Читать книгу Вселенная, Бог, Земля, человек – их мысли творцы жизни и ее эволюции – 4. Крест - - Страница 2

Великолепие и блеск —

При солнце днем,

И ночью при луне —

Неба восточного,

На стыке эр,

Дней грядущих,

Таинственность хранило.

На стыке эр

Заря Завета Нового,

Восходила.

Заря Учения Живого

Бога – Христа Лучезарного —

При жизни к воскресению

Увлекала.

В библию уйти

Жизнь, по законам

Завета Ветхого,

Не спешила.

Злодеяние великое,

Человечество готовило

На стыке эр.

Иисус Христос – живой Бог,

Ветхими священниками,

Фарисеями и книжниками,

Толпой, хорошо наученной,

На стыке эр осудит.

Распять решит судья.

Иисус раньше постановил….

Назарей – Господь! Он

Человека возлюбил,

Его вернуть хотел,

К вере и доверию,

К себе вернуть хотел.

Приговор – Себя распять,

Сам себе постановил.

И приговором Своим

Бог обозначил:

Ночь —

Эры уходящей,

И День —

Эры восходящей.

Новая эра наступала.

Эры восходящей

Грядущий день

Бог начертал.

Человек, дня грядущего,

Не знал, любви и веры

К Богу не имел,

Потому он страдал.

Человек!

Чувствам и страстям

Свободу дал,

И к Господу доверие,

По жизни растерял.

Свое сердце усыпил,

В горе и страдании жил.

Во вселенной —

В Божественном Мироздании

Эволюцию

Бог Творил.

Человек без Любви

Жил,

Эволюцию тормозил.

День сирийский.

Зной, жара.

На стыке циклов,

Мать – Природа, как могла,

Жизнь хранила.

По небу полная луна

Скользила.

Иерусалим.

Тюрьма еврейская,

Двух преступников хранила.

Луна светила,

Толпа, мимо тюрьмы, шла.

Она шумела, она кричала,

Она на казнь вела, Учителя.

Пророк Назарей —

Учитель и Спаситель

Солдатами был пойман,

И толпа на суд его вела.

Небесную Невинность

Толпа вела, кричала —

Пророк, скажи….

По небу

Луна скользила.

Тюрьма

Преступников хранила.

Толпа,

Сына Человеческого

На суд к правителю вела.

Пилат —

Правитель римский.

Он тиран и он судья,

Толпе приказ молчать

Рукой подал.

Наступила тишина,

И в этой тишине.…

– Звонкий голос женский —

Распни, распни его!

Призывал судью правителя,

Казнить

Небесную Невинность.

И женщине толпа вторила —

Долой Его! Распни Его!

Судья Пилат к толпе —

Какое зло Он совершил?

Правитель ошибку допустил.

Вопрос, такой простой,

Он поставил перед толпой,

Назарея распять,

Или, как положено на пасху…?

На вопрос поставленный —

Страшный вой!

Книжники, старейшины,

Мужчины, женщины —

Казни, распни его!

В бешенстве и ярости,

Хором требовали распять Его.

Каиафа полушепотом Пилату —

Хорошо его казнить!

Анна ехидно бормотал —

Распни, казни Его!

На преступление судью толкали,

За власть свою страдали,

Боялись они Учения Нового.

Судья – правитель римский,

Пытливо и со страхом,

Смотрел на Назарея.

О законе Иудеи думал он.

Как, человека невинного,

За его мышление, лишить

Жизни?

Пилат думал —

Проповедник молодой,

Смелый и красивый,

Какое зло он совершил,

Вернее,

Какое зло мог Он совершить.

На челе лучезарном,

Нет следов греховности,

И нет измены.

В каждой Его черте,

Красивой и открытой,

Правда, благородство,

И еще… Пилат задумался.

Его страшила

Скрытая таинственность

В чертах подсудимого.

И эта таинственность,

Приворожила, Вараву —

Вора и убийцу,

К Назарею.

Не отрывая взора,

Он спросил солдата римского —

Кто сей пленный Царь?

Царь! Ха, ха, с насмешкой,

Солдат промолвил и продолжал,

Царем Себя Он сам назвал.

Шутка жалкая Его.

За это жизнью Он заплатит.

Иисус Назорей – сын столяра,

Бунт против Цезаря,

Поднял. Он,

Против закона

Народ Иудеи возбуждал. Он,

Проповедовал против священников.

Назарей умеет колдовать.

В любой момент,

Он исчезнуть может.

Вчера Его мы взяли.

Правда, волшебства

Он не употребил.

Его без труда мы взяли.

Иуда – ученик Иисуса,

В саду Кедрон,

Знак нам дал —

Учителя он поцеловал.

Иисус пойман.

Он осужден.

Он умрет.

Нет! Нет!

Это невозможно!

Убийца, вор воскликнул, и

К народу, Варавва закричал —

Иисус чудеса творил,

Он больных лечил.

Друга нового хотел он защитить.

Варава продолжал кричать —

До тюрьмы я слышал,

Лазаря умершего и погребенного,

На третий день Он воскресил,

Слепым зрение возвращал,

Он бедным проповедовал,

Он людей учил.

Нет, Нет!

Он Дух!

Такого Человека быть,

Не может.

Его нельзя казнить!

Его нельзя распять!

Он Бог!

Варавве сердце подсказало —

Друг новый – Бог!

Продолжал кричать Варавва —

Он Бог!

Бог! Бог! Витало над толпой,

В воздухе, над судом,

Над балдахином.

Варавву солдат ударил.

Дурак, молчи! Учеником

Назарея хочешь быть?

По губам Вараввы кровь

Текла. Ее, стирая,

Варавва встретил взгляд

Иисуса – друга Нового.

Взгляд, Божественный,

Прямой открытый,

Варавва встретил.

Жалость, нежность

Взгляда, друга Нового,

Проникли в душу,

И сердце убийцы оживили.

Суд преступление вершил.

Пилат свидетеля выслушивал.

Высокий и худой книжник,

Монотонным голосом,

Обвинение читал.

Каиафа, Анна это обвинение —

Ложное, вчера придумали.

В покушении на власть,

Священники Пророка,

Обвиняли. Они просили,

Лишить жизни Человека.

Его распять они просили.

