Читать книгу Жест Лицедея - - Страница 5

Как стать Лавриком

После нескольких попыток Наташа поймала конфету зубками. Откусила прямо из моих пальцев и долго молчала, о чём-то размышляя – это было видно по её глазам, смотревшим куда-то мимо меня. Потом сказала:

– Не знаю, кто он. Имя, дурацкое, как у клоуна. Меня это имя мучает много лет.

Снова поймала конфету ртом, и добавила:

– Лавриком я назвала игрушку в детстве. Тебя тоже так называла, когда злилась. Мне очень нужен Лаврик. Хочешь стать им? – она улыбнулась, и это, пожалуй, впервые, выглядело мило, по-доброму. Видно, шипучка расслабила её.

– Как мне им стать? И как он выглядит? – пожалуй, больше не стоит наливать ей вино, решил я. Хотя осталось там меньше четверти бутылки.

– Не знаю. Во сне он такой урод, – она хохотнула: – Как ты. Шерсть тёмная, рыжая с боков, морда обезьянки. Уши длинные, как у зайца. В общем, жуткое чудовище – таким он иногда снится мне. И я его ругаю, за то, что он меня оставил, когда был так нужен. Но это же только сон, правда?

– Правда, забавный сон. Но у меня же нет шерсти, – теперь и мне стало весело.

– Но ты же тоже урод, – привела она свой убедительный аргумент. – Урод и чудовище. И уши у тебя тоже большие, жаль, что не длинные.

– Но я же заметно похорошел, и скоро стану красавчиком. Смотри на меня, – я приблизил к ней лицо.

– Красавчиком? – она рассмеялась, качая головой. – Но, если честно, ты стал лучше.

Неужели, действует заготовка «Я хороший»? Или вино?

– Давай поцелуемся? – я ещё приблизился к ней. И зачем было спрашивать?

Чуть раньше, чем она это проговорила, мои губы успели коснуться её губ.

– Разрешу, только если станешь Лавриком, – она оттолкнула меня.

– Что я должен делать? – меня её близость начинала дразнить.

– Подчиняться мне во всём. Выполнять мои приказы, – она потянулась к чашке вина. – Ты должен быть полностью моим как игрушка.

– Ого, какие серьёзные требования! – я едва сдержал смех. – Какая будет награда, властная госпожа? Мы будем целоваться? – как же мне хотелось это сделать сейчас всерьёз. По-взрослому, чувствуя её приоткрытый рот, язык и трепет юного тела.

– Только ножки, – она мило улыбнулась.

–– Выше колена, – я поднял ставки.

– Если я сама того захочу, – она сделала глоток из чашки, не отрывая взгляда от моих глаз.

– А тебя не смущает, что мы брат и сестра? – я прищурился.

– А тебя смущает? Ты же трус, правда? Ах, как ты боишься! – она усмехнулась. – Ты всегда меня боялся, даже когда я была совсем маленькой. Помнишь, как я тебе разбила нос палкой, и ты плакал, побежал жаловаться папочке? А помнишь, как ты описался, когда я в темноте зашла в костюме ведьмы?

– Не помню, – вовсе не соврал я. – И я теперь вовсе не трус. Хочешь, проверь, – во мне шевельнулось желание рассказать о сегодняшнем случае в цирюльне, но я сдержался. Слишком о многом нужно было с ней поговорить, но нельзя все выплёскивать за раз, а то, знаете, нервные клетки не восстанавливаются. И так сказано слишком много. Даже неожиданно много. Главное, мне очень нравилось то, что происходило, между нами. Случилась какая-то феерия: отношений, чувств и сладких предвкушений. Чтобы расслабиться и уйти от эмоций, я рассказал ей пару забавных анекдотов, неизвестных в этом мире. Один Наташа не поняла, хотя он казался простым. А над вторым от души смеялась. Кажется, после этого анекдота она начала понимать, что сусел, вовсе не идиот, как представлялось раньше, и вдобавок обладает неплохим чувством юмора.

