Читать книгу Сказ о берендее. Тайна Алатырь-камня - - Страница 3

Дарьян

Слепящий свет проник в моё сознание, выдернув из дрёмы. Я сделал вдох и ощутил как вместе с воздухом по всему телу расползается ноющая боль. Мне бы сменить положение, разогнать кровь. Глядишь, помогло бы справиться с недугом. Но не вышло. Сил не было даже на то, чтобы поднять веки. Какое-то время я лежал и вслушивался в окружающий мир. Сначала до моих ушей доносились монотонный стук и звяканье. Затем удалось расслышать щебетание птиц, детский гомон и шелест листвы на ветру. Под пальцами я ощутил что-то мягкое. Похоже на укрытый тряпицами слой соломы толщиной с ладонь. Что ж, не на сырой земле лежу, да не на голом полу, уже радость. С очередным вдохом мои ноздри уловили насыщенный, но между тем приятный аромат тлеющего сухоцвета и тёплого дерева. Сделав над собой усилие, мне всё же удалось разомкнуть глаза. Сначала зрение подводило, окружающее имело смутные, размытые очертания. Да и головная боль не добавляла чёткости. Проморгавшись, мне все же удалось различить предметы. Я находился в какой-то небольшой и очень светлой клетушке. Не помню, чтобы когда-то раньше был здесь. Это точно не закуты Драгоша или Межко, там мне приходилось бывать чаще, чем у себя. И как меня сюда занесло? И куда «сюда»? Попытка вспомнить последние события обернулась чугунным звоном в голове, словно накануне я заливался сивухой. Яркое полуденное солнце проникало в каждый уголок, благодаря чему, можно было без труда всё рассмотреть. Под потолком висели венки из голых веток, к которым крепились пучки трав. А ещё были три неглубоких медных чаши на тонких цепочках. Из них, подобно многолетним лианам, струился тонкий дымок. Деревянные стены были полностью увешаны сухоцветом и букетами свежих травок. На массивных столах, сундуках и лавках стояли чем-то заполненные сосуды разных размеров. Так же я смог заметить всевозможные тарелки, чаши, ступки, ножи и прочую утварь. Судя по обстановке, меня неясным образом занесло к какому-то знахарю. Осталось выяснить почему и зачем.

Дверь в клеть была настежь открыта. Моей щеки коснулся лёгкий ветерок, но прохладу он с собой не принёс. Я опустил глаза и увидел, что был бережно укрыт чуть ли не по самую шею шерстяным сукном.

Неожиданно раздался страшный грохот. Оглушительный звук пронзил мою голову новой чудовищной болью.

– Небо, да что же это! – взмолился я, закатывая глаза. Голос скрипел и был едва слышим. Сухое горло обжег воздух. Я закашлялся от боли.

– Батюшки, очнулся! – неожиданно для меня раздался в ответ девичий возглас, а по полу зашлёпали босые ноги.

Мгновенье спустя рядом со мной кто-то присел. Стоило мне слегка повернуть голову, как мой взор наткнулся на необычайно красивые глаза медово-жёлтого цвета. В них плескались свет и чистая необузданная энергия. И было это настолько красиво, что я как зачарованный смотрел и не мог отвести взгляд. Даже забыл, что мгновение назад мою голову разрывало от боли. В ответ на меня смотрели не мигая со схожей заинтересованностью. Не знаю, сколь долго мы находились бы в таком оцепенении, но на мои щёки легли холодные руки. Я посмотрел на них – хрупкие, женские, увешанные тонкими браслетами в неимоверном количестве. До сего момента мне даже не было неизвестно, кто передо мной. Сейчас же любопытство взяло верх. Я повёл глазами от запястий к плечам, к шее и выше. Рядом сидела, склонившись ко мне, совсем юная девушка. Её лицо отливало бледностью, несмотря на то, что кожа явно была обласкана летним солнцем. Волнистые каштановые волосы скользнули из-за спины и упали мне на грудь. На голове их придерживал цветной необычный платок, замотанный в несколько оборотов. Выглядело диковинно, мне ещё не приходилось встречать девушек, что кос не носили. В ушах её сверкнули крупные лунницы. Красиво. Выходит, я заночевал у этой чаровницы. Меньше всего мог подумать, что настолько прекрасная дева допустит меня в своей светлице. Но в пользу этих мыслей было то, что под шерстяным сукном моё тело было полностью обнажёно. А она сидела рядом, касалась меня, при этом на её лице не было ни тени брезгливости, ни страха. Правда, вернувшись к её глазам, я рассмотрел в них пульсирующее беспокойство. Тонкие брови дернулись, отчего на лбу пробежали морщинки, рот слегка приоткрылся, позволяя его обладательнице резко выдохнуть.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожно спросила она. И опомнившись одёрнула руки от моего лица. Этот жест меня огорчил. А ещё от него звякнули браслеты на ее запястьях, вернув головную боль. Я непроизвольно поморщился.

