Читать книгу Дикарь и лебедь - Ella Fields - Страница 6

Закат укатился за гряду холмов на горизонте, затянул день с собой в розово-оранжевую пучину, и небесная высь осталась в распоряжении надвигающейся ночи.

На сей раз Клык явился. У кремнистой стены пещеры стоял меч – я взяла его и замерла в ожидании.

– Солнышко, – приветствовал меня воин с наигранной веселостью, хотя я в тот миг напоминала скорее грозовую тучу. Его тяжелая поступь сотрясала дерево так, что меня осыпало трухой; шагал он вальяжно, но быстро, и вскоре достиг входа в пещеру. – Мы можем не тренироваться, если ты…

Как только он приблизился, я без предупреждения набросилась на него; Клык не успел вытащить меч из ножен, но ловко пригнулся, чудом не лишившись пары белесых локонов.

– Опал.

Я не обратила на него внимания, как и на свое имя, что слетело с губ воина так, будто это было нечто большее, чем просто слово.

– Дерись.

Спустя несколько напряженных, изнурительных секунд взгляд его синих глаз потемнел. Клык наконец вынул меч из ножен.

– Кто-то разозлил тебя?

Я была не в настроении вести беседы. Это вызвало бы у меня лишь боль и гнев – его собратья непрестанно убивали мой народ и людей, но ему не было до этого дела. Ему не было дела до того, что их ненависть и злоба, алчность и жестокость разлучили мою семью и вот-вот вынудят нас пасть к ногам смертных и молить их дать нам убежище.

Убежище, которого нам не видать – из-за меня, ибо в глазах людей все мы были монстрами, не заслуживающими доверия отродьями.

И дозорному совершенно нет до этого дела.

Я снова замахнулась, и наши мечи столкнулись в воздухе – лунный свет вспыхнул на клинках, когда те с лязгом соскользнули вниз.

– Опал, – повторил Клык, но я отступила, не сводя глаз с его меча. – Проклятье, да что в тебя вселилось?

Мне не хотелось с ним говорить. Мне вообще не следовало с ним общаться. Сколь бы невинным ни казалось это общение.

– Солнышко? – спросил он так мягко, что это можно было спутать с искренней заботой.

Убить его я бы не смогла. А даже если бы и смогла, то не была к этому готова, и мы оба это понимали.

Поэтому, отбросив меч, я ушла не оглядываясь – на сей раз я, а не он.

* * *

За воротами замка стражники стояли на каждом углу, и когда я шагала сквозь оживленный рынок в сторону городской площади, многие из них неодобрительно на меня поглядывали.

Я определенно заслужила это неодобрение, но вовсе не по той причине, о которой они думали.

Стражники явно считали безумием то, что мать позволяет мне слоняться по городским улицам, забитым телегами и крытыми повозками, которые с грохотом катились вслед за лошадьми по брусчатке, и лоточниками, маячившими на каждом перекрестке.

Но мать – с отъезда отца она не покидала своей комнаты, – даже не догадывалась, где я.

– У нас достаточно плодовых саженцев, чтобы перезимовать, принцесса, – сказала Линка, которая шагала рядом со мной, крепко вцепившись в пустую корзину для покупок. – И трав тоже. Если вам что-нибудь понадобится, мы сами это принесем.

Однако явилась я сюда с другой целью, и вскоре – когда мы пересекли площадь и свернули в темный переулок – до нее это дошло. Мы уперлись в тупик, где в колючем кустарнике тихо журчал ручеек, и до меня донеслись ароматы выдержанного вина и роз, но я не поморщилась.

Мы остановились перед выкрашенной в черный дверью в каменной арке. Кладка здесь была темнее, почти карамельного оттенка, кое-где в щелях виднелась черная плесень, пробивались ростки виноградной лозы. Яркий контраст в сравнении с белизной лунного камня и густыми живыми изгородями, которыми изобиловал этот город.