А потом она почему-то спохватилась, решила, что ей пора в свою комнату.

Я проводил её до середины коридора и неожиданно для себя спросил:

– А знаешь кто я на самом деле?

– Знаю, – она рассмеялась: – Жалкий придурок, который мечтает целовать мои ноги.

– Чуточку не угадала. Я – маг Герфилд, – ляпнул я перовое пришедшее на ум заковыристое слово.

Это её рассмешило ещё больше, чем последний анекдот.

– Думаешь, это смешно?! Хочешь, докажу прямо сейчас?! – изначально я хотел пустить мышку, но подумал, что мышка может напомнить ей о случае в столовой с Леной, вдобавок, мне бы пришлось зависнуть, чтобы проникнуть в её восприятие. Так что, мышка отпадала. А испытать «Щит Ахилла» ещё раз – было самое то. И сказал: – Сожми кулачки покрепче и попробуй ударить меня изо всех сил. Давай! Не бойся! Я продемонстрирую магическую защиту.

– Хочешь получить по носу? Отлично! Ну, давай! – она сделала шаг ко мне.

И здесь произошёл казус: я отвлёкся на звук открывшейся двери и голос Ирины Львовны. В этот миг её маленький, но удивительно крепкий кулачок врезался мне точно в нос. Хуже того: тут же последовало ещё пара ударов в левый глаз и по губам. В довершение всем неприятностям из разбитого носа тут же брызнула кровь, тёплой струйкой потекла в приоткрытый от удивления рот.

– Чёрт! Ты точно дурак! Зачем на это напросился?! Я почти поверила, что ты на что-то способен! Идиот ещё! – Наташа приложила ладошку к моей щеке, испуганно огладывая моё лицо, потом обернулась на лестницу. – Мама идёт! Беги к себе! – последние слова она сердито прошептала.

Однако Ирина Львовна уже поднялась, увидела нас и ещё издали почувствовала неладное:

– Что у вас происходит? – раздался её голос ещё с лестницы.

Я посуетился ответить раньше Наташи:

– Мам, только не беспокойся. Мы шутили с Наташей, и случайно она попала мне по носу. Сущая мелочь.

– Мелочь?! – увидев меня, она остановилась, а потом сделала несколько быстрых шагов. – У тебя пол лица в крови и губа напухла. – Наташа, что это значит?

– Да я не думала, что так выйдет. Он сам попросил ударить, – Наташа отошла в сторону.

– Что значит сам?! Сам он не мог такого попросить! – Ирина нахмурилась, поглядывая на дочь, возвращая взгляд ко мне.

– Но он же ненормальный, а значит мог, – усмехнулась юная графиня.

– Так и было, мам. Я хотел ей показать приёмы самообороны, но чуть неудачно вышло. Отхватил по носу. Что здесь такого? – едва касаясь, я ощупал саднящую губу, пальцы липли от крови. – Любой парень должен получить по носу много раз, прежде чем станет мужчиной.

– В общем так! Наташа, иди в свою комнату, я зайду к тебе позже. А Саша идёт со мной. Хоть в порядок тебе приведу, – сказала Ирина Львовна.

Кстати, я не ожидал, что она может так строго разговаривать с дочерью. Вроде ничего особого не сказала, а голос такой, что попробуй, воспротивься. Но Наташа воспротивилась:

– Мам, я же это сделала. Я сама его приведу в порядок. А ты иди в свою комнату.

И этого я точно не ожидал. Наташа рулит мамой?

– Мне приятно, что ты хочешь позаботиться о Саше, – на губах Ирины Львовны проступила улыбка.

– Но он же Лаврик. Я должна заботиться о Лаврике, хотя он бесит меня, – она подошла и взъерошила мои волосы.

«О, Перун! Чудесны дела твои сегодня!»

