себе отец, а копьё в тебе – мой детородный орган. Юные боги, брат и сестра, мы будем опошлены́ поп-музыкой грядущего времени! Не бойся! Скоро ты узнæшь собственнœ имя и тебе станут безразличны карты Таро, как и мне апостолы семидесяти двух! Но вот, вспомни его, вот и оно, но он тот из двенадцати, Зеведеев Иаков, бежит ко мне мстить, рубить меня саблей, ибо я съел его брата по вере. О, Сатурн! Грозный Сатурн! Меркурий-Венера-Сатурн! Спаси, о, нас, её, Землю, и Воздух, меня, и спрячь где-нибудь до лучших времён!

Он услышал нас, любимая! Сам паж мечей вышел из глуби горного моря на хвостатом козле и спрятал нас в наилучшем месте, в котором можно спрятать молодых мужчину и женщину – внутри контрабаса. Даже Доменико Драгонетти не поймёт, что мы там. Как вспышка из прошлого, настигæт тебя вся наша общая жизнь, и в этот раз, любимая, ты смотришь на всё по-другому, ты знæшь, что наш общий ребёнок не будет целиком тобой или мной, он буде и тобой, и мной, и другим человеком, и другим пациентом. Battere i denti1, боль пациента, сжатие плаценты, концентрация студента, кристаллизация абсента своими разными и несвязанными друг с другом природами выражали одну и ту же причину, по которой они меня ненавидят, все они, что живы, и хоть взаимосвязь между рифмованным перечнем не увидеть сквозь оптические приборы, однакож она там есть и живыми существами ощущается – и потерянный в Альпах ребенок, и больная раком старушка, и молодая роженица, и бакалавр, и бармен, ощущали присутствие Антихриста, когда я проходил мимо них, и они были правы, ибо я действительно против Христа! На дворе стояли тевет и седьмой гамелион. Козерог смотрел влево. 23 декабря – 20 января.

Моё имя – Сатурн. Я – свергнутый Зевсом царь золотого века. Моё платье из металла украшают ущербные звёзды Козерога. Что для людей есть ледяные государства свирепых хищников, то для меня есть скучнейший уклад жизни, где погружение козлëнка в кипящее молоко прощает беззаконие Иуде и даже не отбирает у него его мешочек с тридцатью сребрениками, а сохраняет у него для дальнейших времён, скажем, для персиянки Шторм, ô, пусть Богородица защитит Шторм сковородой от наркоманов-буддистов Элисты, живущих в своих трипах на дайвинг станции «Augenblick» – блик твоих глаз, моя Geliebte, и меня посещал, когда я жаловал гашиш, но речь не о том, ведь в мире царя позолоты Сатурна менструации собак в месяц свадеб воспринимаются как хлеб, сшедший с небес, как традиция скованного холодом двуформного Козерога, что одной своей формой, покрытой шерстью, подчиняет стихию Огня и прощает вину антихристовым прихвостням, но формой другой, облачённой чешуёй, несёт суровую морскую погибель святейшему из старцев-апостолов по имени Тертий, пятьдесят пятому по счёту из семидесяти, в чьей плеши благородно блестели купола первых храмов Рима и в чьей раздвоенной бороде седой конец напоминал о его проповедях в греческой Иконии, а конец кучерявый о пока нерождённом Джалаладдине Руми с жемчужинами Персии в турецкой Конье при свете Сатурна в ночи.