Дверной молоточек был необычной формы: змеиная голова на фоне медной пластинки, символизирующей восход солнца. Герб нашего королевства. Хозяйка этого дома служила Синшеллу сотни лет, хоть и являла собой сущность, которая не вписывалась в рамки королевской службы. Впрочем, иной мог бы задаться вопросом, кто получает от этого большую выгоду.

Я взялась за металлическую фигурку, почувствовала обещанное слухами покалывание в пальцах и отпустила ее – молоточек стукнул в дверь.

– Принцесса, – прошипела Линка, запоздало догадавшись, где – или, вернее, у чьего дома мы стоим. – Я запрещаю вам…

– Жди здесь, – отрезала я и шагнула внутрь, когда дверь скрипнула и открылась сама собой. Я ощутила укол вины, но для того, чтобы не вызвать подозрения у стражей на воротах замка и ненадолго выбраться в город, мне нужна была компаньонка, и ею, несмотря на все протесты, стала Линка.

Я бы не рискнула позвать с собой кого-то другого.

Дверь беззвучно захлопнулась у меня за спиной, пламя шести свечей, стоявших на забитых книгами полках, дрогнуло и взметнулось. Я сделала три шага вперед и остановилась на пышном изумрудном ковре.

Озаренная лучами солнечного света, что проникали в комнату сквозь окно с красным стеклом, в роскошном, похожем на трон кресле за большим письменным столом сидела, положив ногу на ногу, женщина с рубиновыми глазами.

– Светлейшая, – проворковала змеиная колдунья, а две сияющие белые змеи, дремавшие у нее на плечах, зашевелились. – Я так тебя ждала.

Она решила нашу печальную судьбу.

– Да? – Сглотнув комок в горле, я опустила капюшон серого плаща и спрятала руки в карманы, чтобы скрыть, как те дрожат. – Тогда прошу прощения, что заставила ждать.

Колдунья недоверчиво хмыкнула. Перед ней стояло блюдо с вишнями. Змеи заползли внутрь ее вьющейся бордовой шевелюры и замерли.

– Ты опоздала.

Я недоуменно заморгала, затем нахмурилась:

– Вы же сказали, что ждали меня.

– Верно, ждала, но ожидание мое затянулось.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – промурлыкала она и воткнула шпажку в вишню, – что кое-кто нанес мне визит раньше тебя, и теперь твоя судьба больше не в моих руках.

– Как это? – спросила я, чувствуя, что какая-то мысль крутится на темных задворках моего сознания. Замешательство превратилось в нечто иное, отчего в сердце мне воткнулась стрела страха.

– Тебе известно как, юная принцесса. А кто нанес мне визит? – Прожевав вишню, она широко улыбнулась – от сока спелой ягоды ее змеиная улыбка казалась окровавленной. – Что ж, ваши судьбы переплетены.

У меня внутри будто произошел камнепад, стало трудно дышать.

Зная, что большего от нее не добьюсь, я кивнула, поднялась и направилась было к выходу, но тут замки на двери защелкнулись.

– Вознаграждение.

– Но ведь я так и не узнала, что меня ждет, – зачем-то сказала я, а руки сами собой сжались в кулаки. Неудивительно, что она хочет что-то от меня получить. Никому не удавалось покинуть ее логово, не оставив здесь частички себя.

– Нет, ты узнала. Возможно, пройдет некоторое время, прежде чем ты поймешь, что именно предначертано тебе звездами.

Я уставилась на колдунью, а затем закатила глаза, радуясь, что стою к ней спиной и она не видит моего лица.

– Я пришлю вам столько монет, сколько пожелаете.

– Ты ведь знаешь, что не монеты мне нужны, светлейшая. Десяти капель хватит. – Я обернулась к ней, и сердце у меня ушло в пятки, когда она постучала ногтем по большому черному кубку на столе и пододвинула ко мне маленький кинжал. – Не торопись.

Испытывая соблазн зажмуриться, я воткнула острие себе в ладонь и, не обращая внимания на боль, стиснула ее в кулак. Колдунья следила не за каплями крови, падавшими в кубок, а за моим лицом.