– Хорошо, если нужна вата, можешь взять у меня, аптечка знаешь где, – Ирина было собралась идти к себе, но повернувшись, добавила: – Я хотела поговорить с тобой перед сном. Сразу скажу: завтра с утра мы уезжаем в Сидé, на открытие ипподрома вместе с Владимиром Ильичом. Он очень сожалел, что я не привела тебя на вечер к Гроздоским. Настоял, чтобы мы сопровождали его в поездке. Саш, а ты извини, – она перевела взгляд на меня, – но карету предоставляет сам Владимир Ильич, а там осталось всего два свободных места. Тебе придётся несколько дней побыть без нас.

Вот такой поворот. А я рожей не вышел. При чём в самом прямом и скверном смысле. Хотя я вовсе не горел желанием сопровождать принца. Жаль только, что его будет сопровождать Наташа. Мы едва так приятно сблизились и вот тебе облом.

– Идём в ванную, – Наташа ткнула меня пальцем в бок.

– Я сам справлюсь. Умоюсь и всё, – я направился к ванной, когда «мама» уже открыла дверь в свою комнату. – Если не сложно, принеси вату, нос заткнуть. И если ты постоишь рядом, мне будет очень приятно.

– Я приду сейчас. Принесу вату, лейкопластырь и бодягу, – сказала Наташа и пошла к лестнице.

С ней в самом деле что-то происходило. Только бы завтра утром она не стала прежней стервой, ненавидящей меня, вернее сусла, которым я вынужден быть. «Разве перемены в сознании могут произойти так быстро? – размышлял я, заходя в ванную. – Такое ощущение, что лопнула какая-то оболочка, окружавшая милую ведьмочку, и теперь передо мной проступала она настоящая».

Кровь ещё не засохла и отмылась сразу. От холодной воды боль притупилась, осталось ощущение тяжести в губах и под глазом. Вообще результат очень неожиданный: такие резкие, сильные удары маленькими девичьими кулаками! Может ей показать что-нибудь из муай тай? Научить её для прикола «сок ти» и «сок клаб». Представляя, как это исполняет юная графиня, я рассмеялся. Ну, как говорится, вспомни чертёнка, и он появится – она уже стояла у меня за спиной.

– Давай намажу, – она держала открытой маленькую баночку с какой-то бурой гадость.

Позволил только для того, чтобы почувствовать прикосновение её пальчиков.

Она наносила мазь аккуратно на припухлость под глазом.

– Признай, что я больше не урод, – попросил я, наслаждаясь её близостью.

– Нет. Ты всё равно урод. Ещё какой! – это она произнесла с улыбкой. – Лаврик не может быть красивым.

– Жаль, что ты завтра уедешь, – я любовался ее синими глазами. – Мне бы хотелось повторить сегодняшний вечер. И я буду ревновать тебя к принцу.

– Думаешь я горю желанием ехать? Просто это нужно сделать, – она стала серьёзной, не сердитой, а именно по-взрослому серьёзной, какой я её прежде не видел. – Нашей семье нужна поддержка в противостоянии с Троцкими. Хотя ты это вряд ли понимаешь. Возможно, чем-то поможет этот дурачок Володя. Терпеть его не могу.

– Очень хорошо, понимаю, – отозвался я. – И нам нужно вернуть Чашу Никорпа. Возможно, последние наши трудности из-за утраты этой реликвии.

– Не ожидала от тебя… – она закрыла склянку и поставила на бортик раковины.

Я неожиданно обхватил её за талию и поцеловал в щеку.

– Нет! – юная графиня оттолкнула меня. – Разрешаю только ножку.

– Выше колена, – решил я, опускаясь.

Она промолчала. Откинув край её халата, я замер, глядя на тонкие розовые трусики, потом поднял взгляд, чтобы увидеть её лицо. Она смотрела сверху с надменной улыбкой. Ну точно, госпожа, доминанта. Затем положила ладонь на мою голову и прижала меня к своей ноге так, что губы оказались на её колене. Я со вкусом втянул в себя нежную кожу и тут же услышал:

– Поцелуй должен быть влажным и страстным! Разве ты не знаешь?

