Читать книгу Идеальные - - Страница 8

Алабама

Тремя месяцами ранее

Чикаго, штат Иллинойс

Каждый пятничный вечер Алабама проводила одинаково: она посещала своего врача, которого на дух не выносила. Алабама недолюбливала его по нескольким причинам, но наибольшую неприязнь у нее вызывали его носки.

В принципе, Алабама ничего не имела против толстых коротких носков белого цвета. Да, смотрелись они объективно уродливыми, но в сочетании с объективно уродливыми белыми ботинками легко превращались в модный тренд (доказательство тому – сестры Хадид). Однако врач Алабамы не был модником. На самом деле, он вообще не следил за модой. Доктор Кит Свинкл носил белые гетры с коричневыми лоферами. И это доводило Алабаму до белого каления. Неужели ему в жизни не встретилась ни одна женщина, которая посвятила бы его в таинства моды?

– Итак, расскажите мне, – призвал доктор Свинкл, постучав ручкой по своему блокноту с линованными страницами. Он сидел, скрестив ноги и обнажив худые лодыжки. – Почему вы считаете, что ваша жизнь изменится к лучшему, если вы поедете в Исландию?

Второй ужасный недостаток доктора Свинкла заключался в том, что он был чудовищно любопытным. Совал свой нос буквально во все. Алабама понимала, что задавать вопросы – его работа. Но было что-то неприятное в том, как именно он их задавал, как наклонялся вперед так, что штанины брюк задирались выше лодыжек. Иногда брючины поднимались так высоко, что Алабама видела тонкие светлые волоски, покрывавшие кожу над носками Свинкла.

– Ну, во-первых, я почувствую себя счастливей, если мне удастся улучшить сетевое взаимодействие. Нестабильность в работе – одна из основных причин депрессии. Вы сами это знаете. – Алабама могла побиться об заклад, что доктор Свинкл этого не знал. Она тоже не знала, пока не вычитала в журнале, стоя в очереди к кассе в магазине. Обычно она предпочитала кассы самообслуживания, но в тот день очереди туда были даже длиннее, чем в обычные кассы. Проблема заключалась в том, что люди с огромными тележками, забитыми доверху разнообразными товарами, создавали столпотворение и мешали другим людям – таким, как Алабама – пришедшим в магазин только за тушью для ресниц да дезодорантом и действительно заслуживавшим более быстрой очереди.

– А вы испытываете депрессию?

Алабама тяжело вздохнула:

– Нет. Но однажды я в нее впаду, если ситуация не улучшится.

Доктор Свинкл кивнул и записал что-то в блокнот. В худшие дни своей жизни Алабаме приходилось даже сжимать кулаки, чтобы не протянуть руку и не выхватить у него этот злополучный блокнот. Иногда Алабама едва могла думать из-за того, что за каждым ее высказыванием следовало раздражающее чирканье ручки по бумаге. Царап-царап-царап…

Скрестив ноги и покачивая стопой, она начала разглядывать кабинет. В нем не было ни одной фотографии, даже малюсенькой. «Должно быть, у доктора Свинкла нет семьи», – подумала Алабама и почему-то внезапно расстроилась. И за него, и за себя.

– Итак, вы полагаете, что поездка в Исландию придаст вам уверенности в отношении работы, – закончив записывать, проговорил доктор Свинкл.

Алабама сняла ногу с ноги и стала ждать продолжения вопроса, но его не последовало. Доктор Свинкл сам смотрел на нее выжидающе; его ручка зависла в воздухе над противным блокнотом.

– Да, – односложно ответила Алабама, потому что в эту игру можно было поиграть вдвоем. Постаравшись надеть на лицо ничего не выражавшую маску, она посмотрела доктору Свинклу прямо в глаза.

К ее разочарованию, это не возымело на него никакого действия. Доктор даже не моргнул. А Алабаму поразили его очень сухие глаза. «Вот почему он не женат, – предположила она. – Из-за этих сухих глаз. У него, наверное, по всему дому разбросаны глазные капли. Кому захочется выходить замуж за человека, у которого во всех комнатах и кабинетах стоят пузырьки с растворами для промывания глаз?»

Не выдержав игры в молчанку, Алабама добавила:

– В Исландию также поедет одна женщина-инфлюенсер. Ее зовут Холли Гудвин, и у нее уже миллион подписчиков. Она – настоящий ас. – Алабама вспомнила последний пост Холли, который она лайкнула только пятой, хотя настроила оповещения в своем телефоне, чтобы успеть первой. Пост был посвящен волшебному смузи, который Алабама поспешила купить в тот же день, даже заплатив за ускоренную доставку. Очно она никогда не встречалась с Холли, и лишь по этой причине они еще не стали подругами. – А вы знаете, что сказала Опра Уинфри? – добавила Алабама. На этот раз – просто потому что ей захотелось поболтать. – Она сказала: «Окружай себя теми людьми, которые сделают тебя лучше». Из меня вышел неплохой инфлюенсер, но, встретившись с Холли, я стану еще лучше. Я в этом уверена.