Пилат, нахмурившись, стоял.

Он обвинение слушал.

Правитель и судья

Глаза рукой прикрыл.

Он стоял и думал —

В чем Его вина?

Руку от глаз он отнял,

Посмотрел на толпу и балдахин,

И с презрением, вопрос….

Вопрос перед судом поставил —

 Вы мне привели Его,

На суд Его доставили,

То, в чем Его вы обвиняете?

Каиафа – первосвященник,

Анна – президент Синедриона,

Взглядом удивления обменялись.

Воистину, Пилат!

Каиафа возмущенно —

Вы, обвинение не слышали!

И вопрос, почтенного правителя,

Непонятен нам?

Он виновен! Нам

Не нужны свидетели.

На суд не привели бы

Мы Его, если бы

Назарей злодеем не был.

Он одержим,

И на наш вопрос —

Христос ли Он —

Сын Вечно благословенного?

Нам смело Он ответил —

Аз, есмь,

И увидите Сына Человеческого,

Грядущего на облаке,

С силой и славою

Великой!

За это смерти Он заслуживает.

По балдахину, Каиафе,

Шепот одобрения.

Жест презрения,

На такое обвинение,

Описал Пилат, и —

Вы говорите притчами,

И распространяйте заблуждение.

Назарей сам говорит,

Что Он

Сын Человеческий!

Как же говорите вы,

Что Он Сын Божий!

Краснея, Каиафа слушал,

С трудом себя он сдерживал.

И с циничной улыбкой судье —

Пилат, тебя,

Государь твой не осудит,

И не упрекнет,

В слишком строгом правлении.

Тот,

Кто как Иисус говорит….

За это, по законам нашим,

Иисус смерти подлежит.

Но если, в твоих глазах,

Это не преступление,

То, что скажешь ты,

О, Цезарю измене!

Свидетельствовал Каиафа.

Первосвященник продолжал —

Он проповедовал, и он учил

Не платить дань царю,

Об этом есть свидетели.

К тому же Он хвастун.

Он объявил надменно —

Разрушит Храм Святой.

Разрушит так, что ни один кирпич,

На другом, не останется.

Назорей говорил:

«В три дня,

Без помощи рук

Храм Новый и Большой,

Построит».

Себя Царем Он объявил.

Закон, богов наших,

Не признал.

Каиафа продолжал -Его слова

Ум народа возбуждают.

Обманывает Он чернь,

Чудеса творит.

Тогда, как это просто фокусы.

И Каиафа Анне – продолжай.

Анна – поистине воплотилось

Зло, в этом Человеке.

Чтобы опустошить всю,

Нашу провинцию, и,

Возбудить народ….

Я был страшно удивлен,

Когда народ его встречал.

Ветками пальм, маслин,

Покрыли всю дорогу.

Свои одежды не жалели.

В честь Победителя,

На дорогу их стелили.

На всем пути, в Иерусалим,

Народ приветствовал

Иисуса Назарея.

Торжественно, и Осанна,

В высших, торжественно

Звучало в честь Его —

Победителя Всемирного.

Беспокойство на меня сошло.

К Каиафе быстро я направился,

И про эту выходку

Народа, непристойную,

Я подробно Каиафе рассказал.

Были мы возмущены,

И негодовали мы.

Анна быстро продолжал —

 Чествовать царскими почестями,

Пророка Назарея,

Возмутительно!

Ложь,

Что Он родился

В Вифлееме.

Ложь, что Он, Сын столяра.

Ирод – Царь,

Об этих чудесах слышал.

Все это слух пустой.

Его рождение – чудо,

Тоже слух пустой.

Он не царь Иудейский.

Нет власти у Него.

Его к тетрарху мы привели,

И если бы Он хотел,

То мог бы защищаться,

Но не защищался.

Тетрарх вышел из терпения,

К тебе, Пилат, Его послал.

Суди на смерть Его!

Казни, распни Его!

Воскликнул Анна!

Анны доводы пустые,

Пилат, молча слушал,

И на членов синедриона

С грустью он смотрел.

Судья – правитель римский

Их не любил.

Они власть свою, выгоды,

Свои, защитить хотели.

Пророка молодого они боялись.

 Назорей – Пророк думал

Самостоятельно.

Их законы Он разрушал, и

Маску, одежды с них срывал.

Он бедным помогал.

Он проповедовал, и

Жизни Он учил.

Как человек – Пилат не мог,

Осудить Его за это.

Но он правитель, и он судья,

Судить он должен.

Не мог судья бунта допустить.

Должность, римского правителя,

Пилат боялся потерять.

И страдая, и страшась,

Продолжал он судить.

Пилату доля

Трудная досталась.

Исполнить волю

Синедриона и священников,

Должен он.

Человека невинного,

Судить. Приговорить – Распять Его.

Как поступить?

Судья на Иисуса,

Старался не смотреть.

Страдая,

На свой вопрос,

Что страшнее для священника,

Пытался дать ответ.

Думая, об этом,

Он боялся чего-то…

Фигура лучезарная,

Огнём освященная….

Пилата она страшила.

И она, фигура лучезарная,

Священников страшила.

Власть пророка молодого

Священников страшила.

Беспокойный взгляд

Судьи, с нежностью и

С божественным терпением,

Встретил Обвиняемый.

По телу судьи пробежала дрожь.

В муках и страданиях,

Судья с трудом,

Спросил —

Ты ни чего не отвечаешь?

Разве не слышал,

В скольких вещах Тебя,

Обвиняют священники?

Казнить, распять тебя хотят.

Белоснежная фигура Иисуса,

Стояла перед Пилатом.

Бронзово-золотистый оттенок

Волос Его,

Спадавших волнами,

На лоб Его!

На глаза Его спадали волосы.

На лице, смиренная улыбка, и

Царственная свобода обвиняемого,

Своему судье прощали,

Преступление,

Еще не совершенное.

И уста Его молчали.

Холод ледяной,

В жилах Пилата,

Кровь остановил.

Пилат поднялся,

И отшатнулся он.

Отступая, шаг за шагом,

Упасть судья боялся.

Душу его

Страх наполнил.

Предчувствие,

Ужасного,

И неминуемого в будущем,

В сознании его витало.