Когда я встретилась с ней взглядами, она нагнула голову, уголки губ ее на миг поднялись, но тут же опали – это вряд ли можно было счесть за улыбку, – а рубиновые глаза потемнели.

– Выглядишь точь-в-точь как она.

– Как кто? Моя мать? – спросила я, застигнутая врасплох.

Колдунья взяла кубок – чему я обрадовалась, поскольку потеряла счет каплям, которые в него выпустила.

– Передай ей мой сердечный привет. – Она встала и выскользнула из-за стола, а ее змеи подняли головы.

Не желая знать, что она собирается делать с моей кровью, я торопливо покинула ее обиталище.

* * *

– Что, во имя звезд, в вас вселилось? – сердито прошептала Линка после того, как мы снова пересекли площадь. Ее румяное лицо побелело от страха. – Вы ведь знаете, кто она.

– Конечно знаю. – В знак подтверждения я показала ей ладонь – порез уже почти зажил.

Ошеломленная Линка на время замолчала – мы пробирались сквозь толпу, что теснилась на улице у входа в обувную лавку. Там проходила распродажа – вероятно, владельцы сочли, что с приходом войны их творения станут раскупать хуже, и решили поскорее продать столько, сколько получится.

– Ну, так и что же она предсказала?

– Ничего.

– Ничего? – едва ли не взвизгнула Линка. – Нельзя нанести визит колдунье и уйти ни с чем.

Устало вздохнув, я поправила капюшон плаща. Некоторые узнавали меня даже в нем, но я шагала быстро, и к тому моменту, когда до прохожих доходило, кого они только что увидели, я была уже слишком далеко, чтобы меня могли догнать или отвесить мне поклон.

– Она не смогла поведать мне мою судьбу, – нехотя признала я. – Она уже рассказала ее кому-то другому.

Мы поднялись по крутому холму к воротам замка – твердыни из лунного камня, что возвышалась над городом и поместьями за его пределами. Очередное слепящее светило.

– Кого может интересовать ваша судьба?

– Не знаю, но сомневаюсь, что хоть кого-то, – сказала я, сама уже не раз задавшись этим вопросом. Я кивнула стражникам, и нас пропустили. – Кто бы это ни был, он пришел к ней узнать собственную участь.

Оставив Линку в холле разбираться с делами, я добрела до библиотеки на втором этаже, надеясь, что нарастающая во мне волна тревоги уляжется, когда я окажусь рядом с уютно потрескивающим камином в окружении бесценных фолиантов с потертыми корешками.

Стоило бы догадаться, что это не поможет. Положив старинный исторический трактат на мраморный стол, я подняла взгляд на портрет в серебряном окладе, на котором были изображены мать, отец и мой покойный брат Джоун. Улыбки на их лицах были едва различимы, но в глазах у всех троих светилось счастье.

На другой стене висел еще один портрет – на месте Джоуна была крошечная я.

Изучая полотна, наши схожие золотистые глаза и волосы, я старалась не обращать внимания на то, что взгляды у всех, за исключением меня, были безрадостные. Я отсчитала, сколько часов назад уехал отец.

Бездна внутри разверзлась шире.

Скоро. Скоро он вернется. Дорога до Эррина – это два дня верхом, если только отец не решил проехать через человечьи земли и доставить принца и остатки его свиты прямиком к дверям местных правителей.

Сверху донесся глухой удар, за которым последовал редкий звук – мать на кого-то кричала. В коридоре раздались шепотки – прислуга взволнованно переговаривалась и обменивалась поручениями.

Веки закрылись сами собой, в комнате внезапно стало слишком жарко, слишком душно, слишком тесно.

– Не сейчас, – прорычала я сквозь зубы.

Чувство не отступило. Но и я не отступилась.

Я не побежала. Настроившись на сей раз одолеть инстинкт, я шла размеренным шагом, но, дойдя до леса на северной окраине наших земель, запоздало поняла, что не смогла бы ему поддаться, даже если бы сама того захотела.