– Живым, – прошептал я из-за сухости в горле, – ты можешь не греметь?

– Ага, значит, голова болит… – пробормотала она себе под нос, оценивающе глядя на меня, и вскочила на ноги.

И тут же мой взор зацепился за её голые щиколотки. На них красовались нитяные браслеты-наузы. Взглянув чуть выше, я не поверил собственным глазам: девушка была одета в мужские шаровары! Сверху на ней была просторная одёжа то ли халат, то ли кафтан из какой-то нежной тонкой ткани, что струилась книзу и была длиной ниже колена. Широченные рукава этой накидки трепыхались и развивались от каждого движения ее рук, словно крылья голубки. Кожаный ремень на изгибе талии, сдерживающий по́лы сего одеяния, подчеркивал её статную фигуру. Она не была худой, скорее крепкая, сбитая, пышущая силой и здоровой энергией. Спина прямая и гордая придавала походке необычайную легкость. Я аж засмотрелся. Хороша, чертовка! Правда, не припомню, чтобы видел её в деревне. Одевайся она подобно остальным девчушкам, то ещё можно было списать на собственную невнимательность. Но в подобном обличии её даже слепой распознал бы в толпе.

– Ты откуда такая сыскалась? – решил я начать разговор и заодно утолить любопытство, когда красавица вернулась ко мне с небольшим сосудом. Содержимое бутылька́ источало резкий травяной запах.

– Я здесь живу, это ты тут на нас свалился, ни жив ни мертв.

Она размазала мазь из той самой склянки по своим пальцам и начала массировать мои виски́. Было приятно до дрожи. Средство охлаждало мою кожу в местах, где касались руки моей новой знакомой. Головная боль быстро начала отступать.

– Живёшь? И как давно?

– Почитай, два года как.

– Погоди, так мы что же, не в Неярзе?

– Нет, Дарьян, мы в Древории, – выдохнула она, не отрываясь от моего лечения.

Так, эта девчонка знает моё имя. Что не удивительно, учитывая, что я тут, и меня никто не то, чтобы не выгоняет, а даже заботятся. Удивительно другое – почему я не знаю её? И даже не спросишь, как зовут. Так можно и обидеть ненароком. Небо всемогущее, как же срамно! Нет, больше пить не буду…

– А как я здесь оказался?

– Это тебе лучше уточнить у Отая. Мне подробности не известны, – юница пожала плечами и убрала руки от моей головы.

– У Отая?

– Да. Он и ещё трое вояк тебя с битвы еле дотащили. Ты одной ногой уже в Навь ступал. Боялись, не выберешься. Ведь едва ли не полный лунный оборот провалялся без сознания.

– Ничего не помню… С какой битвы? Погоди, ты хочешь сказать, что я мог забыть, что побывал на поле боя? Разве я попал сюда не потому, что упился сивухи вусмерть?

– Какой сивухи?! Тебя Вурдалак укусил! Мы едва смогли спасти тебя от его яда. Неужели в голове совсем ничего не осталось?

Слова моей знахарки будто молния шарахнули сквозь сознание, озарив его ярким светом. Вперёд вышли воспоминания последних событий, которые лишь на время притаились в тёмном углу памяти. Я зажмурился, что бы сосредоточиться и внимательно рассмотреть картины недавнего прошлого, из-за чего мне довелось оказаться здесь. Странно, но увиденное осознавалось мною не более, чем сном. Будто не происходило в реальности.

Люта решила не терять время. В образовавшейся тишине было слышно, как она поднялась и отнесла баночку с вонючей мазью, что так удивительно излечила меня от головной боли. Следом до моих ушей донёсся монотонный стук, такой же как при пробуждении. Она явно что-то дробила или измельчала. Но это совершенно не мешало искать в памяти фрагменты прошлого и пытаться собрать их воедино.

– Тебе нужно это выпить, – произнесла девушка, стоило мне прийти в себя и открыть глаза.