Оно, его, страшило.

Судья вспомнил предание —

Божество внезапно

Появлялось и оно,

Одним дыханием,

Уничтожало….

Слабая душа правителя

Страдала.

Миг, что простоял

Он, лицом к лицу,

С узником божественным,

Вечностью ему казался.

Лицо судьи покрылось

Мертвенной бледностью.

В страхе сердце замирало.

К Небесам вознес

Пилат свои руки.

С мольбой он их вознес.

Отвратить желал

Судья,

Удар поражающий,

Удар карающий.

Что с тобой Пилат?

Трогая, плечо его,

Фарисей спросил —

Параличом разбит,

Ты, верно?

Приговор произнеси,

Ты, лучше!

Часы бегут,

Пасха скоро….

Фарисей – старик твердил

Пилату – что тебе Пророк!?

Исполни народа волю,

Вели Его распять,

Он изменник….

Царем себя Он,

Называет….

У нас, кроме Цезаря,

Другого нет царя.

Спроси Его —

Он ли

Царь Иудейский?

Похолодевшее Пилата сердце,

Еле жизнь хранило.

Он усталый, водой

Губы, иссохшие, смочил,

И слабым голосом,

Едва слышно —

Ты ли царь Иудейский?

Обвиняемый в ответ —

Говоришь ли от себя, или

Другие так сказали?

Разве я еврей?

Твой народ,

Твои священники, Тебя,

Привели сюда ко мне?

Судить я должен. Скажи —

Что ты сделал?

Вид Назарея лучезарный,

Его улыбка,

Молчание, которым

Отвечал, Назорей Пилату,

Красноречивее слов были.

И на вопрос —

Что ты сделал?

Миру, человечеству

Ответ, Его молчание несло:

Жизнь, сладкой сделал Я,

От смерти отнял.

Горечь холодную.

Мужчинам

Честь вернул.

Нежность,

Верность,

В женские сердца,

Вселил,

Любовь людям подарил.

Любовь Божественная,

Любовь человеческая,

Понимания трудные.

Для человечества,

Еще труднее,

Распять чувства,

Развращенные.

В храм человеческий, Дух —

Отца Своего и Вашего Отца,

Вернул.

Любовью Божественной,

Любовью Человеческой,

Во Мне воплощенной,

Землю освятил.

На веки вечные,

Мое царство,

Не от мира сего,

То Мои слуги,

Дрались бы,

Чтобы не отдать Меня,

В руки евреев.

Но пока…,

Мое царство не здесь.

Свой взор Назорей

К Небесам вознес, и

К солнцу восходящему,

И к отцу Своему,

Взор свой он вознес.

Пилат следил,

За мыслями Его,

Спокойным притворяясь.

Ты значит Царь!

С небрежной милостью,

С огромным любопытством,

Пилат спросил.

Иисус судье

– Ты сказал!

И солнце озарило

Чело Божественное.

Небеса Его венчали!

Истину раскрывали небеса!

Толпа неверием страдала.

Пилат неверием болел.

В висках его стучало.

Положение его ужасное,

И оно мучило его.

Как противостоять синедриону?

Как осудить невинного?

Синедрион, священники роптали.

К чему еще свидетельства?

Шумели члены синедриона —

Своими же устами

Он присужден,

Он произнес измену,

Да будет Он казнен!

Казни, распни Его, Пилат!

Спокойно Назарей стоял.

Красота Человека,

Перед судьей, стоящего,

Слишком, поразительна.

От неё впечатление,

Неизгладимое.

Как поступить?

Как осудить,

Человека Красивого, и

Как присудить насмерть?

Преступление это великое.

Страх,

Наполнял сердце бездуховное,

Судьи – правителя.

Последствия, его решения,

Судью пугали.

Как противостоять

Первосвященникам и книжникам,

Возбужденной толпе?

Распять Иисуса они требовали.

Пилат искал спасение.

Кто пленил Пророка молодого?

Пилат подумал, и вслух сказал:

– Мне говорили Искариот,

Привел стражу. И он

К судьям обратился —

Иисуса – Учителя, Искариот

Ловил, то признание его….

Хотел бы я, Правитель, знать,

И его сказание, о Человеке,

За которым следовал сын его.

О сыне Пилат слышал:

Сумасбродный, молодой,

Сын ростовщика богатого,

Иуда – ученик двенадцатый.

Против него отец,

Употребил авторитет

Родительский,

И сын предал учителя.

Приведите Искариота

Младшего,

Судья потребовал.

Из города бежал

Молодой Искариот,

Анна Пилату объяснял.

Иуда, в дикое сумасшедшие,

Впал, и

Вчера, поздно ночью,

Когда к нам он вбежал,

То грехи свои

Громко он оплакивал.

Серебряные монеты,

За услугу нам оказанную,

Бросил, и сбежал.

Пилату странно все это.

Почему, куда сбежал?

Отсутствие Искариота,

Ему крайне неприятно.

Хотел Пилат узнать,

У Иуды —

Причину измены

Своему Учителю.

Но это невозможно.

Куда бросится,

От мира лживого?

И только Обвиняемый,

Нес Пилату облегчение,

Сострадая, положению его,

Смысл жизни новой,

Открывая.

Впервые Пилат

Себя почувствовал счастливым.

Чувство жалости, в себе, он,

Ощутил, к человеку беззащитному.

Но, человек он бездуховный, и,

С сердцем, с духом, он не дружил,

Потому от мира правду скрыл.

Пилат миру не объявил:

Перед судом не Человек,

Перед судом Божество.

Миг озарения у Пилата,

Был, он видел,

Божественное сияние Иисуса,

Он Бога видел.

Миг сей он утратил,

И не объявил о Боге.

Но след, сей Миг, оставил,

И, путь свой, Пилат ясно видел.

Он твердым тоном объявил

– Я не нахожу вины,

В Человеке этом. Он невиновен.

Не виновен!

Каиафа яростно вскричал!

Не виновен! Ни какой вины!

Ты, с ума сошел Пилат!

Народ Он возмущает.

Знакомство с мытарями,

Ведет.

Анна кричал – благочестивым

Он обещает ад.

Раввин Миха продолжал —

Эти слова мною записаны.

