Читать книгу Пусть разорвут тебя собаки! - - Страница 5

«Мне показалось, что я сегодня видела его силуэт, когда подошла к окну. Смеркалось, лес погружался во мрак, и что-то более мрачное, чем лес вырисовывалось на границе сада и леса. Еще секунда и он исчез. Я теперь точно знаю, что это он».

Диана снова проснулась поздно. Всю ночь она просыпалась от резких звуков, которых порождала всеохватывающая тишина, тишина, которая исключает здравый смысл, все живое вокруг и все предметы, тишина, в которой не может быть не жизни, ни смерти, лишь бездна неизвестности с безграничной пустотой. Кто бы мог подумать, что тишина может быть такой утомляющей. Находясь в этой тишине, разрываемой неизвестно откуда взявшимися каплями воды, бьющимися о металлический выступ, порывом ветра, стремящегося сорвать черепицу, воем неизвестного зверя, доносящимся из леса, треском ствола дерева за окном и всеми возможными и невозможными звуками, которые могут притаиться где-то в тишине старого дома в ожидании, когда его новая хозяйка снова погрузится в сон, что вырвать ее из лап Морфея своим ошеломляющей способностью заставать всех врасплох. На этот раз Диана за ночь ощутила на себе эффект внезапного пробуждения среди ночи более десяти раз. Она провела в постели шесть часов. Шесть мучительных часов паники и отчаяния. Отними у человека сон, и у него ничего не останется, он перестанет быть человеком, лишь тенью, привидением, пустым местом без воли и желаний, без мыслей и стремлений. Да одной воли достаточно: нет воли – нет человека.

Диана бродила по дому словно во сне. Она больше не способна была понять, где сны, а где реальность. После обеда она понемногу стала приходить в себя, заварила себе кофе, открыла пачку печенья и подошла к входной двери. Ручка поддалась. Кресло все так же стояло в траве, но было довольно сыро, поэтому оно казалось влажным. Диана вернулась в дом и вернулась с покрывалом в руках, чтобы застелить скамейку, которая стояла у деревянного стола. Она просидела за столом около полутора часов – спешить было некуда, – затем вернулась в дом и приготовила себе обед. Сегодня ее никто не мучал.

«Как странно, сегодня день спокойствия после ночи безумия. Он устроил себе выходной или все же отступил?» Диана представила, что теперь заживет без него, и ее сердце сжалось – как так, как он мог покинуть ее после всего, что устроил! Она не хотела быть одна.

Обедать она снова решила во дворе. Ей хотелось, как можно больше времени провести на свежем воздухе, после столь длительного заточения в доме. Но покидать дом она все же не хотела. Спокойствие заполонило ее легкие, кто бы мог подумать: тело так быстро забывает страдания, когда находится на свежем воздухе и тарелки перед ним наполнены едой.

Весь день Диана провела на свежем улице, лишь изредка заходила она в дом, чтобы отнести грязную посуду, налить себе воды, сходить в туалет. Интернет в доме не был установлен, да и не ясно было, возможно ли это было осуществить. Мобильного интернета хватал только на то, чтобы отправлять сообщения. Единственным доступным развлечением было чтение книг. В будущем она планировала создать мастерскую прямо у себя в доме, но пока до этого было далеко – даже не все самые необходимые вещи были перевезены Дианой в дом, что уже говорить о вещах, которые ей нужны были для работы. К тому же она решила сделать перерыв – не работать, не творить, не создавать, – ведь незадолго до своего переезда в дом, она выгорела – почти дотла. Ничего не осталось от творческих сил. Она еще не знала, как долго должен был продлиться ее импровизированный отпуск – полгода, года, может, меньше, но понимала, что думать о работе она больше не может.

Целый день она не чувствовала его присутствия. С самого утра, с того момента, как он выпустил ее на улицу, она словно забыла о разрушительной силе, которая омрачала ее существование. Казалось, буря отступила. Но отступила ли она или только лишь на время затихла, что приготовить специально отведенное место на сцене новым силам? Обстановка говорила о всеобщей готовности. Свет софитов был направлен в одну точку, попросили тишины, осталось лишь дождаться появления новых действующих лиц. И действующие лица не заставили себя долго ждать.

