Читать книгу Алатырь - - Страница 5
Глава четвертая. Погост.
Оглавление– Мира, долго спать собралась?
Я распахнула глаза и проморгав, разглядела над собой бабушку.
– Ты чего? – Мой голос спросонья охрип, пришлось откашляться.
– На погост идтить собираешься? – Бабушка распахнула шторы, терраска для нас двоих казалась слишком тесной, поэтому я не поднималась с кровати, дожидаясь, когда она выйдет. – Иди на кухню, я сырников нажарила.
– Сейчас приду.
Бабушка ушла, за окном солнце уже давно поднялось, но в терраске еще не было удушающей жары. Значит сейчас утро. Я посмотрела на время 06:53. Всегда удивлялась, как бабушка к семи утра успевает проснуться, собраться и приготовить поесть, а иногда еще и на огород сходить. Ровно в семь, я была на кухне и заваривала себе кофе.
– Возьму краску – бурчала бабушка. – А то на памятнике все буквы облезли, подкрасишь. И цветы перед выходом сходи в сад нарви – Я кивнула, и надкусила горячий сырник.
В половину восьмого мы вышли из дома, взяв с собой печенья, конфет, краску и цветов. К девяти часам, слава богу, никого, не встретив по пути, а то наша дорога растянулась бы еще на час, мы пришли на кладбище. Перекрестившись перед воротами, мы вошли внутрь. Пробираясь сквозь бесконечные памятники и ограды, мы наконец дошли до нужной могилы.
«Тихонова Мария Алексеевна
1971-2010
Помним. Любим. Скорбим.»
Гласила надпись на памятнике, мама на фотографии улыбалась и была в точности, как я ее помнила, короткие кудряшки спадали на лицо, а глаза обрамляли маленькие морщинки.
Бабушка загрустила, и я подошла к ней чтобы обнять, когда из её глаз большими каплями потекла солёная вода. Она всегда плачет, когда приходит сюда. Я вытерла тыльной стороной ладони, нахлынувшие слезы.
– Ну ладно, хватит – я успокаивающее поцеловала бабушку в висок. И проглотила горький ком в горле.
Взяв себя в руки, мы принялись за дела: бабушка полола могилу и возле нее, я подкрасила буквы на памятнике, поставила свежих цветов в банку, и почистив тарелочку положила на нее печенья и конфет.
– Ты, поди, пока к остальным сходи, а то ежели я не зайду, так никто не придет.
Поднявшись на ноги, я отряхнулась, прихватив с собой пакет с едой, пошла, искать захоронения остальных предков.
Вся моя родня похоронена в западной, то есть старой, стороне кладбища. Вот показался знакомый, белый памятник.
«Карасевы Анатолий Никитич 1911-1943 и Надежда Сергеевна 1926-1992»
Ниже «Мамаев Алексей Борисович 1939-1974»
Бабушка специально похоронила моего дедушку, вместе с родителями, дабы не потерять могилу. Помню в детстве, она просила маму, похоронить ее именно здесь, даже когда заказывала памятник, оставила внизу место, для своей фотографии и имени. Но сейчас, говорит, придет с того света, если ее не положат рядом с дочерью, то есть с моей мамой. Я вздохнула и принялась приводить в порядок могилу. Пять минут спустя я отправилась дальше.
У самой ограды кладбища, стоял крест с маленькой металлической табличкой:
«Терехов Андрей Сергеевич 1892-1927 и Терехова Светлана Ивановна 1891-1941»
Там я так же, долго не задержалась. Последнюю могилу я специально оставила на потом. Знакомый крест я увидела издалека. Здесь похоронена бабушкина тетя, при жизни в точности похожая на меня.
«Терехова Мирослава Андреевна 1921-1942»
Внизу, под крестом был положен камень, с тремя цифрами: 22.6 и надпись.
– Не ходите мимо, не топчите прах, мы уже дома, а вы еще в гостях. – На последнем слове я запнулась, не знаю, зачем я прочитала это вслух. Когда вокруг такая тишина, собственный голос кажется зловещим. Над головой громко закаркали вороны, и я поежилась. Стало жутко, и я огляделась, бабушку не видно. Раньше я не обращала никогда внимания на ее могилу, но узнав, что я так похожа на нее, мне стало интересно узнать о ней побольше. Я помню и этот крест, и камень, и табличку, но теперь это все казалось мне совсем другим.
Ей можно даже памятник нормальный поставить, у нас есть фотография, нужно позвонить папе, и сказать ему. Выдрав пару сорняков, и положив еду на белую каменную плиту, я принялась подкрашивать буквы на табличке.
Я аккуратно выводила кисточкой каждую букву, крест оказался очень высоким, и мне пришлось встать нагой на могилу, чтобы буквы получились ровными и аккуратными. Вороны над головой снова громко закаркали. От неожиданности я выронила баночку с краской из рук, в попытке поймать ее, оступилась. Падая, я схватилась за крест, осознав, что сломать его, минимум грех, тут же разжала пальцы, но ладонью все же больно ударилась об него. Устояв на ногах, я отряхнула испачканные в краске штаны. Рука жгуче защипала, взглянув на ладонь, я поморщилась, я расцарапала всю руку, и огромная щепка от креста воткнулась мне в указательный палец. Как только мне удалось вытащить занозу, кровь из пальца, тут же хлынула на землю, и попала на белую плиту. Хотела уже облизать палец, чтобы остановить кровь, но вовремя вспомнила, что мои руки как у тракториста, в краске, земле и траве. Я взглянула на злосчастный крест, испачканный в моей крови.
– Твою мать! – Громко выругалась я, поспешно собрав вещи в пакет. Нужно найти бабушку и идти домой, пока я не умерла от потери крови. Напоследок, я споткнулась, о мелкий камень. И чуть не упала, на ограду соседней могилы. Я снова, отряхнулась, и увидела на земле маленькую, аккуратно сложенную, пожелтевшую бумажку. Дрожащими руками я развернула листок:
«Локотень мой забрала, кровь на трест мой пролила, ночью лунную вставай и обряд свой завершай »
Мое тело прошиб озноб, меня затрясло как в лихорадке, я огляделась. Здесь никто не ходил, это я знаю точно. Но кто подбросил это? Кто увидел, что я поранилась? И что такое трест? Не чуя ног, я побежала искать бабушку. Никогда. Больше никогда, не пойду одна на кладбище. Бабушка сидела на корточках возле маминой могилы, и что-то бормотала.
– … вот и Мирослава приехала, а то совсем тоскливо одной.
– Бабушка! – Я прервала ее диалог с покойной дочерью – идем домой! – Я запыхалась, и по моему бешеному взгляду, она поняла, что и вправду надо уходить, поспешно встав, перекрестившись, попрощавшись с мамой, как она всегда это делала, мы ушли.
Я швырнула бумажку на стол, ту, что нашла на кладбище. И с надеждой посмотрела на бабулю.
– Что это?
Бабушка изучающее посмотрела на найденную мной записку и покачала головой.
– Не знаю детка, не знаю – она перекрестилась. – Еще есть?
Я кивнула и достала из-под чехла телефона еще две записки.
Мы сидели молча минут десять, потом я спросила.
– Локотень – это зуб?
– В Извете так только говорят. – Она пожала плечами. – Трест – это крест.
– Все верно получается. – Я уставилась в одну точку и начала размышлять, кто мог так пошутить надо мной. Я как раз уколола палец об крест, то есть трест, как написано в записке. Но как кто-то мог предвидеть это? – Пойду я спать. – Не выдержав тишины, я встала и направилась к себе.