Во-первых, все еще было светло, да и место это – залезая в пещеру, я уперлась руками в сырую землю, – больше нельзя было считать достаточно укромным, чтобы я могла бы себе такое позволить.

Я пробыла там до наступления ночи – решила дождаться, пока меня отпустит, как следует переварить витиеватые слова колдуньи, чтобы они перестали вселять в меня страх. Привалившись спиной к теплой земляной стене пещеры, я наблюдала, как дрожат руки и ноги, как ступни пропадают и возникают снова, и уговаривала кровь остыть.

Луна была неразличима в небе. Он не пришел и не придет; спустя несколько часов озноба – хотя внутри у меня все кипело, – я поняла, что пора идти домой. Пожалуй, так будет разумнее.

Настроившись встать, я открыла глаза – и тут на другом конце пещеры раздался тихий хруст.

– Что с тобой происходит…

Не вопрос, а требование ответа.

– Ничего, – торопливо отозвалась я и вскочила, надеясь, что ноги меня не подведут.

Благо они не подвели, и, глядя на приближающегося Клыка, всматриваясь в его черты, я почувствовала, как бурление крови в жилах стихает. Лунный свет не касался его лица, но серебрил высокие острые скулы, над которыми поблескивали льдистые глаза – от этого вида у меня захватило дух.

– Больше всего я ненавижу людей, которые впустую тратят мое время. – В ответ на это его заявление я бы презрительно фыркнула, будь у меня силы. – Скажи, почему тебя трясет, как лист на ветру.

Заглянув в те глаза, я тотчас потупилась – нужно было либо что-то ответить ему, либо уйти. У меня возникло чувство, что на сей раз он меня не отпустит.

– Принц заезжал.

Воцарилась тишина, слышно было только журчание воды за пределами нашего тайного убежища.

– Прошло все не очень, скажем так, – пробормотала я, надеясь, что такое объяснение удовлетворит дозорного.

Тихо хмыкнув, тот уточнил:

– Ну так вы обручились?

Я усмехнулась и снова прислонилась к стене пещеры – ко мне постепенно возвращалось ощущение собственного тела.

– Не похоже на то.

Снова тишина.

– Значит, ты разочарована, – предположил Клык и, словно хищник, нагнул голову вбок, не сводя с меня блестящих глаз.

– Что-то вроде того. – Я рассекла подол кружевного платья кинжалом, который теперь носила на бедре, и взгляд воина обжег мои голые ноги, как раскаленное клеймо. – Ты мечи свои принес?

В ответ он вытащил оба клинка из ножен.

– Ты завела привычку носить оружие.

– Отчаянные времена, – процедила я – обрадовавшись отступлению паники, я в очередной раз забыла, что нахожусь там, где не следовало бы, да еще и в компании багрового засранца с той стороны ущелья.

– Наслышан, – напевно произнес он.

На меня накатило раздражение – липкое и густое. Я сунула кинжал обратно в ножны на бедре и выхватила у него короткий меч с изумрудами на темной рукояти.

– Твоя работа? Я про Весенний лес. Городок у реки и деревни.

– Не стоит задавать вопросы, ответы на которые придутся тебе не по вкусу, – промурлыкал Клык, вращая меч. Его глаза неотступно следили за мной – сверкающие как лед и совершенно бездонные.

– Ладно, – сказала я с беспечностью, которой во мне не было. Вняв его совету, я направила ярость в полезное русло и, стиснув потертую рукоять меча, приняла боевую стойку.

В его синих глазах мелькнула озорная усмешка.

– Потанцуем, солнышко?

– Я уже заждалась приглашения.

Мы одновременно сделали выпад – клинки сошлись, и на наших лицах расцвели одинаковые улыбки. Рука дрогнула от усилия, которое мне пришлось приложить, отражая его удар, и я заскрежетала зубами.

– Что-то ты не в форме сегодня, – произнес Клык скучающим тоном, когда я, подавшись вправо, сделала резкий выпад вперед, и его меч остановил мой – сталь сошлась на уровне его груди, располовинив его улыбку, а наши животы соприкоснулись.