В доме для молитв,

Человек этот проповедовал —

Горе вам книжники,

Горе вам фарисеи,

 Царство небесное затворяете

Человечкам, сами не входите,

И хотящим, войти не допускайте.

Книжники и фарисеи,

Горе вам лицемерам,

Домы вдов поедаете,

Лицемерно молитесь,

Тем более осуждение,

За то примите.

Книжники и фарисеи,

Горе вам лицемерам,

Что обходите море и сушу,

Дабы обратить, хоть, одного,

А когда это случится,

Сыном гиены

Его сделаете.

Безумные и слепые!

Что больше —

Золото или храм,

Золото освещающий?

Горе вам лицемерам,

Окрашенным гробам,

Уподобляетесь.

Они с наружи,

Кажутся, красивыми,

А внутри, полные костей

Мертвых, и, всякой нечисти.

Змеи порождение ехидны,

Как вы, убежите,

От осуждения гиены!

И от себя добавил Миха —

Кто, всячески, старается,

Внушить народу, о кротости и

Миролюбии власти, тот заблуждается.

Мало кротости,

У представителей власти и Закона,

Зато много самолюбия,

У власти и священников.

В душе Пилат тайно преклонялся,

Перед нравственной

Смелостью Иисуса Назарея.

В самом храме он обличал

Ложь и лицемерие,

Духовное падение.

Там, где более всего,

Торжествовала ложь и лицемерие,

Иисус – проповедник молодой,

Учил правде и любви.

Пилат решительно – никакой

Вины, у обвиняемого, не нахожу.

Даже Ирод,

К которому вы вчера,

Водили, и тот ничего,

Смерти достойного, не нашел.

Ростовщик уродливый вмешался

– Погоди, Пилат почтенный.

Ты, выслушай меня!

Пророк этот,

Два дня тому назад,

В храм вошел,

И он меня увидел,

На месте обычном,

Я, Захария, меня….

Бедного и честного человека

Твердой рукой, Своей,

Схватил меня,

И кнутом веревочным,

Стал сечь.

Меня, Захария, Он высек!

И из храма святого выгнал.

Из дома, Своего, Он выгнал.

Он сказал – Мой дом,

Есть дом молитвы,

А вы из него сделали

Вертеп разбойников.

Пилат ты понимаешь!

Он Храм Своим назвал.

И Царем Иудейским

Себя Он назвал.

Всей Иудеей хотел,

Царствовать.

Распни Его!

Высеки Его!

Распни Его во имя Бога!

И высеки Его!

Секи Его, пока, кровь

Пророческая,

Из его жил, не потечет,

Потоками.

Ростовщик Захария хрипел.

Секи Его, как меня Он сек.

Сечь,

Одного из сыновей Ливия,

Меня, Он сечь дерзнул!

Лжец от злобы,

Задохнулся, захрипел.

Пилат подумал —

Давно ты это заслужил.

Воистину, Захария,

Мне ты рассказал,

Про великую заслугу

Человека этого.

Ты давно заслужил,

Быть высеченным.

Под балдахином смех.

И теперь, продолжал Пилат,

Когда ты получил

Наказание своё,

Много жертв, несчастных,

В Иерусалиме возрадуется.

Более, чем когда-либо,

Я убежден – Иисус не виновен.

Задумался на миг судья.

Как много тех,

Кого сечь и сечь бы надо,

Да нет той руки,

Которая, и меня, правителя,

Секла бы,

За горе и страдание на земле.

Нет вины! Пилат воскликнул!

Человек – проповедник,

Не виновен, и нет причины,

Смертью Его казнить!

Как у нас, так и у вас

Обычай – на Пасху,

Освобождать узника, одного.

Его Я отпускаю.

Вам Его я возвращаю.

Каиафа возмутился —

За такое действие,

Тебя, Пилат,

Народ растерзает.

Не возвращай! Распни его!

Невинный человек,

Бедный, Захария,

Публично высечен,

А ты правитель Иудеи,

Не находишь нужным,

Это прекратить?

Народ ты возмутишь!

Ты, не друг Цезаря,

Если Назарея отпускаешь.

Варавву надо отпустить.

Таково желание народа.

В минуту ярости,

Свершил он преступление.

И освобождения он ждет.

Напрасно ждет!

Пилат воскликнул —

Будет он распят!

Разве не он убил

Фарисея – Габриса? Убил

Человека знатного – ученного!

За убийство будет он распят!

Из зависти к пророку

Жизнь его хотите уничтожить.

Молодую, человека красивого,

Жизнь благородную уничтожить,

И подлую жизнь сохранить.

Народ вы подготовили, и

Ваше желание он выражает.

Было просветление у судьи.

Он сам к народу обратился.

Я возвращу вам того,

Кого вы назовете.

Ай, ай, причитал Захария,

В Иерусалиме,

Нет больше справедливости.

Горе! Горе! Детям Авраама,

Под железным каблуком

Рима! Горе нам,

Рабам языческого тирана,

Правителя Пилата.

Уничтожающим взглядом

Назарей пронзил Захария.

И превратил его,

В кучу навоза бесформенного,

Демона изувеченного.

С белой бородой старик,

Вмешался в ход суда.

Отстранил он Захария,

И к Пилату —

Верь мне Пилат,

Ты не благоразумен,

В этом деле.

Из-за одного Человека

Народ ты обижаешь.

Нам – власти, священникам,

Менее опасен бунтовщик.

Разбойник Варавва не опасен.

Опасен этот Проповедник

Учений Новых.

Назорей зашел далеко.

Тайной силой обладает.

Красота тела Назарея,

Сила глаз Его, всех покоряет.

Физическая чистота и сила его

На тебя, Пилат, воздействует,

И ты не желаешь,

Исполнить наш закон.

Из Египта,

Много таких приходит.

Они покоряют чернь.

В силы сверхъестественные,

Верить научают.

Назарей вокруг себя

Всю чернь собрал.

Учеников призвал.

Их Он научает.

Их Он воскрешает.

Через отверстие иглы,

Пройти верблюду легче,

Чем богатому войти

В Царство Небесное,

Он утверждает и

Он доказывает, ада вечного

Не избежит Великий Цезарь!

Берегись Пилат,

Милосердие к лицу,

Но как бы оно

Разума твоего не вытеснило.