Ого! Не может быть, чтобы это исполнял сусел! Не верю я! Но это неверие не мешало мне подчиниться: я очень даже увлажнил её колено и даже чуть выше несмотря на то, что болели опухшие губы. Потом пришла опасная мысль: Ирина Львовна наверняка зайдёт сюда перед сном. Что будет если она застанет нас в такой опасной позе?

– Наташ, мама может зайти, – я поднял голову.

– Какой ты трус! – она тихо рассмеялась.

– Давай пойдём в мою комнату? – предложил я.

– Нет! Всё, хватит с тебя сладенького. И вообще ты этого не заслужил, – она оттолкнула меня и поправила халат. А потом вдруг сказала. – Ну-ка, покажи свой отросток.

Вот тут у меня челюсть отвисла вместе с опухшей губой. Не слишком ли ты смелая девочка?

– Боишься, что мама зайдёт? Нет, ты меня испугался, да? – спросила она, видя мою растерянность. – Всё равно я всё видела вчера. Давай, показывай, – настояла она.

Имелась маленькая проблема. Вернее, не маленькая, учитывая единственное достояние сусла. Отросток уже был несколько возбуждён с того момент, как я заглянул к ней под юбку. И это забавное состояние никуда не делось. Ну, ладно, я не трус. Неторопливо я расстегнул брюки, старательно прислушиваясь к звукам в коридоре: пока слух радовала тишина.

Ещё немного, вот и явился он перед ней, во всей красе. Или правильнее сказать длине. И как результат – смех в её глазах. Мне казалось, что они смотрят больше в мои глаза, чем на него. Может ей была интересна лишь моя реакция, моё поведение? Проверяла стушуюсь ли я?

Она коснулась его указательным пальчиком и провела от основания до кончика. Конечно, он вздрогнул от этого и не один раз. Потом нажала на кончик, точно на красную кнопку.

– Дёргается, потому что хочет меня? – спросила юная графиня.

– А у тебя там мокренько не стало? – ответил я, опасаясь, то эта девочка сейчас доведёт меня до очень горячей точки и добавил: – Очаровательное зрелище, правда? Ты же такое видишь первый раз? – не только же ей стебаться надо мной. Пусть признает, полную некомпетентность в столь интимных вопросах.

Она не успела ответить – послышались шаги в коридоре. Каким-то чудом я успел спрятать своего торчащего друга, и повернуться к умывальнику. В ванную вошла Ирина Львовна.

– Кровь остановилась, потом опять начала течь, – объяснил я ей раньше, чем она успела что-либо спросить. – Сейчас уже выходим.

Утром случилось много суеты: откуда-то появилось ещё двое слуг, которых я не знал, но они знали меня, обращаясь к моей важной персоне с подобающим уважением, но с едва уловимой усмешкой в глазах. Эти два мужичка, вероятно бывшие братьями – уж больно похожие внешне: чернявые, худые, шустрые – спускали на первый этаж немалый багаж, который приготовила Ирина Львовна в дорогу. Им же помогал дворецкий Никифор Тимофеевич. Помогал скорее словом: стоял, подбоченившись и указывая какую коробку куда ставить. Пять коробок с платьями, два чемодана, корзина и саквояж – не слишком ли много на двух женщин, пусть даже графинь.

Видимо моя мачеха решила всерьёз заняться очарованием мужского окружения Его Высочества. Кстати, перед сном я нашёл портрет принца в одной из газет, которые стопкой лежали в коридоре на тумбочке: страшненький типок лет двадцати пяти, с большим ртом и глазами вытаращенными, точно изо всех сил срать хочет. Из статейки я понял, что он помешан на римской культуре и собирается переименовать Сидé в Цезарию, и построить там свой Колизей. Не римских масштабов, зато с гладиаторскими боями, как в древности. И вот ещё: он принц вовсе не наследный. Имелся у него старший брат с куда большим влиянием на высокое общество нашей славной империи.