Она уже вернулась к моей импровизированной лежанке и протягивала две чарки. По всей видимости это были снадобья. Мне ничего не оставалось как перевести своё тело хотя бы в сидячее положение. Сомневаюсь, что в лежачем положении в мой рот попала хотя бы капля зелья. Гораздо раньше всё пролилось бы мимо. Правда поднять себя оказалось той ещё задачей. Руки дрожали, тело не слушалось. От приложенных усилий на лбу выступил пот, а перед глазами залетали искрящиеся мушки. Едва не выронив сосуд из трясущихся пальцев, мне всё же удалось проглотить его содержимое без потерь.

– Что это?

Мое лицо перекосило от омерзительного вкуса. С большим трудом удалось удержать выпитое в себе, хотя оно и рвалось наружу.

– Предупреждать же надо! В жизни не пробовал ничего более скверного, – просипел я сдавлено, с опаской поглядывая на оставшуюся ёмкостьв её руках.

– Здесь родниковая вода, – пояснила она мне, заметив направление моего взгляда, – запей, она поможет смыть оставшийся во рту привкус.

Лекарка протянула мне вторую чарку, и я с благодарностью её осушил. Девушка хотела сказать что-то ещё, но тут со двора ее окликнул чей-то женский голос:

– Люта! Ты здесь?

Моя собеседница посмотрела в сторону, откуда доносились звуки, резко встала и быстрым шагом направилась прочь. Я смотрел на её удаляющуюся фигурку и не мог отвести глаз. «Значит, Люта», – повторил я про себя имя своей новой знакомой. Мысль о девчонке вызвала у меня улыбку. Диковинная, не похожая ни на кого, её хотелось узнавать. Го́вор у красавицы наш, а вот одёжа, волосы, украшения – всё какое-то не здешнее, чудно́е. Да и ходит она босиком, словно дикарка. Наши девчонки все худощавы, ходят в сарафанах да башмаках. На голове косы с лентами плетут. А эта, что? Распустила! Да, не скажи, она, что мы в Древории, я точно бы думал, что на чужие земли попал. Заблудившись в мыслях о девушке, не заметил, как задремал.

Из объятий сна меня выдернул звон глиняной посуды. Хозяйка клети вернулась в свою обитель и энергично расставляла горшочки с ароматной снедью. Слюна потекла вниз по горлу прямиком в мой давно опустевший живот. Я порадовался, что не ложился после ухода Люты. Второй раз мне попросту не хватило бы сил совершить подвиг – поднять тело в сидячее положение. Закончив возиться с утварью, Люта повернулась ко мне и сообщила не скрывая улыбки:

– Хорошо, что ты проснулся! Пора обедать.

– Вот это да! Выглядит вкусно и пахнет так же. Сама стряпала? – я повёл носом за густым паром, что струился из посуды.

– Сама. Можешь есть без опаски.

– Если твоя еда ощущается на языке так же, как и твои снадобья, то я лучше поголодаю, – заявил с усмешкой. На самом деле, такое общение было совсем не в моём духе. Однако мне захотелось зацепить девчонку, обратить на себя внимание.

– Эй! Если бы не мои снадобья, ты бы стал Вурдалаком!

– Ну, тогда я бы смог вкусно пообедать… Например, тобой… – и я многозначительно посмотрел на неё. Глаза в глаза. Это было настолько непривычно и волнительно, что у меня даже сердце быстрее забилось.

А вот Люта не смутилась моего пристального взгляда. Более того, она подошла ближе, наклонилась к моему лицу так, что наши носы и губы практически соприкасались. Я замер в предвкушении. Однако, ничего за этим не последовало. Мы неотрывно смотрели друг на друга ещё пару мгновений. Затем её грудной рокочущий шёпот, нарушил воцарившуюся тишину бархатной мелодией:

– Осторожнее. Добыча должна быть по тебе, чтобы при попытках её заглотить не свернуть себе челюсть. А об меня можно ещё и зубы поломать, – затем она немного отодвинулась от меня и наградила победным взглядом, – даже у Вурдалака они не адамантовые.

Мне показалось, что на краткое мгновение её глаза вспыхнули победным блеском. А ухмыляющаяся улыбка чётко обозначила точку в конце разговора, не дав мне взять реванш. Вот это да! Пусть я не мастак в таких играх, но откуда у неё, юной ещё девчонки, опыт? Она уложила меня на лопатки! Восхищённая улыбка растянулась на моих устах. Люта заметила и отчего-то именно это вогнало её в краску. Она быстро выпрямилась и направилась за ближайший высокий стол, на котором лежали пучки трав. Решила отгородиться от меня работой? Я сделал что-то не так? Да уж, у неё не только одежда странная, но ещё и мозги. Она необычная со всех сторон, куда ни глянь.