Пилат возразил старику —

К смерти приговорить

Мы не имеем право.

И поверх толпы он глянул.

Богато одетый юноша,

К Пилату шел.

К балдахину подойдя,

Сверток протянул правителю.

Понтий послание жены,

Читал.

Самой красивой

Женщины Рима,

Гордой и бесстрашной,

К еврейским

Обычаям презрение

Она питала.

Она – жена Правителя, писала.

Не делай ничего

Проповеднику тому,

Иустиция просила,

Ибо, ныне, я во сне, много,

Пострадала за Него.

Толпа шумела

Синедрион давил.

Всё было, лишь времени,

На размышления Пилату нет.

Он во времени терялся.

Не отдавал себе отчета.

Что – то на него давило.

Судить, правду ложью обвинить,

Оно не позволяло.

Назарея за собой судья увлек.

И к решетке, к народу,

С Ним двинулся Пилат.

Се ваш Царь?

Толпе вопрос задал.

Вопли, дикий смех,

Священникам на радость,

В воздухе они неслись.

Не зря священники трудились.

Толпа, наученная ими,

Требовала – распять Христа.

Они приблизились к решетке.

На своем стоял Пилат.

К толпе он обращался —

При вас допрашивал,

Я Человека этого,

И ни какой вины,

Достойной смерти,

В нем я не нашел.

Вас я спрашиваю —

Как с Ним мне поступить?

По обычаю вашему,

По обычаю нашему,

На пасху отпустить,

Одного осужденного,

Ваше желание спрашиваю —

Царя Иудеев, Вашего Учителя,

Я отпускаю!?

Гул отрицания

Ответом был.

Нет, этого нам не надо!

Не этого, Варавву, Варавву!

Пилат, толпой обманутый,

И раздраженный —

Где Варавва?

Глядя на убийцу,

В упор спросил —

Ты убил Габриса?

Да, в ответ услышал,

И я убил бы, еще одного,

Если бы объявился

В городе фарисей – подлец.

Пилат священникам —

Слышите, что он говорит.

Убийцу и разбойника,

Вы освободить желаете!

Каифа Пилату —

Добрый человек, правды

Ты не знаешь.

Была причина,

В деле этом.

Она – любовь и страсть.

Они Вараову возбудили.

Мы, принадлежащие

К Святому Храму,

Вараву научили —

Перед Всевышним

Он искупит преступление.

Габрис был знатен и учен,

Но злой язык имел.

Нравственную девушку

Он опозорил.

Варава её любил.

Убийство, сказал Пилат,

Есть всегда убийство.

И Варавва – вор, убийца.

И вновь желание толпы

Спросил —

Вараву или Иисуса,

Называемого Христом?

Варавву! Варавву!

Что же вы хотите,

Чтоб я сделал с тем,

Которого вы называете

Царем Иудеи?

Распни! Распни его —

Толпа гласила.

И нежный голос,

Звонкий женский,

Покрыл толпу

– Распни Его!

Дрожал Варавва. Так,

Этот голос, ему знаком.

Любимый голос….

Его он слушал и,

Нет! Нет! Он закричал —

Не могла Иудиф его.

Женщины не жестоки,

Они сердечны.

Распять, смерти требовать,

Женщина не могла.

И он толпе кричал —

Смерти Пророка этого

Напрасно вы требуете.

Он никого не убивал,

Он вас лечил,

Чудеса творил,

Во благо ваше!

Где справедливость,

И рассудок ваш?

Я достоин смерти.

Я убийца, вор.

Я окровавленный, виновный,

И нераскаянный.

Смерти я заслуживаю.

Над Вараввой толпа,

Смеялась.

Смеясь, свободу

Она дала ему.

Анна – на Варавву,

Сумасшедший потерял рассудок,

Коль так безумно говорит.

Сумасшедший или нет,

Реплику Пилат,

Бросил Анне:

Для свободы – его

Вы выбрали.

Невинного человека, распять

Я должен.

Распни! Распни Его!

К Христу,

Из толпы тянули руки.

Царя ли вашего распну?

Кроме Цезаря,

Нет у нас Царя!

Толпа кричала.

Вмешался Каиафа.

Пилат!

Добьешься бунта в городе.…

И человек из толпы кричал

– По закону нашему

Он должен умереть.

Сыном Божьим он себя назвал.

Сын Божий!

Утверждение грешное,

Но, Обвиняемый, так не говорил,

Или говорил?

Я не уверен в этом.

Первосвященник говорил это,

Но для него ложь, мать родная.

Однако, это говорил,

Один из народа,

От имени толпы,

Объявил он обвинение.

И это без внимания,

Я, правитель, не могу оставить.

У евреев богохульство.…

У евреев богохульство

Хуже преступления.

Другое дело римляне,

Их боги так смешны,

Со своими преступными

Страстями. Они так человечны.

О родине судья подумал.

Всякий храбрый римский

Воин мог смело утверждать —

Сын божий он,

И чувств религиозных

Тем не оскорблять.

Богов на родине Пилата

Не ставили выше человечества.

А в этой стране, Иудейской,

Ленивым Нилом орошаемой,

Разве не поклонялись

Осирису – богу,

Воплощенному,

В облик человеческий.

Они поклонялись, как богу ему.

Желание народов,

Давно известно,

Божество облечь,

Во внешность смертную.

Назарей – философ молодой

Присоединился

К преданиям людским.

Обвиняемого к себе

Подозвал Пилат.

Просил Его приблизиться,

Чтоб лучше рассмотреть

Иисуса Назарея.

Пилат голосом молящим —

Откуда Ты?

Ответа не было.

Был взгляд в ответ,

Разве Ты не знаешь —

Я власть имею

Тебя распять,

И власть —

Отпустить могу Тебя?

Ты не имел бы право,

И власти надо Мной,

Никакой,

Если бы не было дано,

Тебе свыше.

Поэтому греха больше,

На том.…

На том, кто Меня

Предал тебе,

И остановил свой взор,

На Каиафе – первосвященнике.

Пламенем огня,

Божественного,

Каиафу обожгло.

Пилат продолжал судить.

Ты Царь?

И знак, особым голосом,

Он Узнику подавал —

Если это так?

То у меня власть,

И освобождение возможно.