Эту цитату Опры Уинфри Алабама нашла в том же журнале, в котором прочитала о депрессии. Она чуть было не купила этот журнал, чтобы вырвать заветную страницу и прилепить ее скотчем к холодильнику. А не купила его Алабама только потому, что ее муж, Генри, постоянно ныл о том, что их бюджет не резиновый, и требовал от Алабамы умерить аппетиты и покупки на «Амазоне». А недавно он и вовсе предложил ей сократить походы в «Старбакс» и хотя бы раза два в неделю заменять латте с обезжиренным молоком напитком домашнего приготовления (сам Генри пил лишь черный кофе и не понимал, что домашний латте по вкусу не сравнится с фирменным).

– Это Опра Уинфри сказала? – приподняв бровь, спросил доктор Свинкл.

– Да, – резко ответила Алабама. – Можете проверить сами, если мне не верите.

Доктор Свинкл еле заметно кивнул ей и опять записал что-то в блокноте. Возможно, он делал пометы о ее реакции. Однажды, когда Алабама была еще маленькой, одна учительница записала в ее табеле успеваемости: «Алабама не выносит критики в свой адрес и склонна вступать в спор, когда ей делают замечания». Прочитав эту запись, мать Алабамы закрыла глаза и сделала несколько продолжительных глубоких вдохов, как будто изо всех сил старалась не закричать. Выглядело это довольно комично, потому что мать Алабамы кричала нечасто. Обычно, когда ей действительно, судя по виду, приспичивало закричать, она вместо этого наливала себе стопку водки «Серый гусь».

До чего же Алабаму раздражали эти записи! Ее охватило очень сильное, почти неодолимое желание рассказать об этом Селесте. Ей стало бы намного легче, поговори она с подругой о докторе Свинкле. Вот только Алабама не могла, потому что Селеста была не в курсе ее визитов к нему. Не то чтобы Алабама желала непременно сохранить это в тайне. Просто Селеста всегда делала такое лицо, когда речь заходила об ее дочери – точнее, об ее повышенной нервной возбудимости, – как будто у Беллы и вправду могло однажды снести крышу.

Алабаме это не нравилось, и ей совсем не хотелось, чтобы подруга посмотрела и на нее с таким же выражением на лице.

«Мне снос крыши не грозит, так что увольте».

– Алабама?

Она вскинула глаза. Доктор Свинкл перестал писать и смотрел на нее с маленькой, но заметной складочкой между бровей. Судя по всему, он ждал от нее ответа, и это тоже раздражило Алабаму: он же даже не удосужился задать ей вопрос!

– Я спросил, как вы себя чувствуете на новой дозировке? – сказал доктор Свинкл.

Он произнес эти слова медленно, так, как говорила иногда сама Алабама, когда ощущала чрезмерное нетерпение. Ей захотелось выпалить докторишке: «Раз ты такой любопытный, тогда будь добр – не бормочи свои вопросы себе под нос». Но Алабама этого не сказала, потому что понимала: он сочтет ее комментарий «непродуктивным». Доктор Свинкл частенько употреблял это словечко. Для него все было либо продуктивным, либо непродуктивным, черным или белым, без пограничной «серой» зоны между вещами и явлениями.

И Алабама пожала плечами:

– Прекрасно.

Доктор Свинкл явно хотел услышать от нее более подробный отчет. Алабама все отлично понимала, но на этот раз ей действительно нечего было сказать. Каждый день в последний месяц она опрокидывала на ладонь маленький белый пузырек, брала двумя пальцами таблетку и щелчком отправляла ее в унитаз. Доктор Свинкл неминуемо пришел бы в ужас, признайся она ему в этом. Иногда Алабаме хотелось рассказать ему все – просто для того, чтобы увидеть его реакцию. Но она достаточно хорошо владела собой, чтобы этого не делать. Доктор Свинкл непременно сообщил бы Генри, не погнушавшись нарушить врачебную тайну.

Препарат, которым он ее пичкал, был антипсихотическим. Алабама узнала об этом после того, как допила все таблетки из первого пузырька и решила прочитать о нем в Интернете. Слово «антипсихотик» до сих пор вызывало у нее злость и даже бешенство.

Алабама была кем угодно, но только не психопаткой.