Читать книгу Сказка про Молчуна Лиса - - Страница 3

Дросик жил на небольшом холме, его домик стоял в особицу. Этому тщедушному гончару выпало был носителем духа Гваламона. Бедный Дросик. С каждым годом он становился все печальнее и грустнее. Его горшки и плошки почти не покупались, жители народ суеверный – вдруг дух засядет в горшках и перенесется внутрь, скажем, с супом. Никто не хочет носить в себе духа, и как обезопаситься – тоже никто не знает. Дух сам выбирает в чьем теле ему жить. А если уж поселился – то лет на сто не меньше. Но как правило, носители дольше не живут.

Духи необходимы каждой деревне, они защищают, помогают, советуют. Но за каждую помощь берут плату, да и старят своего носителя. В Заречье из духов остался только Гваламон. Остальные отошли, покинули эти места. И потому с окрестных деревень часто приходили в Разнотравье за помощью к Гваламону. То есть приходили к Дросику и требовали Гваламона. Дросик был скромный, робкий, по началу никому не отказывал, но потом уже вся деревня заметила как бедолага тает на глазах, и взялись помогать – пристроили ему в помощники Агату – бойкую старушенцию, которая допускала к Дросику только тех, чьи просьбы были действительно важные, которые касались здоровья детей, защиты от набегов, а такие просьбы как «побольше бы лекарной свеклы в этом году» и «чтобы в моем саду выросла досянка» отклонялись. Агата бодро выставляла таких просителей за дверь, утешая тем, что если на ночь накрывать лекарную свеклу рогожкой, уберегая от капель адамуса, то урожай будет отменный.

Дросик, не смотря на тщедушность, стойко нес свое бремя. Он уже не обижался на напуганные взгляды обращенные на него, не расстраивался, что его глиняное творчество боятся покупать. Он просто смирился и жил. Грустный, печальный, терпеливо нес свое бремя.

Когда он увидел в окне приближающихся Шанью и Старика Аркаса, то лишь немного вздохнул и достал из кухонного шкафчика еще две чашки.

Аркас оправился у двери, пригладил бороду, постучал. Агаты не было, Дросик открыл сам. Гости неловко улыбались, робко мялись на пороге.

– Заходите, заходите. – Дросик отошел, пропуская посетителей.

– Здравствуй, дружище. Прости, мы в такую рань… Мы принесли хлеба. Вот анисовый, вот из волоснянки… Ты какой любишь?

Дросик проводил гостей в комнату, усадил за стол. Устало улыбнулся:

– Я понимаю, вы пришли по делу. Но давайте сначала выпьем чай, вы и не завтракали еще, наверное. Я вот только сажусь, присоединяйтесь. А твой хлеб, Аркас, что анисовый, что из волоснянки – чудесный. Знаешь, я какое-то время жил в Подгорье, и я вот что тебе скажу – хлеб там делать совсем не умеют!

Все сели вокруг небольшого круглого столика. На нем важно стоял синий глиняный горшок с кашей из медовики, пузатый чайник наполнял дом ароматом ветряники, на тарелочке аккуратными кружочками лежала политая олехрой лекарная свекла. Дросик нарезал мягкий анисовых хлеб и разложил в красивую плетеную из тигровника тарелку. Старушка Агата мастерски плела из прутьев тигровника. Над столом висел большой плетеный абажур. Тоже дело рук Агаты.

Шанья тихонько сидела на большом резном стуле, скромно опустив глаза. Дросик поставил перед ней чашку, и ободряюще улыбнулся. Шанья улыбнулась в ответ. Она, как и все подростки, боялась его. Но его искренняя улыбка, чистые чайные глаза с теплым золотым светом, мягкие длинные волосы, тонкие полупрозрачные пальцы успокаивали её. Она впервые видела носителя духа так близко. И он был приятным, добрым. Шанья словно наполнилась от него светом. Она почувствовала столько тепла внутри. Выпрямилась, осмотрела комнату. Все вещи были как живые, они будто немного звенели, от них словно шло тепло. Мягкое зеленое кресло покрытое плюшевой тканью, большая книжная полка, подрагивающие от ветерка паутинная занавеска – все вокруг баюкало, обнимало уютом. Шанье стало так хорошо, она почувствовала себя будто дома. Обняла изумрудную глиняную чашку, и ей показалось, что чашка немного засветилась от её прикосновений, тихонько зазвенела. Отпила глоток чая, и он показался ей удивительно вкусным. Каждый день она пьет чай из ветряники, но этот был особенный. Шанья положила на мягкий ломоть анисового хлеба несколько кружочков лекарной свеклы и принялась есть.

Старик Аркас одним махом выпил весь свой чай, и нервно теребил бороду. Дросик, положил ему руку на плечо:

– Друг, не переживай. Знаю, ты бы не пришел за безделицей, я понимаю, что произошло что-то неприятное. Говори, не бойся. В конце концов, это моя работа. – Дросик улыбнулся и ободряюще похлопал Старика по плечу.

Аркас выпрямился и заговорил:

– Понимаешь, тут такое дело… Лис, ну сын Берлы и Каравы, в общем, он ушел в Лес.

Дросик вздрогнул.

– Как в Лес?

– Я не знаю, Шанья видела, как он уходил. Не знаю, что сделать, что предпринять. Дорогой Дросик, мне очень не хотелось тебя тревожить, но тут без духа никак…

Старик Аркас обеспокоено сдвинул косматые брови, Шанья заерзала на стуле. Дросик помрачнел.

– Но знаешь, я подумал, вдруг мы и сами сможем? Может быть, нам отправиться за ним? – почему-то шёпотом сказал Аркас.

Дросик поднял испуганные глаза и тоже зашептал:

– В Лес нельзя.

– Да, знаю, знаю, но может быть… мы попробуем?…

Дросик суетливо перебирал пальцами, оглядывался.

– Нет, Аркас, дружище, никак нельзя. – сказал он, наклонившись поближе к Старику, – в Лес нам нельзя.

Шанья почувствовала прохладу. Но это была не та прохлада, которая колышет занавески, этот холод шел от стола, от чашки, от абажура, от стен. Девушке показалось, что волшебный светлый звон затих, все покрылось напряженной тишиной.

Дросик выпрямился, встал.

– Я дам вам поговорить с духом. Нужно, значит, нужно. Дело серьезное.

Старик Аркас опустил глаза, Шанья вся сжалась от холода. Чашка в ее руках потемнела.