Оттолкнувшись от него, я тяжело выдохнула:

– Я в форме.

И перехватила рукоять меча обеими руками, готовясь отразить его вертикальный замах.

Но сама не заметила, как оказалась на земле: Клык совершил обманный маневр, и теперь мой затылок покоился в большой ладони дозорного, а острие его меча целилось мне в горло.

– Погибла, – прошептал он, прижавшись всем своим жестким телом к мягкому моему.

И заморгал, будто сам только что это осознал – густые брови сошлись над кобальтовыми глазами.

– Вот громадина. – Это было единственным, что пришло мне голову – слова слетели с моих уст раньше, чем я осмыслила, как он может их воспринять.

Синие глаза распахнулись и тут же прищурились, губы расползлись в улыбке. О звезды, какие у него были безупречные зубы, ослепительно-белые и в темноте – даже его длинные острые клыки.

– Сочту это за комплимент. – Его улыбка увяла. – Хотя что ты можешь в этом понимать?

Я набрала в руки земли и приготовилась метнуть ту ему в глаза, если понадобится, а затем скинуть его с себя, но тут меч Клыка упал рядом со мной, а сам он приподнялся. Лишь немного. Волосы ниспадали ему на лоб. Его мощные руки перекрывали мне путь к отходу.

Никогда прежде я не чувствовала себя миниатюрной. Подобное вообще меня раньше не тревожило.

До этой минуты.

До того мига, когда я ощутила силу, первобытную и кровожадную, которую излучало все его существо. У меня перехватило дыхание, стыдливо вспыхнуло лицо.

Я так ничего и не сказала, и он, вероятно, ощутив жар моих горящих щек, тихо спросил:

– Он поцеловал тебя?

Я не сразу вспомнила о существовании принца, и хотя ответом я Клыка не удостоила – это его не касалось, он прочел все по моим глазам и ощупал взглядом мое лицо.

– Куда?

– Слезай, – сглотнув, хрипло выдохнула я.

Еще одна возмутительная ухмылка.

– Ты ведь этого не хочешь. Говоришь так, только чтобы избежать позора.

Я заскрипела зубами от злости и все-таки призналась:

– Он поцеловал меня в щеку.

Клык без предупреждения припал ко мне и принялся водить кончиком носа вдоль моих щек, пока не учуял то, что искал, – хотя с тех пор я умылась уже не раз, – и с силой втянул воздух. А затем, когда я запустила руки ему в волосы – поразительно мягкие, – чтобы оттянуть его голову от себя, лизнул мою кожу.

– Ты – что?..

– Тихо, – сказал он – коротко, словно гавкнул, – и, снова припав ко мне, лизнул еще раз.

Меня пронзило судорогой удовольствия. Ощущение сродни щекотке перышком переместилось из груди в живот. Затем мягкие, словно розовые лепестки на солнце, губы воина нежно коснулись моей щеки, исследовали каждый ее дюйм, а из горла его вырвался тихий рокот, и я запустила руки глубже в шевелюру Клыка.

Еще. Я хотела еще.

Словно почуяв это, он мучительно неспешно приблизил свои губы к моим.

Наши взгляды встретились и на пару мгновений задержались друг на друге – кажется, сердце у меня в этот миг остановилось. Его глаза потемнели. Зрачки расширились, чернота почти слилась с океанской синевой. Меня пробрала дрожь, и тут его ресницы опустились – а вслед за ними и губы.

Та щекотка превратилась в жидкое пламя.

Губы воина мягко, несмело прижались к моим, ища удачный угол соприкосновения – и нашли его. Низкий стон прозвучал в унисон с моим вздохом, мой рот приоткрылся – достаточно, чтобы принять его губы. Я схватила Клыка за волосы.

– У меня это впервые, – хрипло признался он и косо посмотрел на меня, будто я вытянула из него эти слова и я же заставила его улечься на себя и поцеловать.