Ты говоришь – я Царь,

Сострадал несчастному

Судье, Иисус.

Я на то родился,

И на то пришел в мир,

Чтобы свидетельствовать,

Об Истине.

Всякий,

Кто от истины,

Слушает гласа Моего,

Знает Бога своего.

Из греческой и римской

Философии Пилат знал —

О преследовании правды.

Всегда преследовали тех,

Кто открыто говорил

О божественном, и думал

О духовном.

Такого человека, безопаснее,

Убить, чем говорить о нем,

О его Учении, правду.

Пилат поднял руки,

Высоко ладонями вперед.

Лучи солнца утреннего,

Искрились в его перстнях.

Руки в таз серебряный,

С водой он опустил.

Он их омыл.

И к толпе он обратился —

Я не виновен в крови

Праведника Сего!

Смотрите Вы!

Толпа завыла, закричала.

Она поняла,

И вызов приняла.

С облегчением вздохнул Пилат.

Страдания его окончены.

Решение, о казни Назарея,

Принято.

Казнить, распять Его!

И передал Узника

Солдатам Рима.

Каиафа радостно —

После народной казни,

Все о нем забудут.

И ученики его будут

Презираемы.

Фанатическое Его Учение

Человечество осмеет.

Мы – священники проследим,

Чтобы Его рождение,

Его учение,

Его казнь, распятие,

В летопись не записали.

Книжники запишут то,

Что мы прикажем.

Двадцать молодцов,

Солдат из Рима

Готовых к бою,

Назарея окружили.

Для верующих Иисус —

Царь, и Он – Спаситель!

Для присутствующих…?

Чувства развращенные,

Пришла толпа утешить.

Величие Узника и блеск,

Значительность Его,

Угнетала толпу, священников.

Бить, и угнетать —

Право силы бездуховной.

Право Сил Небесных —

Жизнь творить,

В реальность превращать,

Мечты,

Учить людей пи жизни

Воскрешать, и при жизни

Счастье познать.

Упустил Пилат свое счастье.

Видел он божественность

Иисуса – обвиняемого,

Но об этом миру не объявил.

Потерять власть боялся он,

И кесаря боялся он,

Жизнь ущербную он влачил.

Дрожал Варавва.

Каждый нерв его напряжен.

Мимо смерть прошла.

Ему дарована свобода.

Правитель Рима оковы,

Сбил с Вараввы. Они шумно

На землю пали.

 Варавва! Варавва

Возбужденная толпа кричала

– Тебе свобода!

Радуйся Варавва!

Не радовала она Варавву.

Друга нового нашел,

И терял, защитить не мог Его.

Кандалы Вараввы,

На узника Нового одели.

Боялся Каиафа —

Волшебство Иисус применит.

Покорность, с которой,

Принял приговор Христос,

Священника пугала.

Вон отсюда!

На Варавву кричал Пилат —

Иди, грабь и убивай!

Такова народа воля.

Бессильно опустилась голова

Убийцы, вора. Он свободен,

Но несчастен.

Убийца жив.

Но Жизнь! Она распята.

Жить, презренным,

Варавве не хотелось.

Готов был он умереть.

Но он в объятиях толпы.

В кабак она его вела.

Фанат богатый,

Свой плащ ему накинул.

Варавву обнимали, целовали.

Мужчины деток поднимали.

Всем интересно видеть.

Человека бьют.

Его секли….

Скоты!

Бить безоружного человека,

Варавва возмущался.

В руках Пилата плеть —

Веревка с железными гвоздями.

Ею, правитель и судья

Обязан, сечь Иисуса.

Себя, презирая,

Хлестал Пилат тело нежное.

Кровь яркая,

Из ран Спасителя хлестала,

Пол мраморный

Собою украшала.

Божественные уста молчали.

Божественные уста!

Они сжаты. Они молчали.

Кто провозгласит Истину?

Его били ради

Наших согрешений.

Его ранами, Его страданиями,

Исцеляли человечество греховное.

Толпа страдала.

Она не видела мук Узника.

Пилат хлестал. Гвоздь,

Клок золотых волос,

Кровью обагренных,

Вырвал.

В страхе девушка рыдала.

Крик, девушки страдания,

Остановил судью.

Плеть держал он в руках.

И возбужденными глазами,

С улыбкой сумасшедшего,

Озирал толпу Пилат.

Голос Захарии в ушах его.

Еще, еще! Сильней,

Правитель благородный,

Еще, еще!

Слабые твои удары,

Могут навредить ребенку.

Он бил меня.

Пусть Сам попробует кнута.

От злобы ненависти,

Руки Захарии дрожали,

И перстень дорогой,

Их покинул, покатился,

И пропал.

С криком шакала ночного

Старик пал на колени.

Захария рыдал и

Когтеобразными руками,

Всюду шарил он.

Грязь с ног людских

Счищал, он

Жемчуг дорогой искал,

Человека облик он терял.

Несчастный вид злодея,

Облегчил страдание Пилата.

Рассмеявшись, как не мог,

Человек смеяться,

Он кнут отбросил далеко.

Каифа Пилатом не доволен.

Он не доволен слабым бичеванием.

Центуриону Узника

Передал Пилат.

Думал, облегчение наступит,

Но волнение Пилата возрастало.

Тревога и беспокойство, и

Послание жены? Что предвещал

Ее сон таинственный?

Что предупредить Она хотела?

Иустиция гордая,

Римская красавица,

Всегда бесстрашная!

Почему страдала за меня?

Сон видела!

Никогда снов прежде не видела.

И предсказаниям она не верила.

Всегда над всеми издевалась.

Была жестока, немилосердна.

Могла смотреть спокойно,

И даже с наслаждением,

На варварские зрелища.

В 12 лет….

В 12 лет с удовольствием ходила,

И хладнокровно она следила,

Как, с раба живого, сдирали кожу.

Что значит? —

Не делай ничего

Праведнику Сему!

Как понять ее послание?

Чтобы она сказала,

Увидав его сейчас?

Окровавленного,

Этого Праведника!

Чувством зверским

Свободу солдаты дали.

Толпу тешили они.

Красный плащ,

Его, кто-то бросил.

Солдат схватил,

На Узника его набросил.

Радуйся Царь!