Словно осознавая неминуемую, грозящую ей опасность, которую таил дом, Диана просиживала часы в саду – сначала за деревянным столом, потом все пересев на кресло, которое во второй половине дня просохло от сырости ночи. Когда сумерки обрушились на лес и читать стало совсем тяжело, Диана закрыла книгу и пошла в дом. Она проходила по длинному темному коридору, ведущему на кухню, в которой горел свет, когда почувствовала, что она не одна, в доме кто-то был. Она почти дошла до кухни, когда порывом ветра как из турбины самолета ее снесло к противоположной стене коридора. Она хотела было встать, но силы подхватили ее и сами поставили ее на пол. Она сделала шаг – сама, без чьей-либо помощи, – проверила еще раз – она могла передвигаться самостоятельно. И тут она увидела его. Он появился словно ниоткуда, выйдя из тени комнаты, и пересек комнату, чтобы пройти через нее в другую комнату. Не говоря ни слова, Диана пошла за ним. Она не успела рассмотреть его лица, только лишь затылок и спину. Темноволосый, широкоплечий, но не похож на атлета. Он молча вел ее, а она не смела остановиться. Они дошли до главного зала – того, что был с лестницей – и он впервые обернулся. Карие глаза, не источающие ничего, острые скулы, прямой нос. Она остановилась перед ним, ведомая им же, и они молча стояли и смотрели друг на друга, пока он, с обреченным взглядом, еле заметным движением руки не указал на стену. Не успел он вернуть руку в исходное положение, как в то же мгновение, Диана была пригвождена к стене. Он даже не смотрел на то, что сам же творил – нарочно отвернулся, словно происходящее его мало интересовало. Ему словно наскучила банальность сложившейся ситуации, словно он проходил через это снова и снова, не в силах больше терпеть это, но и не в силах остановиться. Диана все еще была пригвождена к стене, когда он стал подниматься по лестнице. Ветер шумел за окном, листья шелестели так, словно впали в безумие. Диана лишь успела заметить, что не было того жуткого стука, производимого тяжелыми ботинками ее мучителя, когда они приземлялась на деревянные ступеньки, выкрашенные в черный цвет. В действительности ковер, натянутый на них, поглощал все звуки, но от этого легче не становилось. Ожидание хуже наказания. Диана не так и не узнала, за что он ее наказывал. Она бы его спросить, но он не позволял ей говорить. В голове ее пронзительным криком, отскакивающим эхом от скал и утесов, проносилось слово «Несправедливо». Бурлили мысли, а мышцы сжимались, но не под усилием воли, а под влиянием силы извне. Вдруг рывком ее оторвало от пожелтевших обоев – она была брошена на пол, но не с силой, как это обычно бывало до этого, а так, словно ее устали держать невидимые руки. Она встала сама и сама последовала за ним. Она шла так же неторопливо, как и он, шаг за шагом повторяя его движения, двигаясь с той же скоростью, ступая той же поступью, словно была его тенью. Хотя все эти недели, проведенные в доме в его присутствии, казалось, что это он был ее тенью, осмелевшей и восставшей против своей хозяйки. А теперь она была его тенью. Она шла за ним с полным пониманием, что за этим последует, но не в силах не следовать за ним. Она была в его царстве. Это был ее дом, но его царство. Медленно поднимаясь по лестнице, Диана была не в силах противостоять силе, которая заставляла ее идти на поводу у своего мучителя – наперекор собственным желаниям и инстинктам. Он требовал того, она не могла ослушаться его.

На последней ступеньке Диана оступилась, но он удержал ее и заставил ступить на площадку, на которой стоял сам и ждал ее. Концентрация собственных сил и воли ни к чему не привела, она лишь оступилась. После этого Диана почувствовала, что невидимые когтистые лапы вцепились в нее сильнее, зажав ее в мертвой хватке. Усилием воли он подвел ее к перилам, и, не обладая больше волей, лишь сознанием, Диана не в силах была сопротивляться. В ее глазах были слезы, которые долго держались, словно приклеенные к уголкам сверкающие звезды. Она проделала весь этот путь, в течение которого они не смели сорваться с места своего сотворения, но как только Диана ступила на площадку, они полились двумя полноводными ручьями. Она знала, что ее ожидало, не знала только зачем и за что. Он не произнес ни слова – стоял и смотрел на нее уставшим взглядом. Ей хотелось крикнуть ему: «Эй! Если ты не хочешь этого делать, зачем тогда продолжать? Остановись, пока не поздно!» Но ее голосовые связки не смогли породить ни одного звука. А дальше все как во сне. Он поднял ее над перилами, и Диана уже не слышала, как стучит открытое окно в другой комнате от порывов ветра. Она уже не могла ничего слышать, только лишь белый шум. На мгновение она забыла обо всем на свете: свое имя, место рождения, то, чем она занималась, кого знала всю жизнь. Она рухнула на пол с таким грохотом, которого не было во сне. Череп ее раскололся мгновенно. Глаза были открыты – в них все еще читался ужас. Аттик перегнулся через перила и посмотрел на нее с видом человека, которого не радовала данная картина. Он спустился с лестницы, на долю секунды задержался возле ее бездыханного тела и пошел к выходу.

Он долго шел вдоль леса, затем ненадолго нырнул в него, чтобы сократить путь, затем вышел из него на дорогу, разбитую не часто попадающими в эти края машинами. Аттик сел за руль, и машина погнала его прочь от места, которое снилось ему четыре раза, в котором ему суждено было совершить преступление, которое ему не хотелось совершать, но на которое его подталкивала необходимость действовать. Это то, что он обязан был сделать, как когда-то уже делал много раз. Каждый раз в новом веке – в очередной жизни.

Домой он приехал за полночь. Там его никто не ждал. Он отворил дверь и сразу же направился в спальню, повалился на кровать – не стал чистить зубы и принимать душ. Кровать приняла его радушно: пару секунд и вот он уже спит сном, в котором не будет Ее. Не будет жестокости, насилия, мщения, умело расставленных капканов и ее коварства.