После рабочего, как и было обещано, явилась бухгалтерша, которой и достался ночной Сатурн. Дабы явиться в наш храм, ей пришлось с радостью принять свою жизнь, с мужеством включиться в происходящее, перестать отмечать праздники зажжённых светильников и делать вид, что ей знакомы мировая история и меланхолия. Она принесла воину две булавы, учёному мешочек Иуды с тридцатью сребрениками, художнику Славу, царю Свет-Огонь, рабочему матовœ решение его шахматных проблем, и села у скатерти, из которой достала ощипанного мною петуха. Головы у того не было, но она засунула его себе куда-то выше колен, куда не скажу, но упомяну, что у неё был третий красный день, и после того как она его высунула, из шеи петуха полилась самая настоящая лава. Блудница испугалась и спряталась за воином, а остальные просто наблюдали, как лава подплывæт к их ногам. Но затем бухгалтерша плюнула – и лава остановилась, по-видимому, её слюна была столь же нечистой, как слюна Оголивы. Сверху затвердевшей лавы она налила молока и лошадиной крови, и в результате образовалось зеркало, в котором отражалась развесистая крона дерева посреди рая с чистыми и нечистыми ангелами в ней. Чёрная похоть, чёрный поток и чёрная Земля в этот красный день календаря оставляли менструации в верхнем плодородном слое почвы, где при свете семнадцатой звезды и восемнадцатой луны нагая женщина стояла на колене у реки и держала два кувшина, из которых вытекала река. Эта река была домом для Рака и Рыб и проходила между двумя каменными столпами, один из которых стерегла полусонная птица, и стремилась к горизонту, где была луна, её номер мы помним, которую обрамляли лай собаки и вой волка. В луну упиралось дерево, а за ним виднелась тропа идей, оформленных Стрельцом. Вынашивались они уже не самим Центавром, а тем, кто мог поставить над идеями иерархию власти из тридцати пяти законов судьбы и долга, в которых не было места творчеству и познанию. И этим тем не была упомянутая выше нагая женщина, чьи прекрасные, похожие на твои, любимая, ноги не касались Земли и чья тень не мешала одной большой, семнадцатой, и семи маленьким звёздам освещать восьмью лучами землю и реку и прочую ночную красоту, ибо тени её не существовало, женщина её не отбрасывала. Нет, в вопросе идей нужно мужское служение, женщины здесь бессильны, да и большинство мужчин, кстати, тоже. Здесь нужна чрезвычайная исполнительность, способная отделить наш мир от потустороннего, уделяя максимум первому миру и минимум последнему… Но что такое, любимая? Я вижу, как ты не отводишь глаз от неба, но оно и правда, я тоже вижу, как в небе отражается река, но не женщина с кувшинами, хотя кувшины её как раз-таки отображаются в синеве облаков, из них выпархивают Рыбы и завершают гороскопный цикл, река всё льётся вниз, и льётся, льётся, а цикла больше нет, кап-кап.

кап.

Всё? Конец Гороскопа.

На самом деле, да, любимая, это конец.

кап.

– -La fin – —

В качестве outro будет стихотворение «II. Elle. Проклятье белых птиц, часть вторая (реклама)»:

С гениальностью позорной чёрный лис,

Покрытый дымом догорающих лесов,

Стремится к саду тихо ропчущих волов,

Умирая от проклятья белых птиц.

Неприятельская наглая свирель

И шелест крыльев этих беленьких oiseaux —

Из трупов маленьких бы выложить узор,

Укрываться под которым будет elle!

Но убийцы под трусливой кожурой,

Не кожей называть скопленья мятых шкур!

Кастраты жирные, жующие в саду —

Обгладают ли́са чёрного, и рой

Проклятых белых птиц в свой песенный обскур

Заточит elle, как пленницу в аду.

Выпустят ли elle на свободу?

Посмотрим. Меня вот выпустили. Последним из присяжных заседателей был Роберт Томас, служащий-рекламщик из Теннесси. Пусть он очередным восьмым, а не самым первым сказал мне «не виновен» за мою тягу к наглой рекламе в литературном шедевре, но всё-таки сказал, я точно не виновен, ура, и сказал бы ещё раньше, если бы не его офисная нерешительность, раньше первого сказал бы, был бы поуверенней, ибо он работает с рекламой и как никто другой знает, чего стоит действительно качественная реклама, которая как плесень придаёт монашескому сыру из Франции дополнительное очарование… (РЕКЛАМА, РЕКЛАМА, РЕКЛАМА)

После рекламной паузы.