– А ты разве есть не будешь? – спросил у неё спустя некоторое время. Я хотел её дождаться, чтобы мы разделили кушанье.

– Неужто беспокоишься? Поверь мне, не стоит. Это ты здесь хворый. И это моя задача – тревожиться и заботиться о тебе, пока не поставлю на ноги.

– Если мой знахарь будет голоден и у него не будет сил меня лечить. Как же мне тогда исцелиться?

– Всё в порядке. Я уже пообедала, – она в последний раз украдкой дотронулась до меня своим тёплым взором и вернулась к работе.

Внутри меня заскреблась тоска. Не заметил, как несколько раз стукнул сам себя по груди, чтобы попытаться унять диковинное для себя чувство. Столько лет благополучно прожил один как сыч, не особо тяготея к чьему-либо обществу. Бывало даже от отца с другом уходил, чтобы остаться наедине с собой. Теперь же моя кожа словно горела, так обжигала её отстранённость. Её! Совершенно чужой девицы, с которой мы даже день не знакомы. Даже чудно́ как-то… А может так ощущается поражение? Я хотел её поддеть словами и обратить на себя внимание, а в итоге всё получилось наоборот. Это её фразы оказались точнее стрел лучшего лучника в отряде. И теперь мой интерес стал ещё острее.

Я шумно выдохнул и с трудом отвел глаза от Люты. Она всецело была поглощена своими травками. Моя надежда, что смогу провести ещё какое-то время с ней за разговорами, растаяла. Так что пришлось переключить внимание на принесённые угощения. Мне было не привыкать трапезничать одному, и живот уже свело от голода. «Хм, а она расстаралась», – с теплом подумалось мне. Передо мной стояли густая мясная похлебка, пряные лепешки с салом, молочная каша с орехами и ягодами и целая крынка молока! Откуда-то из утробы донеслось урчание, как призыв отведать кушанье. Поэтому я схватил ложку и принялся закидывать в себя еду. Признаться, не помню, где бы ещё мне удавалось поесть так вкусно!

До самого вечера мы не произнесли ни слова. Люта занималась ягодками, которые резала, перетирала, выпаривала, взбивала. Работала с разными травами, сворачивала их для окуривания помещений, обтягивала скрутки ниточками разных цветов, молола в ступке сушеные цветы, рассыпала их по баночкам, взбивала крема и мази. Что только ни переделала за минувший день. При этом она делала несколько дел одновременно, словно у неё выросли восемь рук вместо двух. Я неотрывно, с жадностью наблюдал за её работой и за ней самой. Она морщила лоб, хмурясь, когда что-то не получалось или когда приходилось прикладывать много сил. Смешно сдувала волосы, выбивающиеся из-под платка и падающие на глаза. Ее пухлые щеки от усилия раскраснелись, а на лбу выступила испарина. Бряканье браслетов, которое поначалу отзывалось в голове небольшой болью, теперь слышалось диковиной и приятной музыкой. Но как долго бы я на неё не смотрел, так и не получил ответного взгляда, будто и вовсе меня не было здесь. И это задевало…

Вдруг со стороны входной двери послышались шаркающие шаги. На пороге показался высокий старик в коричневых одеждах. В отличие от Люты, он был обут в берестовые лапти. Его седые волосы прикрывали уши, а вот борода была длинной, аж до ворота рубахи. В руках у него была плетёная корзинка с какими-то белыми цветочками.

– С возвращением, отец Беляй! – Люта подняла глаза, которые тут же заискрились счастьем, завидев мужчину. Она даже радостно улыбнулась ему.

– Здравствуй, дочка, – ответил вошедший, добродушно кивнув в ответ, – был на Цветущем озере, принес немного одолень-травы для Дарьяна. Сегодня кинь их в воду, завтра займемся выжимкой и настоем.

Он поставил на стол перед Лютой свою благоухающую добычу.

– Хорошо, – кивнула та, – кстати, Дарьян пришел в себя, даже успел отобедать. – и перевела глаза в мою сторону.

Мужчина повернулся ко мне.

– Ну, здравствуй, – сказал он по отечески ласково, уже обращаясь ко мне, – хвала Небу, наконец-то ты пришел в себя! Как самочувствие?

– Здравствуй, отец. Всё в порядке, благодарю тебя, – поприветствовал я немолодого мужчину, и слабая улыбка сама собой образовалась на моем лице.

