Читать книгу Люблю, но разве может слово… Афоризмы. Стихотворения. Эссе - - Страница 8

Воспоминания

На мосту

Зайду в свой старый дом

И стану маленьким.

А дома нет давным-давно,

Но сушатся у печки валенки,

И мама поглядит в окно,

Меня обнимет,

Скажет: «Мишенька,

Гляди, как снег блестит на солнце!»

И я замру от восхищения

Двором, искрящимся в оконце.

И бабушка поёт на идише

О том, как годы молодые

Ушли, а люди догоняли их

И на мосту остановили.

2005

Двор

Двора уж нет,

Но я зачем-то

Его с собой в Америку привёз,

И без него сейчас мне было б скучно.

Вот мы на лавочке:

Мой старший брат Илья,

А с ним его товарищ Юрка Гребнев,

И я, помладше, вдохновенный врун,

Рассказываю, как метелил Миньку,

Парнишку из соседнего двора.

Вот вышел на крыльцо Сергей Кувшинов,

Глава большой отчаянной семьи,

Глухих сестёр и сыновей-бандитов.

Ходили слухи: сам Сергей – бандит,

И утопил в Прибалтике невесту…

Он вынес нам попробовать грибочков,

Холодных, нежных, скользких и хрустящих,

Вкусней которых я нигде не видел…

И на Сергее стильные очки,

И резкая открытая улыбка,

А голос низкий, рассудительный, простой.

С его сарая мы зимой кидались,

Как будто бы подстреленные, в снег.

А вот и Шварц Давид во двор спустился,

Сосед наш со второго этажа.

В войну три года он служил в штрафбате

За то, что в ногу ранил офицера

За то, что тот жидом его назвал.

Давид идёт к дворовому столу,

Садится за него, и скоро, скоро

К нему подсядут взрослые мужчины,

И летняя вечерняя беседа,

Качаясь в воздухе, неспешно потечёт.

Я буду проживать и жадно слушать

Рассказы об атаках на войне,

И как мышей морили в Казахстане

И воду подводили к целине.

А кошка Муська мне зелёным глазом

Всё светит, светит, светит из окна,

И темнота двора,

Как одеяло,

В Америке баюкает меня.

2004

Окно в предбанник

Воспоминание о том, как мы подглядывали в женской бане

Как дым над баней поднимался!

Как мы смотрели с Гришкой Лаксом!

Мороз. Вечерний снег. Луна.

Свет жёлтый головокруженья

Подзапотевшего окна.

И, колотящим в тело сердцем,

Движенья голых зрелых баб.

О, чудо женское – раздеться!

Я детства собственного раб.

1996

Бармицва

Ребята закричали: «Ты еврей!»

И кругом встали.

И с каждым вроде я дружил,

Но вместе, в стае,

В них нутряное прорвалось,

Как будто ждали.

«Еврей! Еврей!» – со всех сторон

Неслось, как пенье,

А я от злости весь дрожал

И нетерпенья.

Сыч выступил вперёд –

Большой, красивый,

На голову повыше всех,

Счастливый, сильный.

Он вышел в круг,

Как если б он

Плясать решился.

Его любили все вокруг,

А он гордился.

Как я рванул к нему…

Как будто вдруг

Родного увидал после разлуки,

Как будто бы к спасенью побежал,

Как крылья, широко раскинув руки.

Ударов я не чувствовал тогда,

И злость моя была любви полнее.

И плакал Сыч, размазывая кровь,

И предок мой признал во мне еврея.

1996

Снег шёл сквозь вечер

Снег шёл сквозь вечер,

Фонари лучами трогали ресницы.

Снежинок медленные птицы

Летели таять на губах.

Пальто раскрытого распах,

Как крыльев взмах –

Был жизни всей не меньше.

И тела собственного жар

Блестел в глазах идущих женщин.

1997

* * *

Уже гостями наполнялась твоя прихожая.

Телесный люстры свет

Повсюду зажигал веселье.

Блестели радостно с мороза

Глаза входящих.

Снег с пальто летел,

Свои сапожки девочки снимали,

И ножки на приступок выставляли,

И нежные коленки обнажали,

Чтоб туфельки надеть.

А я ещё шагал к подъезду,

Стучало сердце в снежном скрипе,

Шёл взгляд с порога своровать…

Снежинки тают на губах,

От счастья хочется кричать.

2000

* * *

Бог дал оставить мне тебя,

Как дал проснуться от огня,

Когда горела вся стена,

Живым остаться.

Я уходил, а ты одна

Вставала голой у окна

Со мной прощаться.

А я уже пронзал подъезд,

О, лифта медленного съезд

Сквозь сон и сердце!

Прошло почти семнадцать лет:

Лифт всё идёт,

Конца всё нет,

Куда мне деться?

1995

* * *

Налюбились, наплакались мы и напелись

В этой горькой, продрогшей, палящей стране.

Настоялись в подъездах,

На свет фонарей нагляделись

И с сараев напрыгались в снег.

Надышались весной:

Той прозрачной, пронзительной, птичьей,

Что врывается в дом

Первым мамой открытым окном.