Этот взгляд, этот нервный прищур сообщили мне, что дозорный не лжет. И поцелуй его, пусть и лишивший меня воли, его робость и неспешность подтверждали то же самое.

Я оцепенела. И потеряла дар речи: этот безжалостный юный бог не был целован сотнями женщин или – о, звезды – даже мужчин. Да как такое возможно?

Клык закусил губу, наблюдая за мной. Затем попытался отстраниться – но я не выпустила его из своей крепкой хватки.

– У меня тоже, – наконец прошептала я.

Ноздри его раздулись, глаза вспыхнули, лицо озарила восторженная улыбка, какой я у него еще не видела. Улыбка, которая сообщала о безмерной радости – или даже облегчении.

– Слава треклятым звездам, – низким голосом произнес он и снова приник к моим губам.

От робости не осталось и следа. Он целовал меня так, будто выполнял самое важное задание на свете: его губы слились с моими – у меня зашлось сердце, – а затем его бархатный язык проскользнул мне в рот.

Когда твердый стержень в его паху вжался в мою мягкую плоть, я застонала – и мне было все равно, как это звучит. Он медленно провел ладонью вдоль изгибов моего тела и, подхватив бедро, закинул мою ногу себе за спину.

Низкий стон окутал мой язык, и я жадно проглотила его, как и последующее ругательство. Он вдавил член в мое тело прямо через одежду, наши языки сплелись, мы впились в губы друг друга.

Мой рот наполнил вкус меди – ну и что с того. Я пропала в темной манящей бездне, где не было ничего, кроме этой радуги чувственных ощущений. Его жар, его дыхание – обычно размеренное, оно стало прерывистым и согревало мои губы с каждым толчком его бедер.

Я открыла глаза – Клык тоже смотрел на меня. Когда он схватил зубами мою губу, мне показалось, что меня уносит стремительный поток ветра – хотя в тот миг я лежала на твердой земле. Вкус крови вернулся, и Клык резко отстранился, будто я схватила меч, что валялся рядом, и пронзила его.

Он пристально смотрел на меня – сердце мое колотилось как бешеное, я не контролировала свои мысли, не говоря уже о словах. Его губы в пятнах крови приоткрылись, грудь заходила ходуном – он уставился на меня так, словно у него на глазах я отрастила еще голову.

А затем, не говоря ни слова, подобрал свои забытые мечи и на неверных ногах зашагал к выходу из пещеры. К дереву, сквозь которое проходил его путь через ущелье.

– Постой, – кое-как выдохнула я, опершись на локти. – Клык.

Шаг его сбился, но он так ничего и не сказал, так ничего и не сделал – просто растворился в ночи.

* * *

Когда он ушел, повисла оглушительная тишина – она отняла у меня тот драгоценный воздух, который все еще оставался в легких.

Пошатываясь, я поднялась с земли, стряхнула пыль с волос и приказала влаге, подступившей к глазам, высохнуть.

Я поцеловала его. Он поцеловал меня.

Это было не просто запрещено. Без доказательства, что отношения начались еще до второй войны, связь с багровыми теперь считалась государственной изменой.

Но меня пугало не это. Нет, больше всего пугало поселившееся внутри чувство опустошения, словно он отнял у меня то, чего я не могла описать, не могла осознать – и сомневалась, стоит ли даже пытаться.

То, чего я, возможно, уже не смогу вернуть.

Возле устья пещеры я опустилась на четвереньки и выползла наружу, но, заметив что-то в траве, остановилась. Подойдя поближе, я пнула туфелькой матерчатый мешочек.

Из него высыпались перченые орешки – мне даже принюхиваться к ним не пришлось: чужеродный запах и так висел в воздухе. В наших землях такого не ели.

Потому что такое ели там.

Мир съежился и искривился, мысли, что затуманились по вине Клыка, мгновенно прояснились.

О, звезды. Он ведь…

Оглянувшись на вход в пещеру, я глубоко вдохнула и пошла по следу чужих запахов, тех знаков, что упустила ранее, ибо была целиком поглощена попытками опомниться и взять себя в руки, которые позже пришлось повторить – уже по вине Клыка.