– Ну как же в порядке, если ты всё ещё лежишь? Не храбрись перед красавицей, ни к чему. Чтобы исцелить тебя, мне нужно знать о боли. Если замолчишь – упустим хворь, она окрепнет и возьмет свое. Всего одна капля слюны Вурдалака, задержавшаяся в твоём теле, может убить или обратить тебя в чудовище, – сказал старик с серьезным хмурым видом.

– Я и правда чувствую себя хорошо, – поспешил заверить я, – только все еще слаб.

– О, это ничего. Ты голоден?

– Даже если бы я был сыт, ни за что не отказался бы от пищи, приготовленной вашей дочкой.

При воспоминании об обеде, мой живот жалобно заурчал.

– А вот вкус ее снадобий хуже горькой редьки, – хохотнул я, посмотрев на Люту. Та злобно зыркнула на меня и резко отвернулась. И даже такой ее жест меня порадовал.

– Вероятно, это было противоядие из козлиного камня и выжимки из дербенника. Ничего, настой из одолень-травы поможет смягчить вкус. Дочка, – на этом слове он повернулся к девчонке, – возьми мазь из черной бузины и сходи к Отаю. Как закончишь, позови его сюда и принеси ужин.

Та только молча кивнула, схватила какую-то баночку со стола и вышла, прикрыв за собой дверь. Мужчина же подошёл и сел на краю моей лежанки.

– Она же целый день пробыла здесь, откуда ужин?

– Сегодня утром приготовила на весь день. Отай, сын мой, растопил печь, как вернулся с похода. Скоро еда должно согреться.

– Отай ваш сын? – удивился я, ведь по возрасту они походили больше на деда с внуком.

– Да, – улыбнулся мужчина и не преминул уточнить, видя мое недоумение, – поздний. Понимаю, там, где вы с ним познакомились, особо не поболтаешь. Не до того.

Тут и без того не молодое лицо старика омрачила тень некой озадаченности, ещё сильнее углубив его морщины. Он резко посерьезнел.

– Скажи, что ты помнишь?

– Честно говоря, почти ничего. И те воспоминания, что всплывают в голове, больше похожи на кусочки сна. Если бы Люта мне не сказала, что я попал сюда после укуса Вурдалака, то, эти события забылись бы так же, как иной мо́рок. Хотя не знаю, насколько реально всё то, что я помню.

– Мне от сына кое-что известно. Поделись, попробуем разобраться.

– Я был в Ужлечье, тренировал новобранцев в отряд. Затем вернулся домой в аккурат к Коловороту. Сходил в баню и переоделся. Хотел встретиться с Драгошем, но мне сказали, что он с отрядом отправились в бой. Я, несомненно, кинулся за ними. А дальше словно пелена глаза застила. Плохо помню. Полагаю, мне удалось успеть в разгар сражения, раз уж меня сразил укус Вурдалака. Но этого в памяти не отложилось. Помню лишь пробуждение в этой клети.

– Уверен, что ничего не помнишь из того, что было в схватке? – настороженно поинтересовался мой собеседник.

– Ничего… А что случилось? – тут я насторожился. – Раз я здесь, стало быть, все закончилось благополучно. Разве нет?

Пока слова вылетали из моего рта, я наблюдал, как глаза старика наполняются болью. Он молчал.

– Что произошло?

Сердце забилось быстрее, я ощутил разрастающуюся в груди щемящую пустоту, что давила на легкие и вытесняла из них воздух. Мои глаза метались по лицу Беляя, силясь прочитать ответ в его углубившихся морщинах.

– Ты жив, – раздался облегченный выдох.

В двери вошел Отай. Мой добрый друг и соратник, с которым мы провели не один бой против поганой нечисти. Сейчас он стоял в дверном проеме, загораживая его широтой своих плеч. Темно-русые волосы всклокочены, на груди сквозь распахнутую рубаху виднелись волдыри, которые были щедро смазаны мазью. Столкнулся с упырями, подумал я, сетуя на то, что лежу тут, вместо того, чтобы сражаться вместе с ним. Он быстро подошел ко мне, обнял и слегка постучал по спине, как брата. Отстранившись, пристально посмотрел на меня. На глубине его зеленых глаз отчетливо читалась боль, а на губах застыл вопрос. Я знал, о чем он хочет спросить, и мысленно благодарил за молчание. Слишком много сегодня справлялись о моем здравии. Мой кивок головы дал ему необходимый ответ, и он облегченно выдохнул.

– Так что произошло в том бою? Почему вы вообще ушли без моего приказа, без меня? – начал я выпытывать уже у Отая.