Солдат кричал.

Толпа рукоплескала.

Солдат шутом,

Героем был.

Стыдись народ Иерусалима.

Шептал, растерянный, Варавва.

Жестокость сильна,

Когда жертва беззащитна,

И нет правды на земле.

 Три, длинных ветки,

Розы ползучей,

Густо покрытой шипами,

Солдат сорвал их в саду,

Из роз ползучих, колючих

Сплел он венец,

И на голову накинул Христу.

Радуйся Царь Иудейский!

И с этим возгласом плотней,

Прижал венец к бровям

Назарея. С Иисуса кровь текла.

Солдату мало этой крови.

Рукавицей железной он ударил.

Лик безмолвный все это терпел,

И созерцал мир жестокий.

Венец и кровь!

Забава истязателям.

Они кричали, они смеялись.

Кровь Спасителя текла.

Жертвы боль, Его страдания,

Не солдатская беда.

Служит солдат лжи и жестокости.

Терпение Иисуса Назарея,

Толпе покоя не давало.

Она желала муки видеть.

Будь Он, разве у Него,

Нет языка? Как можем

Мы понять Его страдания?

Заставьте говорить Его.

Глубокое презрение

Бешенству толпы безумной,

Выражал Небесный Лик.

Непоколебимую твердость,

Великое терпение,

Проявлял Иисус.

Спаситель на Голгофу шел.

Говори, Человек,

Солдат бил по плечу Назарея,

Часто Ты говорил,

Про грех и добродетель,

Как смеешь, Ты,

Сейчас не говорить!

Страдания твои не слышны.

Насмешки,

Удары не могли

Раскрыть Уста Царя.

Лучезарные глаза Его,

К Отцу они устремлены.

Иисус наслаждался зрелищем

Небес.

Капли крови,

По лицу Его, текли.

Они из под венца сочились.

Свет, божественный,

Над венцом сиял.

О жизни Бога – Человека,

Миру Свет вещал.

С ужасом, созерцал Пилат,

Над венцом терновым, Свет.

Яркими лучами Света

Венец светился.

Три золотых луча,

Мир Небес и мир Земли,

Собой соединяли.

Он бесчувственен,

Он не раскаивается —

Толпа шумела.

Пилат страдал.

От жестокости и варварства

Людей,

Болело его сердце.

Величие Иисуса,

Не сопротивление безумству,

Крови жаждущей толпы,

Пилата восхищали.

Он воскликнул —

Се Человек! И на землю

Упал Пилат.

Беспомощным был судья.

Нет страданий жертвы.

Надежды толпы обмануты.

Нет наслаждения, смотреть,

На казнь Человека,

Без сопротивления, её

Принимающего,

Свою участь, знающего!

Улыбка на лице Его!

В лучах она светилась.

Лик Божественный Иисуса,

Такой, как тогда, когда,

О лилиях Он говорил —

На полевые лилии посмотрите,

Как они растут!

Лилии не трудятся, не прядут.

Говорю вам, что и Соломон,

Во всей своей славе,

Не одевался так,

Как всякая из них!

Счастливая улыбка Назарея,

Миру Любовь несла.

На вид Иисус – чужестранец.

Подобного Ему нет в толпе.

Не римлянин Он и Он не грек,

И не египтянин Он. Высокий,

Стройный Он, и какие мускулы,

И силой дышит вся Его фигура!

Кто сей Человек?

Он миру нес Спасение.

А, Варавва!

В кабаке он сидел.

Пил и ел. Варавву угощали.

К нему с вопросом, незнакомец —

Я приветствую избранника народа,

Почтение оказать желаю.

Ты, Варавва, не откажи

Мне в дружбе. Прошу тебя.

Маленький, крепкого здоровья,

С большим лицом,

Оливкового цвета и

Блестящими глазами,

В одеждах иноземных, незнакомец.

Незнакомец вызывал

Впечатление приятное.

Шепотом Варавве подсказали —

Это Мельхиор, ты

Ему старайся угодить.

Власть, над нечистыми,

Имеет он.

Мельхиор?

Репутация его – скверная.

Осторожным с ним ты будь.

Мой друг – в мантии блестящей,

Ты настоящая

Эмблема человечества!

Таким хотел тебя я встретить.

Снаружи одет как царь,

Беднота грязная внутри.

Следуй за мной,

За Мельхиором.

Я никому не повинуюсь,

Варавва возмущенно!

Я свободный человек.

Я недавно получил свободу,

И не желаю быть рабом.

Не принимай это за грубость,

Но я хочу смотреть смерть

Приговоренного Назарея.

Мельхиор – ты непременно,

Увидишь эту смерть.

Свет» весь там будет?

Это великое убийство

Человека, для власти

Настоящий праздник —

Казнь незабвенная!

Ты увидишь смерть Пророка,

И ту, которую так любишь.

Но в этом одеянии

Ты не любовник.

В комнате моей – одежда.

Желание твоё, одень её.

Мельхиор – человек

Богатый и умный,

Неизвестно из какой страны.

Похоже, был он из Египта.

Безра – трактирщик,

Хвалил постояльца своего.

Щедро номер он оплачивал.

За Мельхиором последовал Варавва.

Казнить невинного человека?!

Варавва возмущался.

Народ этого пожелал.

Желание народа – не преступление.

Убивать безгрешного человека —

Народу, смертному, наслаждение.

Разве не ставят ловушку

Певчим птицам, не перерезают,

Разве горло лани молодой?

Физически или нравственно

Невинные всегда, были,

И будут, убиваемы.

Они виновны —

На этом свете.

В чистое тело,

Не верят все.

Но верят все

Душе развратной.

Мельхиор и Варавва подошли,

К толпе. Разговаривали,

И наблюдали за происходящим.

Из рук солдата

Крест выскользнул.

Симон!

Он его взвалил

Себе на спину и сам понес.

Никому, не доверяя,

На вопрос Петрония —

Сам сможешь

Крест ты донести?

Симон в ответ спокойно —

С этой ношей

На край света я дойду.

Легкой она мне кажется.

За Узником венценосным,

Вперед идите.

За вами я последую.

От жары толпа страдала.

Очень она устала.

Благо винных лавок,

На пути много было.