(Рекламная пауза)

Розовое утро, золотой полдень, серый вечер и чёрная полночь соответствовали кресту из знаков Зодиака, а так как сейчас была чёрная ночь, то Козерог под буквой памяти, т.е. «пэй», отвечал за идеи Стрельца, управлял Раком, Овном и Весами, а его восточный брат Петух под буквой результата, т.е. «цади», управлял Быком и Змеёй. Помимо этого, Козерог в своей низшей точке бытия отвечал за последнюю приятно-жёлтую точку, наполненную жаром сношения Эроса и Танатоса после прелюдии с мистериями жертвоприношений, из которых, собственно, и было сотворено наше мироздание. Я хотел понять ту или другую, однако пока не смог. Долгую ночь, ô Ангел Исраэль, я простоял на коленях, на темном заледенелом пруду, в моём молитвословии к тебе, держащему тень Геракла в Аидовом царстве, однако мне ничего не открылось. Сегодня предпоследний день года, может, завтра мне всё открœтся? Созвездие Змееносец освящало моё бледнœ молящееся тело и мœго спасителя, наполовину человека, наполовину зверя. Я и представить себе не мог, ô Ангел Исраэль, что его половина зверя отвалится от целого и превратится в полноценного зверя, несущего холод и смерть. В эту же ночь бесполый зверь достал из свœй утробы козлёнка и принялся варить его в собственном молоке, дабы согреться. Я этого вынести не мог… Откуда во мне эта сентиментальность? Я подошёл к зверю сзади и огрел его сельским цéпом в надежде повалить его замертво, но нет – с рассеченной мордой зверь в ярости обернулся ко мне, и мне пришлось бежать куда глаза глядят. Я бежал, спотыкаясь, и зверь не отставал, я неблагодарная сволочь, ну и что, я бегу в деревню, я бегу в деревню? значит, буду резать порося, в непогоду хвáлы вознося, Ангела о Боге вопрося, дабы

зверя бурей сотряся,

Снег воронкой завился,

Снег столбушкой поднялся…

Завтра Новый Год! В школе уже не грызут гранит науки, ибо ещё двадцать девятого декабря начались зимние каникулы. В этот день праздновали «Первый Юль». Ученики вели хоровод вокруг старой учительницы-блондинки и молодой Учительницы-персиянки, пели песни, читали бложьи и заболожьи стихи, а наиболее крепкие и высокие юноши, среди которых были Весы (1м82см), Стрелец (1м85см) и Водолей (1м90см) подкидывали в воздух учениц, среди которых была и Таня Т., которая, даже подпрыгивая в воздухе, умудрялась мне бросать осуждающие взгляды, будто бы у ней и не было никакого карандаша и сговора с Учительницей! На вопрос «зачем?» Таня ничего не ответила, на вопрос «где?» она, как и прочие, ответа не знала. Второй вопрос относился к Кате, и действительно никто не мог сказать, #где находится она или её труп. Поиски затягивались. Туда-сюда начнётся третья четверть, самая длинная, которая продлится с восьмого января аж до двадцать второго марта, и даже её, как многие думают, не хватит, чтобы разыскать Катю. Я вот так не думаю. Портрет моёго мёртвого брата-близнеца в честь Нового Года мне всё-таки сказал, что Катя найдётся двадцать восьмого января. Мœй радости не было предела, однако нас подслушивал татарсколицый незнакомец. Он сказал мне и портрету, что с этого дня мы прóкляты, и что «в день, когда ты меня увидешь вновь, вы оба заживо сгорите!» С этого дня он тоже куда-то исчез. Могу только надеяться, что его схлопал тот зверь, которого я рассердил и который гнался за мною, однако было бы лучше, если бы зверь приберёг бы свой аппетит для Тани Т.. Не потому, что я желаю ей зла, нет-нет, а потому, что себя я люблю раз в десять сильнее, чем её, особенно в первый день января, в первый день календарного года.