Из лесной чащи донесся вой, и я побежала со всех ног, зная, что не успею, зная, что до источника воя еще много миль и что мой единственный шанс успеть – это перекинуться.

Что я и сделала – сердце взбрыкнуло и на секунду замерло у меня в груди.

Кровь взревела и загудела, зрение помутилось, чувства резко обострились – раньше, перекинувшись обратно, я часами страдала от рвоты. Неуклюжая из-за паники и с непривычки, я чуть не влетела головой в дерево, но все же успела расправить крылья и, обогнув его, устремиться ввысь.

Я поднималась все выше и выше, и за считаные минуты кроны деревьев остались далеко позади. Слева от меня над замком взошла луна, но я летела на юг, вдоль лесной чащи и зеленой поросли, что окаймляла ущелье.

Краем глаза я заметила, что от городка за воротами замка исходит мягкое оранжевое свечение; в деревушках, расположенных между городскими стенами и лесами, что проплывали подо мной, было сонно и темно. Картина менялась по мере приближения к Эррину, человечьему королевству на материке, расстояние до которого, казалось, никак не хотело сокращаться. В свете звезд поселки, фермы, крошечные города и старая шахта казались пустыми оболочками, обителью тьмы, над которой уже никогда не взойдет солнце.

Быстрее. Нужно было лететь быстрее.

В юности я поднималась в небо бесчисленное множество раз, пока училась делать это незаметно, управлять своим даром, который родители скорее считали проклятием, – но никогда не летала так быстро. Ледяной, пробиравший до самого пуха ветер бросался на меня, пытался развернуть обратно – на север, домой. Но мне нужно было на юг.

Не в силах совладать с собой, я посмотрела вправо, на ущелье за лесами – туда, где острые скалы и деревья были четко различимы даже в ночи. За ними лежали земли Вордана. Богатые, лесистые, мрачные. В сердце страны, как россыпь далеких звезд, мерцали огоньки – город, а через реку от него дворец, что надзирал за Ворданом с северной его окраины.

Цитадель тьмы.

Много лет минуло с тех пор, как я в последний раз видела ее сверху. Я никогда там не бывала. Мы бы на такое не решились. Явиться туда было все равно что добровольно согласиться на преждевременную смерть.

Эта мысль поблекла, когда ветер донес до меня вопли с юго-востока. Заложив вираж, я снизилась и вскоре увидела собственными глазами все, что там творилось.

Пожары, резню, убитых…

Всю ту кровь.

Ни следа принца и его солдат. Они пересекли границу и, видимо, уже были дома. Здесь же был лишь мой отец со своим маленьким отрядом, совершавший обратный путь.

Звенела сталь. Звери припадали к земле. Кровь, словно дождь, орошала все вокруг и, как дождь, собиралась в лужи.

Сердце полыхало у меня в груди, горло забил пепел.

Я опоздала.

Было слишком поздно, однако я развернулась, дабы остаться незамеченной, и, скрывшись за деревьями, снизилась и пролетела сквозь пустой амбар и сломанный забор. Приземление вышло жестким – трава под лапами оказалась не мягче камня. Но я не перекинулась.

Спрятавшись в тени большого гнилого пня, за которым рос чертополох, я беспомощно наблюдала за происходящим – ничего другого мне не оставалось.

Много. О, звезды, как же много их там было. Волки разных мастей – массивные и помельче, некоторые с крыльями, большинство вдвое крупнее человека – рычали, нападали и рвали на части…

Как же много их под покровом ночи пересекло природный мост, переброшенный через ущелье, или реку.

Я споткнулась о собственную перепончатую лапу.

Клык.

Я.

Это моя вина.

Волк, больше любого из виданных мною, приземлился на прогалину, и пасть его отверзлась с таким свирепым рыком, что сотряслись все мои перья и каждая залитая кровью травинка на том лугу.

Этот рогатый зверь вскинул светлые мохнатые крылья, почерневшие от запекшейся крови, и, сложив их, выступил из толпы.