Много выпили вина,

Петь, плясать начали.

Болтали, рассуждали.

Симону вина подали.

Сердился он, на

Толпы веселость.

Вино взял и,

На крест его он вылил.

Как кровь,

По кресту текло вино.

Было пьянице, смешно.

Он кричал —

Вот Он крещен!

Толпа рукоплескала.

Пьяному, самой себе.

Варавва в толпе искал,

Что-то, давно, потерянное.

Её здесь нет —

Мельхиор сказал.

С первосвященником она придет.

Ты в тюрьме 18 месяцев сидел.

Для женщины это достаточное

Время, чтоб много,

Напроказничать.

Бесспорно! Она красива.

Назарея, брат ее,

Предал, чтобы угодить

Сестре, и своему родителю.

Его поступком я

Поражен. До тюрьмы,

Его я знал чистосердечным.

И ты, Варавва,

Чтобы угодить сестре

Иуды – друга твоего,

Камни драгоценные, украл.

И на воровстве был пойман.

Из-за этой красавицы.

Совершил ты преступление.

Драгоценностей она желала

Страстно.

Ожерелье, чистого жемчуга,

Я взял.

Оно казалось мне

Достойным,

Девственности и красоты её.

Мельхиор смеясь – воистину,

Достойная причина,

Хозяина своего ограбить,

И одним ударом ножа,

Заставить замолчать Габриса,

За злой язык его.

Он оклеветал Иудиф.

Красота Иудиф твоей,

Не вечна.

Убийцей, вором, ты стал,

Навечно.

Бунт,

В котором, ты участвовал,

Тоже, ею, подготовлен.

Нет! Нет!

Мало ли причин!

Варавва защищался.

Во всяком человеке,

Есть стремление,

К свободе,

К борьбе против тирании.

Свобода будет скоро,

Говорил Варавва —

Править миром станут,

Железной рукой,

Дети Израиля.

Дух, в венке терновом,

Прожил напрасно на земле.

Звон монет,

Властью будет,

Для тех,

Кто золото, больше

Жизни любит.

Обманом, ложью,

Покорят все страны.

Как похожи времена!

И мысли так похожи.

И доллара, железная

Рука, правит,

А свободы не было, и нет.

Другим рабство стало.

Дух спокойно спит.

Про какой народ

Ты говоришь?

Мельхиор?

Смотрел он на Варавву.

Какой народ?

Мир какой?

Кого покорят они?

Не один мир,

А тысячи миров!

Мельхиор на небеса смотрел.

Огромные сферы,

Бесконечные системы,

Следуют указанному

Пути Пророка.

Мелодией миры богаты,

Жизнью они переполнены,

Светом озарены,

И тот, Человек —

Назорей, толпой презираемый,

На смерть идет.

Он тайны жизни и смерти знает.

Что ты говоришь?

Испуганно Варавва,

Ты потерял рассудок,

Или тебе

Видение было?

Вслух мыслил

Мельхиор —

Кто правду знает,

И о ней он говорит,

Его считают,

Не от сего мира,

Всех их считают,

Преступниками,

В мире современном.

Мельхиор, скажи —

Почему это преступление

Должно пасть на Иудею?

Еще не поздно,

Для Его спасения….

Перестань, Варавва,

Возмутился Мельхиор.

Ты хочешь спасти

Ягненка от волков,

Лань от тигров,

Или веру от священников?

Ты смел и опрометчив!

Что назначено,

То должно, исполниться!

Я, Варавва,

Умер бы с восторгом,

Чтоб спасти,

Того Узника!

Хотя ты вор, убийца,

Но тебе твое желание,

Поставлено в заслугу будет.

И Мельхиор продолжал:

– Бежал Иуда,

И ученики Иисуса,

Бежали.

Что было делать?

Естественно и, по – человечески

Понятен их поступок.

Погибающего бросать?

Варавва – они трусы!

Ученики Проповедника…

Нет! Мельхиор не согласился.

Все они люди!

Трусы и люди – одно, и тоже,

И Мельхиор продолжил —

Человек не может

Героем быть всегда.

Дела славные совершаются,

В минуты возбуждения сильного.

Посмотри, Варавва, на себя —

Высокий, широкоплечий,

Кости и мускулы крепкие.

Ты красавец – мужчина,

Хорошего сложения,

Храбрый, не дурен,

Но взгляд очей женских,

Украсть тебя заставил,

И даже убить заставил,

Взгляд этот лживый.

Ты человек и тоже трус!

Боишься не гордым быть,

Чтоб не воровать.

Боишься милосердным быть,

Чтобы не убивать.

Вот если бы не воровал!

Вот если бы не убивал!

Вот это была бы храбрость,

Выше сил человеческих!

Не осуждай учеников Варавва.

Толпа остановилась.

Слышны отовсюду крики —

Умрет, умрет Он раньше

Срока. Не увидим мук Его.

Умрет Он раньше,

Чем успеют Его распять, и

Мы лишимся удовольствия,

Агонию предсмертную смотреть.

Сознание Он теряет.

Пятилась толпа,

Дети плакали.

К губам,

Страдальца, Петроний,

Кубок вина поднес.

Напоить Царя хотел.

Кубок холодный был,

И его прикосновение,

В чувство Назарея привело.

Он открыл свои глаза

Лучистые. Всем улыбнулся,

Но пить вино не пожелал,

Лишь благодарность выразил.

К Иисусу придвинулись

Женщины поближе.

Прямо в лицо Его смотрели.

Они покорены все были,

Его видом Величественным,

И они сочувственно уже шептали,

Сожалели, и, страдая, плакали.

В грудь себя женщины,

Стучали.

Горе показать хотели.

Солдат Рима возмутился —

Остановки, плач! Так

Мы никогда дело наше,

Не сделаем. Не распнем Его!

Петроний с сердцем жил,

Распятие за дело не считал,

И солдату молчать велел.

Видишь, Человек изнывает,

От жары, усталости,

И более, от бичевания.

Дай отдохнуть Ему!

Взглядом, любящим,

Иисус

Женщин и детей окинул.

И голосом, Своим, повелительным,

Но мелодичным и сердечным:

– Дщери Иерусалимские!

Не плачьте обо Мне,

А плачьте о себе,

О детях ваших,