А потом пришла карета. Чёрная с позолотой, большая, запряжённая шестёркой гнедых, а главное, с большим багажным отделением позади. Ведь я уже распереживался, куда вместится столько женского барахла. Стебусь, конечно. Всегда забавляло трепетное отношение женщин к шмоткам и дорожным сборам.

– Саш, – Ирина Львовна отвлекла меня в сторону. Мы зашли в гостиную и там она сказала: – Не знаю, когда мы вернёмся. Нам очень важно укрепить отношения с Владимиром Ильичом. Там же будут другие очень влиятельные люди. Даже кто-то из Сталиных. Пойми меня правильно: я всё-таки слабая женщина, и мне придётся… – она не договорила, наверное, не найдя подходящих для меня слов. Пожала плечами и добавила. – Никифора Тимофеевича я проинструктировала, оставила ему деньги на продукты и на хозяйство. Кстати… – она засуетилась, открыла сумочку и извлекла несколько купюр. – Вот тебе, может пожелаешь что-то себе купить. Пожалуйста, не уходи из дома далеко и надолго. А если уходишь, попроси кого-нибудь из прислуги сопровождать тебя. Помнишь, как ты потерялся в прошлом году? Я не хочу, чтобы подобное повторилось. Все. Нам, пора, там уже ждут.

Меня так и подмывало спросить: «А можно Леночку? В смысле, сопровождать меня…». Но такая шутка развеселила бы только меня, поэтому воздержался.

– Мам, – я её остановил у двери.

Она повернулась, а я обнял и поцеловал её, хитро угодив в краешек губ.

– Саш… – она улыбнулась и покачала головой. Потом сказала такое, что во мне что-то встрепенулось. – Ты становишься похож на отца. Даже не знаю чем. И от этого в сердце тревожно.

От её слов что-то во мне встрепенулось. Может быть взбрыкнула какая-то родовая память в теле сусла. А может что-то вроде совести: зачем я играл сразу с двумя дамами? Да ещё какими дамами! И вдобавок Лена… Но я такой был всегда. В том мире, мире Ашанов-Айфонов, меня влекло сразу к разным девушкам. Старался добиться их, дарил цветы, водил в кафе, а потом к себе домой. Случались неприятные пересечения и следствие – сердечные скандалы. Несмотря на то, что я был неплох собой и очень активен с дамами, всё равно мне с ними как-то не везло. Все увлечения были коротки и прерывались, причём не по моей инициативе. Может быть в этом мире я подсознательно решил перейти на какой-то новый уровень донжуанства, познать женщин с полной, бессовестной жадностью и глубиной?

У двери Наташа на прощание сказала мне:

– Веди себя хорошо, Лаврик, – и при этом бросила короткий взгляд в сторону столовой. Я был уверен, что в этот миг она вспомнила о Лене, с которой я теперь оставался практически наедине.

– Выше колена! – сказал я в ответ слова ясные только нам двоим.

Она же в ответ улыбнулась той самой улыбкой, которая меня сразила вчера вечером. Стало ясно, что я перестал быть для неё прежним суслом, от которого якобы тошнит.

Когда карета умчалась, постукивая по мостовой, я разжал руку со смятыми купюрами: двести пятьдесят рублей. Плюс больше двух сотен лежало у меня в шкафчике. Нормальные бабки. До возвращения дорогих мне женщин, я мог провести время весьма приятно. Граф я или хрен собачий? А граф должен жить с кайфом. Даже всплывала мысль, а не посетить ли Романские термы, о который так восторженно отзывался цирюльник? Не прогуляться ли по местным кабакам? Просто так, в познавательных целях.