Кровавый властитель.

Битва не прекратилась – но это была и не битва. Солдаты отца, фейри, которых учили сражаться со дня достижения зрелости, падали как мошки под натиском гигантских лап.

Это была бойня.

Действовать. Я должна была действовать, но, присоединившись к этой схватке, я, несомненно, погибну, и моя смерть неминуемо повлечет за собой куда более значительные и далеко идущие последствия.

Я – единственная наследница. Наследница, которая должна продолжить род.

Но тут отец, который с яростным ревом отбивался сразу от трех волков, получил удар в бок. Его седина с золотистыми прожилками была вся в крови, я едва узнавала его лицо… Я не могла его бросить.

Я не могла бросить их.

Если я перекинусь обратно, кинжал, вероятно, будет все там же – у меня на бедре, хотя толку от него в схватке с бестиями, вчетверо превосходящими размерами даже рослую меня, будет не много.

Самый крупный зверь – король – ступал по павшим, давя их своими гигантскими лапами, словно жертвы его уже обратились в прах и принадлежали этой земле и ничему больше.

Отец, отражавший одну атаку за другой, слабел с каждой секундой и не замечал его приближения.

Я закричала – немногим громче, чем гогочут дикие птицы, призывая себе подобных, – тщетно и бессмысленно.

Но он услышал.

Отец взглянул в мою сторону, и в глазах его уже читалась не ярость, а беспримесный страх. Страх за меня. Его глаза взметнулись к деревьям, моля меня улепетывать отсюда.

Стоило бы прислушаться к нему, хотя вряд ли он думал, что я буду способна сдвинуться с места. Но тут волк поднялся на задние лапы и, схватив отца за шею, поднял над землей.

Его когтистая мохнатая лапа вошла глубоко отцу в грудь – и волк перекинулся.

Зверь – вернее, мужчина в знакомом черном плаще – присел и, не выпуская отца из своей хватки, что-то вырвал у него из груди. Отец тихо вскрикнул, и глаза его невидяще уставились в небо.

Клык.

У меня внутри все сжалось, в глазах помутилось – безжизненное тело отца упало наземь, а его блестящее сердце осталось в руке багрового дозорного – кровавого короля.

Восторженные крики и вой разорвали воздух, пронзили меня, забывшую, как дышать, насквозь, а король – Клык – поднес сердце отца ко рту и впился в него зубами.

Теми же, которыми всего пару часов назад покусывал мои губы.

Отцовская кровь смешалась с его собственной и потекла по подбородку, король воздел руку с мертвым сердцем к ночному небу, и все вокруг затопили громогласные злобные вопли его братии.

Тем немногим нашим солдатам, что пока еще были живы, помочь было уже нельзя. Это я понимала.

Поэтому, когда отцовское сердце упало в траву рядом с его бездыханным телом, я попятилась, скользнула обратно во тьму, дабы отправиться на поиски спасительного света, что развеет этот извращенный кошмар.

Он лгал.

Все это время я встречалась не со своенравным воином из вражеского королевства. Не Клыку я шептала на ухо заветные слова. О звезды, его ведь и звали вовсе не Клыком.

У монстра из Вордана было множество имен.

Кровавый властитель. Король волков. Король Дейд.

А я – треклятая дура.

Не успела я добраться до амбара или остова усадьбы, как ощутила на спине чей-то взгляд. Выгнув шею, я оглянулась: король стоял у забора там, где только что стояла я – именно там, откуда я наблюдала за тем, как он убивает моего отца. Лицо его было в крови, плащ реял на ветру, синие глаза превратились в бездну, в которую мне больше не хотелось погружаться.

Он не знал. Ему неоткуда было знать, что это я.

Он видел лишь крупного черного лебедя.

Поэтому я отвернулась и полетела в лесную гущу, надеясь, что та укроет меня, что крылья донесут меня до дома, несмотря на камень на сердце, тянувший к земле.

Знай он, что это я, непременно пустился бы в погоню – но нет, я улетела оттуда одна.