ЗЛАЯ ЦИФРА 10

Нечто всеобъемлющее слышится в десятке, в этом числе космоса, в котором скрыты все прочие другие числа, все вещи, все возможности и вся власть богов над нижеследующим совершенством условного ряда:

1+2+3+4=10.

Вот он, закон и порядок! Поворотный пункт всего отсчёта. Точка единицы, протяжённость двойки, плоскость тройки и объёмность четверки, сплавленные меж пифагорейством и христианством и раскрытые со всей полнотой в андреевском кресте римской цифры «X». Они сотворили пространство из десяти совершенных фигур ослепительных дев, одной из которых была красивая марокканская брюнетка. Естественно, она не платила налог «ушр», т.е. десятину с земли, и даже не платила десятину католическую, когда сюда пришли французы, зато в первой букве имени Бога она слышала Каббалу Вечного Слова и видела некий таинственный символ, значения которого она не собиралась раскрывать опьянённому Меску, но этого и не нужно – он просто повёлся на её красоту. Он искажал десять заповедей на манер частушек, врал про свои владения близ Трои – а диспозиция троянских войск перед сражениями существенно изменилась за девять лет осады – и ставил своё якобы человеческое Я в центр десяти талантов, и оно стояло, как Второй Юль в центре китайского креста, чтобы это не значило, чёртова Эльжасмина со своей терминологией, короче, когда девятилетним странствиям Улисса пришёл конец, то только тогда Меск стал умолять эту незнакомую брюнетку показать треугольник своего лона. Брюнетка была согласна показать всё, но лишь бы не ноги, ибо она была Аишей Кандишей с ногами верблюда, тем самыми, что мяли глину для отростка Симона Мага.

– Напротив совершенного, т.е. полностью глиняного андрогина, инь и ян расположены на одинаковом друг от друга расстоянии, – сказала Аиша Елене, когда последняя забирала истоптанную глину.

Елена кивнула и пошла обратно в Испанию, стараясь не запачкать руки, а Аиша думала-думала, стоя перед возбуждённым Меском, и таки показала ему треугольник на десятый год возвращения Улисса в Итаку, а Меск, довольный увиденным, понял, что к нему по синусоиде вернулся Бог, пал перед Аишей на колени и прочитал ей только что сочинённую притчу о десяти небесных стеблях. На десятый же год пала и Троя, но не на колени, а в песок истории, но в марокканском песке не найдётся забытый людьми и скорпионами труп Меска, ибо Аиша после притчи почему-то пожалела его и отпустила, чего не сказать о прочих путниках, заплутавших в пустыне влечения к ней.

(11) Largo

La pioggia2 проник в школьные лоджии косыми лучами и намочил лиану, в стену вплётшую свои блестящие способности к росту. В лоджиях заготавливался десятикнижный цикл перед десятью лампадами, а дождь лампад боялся, поэтому книги оставались сухими, а школа Эльжасмины с детьми оставалась школой, лишь под звёздами Водолея превратится она в завод с детя́ми же, ибо в неделе будет десять дней, ибо будет нужда в божьей помощи, ибо йотун Титий, созданный из четырёх разных Стихий аспида, то бишь из чёрного, графитового, шунгитового и аспидного, проберётся к спящей Гекубе, которая ещё тогда не обратилась в собаку, и захочет с ней сношений, пока она спит, но сюда вмешается Лета, которая после Послеюля безоговорочно была на стороне троянцев, и подлый йотун переключит своё похотливœ внимание на неё. Этого Боги Олимпа стерпеть не смогут, и Аполлон при содействии Дианы убьёт йотуна Тития и обратит его в керинейскую лань, всегда убегæмую, как дева, от различного рода насильничаний. Воплощая в себе Козерога, этот главный символ распутства, невинная лань будет бродить под взорами Цереры, Деметры, или земли, как хочешь называй —