Вот только времени на кайф оставалось немного, особенно учитывая запланированные пробежки, упражнения с гантелями, короткие, но всё же тренировки по муай тай – всё это я включил в обязательную программу по превращению сусла в нового, вполне уважаемого человека – молодого графа Разумовского. Уж поверьте, я умел быть трудолюбивым, если ставил для себя действительно важные цели.

Разумеется, в преобразовании сусла занятия с Весериусом и выполнение зданий магистра выдвигались на первое место. И последующие три дня я провёл в очень насыщенном освоении сложных навыков, которые мне передал наш родовой Хранитель. Заметили это слово «наш»?

Да, я всё реже оглядывался на прежнюю жизнь, в которой я был каким-то Алексеем Степашиным, и уже в полной мере связывал себя с древним графским родом. Даже как-то между делом, ознакомился с историей рода и пробежался по основным вехам становления Российской империи. Попутно удивили кое-какие исторические реалии этого мира.

Например, Рим так и остался крепкой империей, подмявшей пол себя всю Западную Европу по западные окраины Польши. А Польша – это Россия! Я ржу! Вот ещё прикол: в Египте до сих пор правят фараоны. На высочайшем троне, ярко освещённом солнцеликим Ра, ныне восседает Клеопатра XII. Счёт у них римский, чтобы не расслаблялись на арифметической простоте. А маги египетские считаются если не самыми сильными в мире, то точно самыми коварными.

За эти насыщенные дни я научился, пускать довольно сложные ментальные заготовки прикосновением к руке или контактом с любой другой открытой частью тела субъекта. Это уже не простенькие игры в комара или мышь, а кое-что посложнее. Главное, теперь не требовалось тратить время на подозрительные зависания в поиске узлов восприятия. Я мог будто невзначай дотронуться чьей-нибудь руки, и этот человек увидел бы, например, огромного рычащего пса – по сути иллюзию, управляемую мной. Имелась уже такая заготовка «Пёс». Правда, такое у меня получалось не всегда. И пока со значительным трудом и большими затратами магической энергии.

Но это цветочки. Ягодка в том, что мне поддалась одна из главных техник школы «Жест Чародея», названная «Маска Эсхила». Суть её в том, что я научился менять своё лицо на некоторое время – пока не иссякнет запас энергии. Причём это ненастоящее лицо – вернее весь облик, фигура, привычные жесты, мимика – воспринимали совершенно все, кто смотрел на меня. Да, пока «Маска» выходила нестойкой, наверняка вызывающей сомнения. Внимательные глаза заметили бы, что фальшивое лицо словно чуть подёргивается, расплывается. Держать чужой образ мне удавалось не более минуты-двух – эта «ягодка» быстро высасывала мои небольшие силы. Однако это было серьёзным достижением, что отметил магистр Весериус. Так сказал, когда мне удалось это:

– Чёрт дери! Я не ошибся, ты в самом деле очень одарённый именно в ментальных школах. Польщу тебе, подобное лицедейство я постигал полгода при очень хорошем наставнике. Так и хочется спросить, как ты это делаешь, фальшивый граф Разумовский?

– Я не фальшивый граф! – рассмеялся я и ткнул себя пальцем в грудь. – Эта тушка, принадлежит самому настоящему графу, его сиятельству Сашеньке Разумовскому.

– Ах, да, да! Как я забыл! – маг шлёпнул себя по лбу – любил он паясничать.

Свободное время, а его имелось лишь какими-то урывками, я спускался в хозяйственное крыло особняка и общался с Леночкой. Так, например на второй день, мне удалось добиться от неё сдержанного поцелуя. Правда очень короткого. Я бы назвал его «поцелуй напуганной девочки». Именно девочки – не дамы. Пытался уговорить её прийти ближе к ночи в мою комнату, но она увиливала, и даже мою комнату теперь убирала не Леночка, а её тётушка – Пелагея Никоновна.

Но на четвёртый день случилось кое-что очень интересное. Об этом я сейчас всецело исповедуюсь.