Мой друг побледнел, оседая возле моей лежанки. Беляй стиснул его плечо своими старческими пальцами в знак поддержки. Пауза затянулась. Я не торопил, лишь молча сверлил парня глазами, хотя тревога внутри меня росла комом с каждой секундой. И когда друг уже был готов нарушить тишину, к нам вошла Люта. В её руках была большая прямая доска, уставленная горшочками со стрепнёй. Она молча прошла к нам и расставила принесённое кушанье. Всё это время я наблюдал за ней как зачарованный, не мог оторваться. На миг даже забыл про разговор. Шаг её был лёгкий, руки работали быстро, браслеты, как и утром, игриво звенели, волосы растрепались по спине. Красивая. А вот глаз своих чарующих она не поднимала.

– Ты не останешься? – сорвалось с губ, когда она развернулась уходить. Я не собирался спрашивать, но её присутствие мне нравилось. Оно меня умиротворяло. Я хотел, чтобы она задержалась. Тем более, мне не помешал бы островок спокойствия в её лице, ибо разговор назревал тревожный.

– Вам нужно поговорить, – не оборачиваясь, сказала она и вышла.

Я проследил за ней, и когда дверь закрылась, снова перевел взгляд на друга, потом на его отца, возвращаясь к нашему разговору.

– Мы… Мы понесли потери, – еле слышно произнес Отай, сглатывая ком и опуская глаза, – четверых, если быть точным… – он сделал паузу, собираясь с духом, – и это еще не все, – он поднял глаза, – Драгош…его больше нет.

Голос сорвался, глаза парня наполнились слезами, и он снова их опустил. Капля скорби покатились по его щеками, капая с щетинистого подбородка. Мое сердце остановилось и ухнуло куда-то в тьму Пекла. Я же в эту секунду пожалел, что меня спасли. Меня, дурня, спасли, и что я сделал, как только открыл глаза? Отдыхал, набивал брюхо едой, да пялился на какую-то девку! Даже вечером я волновался о ней больше, чем за Отая, что явился со вздувшимися волдырями на груди. Ни разу за весь день в мою голову не пришла мысль о том, чтобы спросить о том, что произошло тогда в лесу, и как мои соратники. Я забыл обо всем, радовался солнцу и ветру.

Меня охватило чувство собственной мерзости и ничтожности, тошнило от самого себя. В ушах загудело, и я больше ничего не слышал. Новость меня будто обухом ударила, что даже помутилось перед глазами. Я привык, что всё всегда обходится. Драгош был рядом, сколько себя помню, был частью меня. Ни на секунду я не мог помыслить, что с ним что-то не так, что его больше нет. Мне хотелось заорать, да только горло сдавило так, что все слова осели внутри. Нет! Не может этого быть! – Рвалось из груди, но на деле я только качал головой. Мне это чудится, иль снится. А может, снадобье какое девчонка подсунула… Бесовьи проделки! Он жив, он точно жив. Горе начало затуманивать мою голову, а накатившая ярость придала сил. Я поспешно начал сминать сукно, заменяющее мне одеяло, готовясь встать.

– Дарьян, что ты делаешь? – ошарашенно глядя на меня, спросил Отай.

– Я должен его увидеть, – буркнул я, отталкиваясь руками от своей лежанки. Ноги ослабли и не позволяли мне подняться.

– Сядь, не дури, прошу тебя! Если ты не образумишься, то вслед за Драгошем мы и тебя потеряем! – взмолился друг.

– Он жив, – рыкнул я и все-таки встал, хотя немного пошатывался.

– Он МЁРТВ! – голос Беляя громом раскатился по клети, отскакивая от стен и врезаясь в мою грудь ядовитыми иголками. – Прими это. Пока ты был без сознания, мы возвели курган и провели тризну по погибшим.

Мы со стариком вперились друг в друга взглядами. Его седые брови сошлись на переносице, дабы придать взгляду суровости и строгости, но в глазах не было ничего, кроме затаённой скорби. В этот момент до меня дошло, что это ни сон, ни действие снадобий. Я действительно потерял друга, соратника и брата, пусть и не по крови. Ярость уступила место отчаянию. Силы меня покинули, ноги подкосились. Перед глазами всё поплыло, а затем и вовсе потух свет, погрузив меня в вязкий морок. Я рухнул обратно на свое лежбище, чудом не задев и не поколотив глиняные горшочки, которые стояли в ожидании и уже изрядно остыли. Сегодня так никто и не поужинал.