Находились по городу

В тощем величье

Молодыми пророками

В зачарованном царстве своём.

Надружились, напились до пьяных признаний,

Судьбы мира решали на кухнях друзей.

Никуда мы не делись,

Ничто уже ближе не станет,

Ничего для нас нету вкусней.

1997

* * *

Как стало тяжело себя собрать,

Разрозненных случайных впечатлений

Сплести животрепещущую нить.

Какие-то мельканья и обрывы

На ленте,

Да и ритм замедлен…

А я ещё отлично детство помню,

Где плотность дня меня не покидала,

Где я стоял на солнце у киоска

С мороженым в руке.

Где всё вокруг сейчас

Так было важным,

Что каждое движение души

Весь мир ловил

Своим дыханьем влажным.

1997

Горький. Семидесятые

Ночь

Серую тяжесть отбрасывая

Наплывами синей волны,

Расцветаю сиреневой радостью,

Обретая себя из тьмы.

1972

Снежинка

Снежинка невинна,

Но глаз донжуанист.

Её на ресницу

Блудливо насадит,

Прищурится полуулыбкой-вопросом:

А так ли всё чисто?

А так ли всё просто?

1976

Оставьте

Оставьте прерии героям

И Робинзонам острова,

Оставьте женщин донжуанам,

Науку – тем, кто «голова».

Оставьте силу тем, кто в силе,

А цену – с теми, кто в цене.

Зажмите рот, согните спину,

Оставьте истину в вине…

1976

И.А. и Алым Парусам

Весело манят спокойные,

Зло угрожают усталые,

Сводят с ума неприступные,

Спать не дают только алые.

1977

Имя

Сильнее всякого наркотика,

Живой насмешкой

Над живыми

Моя фамилия

И имя:

Михаил Герштейн!

1977

Помню вопрос…

Помню вопрос

И улыбку несмелую:

– Ты меня любишь?

– А что же я делаю?

Счастье земное

Я в жизни изведал.

Я же любил…

Или что же я делал?

1977

Обязательно…

Обязательно должен быть дым,

Её глаза расплываются в нём,

И музыка шепчет что-то западное.

А можно и без дыма,

Даже лучше.

Глаза светятся в темноте, как у кошки,

Разъезжаются и подлетают к потолку.

Обязательно должен быть потолок.

А можно и без потолка,

Даже лучше…

1977

Стих

Стих стих.

1977

Париж

Париж.

Окна светятся в темноте,

Как квадратные апельсины.

Я раздеваю её,

Оказывается, это старуха,

Но так даже лучше.

С Новым годом!

1977

Поле роз

Голый,

Лысый,

Быстро бегущий среди роз.

Ноги в крови от шипов,

И яркое солнце из синевы.

Давай, лысый, жми!

1977

* * *

Кровь в снегу,

С разворота удар.

И какая-то женщина в голос кричала.

И случайность конца

Как случайность начала.

1978

* * *

Говорят:

Хватит!

Говорят:

Знай меру!

А я её

Знаю.

Она мне

Надоела.

1978

Вижу в сложностях обман…

Вижу в сложностях обман,

В словесах научных – глупость,

Жопу жопой назову,

Трусость называю трусость.

1978

* * *

Красивее не буду,

И умнее не буду,

И сильнее не буду:

Хватит!

1978

* * *

Молчи, когда меня читаешь,

Мне не нужны твои оценки.

Ты сам ещё не представляешь,

Какой я цепкий.

1978

Закон ночи

Есть закон дня,

А есть закон ночи.

Прост закон ночи:

Хочется очень!

1978

Вечерняя Свердловка

Вечерняя Свердловка –

Мой маленький Париж,

Мон шер ами,

Шерше ля фам,

И в результате –

Шиш.

1978

Выхожу

Выхожу.

Рифмы, ритма и лада

Не желаю,

Не надо.

Выхожу из раз –

Мера,

Мира,

Вера.

Выхожу и, глядя в упор, иду на вас:

Я –

Рост, вес, цвет волос, цвет глаз.

Инструкция по эксплуатации:

Любить.

1978

Сдержался…

Сдержался,

Не ударил,

Не разлюбил,

А зря!

Удача не любит разумных

И знающих слово нельзя.

1978

Я рву собой реальность

Я рву собой реальность.

Вперёд!

Назад ни шагу!

Я рву собой пространство,

Как ножик рвёт бумагу.

Я рву собой привычку, жеманство и условность.

Я – режущая кромка

Сдвигающихся ножниц.

1978

Бьющийся стебель её позвоночника

(хроника одного дня)

1. Сегодня

Не лучший из миров, конечно,

Но…

Берите, что дают,

А то и этого не будет.

Не ждать!

Иду за собой на цыпочках,

Нежно подглядываю из-за угла

И боюсь помешать СЕГОДНЯ!

Слышно, как на губах тает снег.

2. Кафе

– Кофе и эклер.

– Спасибо.

Ах, какие вы все серьёзные, а я один.

– Девушки, можно к вам?